Берлин, май 1866 г.

Седьмого мая, в пять часов вечера, возвращаясь домой из королевского дворца, Бисмарк шел среди деревьев по средней аллее Унтер‑ден‑Линден. Да, это была та самая аллея, на которой зимней ночью два года назад он дал себе слово вычеркнуть Кэтти из своего сердца и забыть о ней навсегда. Но мало ли слов мы даем себе только для того, чтобы нарушить их при первой возможности? А возможности – и еще какие! – были, и не только те, о которых он писал Иоганне. И, честно говоря, ради такой возлюбленной стоило нарушить любые обеты…

Впрочем, стоп! Ни в одном из воспоминаний Бисмарка о роковом событии 7 мая 1866 года не сказано, о чем он думал, идя в тот день по Унтер‑ден‑Линден. Зато достоверно известно вот что. Подходя к Русскому посольству, он увидел на углу двух мужчин – крупного, пожилого, в сутане, и молодого – хлипкого и невзрачного. У них были явно недружелюбные лица. Бисмарк прошел мимо, но вдруг услышал позади себя два пистолетных выстрела. Не думая, что это имеет к нему отношение, он машинально повернулся и сквозь пороховой дым увидел всего в трех шагах от себя того маленького, молодого – тот с улыбкой целился в него из револьвера. Бисмарк тут же перехватил его правую руку в запястье – как раз в тот момент, когда юноша выстрелил в третий раз, а другой рукой Бисмарк схватил юношу за шею. Но юноша быстро перебросил револьвер из правой руки в левую, прижал дуло к пальто Бисмарка и выстрелил еще дважды, насмешливо усмехаясь в уверенности, что уж эти‑то выстрелы в упор сделают свое дело.

«И, действительно, при последнем выстреле я почувствовал, что ранен смертельно. Это был момент, когда, как обычно говорят про последний час, вся моя жизнь, включая жену и детей, промелькнула передо мной со скоростью света».

Но как только Бисмарк пришел в себя, он увидел направленное на него ружье, которое, впрочем, тут же отстранила рука в белой офицерской перчатке. Это были гвардейцы, которые маршировали неподалеку, на Линден. Прибежав на выстрелы, они увидели крупного мужчину, державшего за горло хлипкого юношу, и решили, что это он на того напал. Слава Богу, их офицер опознал Бисмарка и отвел ружье от его головы.

Солдаты заломили убийце руки за спину, а Бисмарк предупредил:

– Осторожнее, он нам нужен живой, а не мертвый, – и пошел домой.

Ребро болело, но, к своему изумлению, он легко добрался до дома. У него было ощущение, что случилось чудо. Дома он быстро миновал гостиную, где за обеденным столом уже сидели гости, заперся в кабинете и обследовал себя. Он нашел дыры в своем пальто, пиджаке, жилете и рубашке, но пуля скользнула по шелковому исподнему, не затронув кожу. Ребро болело, но боль скоро прошла. Такое случается, когда ребро пружинит от удара, и на нем остается только красная гематома. Примерно то же самое случилось с его ребрами. Или сила выстрела была неполной, поскольку дуло револьвера было прижато к его пальто.

Переодевшись, он зашел в гостиную, поцеловал в лоб Иоганну и сказал:

– Не пугайся, любовь моя, какой‑то тип в меня стрелял, но по милости Божией я остался невредим.

Еще не пробило шесть часов, следовательно, прошло не более получаса после покушения, как приехал король, который сам встал из‑за супа, чтобы поздравить Бисмарка со счастливым исходом покушения. Бисмарк вышел к нему навстречу.

– Господи, Отто! Что случилось? – спросил Вильгельм.

– Успокойтесь, ваше величество! Демократы решили проверить, правда ли, что у вас железный канцлер.

– И что?

– Как видите, я даже стальной.

Едва уехал король, как один за другим стали прибывать находящиеся в Берлине принцы королевского дома, которые присоединились к гостям, сидевшим за столом и выпивающим за здоровье Бисмарка. Чем далее распространялось известие о покушении, тем все более увеличивалось общество. Генералы, министры, посланники, почитатели и друзья, даже его политические противники – все спешили нанести визит.

Когда известие о покушении появилось в вечернем приложении к газетам, народ столпился на Wilhelmsplatz и под окнами дома Бисмарков на Wilhelmstrasse; музыкальные ферейны исполнили для него серенаду, и он в первый раз сказал речь из окна своего дома.

Наутро мальчишки‑разносчики газет бегали по улицам с криками:

– Демократ стрелял в Бисмарка и промазал!

– Рядом с киллером стоял священник!

– Рука Ватикана направляла руку стрелявшего!

Действительно, утром восьмого мая Бисмарку сообщили, что покушавшегося на него юношу зовут Фердинанд Блинд, он сын сбежавшего в Лондон радикального социалиста Карла Блинда, и на рассвете, в тюремной камере он покончил с собой, перерезав вены.

«Правда, одновременно появилась карикатура, – напишет впоследствии Бисмарк, – на которой покушение было изображено таким образом: черт перехватывает предназначавшиеся мне пули со словами: „Он принадлежит мне!“».

Дата добавления: 2015-09-03