Глава 8. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. Лосский

Николай Онуфриевич Лосский, в отличие от большинства русских фи­лософов, прожил долго — 95 лет (1870—1965). Став профессором философии в 1916 году, в 1922 был выслан из России. Долго преподавал в Чехослова­кии, потом в США. Умер в Париже. Считал себя создателем философской системы, которую сам назвал «интуитивизмом Лосского».

О сознании говорил много, но, на мой взгляд, неинтересно. Тем не менее, его взгляды оказались точкой опоры для многих философов, напри­мер, Шпет разбирает Лосского с удовольствием, хотя и не любит. Поэтому он определенно составил страницу в русской философии сознания.

Вероятно, первые упоминания сознания он делает в «Обосновании ин­туитивизма», которое создает в 1906 году. Я сомневаюсь, потому что он го­рит в этой работе идеей создания «теории знания», и понять, что он говорит здесь о сознании, можно только сличив эту работу с его «Введением в фило­софию» 1911 года. Там те же самые места относятся теперь не к знанию, а к сознанию. В качестве примера приведу положение, которое поминает и Шпет, очевидно, считая его исходным в понятии сознания Лосского. В 1906 году оно заучит как обоснование совсем новой философии:

«...мы должны прибегнуть к крайне своеобразному методу, именно строить философские теории, и при том прежде всего теорию знания, не опираясь ни на какие другие теории, то есть не пользуясь утверждениями других наук.

Говоря точнее, этот необычайно своеобразный метод состоит в следую­щем: теорию знания нужно начинать прямо с анализа действительных в дан­ный момент наблюдаемых переживаний» (Лосский, Обоснование интуити­визма, с. 10).

Основное — Море сознания— Слои философии— Слой 8

В 1911 году то же самое место повторяется с уточненным смыслом: «...теория знания должна, не опираясь ни на какие предвзятые учения об отношении между я и миром, начинать просто с анализа состава сознания и точного описания элементов и отношений, которые найдутся в нем» (Лосский, Введение в философию, с. 256).

Пожелание, что называется, благое. Действительно, почему бы не на­чать умствовать с простого и насколько возможно точного описания явле­ния? Пусть такое описание при первой же проверке окажется недостаточно точным, но тогда его можно уточнить. Так начнется движение к истине.

Не надейтесь, ничего подобного Лосский в действительности не делает. Пожелание так и остается пожеланием. В «Обосновании интуитивизма», зая­вив: сейчас опишу, как все есть, — он тут же бежит по проторенной фило­софами дорожке сдавать экзамен на знание западной философии. И сначала долго и нудно ругает «догматические предпосылки докантовского эмпириз­ма», а потом «догматические предпосылки докантовского рационализма».

Во «Введении» же он разбор предшественников делает до этого заявле­ния и потому имеет возможность заняться исследованием «состава созна­ния» и описанием его частей. Вместо этого он делает вот такое заявление:

«Отбросим действительно все предвзятые представления о мире, душе, теле человека и т. п. и сосредоточимся на рассмотрении фактического состава та­ких проявлений сознания, которые выражаются словами "я радуюсь ", "я хочу слушать музыку", "я вижу звезды на небе ", "я ощупываю что-то жесткое ", "я знаю, что 2*2 = 4"» (Там же, с. 256—257).

Почему вместо рассмотрения состава сознания нам подсовывается «рас­смотрение состава проявлений сознания», я не понимаю. Но то, что это вовсе не описание сознания и вовсе не непредвзятое, то есть иное, чем использовались в философии, убедительно показывает Шпет в «Сознании и его собственнике», о котором речь впереди. Так что я их даже разбирать не буду. Лучше приведу еще одну более удачную попытку описания сознания, сделанную Лосским.

«Если условиться называть то, чем я "обладает " (радость, желание, види­мые звезды и т. п.), словом содержание сознания, то состав сознания можно будет описать следующим образом: всякий факт сознания есть нечто, по крайней мере трехчленное, именно всякий такой факт возможен не иначе, как там, где есть 1) я, 2) содержание (любое нечто) и 3) отношение "обладания"между я и содержанием.

Благодаря этому отношению между я и содержанием (любым "нечто "), можно сказатъ,что я есть сознающее, а содержание — сознавае­мое» (Там же, с. 257).

В этой попытке описания Лосский остался все тем же философом, кото­рому не удалось сбежать от своей тени — философского образования. А зна­чит, от собственного сознания, содержащего все те же понятия. Если бы он не замахивался на что-то неимоверно небывалое, его построения были бы

Глава 8. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция

пусть небольшим, но действительным приобретением русской философии. Впрочем, необычайного не получилось, но приобретение все-таки есть.

Впервые отчетливо сказано, что в сознании есть как сознавание, так и осознанные содержания. Упомянутые в связи с сознающим Я, они становят­ся мостиком, перекинутым от вопроса Владимира Соловьева: чье сознание? — к работе Шпета «Сознание и его собственник». Работы, в которой Шпет много и тонко издевается над Лосским. Но при этом он, как мне кажется, не замечает в силу профессиональной слепоты вот этого «сверхнового» описа­ния сознания.

Ничего действительно нового в нем, вроде бы, нет. Но если исходить из того, что для всех европейских философов сознание есть сознавание по об­разцу Декартовского «я мыслю», то о собственнике какого сознания они спрашивают? Естественно, о собственнике осознавания. Но отнюдь не о соб­ственнике содержаний. И даже если в простонаучной речи они и используют слово «содержание», что они под ним подразумевают, одному Богу известно. Но уж точно не то, что понимается обычным языком. В итоге все эти поиски хозяина оказываются дикой мешаниной умных сложностей. Но ведь Лос-ский, в сущности, предлагает здесь действительно сделать анализ сознания, то есть разделить его на составные части. И если разделение удастся, это, безусловно, упростило бы задачу и облегчило понимание.

Не заметили. Не того искали, и хотели не того...

В 1913 году Лосский повторяет попытку дать описание сознания в работе «Преобразование понятия сознание в современной гносеологии, и роль Шуппе в этом движении» (Основные вопросы гносеологии. Сборник, 1919).

Здесь, на мой взгляд, он делает еще один небольшой шаг к созданию школы философствования о сознании. Он теперь не рвется поражать вообра­жение сверхоригинальностью, а идет, я бы сказал, методом культурно-ис­торическим. Он описывает те понятия о сознании, которые бытуют у фило­софов. Правда, таких понятий оказывается всего два: старое и новое, к которому, вероятно, приложили руку сам Лосский и немец Шуппе.

«Старое понятие» пересказывать нет смысла, потому что в нем перечис­ляется все то, что говорила о сознании философия и психология сознания. Новое же описание сводится все к тем же трем частям: содержание, Я и сознавание. Движение тут, конечно, есть, но очень слабое.

Развивались ли взгляды Лосского после этого? Как-то развивались, но как, я сказать не могу. Судите сами — я просто приведу выдержки из работы, написанной в 1931 году уже за рубежом. Это глава «Сознание» из книги «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция».

«Говоря о душевной жизни, на каждом шагу приходится употреблять тер­мин сознание. Что обозначается этим словом? К сожалению, оно имеет два весьма отличные, хотя и тесно связанные друг с другом, значения.

Во-первых, им обозначается совокупность всего, что обладает некоторым особым свойством — сознательности; такой смысл имеет это слово,например, в выражении "объем сознания ".

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 8

Во-вторых, этим же термином обозначается также и само это свойство сознательности, присущее каждому члену "объема сознания "; такой смысл име­ет это слово, например, в суждении: "входя в трамвай, он оттолкнул в сторону ребенка с сознанием того, что делает"» (Лосский, Чувственная, интеллекту­альная и мистическая интуиция, с. 49).

С примерами у него все хорошо, а вот с объяснениями постоянно не­ладно. Тем не менее, понять, что сознание — это «объем» и «осознавание», — можно, а вот почему «к сожалению» — нельзя. Если вдуматься, то звучит это дико и означает признание: я, конечно, философ, но люблю не мудрость, а философию. И мне дела нет до того, какие там у сознания свойства и качества, мне это мешает рассуждать гладко. А жаль!

И далее он просто опускает первое значение и начинает рассуждать о втором. Может быть, вы догадаетесь, к кому оно его приведет?

«Понятие сознания стало играть первенствующую роль в философии ново­го времени благодаря Декарту...» (Там же, с. 50).

Уточню: это второе значение понятия «сознание». Да и оно, только если мы заявим: нас сознание не интересует, под сознанием мы понимаем то, о чем говорил Декарт. Все остальное, особенно описания живого сознания — к сожалению! В общем, конечно, как-то двигался Лосский...

Кстати, здесь же он дает еще одно описание сознания. На нем я и закон­чу свой рассказ:

«Согласно интуитивизму, строение сознания таково: познаваемый предмет, к какой бы области мира он ни принадлежал, будет ли то какое-либо психичес­кое состояние познающего субъекта, например, радость, будет ли то вещь внеш­него мира, например, дерево, — вступает в кругозор сознания самолично, в под­линнике. <...>

Основное условие сознания есть отношение сочетанности (гносеологичес­кая координация) между субъектом и объектом, благодаря чему внимание субъекта и другие интенционалъные акты его (сравнение, различение и т. п.) непосред­ственно направляются на объект, и сознание оказывается сверхиндивидуальным единством сознающего индивидуума и сознаваемого предмета.

Когда интерес субъекта к предмету, например, дереву, растущему вдали на холме, исчезает, тогда и предмет выпадает из сознания субъекта, но, конечно, продолжает по-прежнему существовать там вдали на холме...» (Там же, с. 50).

Там вдали за холмом — сознание...

Дата добавления: 2015-09-03