Глава седьмая. Ноулз поработал на славу

Ноулз поработал на славу. В коридоре, объятом пламенем, не осталось живых врагов. Красные мундиры удерживали лестницу, перезаряжали мушкеты и стреляли, им было нипочем, что ступеньки стали скользкими от крови. Потом за дело взялись стрелки, штуцера прошивали свинцом гостиную на первом этаже, а майор Керси с саблей в руках гнал солдат в спальню, к окну, и кричал:

– Прыгай!

– Ниже прицел! Ниже! – громыхал внизу Харпер, командуя стрелками.

В гостиную проникали гусары, кашляли от дыма. Красномундирники сыпались из окон второго этажа, строились во дворе. Не появлялся один лишь Шарп.

– Его нет! – Майор Керси схватил Ноулза за плечо. – Убираемся! Могут конницей ударить!

Девушка исчезла за дверью. Шарп кинулся следом, заметив мимоходом статую Девы Марии; в ее ногах трепетали огоньки многочисленных свечей. Вспомнилось, как католики из роты говорили, что сегодня, то есть вчера, – пятнадцатое августа, Успение Пресвятой Девы Марии; прямо-таки на руку, ведь за дверью – чернильная мгла.

Капитан прихватил свечу и побежал вдогонку за стихающими шагами. Оступившись на скользкой ступеньке, он не удержался на ногах. И выругался. Его место – в роте, нельзя гоняться за незнакомой девчонкой лишь потому, что у нее длинные черные волосы, как у Жозефины, и стройная фигурка, и вообще она красотка, каких поискать.

Но эта ночь выдалась не для осмысленных поступков, а для безумного угара, для игры ва-банк – Шарп лишь сообразил, что она была в плену, а значит, враги почему-то сохранили ей жизнь, а значит, эта девушка нужна и ему.

Здравый смысл испарился на нижних ступеньках. Он знал, что лестница состоит из четырех маршей и нижний ведет в подвал. Шарп летел по нему, почти забыв осторожность, и вдруг навстречу взметнулась белая рука и раздался тихий возглас. Путь им преграждала дверь, через щели в филенках просачивался свет, однако ничто не говорило, что там кто-то затаился. Вопреки предостережению незнакомки, Шарп распахнул дверь. В погребе висела лампа на крючке, а под ней, лицом к двери, стоял улан с мушкетом при штыке. Он бросился вперед, видимо, больше надеясь на штык, чем на пулю, но уж в чем, в чем, а в таких поединках Шарп собаку съел. Он подпустил штык поближе, шагнул в сторону и даже не нанес удара, а лишь подставил клинок под живот противника.

Потом его чуть не стошнило.

Погреб был сплошь забрызган кровью – в нем убивали десятками самых изощренных способов. Вдоль стен стояли пустые стеллажи для винных бутылей, а на полу чернела испанская кровь; расплываясь в глазах, как в кошмарном сновидении, лежали изувеченные трупы. Молодых и старых, мужчин и женщин – всех умертвили с изуверской жестокостью.

У Шарпа родилась страшная мысль, что это, возможно, происходило вчера, как раз в те часы, когда он рассматривал долину с холма, когда он считал, что в селе нет мирных жителей. Он лежал в балке, солнце грело спину – а в винном погребе медленно, в чудовищных муках погибали мирные жители. Невозможно было пересчитать скорченные трупы, даже представить, как пытали этих людей перед смертью. Среди них были и дети – совсем малыши, вряд ли понимавшие, что происходит. Их, конечно, убили на глазах у матерей.

Шарп стоял, охваченный бессильной яростью, а девушка ходила в сумраке и склонялась над мертвецами.

Снаружи донесся залп. Рота пробилась! Наверняка!

Шарп схватил девушку за руку.

– Идем!

– Нет!

Она кого-то искала. Переворачивала трупы, презрев окружающий ужас. Зачем среди мертвецов поставили часового?

Шарп прошел мимо нее, взял фонарь и услышал стон из дальнего темного угла старого винного погреба. Услышала и девушка.

– Рамон!

Шарп наступил на безжизненную плоть, поморщился, угодив лицом в паутину, и наконец смутно разглядел мужчину, прикованного к стене. Некогда было рассуждать, откуда на стене винного погреба взялись кандалы. Капитан поднял фонарь – то, что он принял за цепи, оказалось кровавыми следами. Человека не приковали к каменной стене, а прибили заживо.

– Рамон! – Девушка скользнула к распятому, безуспешно задергала гвозди, а Шарп поставил фонарь на пол и стал бить о шляпку гвоздя бронзовой рукоятью палаша. Бил то справа, то слева, слыша топот копыт за стеной, крики и залпы, бил в лихорадочной спешке, и наконец гвоздь вышел, из раны потекла свежая кровь. Опять залп, опять топот; Шарп все стучал и стучал, и в конце концов пленник получил свободу.

Англичанин отдал девушке палаш и взвалил Рамона – или как его звали на самом деле? – на плечо.

– Пошли!

Девушка провела его через дверь, в которую они входили, по ковру из крови и трупов. Фонарь в ее руке осветил крышку люка. Шарп опустил на пол стенающую ношу, приналег плечом, и порыв свежего ночного ветра развеял зловоние крови и мертвечины. Стрелок выпрямился и с удивлением обнаружил, что люк открылся за каменной оградой, и тут же сообразил: его тут соорудили, чтобы не загромождать подвозимым провиантом двор и кухню. Он оглянулся и увидел роту – солдаты спокойно уходили колонной по трое.

– Сержант!

Харпер обернулся, и в сполохах пожара Шарп увидел на его лице огромное облегчение.

Капитан спрыгнул в подвал за раненым, поднял его, уложил на землю, выбрался сам и протянул девушке руку. Не обращая на него внимания, она вылезла сама, перевернулась на спину и встала – Шарп мельком увидел длинные обнаженные ноги.

Солдаты весело загомонили, и Шарп сообразил, что они посмеиваются над ним. Рядом был Харпер, хлопал по спине, болтал какую-то ерунду – мол, мы думали, что вы заблудились, – затем поднял раненого на закорки и побежал к роте, а капитан в первый раз за эту ночь увидел в темноте всадников.

Харпер отдал раненого в колонну. Ноулз ухмылялся, глядя на Шарпа, Керси многозначительно показывал на девушку.

– Заряжены? – спросил Шарп, имея в виду мушкеты. Ему пришлось крикнуть – со стороны горящего дома доносился громкий треск.

– Большинство, сэр.

– Продолжать движение! – Шарп легонько подтолкнул Ноулза в сторону ячменного поля, и тот повел роту под надежный покров тьмы.

Сам капитан обернулся к дому Морено – посмотреть, чем занимается кавалерия. Харпер был рядом, семистволка грозно глядела в сторону всадников. «Сколько они чухались, прежде чем отважились высунуть нос за ворота?» – подумал Шарп. Минут семь-восемь, решил он, вряд ли больше. За это время рота успела выпустить по ошеломленному врагу семьсот или восемьсот пуль, поджечь дом, спасти Керси, девушку и испанца.

Он улыбнулся.

– Справа! – крикнул Харпер.

Дюжина улан – цепью, смертоносные наконечники пик мерцают над самой землей, кони скачут рысью. С фланга врезать хотят, понял Шарп. Но время еще было.

– Стой! Напра-во!

Колонна смешалась, останавливаясь. Образовались три шеренги – неровные, но ничего, сгодятся.

– Задняя шеренга, кру-гом! Держать тыл!

Шеренга развернулась, изготовившись встретить атаку с тыла.

– Передняя! Целься в живот! Прочистим им кишки! Пли!

Случилось то, чего не могло не случиться. Вражеский строй смешался, падали кони, уланы вылетали из седел.

– Нале-во! – Снова рота стала в колонну. – Вперед! Быстрей!

Они спешили к полю, к несжатому ячменю. Сзади участился топот копыт, но заряженных мушкетов осталось слишком мало, чтобы сдержать новый натиск. Пора драпать.

– Бегом!

Люди припустили что было сил, позабыв про свою ношу, и Шарп услышал стон. Не время считать раненых. Он повернулся и заметил улан, отчаянно шпорящих коней. Один из них направился к Харперу, но тот отбил пику короткой винтовкой и здоровенной ручищей выдернул поляка из седла, выкрикивая гэльские ругательства. Ирландец поднял улана, как невесомое перышко, и швырнул под копыта другого коня.

Позади Шарпа хлопнул винтовочный выстрел, рухнула еще одна лошадь, и сквозь шум стычки донесся голос Хэгмена:

– Готов!

– Назад! – крикнул Харпер, которого настигали всадники.

Внезапно под ногами Шарпа зашуршал ячмень – он побежал, и в эти мгновения сигналы трубы ничего не значили для него. Он просто спасался бегством, помня индуса с нацеленной пикой, отчаянные и тщетные попытки уйти от наконечника…

Вдруг раздался ликующий возглас Харпера:

– Уходят! Получили по зубам, ублюдки! – Сержант засмеялся. – Победа, сэр.

Шарп опустился на землю и перевел дух. Над полем висела неестественная тишина – оборвалась пальба, смолк топот конницы. Видимо, французы были не в силах поверить, что на деревню напало всего полсотни англичан – красные мундиры и белые ремни внушали мысль, что остальная британская пехота затаилась во мгле и бросать улан под мощные залпы целого полка – безумие.

Шарп прислушивался к тяжелому дыханию солдат, к стонам тех, кого несли, к возбужденному перешептыванию людей, победивших в неравном бою. «Какова цена?» – подумал он и повернулся к Харперу.

– Цел?

– Да, сэр. А вы?

– Царапины. Потери?

– Точно пока не знаю, сэр. Джим Келли плох.

В голосе Харпера звучала печаль, и Шарп вспомнил маргаритки, вплетенные в косы дородной Прю Бакстер. Сколько недель тому назад она вышла замуж за маленького ирландского капрала? По пальцам можно сосчитать.

– Кресакра задело, но он ничего, держится. Все-таки двоих потеряли. Во дворе остались, я видел.

– Кого?

– Не знаю, сэр.

Англичане уходили в холмы, на высоту, недоступную для конницы, и добрались до лощины, когда над далекими восточными холмами уже серел рассвет. Надо было поспать, солдаты скорчились на земле, как убитые испанцы в винном погребе. Кое-кому выпало караулить на кромке оврага, и хотя у солдат глаза покраснели от усталости и слезились от порохового дыма, они ухмылялись, когда Шарп отбирал их и расставлял на посты. Девушка сидела рядом с Керси, перевязывая ему ногу, а Ноулз хлопотал над другими ранеными.

Шарп приблизился к нему.

– Ну что?

– Келли отходит, сэр.

Пуля вошла капралу в грудь, и Ноулз вытаскивал клочья мундира из жуткой раны – блестящие ребра, булькающая кровь. Казалось чудом, что Келли еще жив. Кресакр получил свинец в бедро, рана была чистая, он ее сам и перевязал, клятвенно обещая, что все будет в порядке, и извиняясь перед Шарпом таким тоном, будто свалял дурака.

В роте оказалось еще двое тяжелораненых, обоим досталось от сабли, но за их жизнь можно было не бояться. Мало кто обошелся без ссадин, синяков и тому подобных следов ночного приключения.

Шарп пересчитал живых. Ночью из лощины вышло сорок восемь рядовых, три сержанта и два офицера. Четверо солдат не вернулись. Капитана охватила усталость с примесью облегчения. Он ожидал потерь куда посерьезнее. Когда умрет Келли и ляжет в неглубокую могилу, погибших будет пятеро. Уланы, наверное, потеряли втрое больше.

Шарп обошел всю роту, похвалил и поблагодарил каждого, кто не спал. Его слова явно смущали рядовых. На бегу они вспотели, а теперь дрожали на холодном ветру и изо всех сил боролись со сном, глядя воспаленными глазами на далекую зарю.

– Капитан Шарп! – Керси стоял на незанятом клочке земли. – Капитан!

Шарп спустился к нему по обрыву.

– Сэр?

Керси яростно сверкал глазками-бусинками.

– Шарп, вы что, сумасшедший?

Не сразу его слова проникли в сознание Шарпа.

– Виноват, сэр?

– Что вы наделали?

– Что наделал? Выручил вас. – Шарп ожидал благодарности.

Керси поморщился – не то от боли, не то от непроходимой тупости собеседника. Заря уже заливала долину, вырисовывая детали: людей вповалку, кровь на мундирах, злость на лице Керси.

– Вы дурак!

Шарп задушил в себе ярость.

– Сэр?

Керси махнул рукой в сторону раненых.

– Куда их теперь девать?

– Понесем к своим, сэр.

– Понесем к своим, сэр! – передразнил Керси. – Двадцать миль по бездорожью? Вас сюда послали, чтобы вы помогли вынести золото. А не геройствовать у черта на куличках!

Шарп набрал полную грудь воздуха, подавив соблазн заорать в ответ.

– Сэр, без вас у меня не было бы шансов убедить Эль Католико, чтобы тот отдал золото. Я так рассудил.

Керси посмотрел на него, покачал головой из стороны в сторону и показал на Джима Келли.

– И по-вашему, дело стоило вот этого?

– Генерал сказал, что золото крайне необходимо, сэр, – спокойно ответил Шарп.

– Необходимо-то необходимо, но ведь это всего-навсего добрый жест перед испанцами.

– Да, сэр. – Шарпу было недосуг спорить.

– Ладно, хоть их спасли. – Майор указал на двух испанцев.

Шарп взглянул на смуглую красавицу.

– Их, сэр?

– Дети Морено. Тереза и Рамон. Французы их держали за живцов, надеялись, что Морено или Эль Католико попробуют отбить пленников. По крайней мере, мы заслужили их благодарность, а это, может, полезнее, чем золото для них выносить. Да и вообще, сомневаюсь я, что золото там.

В склон долины вонзился яркий солнечный луч. Шарп заморгал.

– Виноват, сэр?

– А чего вы ждали? Здесь французы. Может, уже прибрали золото к рукам. Неужели вам это не приходило в голову?

Приходило, но Шарпу не хотелось посвящать Керси во все свои мысли. Если французы обнаружили золото, то, как пить дать, отвезли его прямо в Сьюдад-Родриго. Керси толком ничего не знает, это ясно.

Шарп кивнул.

– Сэр, они вам что-нибудь говорили насчет золота?

Майор пожал плечами – напоминание о плене пришлось ему не по вкусу.

– Мне не повезло, Шарп. Понятия не имел, что тут уланы. – Он отрицательно покачал головой и устало добавил: – Нет. Ничего не говорили.

– Значит, еще не все потеряно, да, сэр?

Майор указал на Келли и с горечью произнес:

– Скажите это ему.

– Есть, сэр.

Керси вздохнул.

– Простите, Шарп. Вы не заслужили упреков. – Он задумчиво помолчал несколько секунд и спросил: – Вы хоть понимаете, что завтра они пойдут за нами?

– Французы, сэр?

Майор кивнул.

– А то кто же? Ложитесь-ка спать, капитан. Часа через два вам придется держать оборону.

– Есть, сэр.

Поворачиваясь, Шарп встретился взглядом с Терезой. Девушка смотрела на него совершенно равнодушно, как будто спасение и двое врагов, павших от их рук, ничего для нее не значили. «Везунчик этот Эль Католико», – подумал Шарп, засыпая.

Дата добавления: 2015-08-21