Учебное пособие 51 страница

Воздействие экзистенциализма на молодежь проявилось в различных вариантах "бунтов на коленях" – это "сердитые молодые люди", "битники", "хиппи" и т.п. В Париже были модными "экзистенциалистские кафе" с обязательным черным потолком, дабы посетителям было легче сосредотачиваться на переживании "тоски", "тревоги", "абсурда" и даже "тошноты". К.Ясперс писал в 1951г: "Когда в Париже молодой человек эксцентрично одевается, позволяет себе свободу в эротических связях, не работает, проводит жизнь в кафе, то говорят, что он – экзистенциалист; полвека тому назад в Берлине ведущего такую жизнь молодого человека назвали бы ницшеанцем. Но первый имеет так же мало общего с Сартром, как и второй с Ницше. Они читали этих философов, но их не понимали, ограничившись присвоением многозначных формулировок из их захватывающих трудов, при неумении методически мыслить".

Разрушение старых ценностей при невозможности найти новые объединяло определенные круги молодежи (студентов, интеллигентов, художников) общим весьма туманным протестом против существующей действительности, против лидеров, партий и программ. Спасти может только чисто духовная революция, выход из парадоксов современности нужно искать единственно в неизведанных глубинах человеческой души.

Интересно, что Камю выступал против моды игры в "отчаяние" и "мировую скорбь" как продукта интеллектуального убожества. В 1948г. он писал: "Верно, что люди моего поколения видели слишком много, чтобы мир мог сохранить для них видимость "розовой библиотеки". Они знают, что есть тюрьмы и казни на рассвете, что невинность часто убиваема, а ложь торжествует. Но это – не отчаяние! Это – ясность. Подлинное отчаяние означает слепоту. Оно примиряется с ненавистью, насилием и убийством. С отчаянием такого рода я никогда не соглашался". Однако, так или иначе, в массовое сознание идеи экзистенциализма вошли именно как пессимистическое учение об абсурдности человеческого существования.

К концу ХХ века экзистенциализм утратил свое былое влияние. Однако его идеи не ушли в забвение. Они до сих пор находят определенные отзвуки в сознании людей. Вот любопытный факт. В коне 70–х годов в Америке работали "учебные семинары Эрхарда" (ЭСТ), через которые прошли десятки тысяч людей. Человек на этом семинаре два уикэнда не принадлежал себе, жил в суровых условиях. Ему внушали "основы мировоззрения": если ваша жизнь не сложилась, в этом виноваты вы сами, и только вы сами, а не люди, вас окружающие, и тем более не общество. Вернер Эрхард поучал: в мире нет различий между плохим и хорошим, поражением и победой. Отбросьте моральные оценки, существующие в вашей голове, и принимайте мир таким, каков он есть. И не воображайте, что вы можете из него вырваться. Как только вы это поймете – все прояснится. И вот результат. Один человек, прошедший семинар, признался: "Раньше я всему придавал значение. Теперь я не волнуюсь. Несколько недель назад мой сын и два–три его друга попали в автомобильную катастрофу и получили травмы. До ЭСТ я бы считал это важным событием и очень бы волновался. А сейчас об этом совсем не думаю".

Комментарии излишни.

ФРАНКФУРТСКАЯ ШКОЛА

Франкфуртский институт социальных исследований был основан в 1923 году. Его начальная ориентация – работа в области истории социализма и рабочего движения. Директорами института были австро-марксист Карл Грюнберг, Фридрих Поллок. После того, как в 1931 г. директором института стал Макс Хоркхаймер (1895–1973) институт стал ориентироваться на социально-философскую проблематику, на комплексное исследование современного общества. В 1933 г. институт переехал в Женеву (часть сотрудников образовала филиал в Париже), затем в 1938–39 гг. Хоркхаймер с группой сотрудников переезжает в США, возрождает институт в Нью-Йорке при Колумбийском университете. В 1950 г. институт восстанавливается во Франкфурте-на-Майне.

В школу входили Теодор Адорно (1903–1969), Герберт Маркузе (1889–1979), Эрих Фромм (1900–1980), Юген Хабермас (Г.р.1929) и др.

На начальном этапе в философских построениях Франкфуртской школы использовались некоторые идеи Маркса, элементы гегельянства, фрейдизма, экзистенциализма. Общая эволюция шла от политико-экономического анализа общества в сторону его критики. Особое внимание уделялось проблеме управления общественным сознанием через “массовое искусство”, “индустрию культуры”, “массовые коммуникации”. Становятся типичными темы: фашизм, нацизм, сталинизм, индустриальное общество, проблема человека. Франкфуртцы поставили задачу создания “критической теории общества” (инициаторы - Хоркхаймер и Маркузе), провести “тотальную” критику всего социального познания, идеалистически-метафизических и сциентистски-позитивистских концепций.

В программной работе Хоркхаймера “Традиционная и критическая теория” (1937, второе издание – 1968) говорится о том, что традиционные социальные теории следуют как за образцами за науками о природе, стремятся образовать согласованную систему понятий и подвести предметное содержание под мысленные конструкции. В этом плане подвергаются критике Макс Вебер как выразитель стремления социологии ориентироваться на естественные науки, Карл Мангейм за представление о возможности беспристрастного познания истины, критикуются утопические концепции идеального общества, основанного на всемогуществе науки.

Обычно социология исходит из «субьектно-объектной» модели, в которой на одной стороне – знание, на другой – “обстоятельства дела “. Хоркхаймер предлагает позицию “критической” теории, где субъект (ученый) и объект (факты) должны рассматриваться как исчезающие моменты, диалектически обуславливающие и переходящие друг в друга. Это – “тотальная” практика, в ней происходит “отнесение гипотез к фактам”. В качестве познающего субъекта нужно брать не отдельного индивида а общественного человека, представляющего собою “тотальность” всех социальных определений. Предметом социального познания должна быть вся система деятельности, “праксис”, вся система отношений между природой, обществом и человеком.

При исследовании этой системы выявляются два пласта деятельности: целенаправленная, сознательная и стихийная, бессознательная. В этой системе, с одной стороны, – рациональность индивида, а с другой, – стихийность общественных процессов. В силу такой ситуации человек оказывается в конфликте с самим собой.

Хоркхаймер выступает против таких социальных теорий, которые стремятся образовать согласованную систему понятий. Такие теории не пригодны для практического использования. “Критический” способ мышления определяется категорией противоречия; использование же противоречия разрушает дедуктивную связь понятий.

“Критическая теория” утверждает “несостоятельность целого”, всего общественного устройства. Она – против навязывания индивиду со стороны общества форм и границ деятельности как “естественных” и “неизменных”. Подвергаются критической рефлексии понятия лучшего, полезного, целесообразного; показывается, что они имеют социально обусловленное содержание, полезное для существующего. “Критическая теория”, по Хоркхаймеру, не ориентируется на приращение знания, а имеет целью “эмансипацию человека от порабощающих отношений”.

Маркузе полагает, что подлинный предмет “критической теории” – “Будущее”, понятное как радикальное отрицание “данного”. В книге “Разум и революция” (1941) говорится, что “критическая теория” должна доказать неистинность “данного”, “фактического”. Диалектика понимается Маркузе как негативная диалектика; позитивная, утверждающая является, по его мнению, самопротиворечием, абсурдом. В “критической теории” большое место отводится фантазии. “Выходя за пределы наличного, она может предвосхитить будущее".

Критикуя традиционную диалектику, Маркузе считает, что в ней искажено понимание соотношения необходимости и свободы. “Люди верят, что их отношения друг к другу проистекают из объективных законов, которые действуют с необходимостью физических, и их свобода заключается в приспособлении их индивидуального существования к этой необходимости. Поразительно конформистский скептицизм сопровождает, таким образом, развитие современного рационализма. Чем больше разум торжествует в технологии и естественных науках, тем менее охотно откликается он на требование свободы в общественной жизни человека.”

Франкфуртцы говорят о том, что идет “ликвидация” традиционной философии, что ее содержательные моменты уходят из философии в сферу социального знания. Франкфуртцы ведут критику рационализма.

В совместной работе Хоркхаймера и Адорно “Диалектика просвещения” (написана к 1944 г., вышла после войны, в 1948), то, что раньше называлось рациональностью, например, у Вебера, они назвали просвещением. Проблема рациональности связывается ими с проблемой власти. Цель рационализации – овладение внешней и внутренней природой, сам принцип рациональности совпадает с принципом воли к власти. В работе предполагается критическое переосмысление истоков цивилизации.

Самый первый акт рационального овладения природой, опирающийся на волю и разум, – первоначальное грехопадение человечества. Человек противопоставил себя природе, отпал от нее, противопоставил ее себе как объект, что-то безжизненное, неодушевленное, бессмысленное. В дальнейшем это вылилось в стремление к полной автономности разума от каких-либо природных уз и к господству над природой. Человек подчиняет природу посредством труда. Но, подчиняя природу, он изменяет и самого себя, искореняет в себе все непосредственное, формирует в себе твердый, “мужской” характер. В дальнейшем господство над природой трансформируется в господство человека над человеком. Но дело не только в этом.

Порабощение природы привело к болезненному расстройству разума. Господствующий рационализм сопровождается самообманом относительно своего истинного положения в мире. Подлинное содержание мира, насильственно рационализируемое человеком, все больше заслоняется образом самого человека. В итоге рационализация уродует человека, вносит раздор в отношения людей к природе и друг к другу.

В работе “Диалектика просвещения” Адорно и Хоркхаймер говорят о пути разума - разум стал техничным, а не критичным, он стал чисто инструментальным, контролируемым системой. “Мы живем в тотально административном обществе”, над населением возвышается “техническй аппарат и владеющие им социальные группы“, «служа аппарату, индивид исчезает». “Система” использует мощный аппарат культурной индустрии, создаются примитивные, единообразные ценности, блокируется инициатива и творчество. Просвещение превращается в свою противоположность.

Возмездие просвещения – отчуждение. Все рассматривается через призму власти, научных абстракций. В частности, провозглашается математически мыслимый мир единственно мыслимым. Происходит “аннигиляция” индивидуальностей, “индустрия сознания”. В ХХ веке создаются “псевдо-коллективы”, состоящие из псевдо-индивидуальностей. Отчужденная культура обслуживает волю к власти. Истинная культура, истинное искусство противостоит рациональному миру всеобщего насилия и эксплуатации и поэтому с необходимостью “выталкивается” этим обществом и его “функционерами”. Отсюда – конфликт истинного искусства с массовой публикой.

Финал всего этого процесса – люди впадают в “коллективное безумие”, будь то мировые войны, фашизм или истерия антисемитизма. “Помрачение разума” наглядно проявляется в истреблении природы и массовом уничтожении людей.

В книге “Помрачение разума” Хоркхаймер, продолжая критику рациональности, пишет: “Формализация разума ведет к парадоксальной ситуации культуры. С одной стороны, в нашу эпоху достигает своей кульминации разрушительный антагонизм самости и природы, антагонизм, в котором концентрируется история нашей цивилизации. Мы видели, как тоталитарное стремление укротить природу редуцировало ego, человеческий субъект до роли простого орудия репрессии. Все иные функции самости, выраженные в общих понятиях и идеях, были дискредитированы. С другой стороны философское мышление... пришло к отрицанию существования этого антагонизма или к забвению о нем.” В настоящее время “болезнью затронут сам костный мозг духовной жизни, то есть сознательность в ее предельном понятии или его собственная сокровенная природа.”

Хоркхаймер говорит о болезни разума, ее породила “жажда человека господствовать над природой”. Затем в индустриальном обществе “мышление теперь может служить какой угодно цели - порочной или благой. Оно – инструмент всех социальных действий, устанавливать нормы социальной или частной жизни ему не дано, ибо нормы установлены другими... Разум совершенно порабощен социальным процессом. Единственным критерием стала инструментальная ценность, функция которой – господство над людьми и природой”.

“1.Природа представляется простым инструментом в руках человека, объектом эксплуатации, которая при отсутствии цели не знает ограничений. 2.Мышление, не обслуживающее определенные групповые интересы, считается поверхностно бесполезным. 3.Такая умственная деградация вполне устраивает власти предержащие, с помощью прирученных “мыслителей” удобно контролировать капитал и рынок труда. 4. Массовая культура навязывает образ жизни, принятый теми, кто, ненавидя, на словах тем не менее восхваляет его. 5.Продуктивная способность рабочих подчинена техническим требованиям, а городские власти определяют стандарты по собственному усмотрению. 6.Обожествление промышленной деятельности не знает пределов. Несуетность воспринимается как порок, если время бездеятельности превышает то, которое необходимо на восстановление сил. 7.Значение “продуктивности” соизмеряется термином “пользы”, соотносимой с властными структурами, а не со всеобщей необходимостью”.

А где же выход? Традиционная философия не дает ответа. Выход где-то “за пределами” исчерпавшей себя субъективности, на пути возрождения “коллективистских” принципов. Надо как-то снова примирить “разум” и “природу”. Нужно противостоять “духу коммерческой культуры”. “Критическое” мышление должно помочь индивиду выстоять под натиском тотальности, уклониться от организации, которая навязывается авторитарными режимами.

Сегодня еще не поздно не смириться с атмосферой автоматизированного общества. Философия, как минимум, помогает в этом своей критикой этого общества.

Адорно критикует “организованное общество”, в котором рационализация подчиняет каждого индивида, исключает социальную активность. Это общество разобщает людей, создает мощную “индустрию культуры”, которая заполняет все свободное время каждого человека, чтобы вбить в голову государственный порядок как закон всей его жизни, основу его духовной структуры. Важная роль в этом “тотальном” процессе духовного порабощения человека принадлежит культуре. Сам процесс культуры квалифицируется как рост, расширение и углубление организованного господства над людьми.

В противоположность позитивистской социологии, которая стремится к “объективности”, устранению “субъективных привнесений” в объект исследования, “критическая теория” предполагает “субъективный”, “тенденциозный”, “партийный” момент как обязательный в социологическом исследовании. Общество, как совокупность насильственно связанный друг с другом элементов, неизбежно опосредовано человеческим духом, с его субъективностью и тенденциозностью. И сам социолог также не может быть беспристрастным. Адорно подчеркивает, что познающий субъект обязан участвовать в преобразовании общества в соответствии с тем, как он считает, что должно быть.

“Негативная диалектика” Адорно исходит из критического отрицания существующего. Адорно любил повторять, что дело человеческого разума – подвергать сомнению все на свете, в том числе – и даже в особенности – самого себя. В работе “Негативная диалектика” (1966) он утверждает необходимость абсолютного, тотального отрицания. Благим может быть только негативное, нетождественное, нерешенное. Диалектическое мышление должно снова основа преодолевать свою понятийную структуру, чтобы выразить невыразимое, постичь непостижимое, сказать несказанное.

Адорно говорит: задача негативной диалектики – перевернуть ложную уверенность философских систем в господстве общего над индивидуальным. Иллюзия, что бытие доступно мышлению. Реальность – не есть нечто рациональное, скорее она есть нечто разорванное и неуспокоенное. Нужно развеять ложные образы реальности.

“Негативная диалектика” – это не диалектика рационального типа, а некий синтез непосредственного, природного и рационального, понятийного. Эта диалектика ориентируется не сколько на науку, сколько на искусство, художественное мышление. Характерно, что в более ранней работе “Философия новой музыки” (1949) Адорно выступает как апологет новой венской школы (А.Шёнберг, А.Берг, А.Веберн). В идейной основе этой школы он видел философию отчаяния. “Истинным” в искусстве может быть лишь отрицание, абсурд.

Адорно говорит, что в традиционном понимании субъект и объект взаимоопределяют друг друга. В логике субъект высказывания – то, что подлежит определению. Но, с точки зрения негативной диалектики, в обществе ситуация иная. Социальный субъект не определяется через объект, не отражает объект, а определяет себя в различных социальных институтах, т.е. объективируется.

Маркузе утверждал, что культура угнетает человека и как социальное, и как биологическое существо (подчиняя своей деспотической власти всю структуру его инстинктов). “В своей всеобщей форме специфически западная идея разума осуществлялась в системе материальной и интеллектуальной культуры (экономике, технике, “образе жизни”, науке, искусстве), которая находит свое полное развитие в индустриальном капитализме, и система этого разума обнаруживает тенденцию к специфическому типу господства, который становится судьбой современного народа, – к рациональной бюрократии.”

Культура склонна к саморазрушению. В частности, “искусство разделяет судьбу всякой истинной человеческой коммуникации: оно отмирает”. Все, созданное на основе разума, по Маркузе, обнаружило свою неразумность, рациональность обернулась иррациональностью. Отсюда вывод Маркузе о возможности “качественно новой рациональности”.

Маркузе говорит о “недостаточном радикализме”, “недостаточной революционности” диалектики Маркса. Переход от настоящего к будущему должен быть “тотальной революцией”, абсолютным разрывом с настоящим. Это возможно потому, что между настоящим и будущим нет общих соединительных звеньев, как нет таковых между Добром и Злом. Маркузе выступает за такую рациональность, которая высвободит человека из-под гнета норм культуры. Используя идеи Фрейда, Маркузе говорит, что нужно снять запреты, наложенные культурой, “принципом реальности” на “принцип удовольствия”. Он считает, что проблему взаимоотношений личности и общества можно решить на основе биопсихического переустройства человека. К человеку должна прийти сила отрицания извне, на основе образа будущего. Ликвидация всех запретов, наложенных культурой и цивилизацией на “принцип удовольствия” будет в глазах большинства выглядеть как нечто неразумное иррациональное. Но на самом деле это акт высшего разума.

В книге “Одномерный человек” (1964) Маркузе говорит о том, что индустриальному обществу удается решить две проблемы: расширить внутренний рынок и теснее привязать трудящихся к существующей системе производства и потребления, “интегрировать” их экономически. Рабочий, имеющий собственную квартиру, машину, холодильник, телевизор и. т. д. – это иная социальная фигура, чем пролетарий Х1Х века, едва зарабатывавший себе на жизнь. Теперь рабочий заинтересован в нормальном функционировании хозяйственной системы. Люди потеряли способность встать в оппозицию к существующему обществу. Человек потерял социально-критичкское измерение, стал человеком одного измерения, которое задается ему “обществом потребления”. Массы – совокупность “одномерных” людей. “Сейчас идеалы автономии личности, гуманизма, трагической и романтической любви отошли в прошлое, а если и используются, то лишь как орудие в борьбе Востока и Запада. Эти ценности имеют значение лишь в контексте пропаганды, они сами стали элементами массовой культуры.” Современное индустриальное общество с “одномерным человеком”, наделенным “одномерным мышлением”, является конечным итогом развития науки Нового времени.

Чтобы выйти из тупика, нужно взорвать утвердившийся способ бытия, опираясь на принципиально новый “жизненный проект”. Речь идет о каком-то качественно новом типе рациональности. “Критическая теория призывает к выдвижению нового проекта, который продемонстрировал бы более высокую рациональность.”

Маркузе говорит, что весь мир, окружающий современного человека, имеет политическую природу. Мир – это политика, прямое, косвенное или символическое угнетение. Поэтому истинна только одна форма борьбы – политическая; все другие не касаются сути дела, а поэтому служат укреплению существующего строя.

Маркузе выступает за социальный катаклизм, радикальный переворот. Нужно опереться на “варварские”, “первобытные”, “стихийные” силы человеческой души. Революционная инициатива от “одномерных” людей переходит к “аутсайдерам”, которые не смогли или не захотели приспособиться к “буржуазной цивилизации”, которые находятся вне господствующей системы и меньше всего поддаются ее растлевающему влиянию (люмпен-пролетарии, люмпен-буржуазия, люмпен-интеллигенция). Особая роль отводится молодежи. Маркузе также апеллирует к искусству – сюрреализму.

Социальная революция в концепции Маркузе сочетается с сексуальной революцией – раскрепощением эротических влечений человека. В книге “Эрос и цивилизация” он требует “тотальной эротизации” всех человеческих отношений. Политический радикализм сочетается с моральным радикализмом, отказом от существующей морали.

Хабермас призывает вместо проблемы отношения к природе поставить на первый план проблему отношений между людьми. Нужно изменить систему общения, “ликвидировать” идеологию, перейти к “коммуникативной рациональности” общения свободных от принуждения людей.

Франкфуртцы считали, что на место “буржуазного индивида” должна прийти иная личность. В ее основе будет некое эстетическое начало, “самоуподобление” личности природным стихиям, “саморастворение” личности в окружающих личностях. Индивид становится открытым для истинного наслаждения (слияния с природой и другими людьми).

Франкфуртская школа существовала более сорока лет, она распалась как школа в середине 70-х годов. Идеи франкфуртской школы, ее “критическая” направленность, стали теоретическим основанием движения “новых левых”, способствовали формированию умонастроения протеста и разрушения, политического экстремизма.

“Новые левые” вначале (50-60-е гг.) представляли собою элитарное литературно-философское течение “социально-критических” интеллектуалов. Затем они распространили свое влияние на молодежь, студенчество. Идеологи “новых левых” среди студенчества (Марио Савио, Руди Дучке, Д.Кон-Бендит, С.Кармайкл) считали своим учителем Маркузе. “Новые левые” абсолютизировали насилие и террористические методы борьбы. Они выдвинули концепцию революции “для” народа, но против него, поскольку он не понимает своего собственного блага в силу своей “одномерности”. Движущая сила революции – аутсайдеры. Нужно отказаться от парламентских методов борьбы. Нужно спровоцировать демократические режимы с тем, чтобы они обнаружили свою “фашистскую” сущность.

“Новые левые” выдвинули тезис о “молодежном расизме”, согласно которому “молодое” и “старое” поколения противостоят друг другу как два враждебных класса. Проповедник контркультуры Норман Браун в конце 60-х годов писал: “необходимо сказать нашему младшему поколению, что реальная борьба не в политической сфере, а в том, чтобы положить конец всякой политике”. От политики – к поэзии, к искусству.

В.Рейх вслед за Маркузе утверждал, что человеческая цивилизация носит репрессивный характер, она основана на подавлении естественных человеческих инстинктов и влечений. Подлинная должна снять все запреты, уничтожить все репрессивные нормы и ограничения.

Франкфуртская школа получила широкий международный резонанс именно в связи с распространением движения “новых левых”.

Дата добавления: 2015-08-21