Ромка узнает, что значит быть защитником, и выслушивает историю болезни

- Баба Оксана, - спросил я, поскольку уже думал об этом, и вот пришел удобный момент. – Помнишь, ты мне недавно рассказывала про этих ваших врагов? Ну, Змея и его Хозяина?

- Вестимо.

- Отчего они на вас нечисть насылают? Они ж, как я понял, Змей, во всяком случае, – из православных…. Или они чернокнижники? Можно об этом узнать… поподробней?

Про Чернокнижника я смотрел кино раз шесть. И что характерно – меня ни разу не потянуло расхохотаться, как это, помню, делал мой отец уже с десятой минуты просмотра! И что только он там находил смешного?

- Змей думает, что он православный, - задумчиво сказала баба Оксана, разом погасив смешливые огоньки зрачков, разгладив озорные морщинки в уголках глаз. – Во всяком случае, был им. А сам думает, что и сейчас он правее нашего. Потому как Бога славит на свой манер, как ему льстится. И таких, как мы, как Софья, Ульяна, Настена, извести хочет. Со света сжить. Помстилось ему, что от лукавого Сатаны наше ремесло, все заговоры наши. Стало быть, надобно нас под корень, чтобы у его бога под ногами не путались. Только бога он воздвиг едино в своей душе. Ему только и служит. И бог его отныне – черный. Черный Гений.

- Хорошенькое дело – служит, - ответил я. – Он же колдовством занимается, а не как вы – заговорами и прочими народными…

Я остановился, подбирая слово, и не нашел лучшего, кроме как…

- Промыслами, вот.

- Так он и есть колдун, - кивнула баба Оксана. – Потому как у нас сила от Бога и родителей еще, быть может, а у него – от Хозяина. В одночасье получил он ее от Черного, не выкормил в себе силушку Змей, не выпестовал в свое время, как дитя малое. Оттого и ярится.

- А разве колдовство у православных возможно? – с большим сомнением спросил я.

- Нет, конечно, - покачала головой Оксана Григорьевна. – Так и все люди думают. Ведуны, однако, считают иначе.

- Почему, баба Оксана?

- Да потому что ведун может по разным дорогам ходить, Ромка. И творить всяко-разно. Только лишь бы не заплутать, на энтих дорогах-то…

- Чует мое сердце, не сегодня-завтра в Александровку гости явятся, - сказала Ульяна. – Не успокоятся Змей и его Гений, покуда не прихлопнут нас тут. Теперь же, небось, кажется им – одним махом покончить можно, как ладошкой комара.

- Теперь знают они, после этой ночи, что у нас Защитник есть, - сказала баба Оксана, не замечая моего протестующего жеста. – Силы твоей, Ромка, они не знают, да и мы сами тоже. Значит, поищут к тебе окольный путь – долг, болезнь или дорогого человека. Чтобы слабину твою, парень, предугадать. А стало быть, и нашу заодно.

Беда наша в том, пояснила мне баба Софья, что мы всегда придаем словам значенье, которого в них нет. Одно слово – оно всегда об одном, только о нем и больше ни о чем.

Охранить от Слова может только Защитник - тот, кто прежде Слова не испытал, не потерпел от него и воспринимает его лишь как сочетанье звуков и букв, наставляла меня бабка Ульяна. Нет у Защитника для Слова никаких других значений, кроме единственного, истинного его смысла. А, значит, не найдет к Защитнику Слово никаких лазеек и брешей в его обороне.

И было еще, что должна была сказать мне Свет-Настена - Анастасия Максимовна, светлая баба-Зима.

Не сражается сам Защитник, потому что не умеет этого делать, будучи необучен, а чаще всего и неспособен к этому.

Не сражается Защитник, а лишь защищает других, принимая на себя Крепость и Силу Злословия. Силу недобрых, злых Слов, которыми в него мечет и бросает яростный враг.

Сколько продержится Защитник, какую силу выдержит он и что может оказаться свыше его возможностей уже с первого натиска – никто и никогда не может сказать заранее. И тем более не может знать этого сам Защитник, пока не почувствует сам, что силам его и способностям приходит конец.

Но в этот миг вряд ли успеет он что-либо сделать, как-то оборониться или призвать на помощь. Потому что Злое Слово быстрее мысли, в отличие от Доброго, которому сначала надо вызреть и найти свой смысл и звучание.

Все это должна, просто обязана была мне сказать Свет-Настена, светлая баба-Зима. Но она молчала, погруженная в морок-сон черной немочи, а бабки о том промолчали. Зато пообещали другое. Рассказать правду, как с ней все приключилось на самом деле. Чтобы значит я, как их Защитник, в курсе был.

И слово свое сдержали.

Однажды настал день, когда старшая из сестер-заговорщиц, Анастасия Максимовна решила переехать в город. Одной в селе было уже нелегко следить за хозяйством, а из города упорно зазывала наша дражайшая тетка Генриетта. Интерес тетки был прост и прямолинеен как рисунок «бочки» в моем любимом техностиле драм-н-басс: прописать бабку Настасью на свои квадратные метры и сразу претендовать и на расширение, и на какие-нибудь другие жилищные ухищрения. Тетка моя всегда была дама предприимчивая, потому и в школе держала за собой пост не директора, а завуча. Всегда при деле, а энергии моей тетке не занимать, любой молодой позавидует. «Когда валяешься на диване весь день - только о глупостях и думаешь», - часто укоряла меня неугомонная Генриетта. «А когда бегаешь – о деле думаешь, о жизни и о высоких смыслах».

Так или иначе, но что-то у бабки Настасьи с нашей теткой не заладилось по жилищной части, и поняла Анастасия Максимовна, что оказалась не ко двору. Вслух ей, разумеется, Генриетта ничего такого не говорила, но заговорщица видела все и без слов. Совсем бабка Настя загрустила, засобиралась домой, обратно в Александровку, но вдруг подкатил знаменательный случай.

Через одного своего знакомца узнал о таинственном искусстве александровских бабок-заговорщиц Мишаня Дегтярь. По роду занятий – удачливый бизнесмен, а по морде и манерам – совершеннейший бандит. Подручные его живо пронюхали, что одна из этих заговорщиц ныне в городе живет, в двадцати минутах от офиса Мишани, если на «джипе». «Джип» - машина хорошая, слов нет, и в один вечер на квартиру к моей тетке подкатила такая компания, что ей в самом страшном педагогическом сне не могло бы присниться. Пара рослых молодцов с квадратными плечами позвонили в дверь, культурно представились, мол, из мэрии, тетка сдуру и открыла. Хотя как не открыть – выломали бы все к чертям собачьим, никакая милиция в таких делах от Мишани в нашем городе не защитница.

В квартиру следом за молодцами зашел здоровой такой, с бритой наголо башкой и наглыми глазами. Вел себя, правда, вежливо и сразу бабку спросил, которая тут из Александровки.

В тот день бабка Настасья дома была, грустила возле телевизора с песнями, что пели там на чужом, иностранном. Вышла она на шум из комнатушки, где временно обреталась у тетки. И тут Генриетта поняла, что на самом деле бабку Настасью никогда она толком не знала, жизнью ее и трудовой деятельностью в последние лет сорок совсем не интересовалась. А зря, между прочим!

Как глянула задумчиво Анастасия Максимовна на старшего – тот вмиг осекся на полуслове, живо перестал наглыми своими глазами ухмыляться. Покосилась на его молодцов – те в страхе к дверям попятились. Тогда поманила бабка старшего – заходи, мол, коль дело есть, и вернулась в свою комнатку. А следом за ней бритоголовый, рысью в комнату, и молодцы у дверей тут же - почетным караулом.

О чем говорили бабка Настя и бандит, никому не известно. Молодцы его все время стояли на страже у дверей, и одежда их по бокам опасно топорщилась. А тетка Генриетта от страха и пережитого волнения в кухню забилась как мышь, и носа боялась высунуть.

Чего хотели от ее родной бабки эти бандиты, она и представить не могла. Ничего не знала тогда моя тетка о редкостной специальности бабы Насти, потому что никогда у нас времени на родню не хватает, о житье-бытье порасспросить и проблемами поделиться!

Больше часа проговорили в спаленке бабка Настя и бандит. После чего вышли оба. Мишаня своим подручным чего-то шепнул и спустился во двор. А Анастасия Максимовна принялась собираться. Оделась потеплее, обулась и подхватила с полу маленький саквояж, с виду докторский, с собой из деревни привезенный. На немой вопрос перепуганной тетки, выбравшейся, наконец, из кухни, успокоила:

- Нужно мне, стало быть, проехать по делам, Генриетта. За меня не волнуйся, живи себе спокойно. Сегодня я, быть может, и не вернусь, а на днях непременно. Так что не печалься, во всем уповай на Бога – он не оставит.

И она перекрестилась и перекинула саквояжик свой из руки в руку легко, как молодая. Тетка тут сунулась к ней и, благо молодцы уже из квартиры вышли, жарко зашептала:

- Анастасия Максимовна, голубушка! Кто хоть эти люди-то? Чего им от тебя надо?

Бабка Настя усмехнулась и глянула на тетку с сочувствием.

- Нешто сама не видишь, Генриетта? Известно кто. Мафисты.

- Кто-о-о? – разинула от удивления ярко накрашенный рот тетка.

- Мафисты, - спокойно пояснила бабка. – Про мафию слыхала? Это вроде разбойничков, только свои, родные.

«Кой черт родные», - в сердцах буркнула тетка Генриетта, наяву же плаксиво и почти искренне запричитала:

- И что тебе до них, Анастасия Максимовна? Какое такое у них к тебе дело? Убьют ведь, и глазом не моргнут, не посмотрят, что старуха.

Внизу коротко и очень тактично гуднул «джип» – ждали.

Бабка Настя вздохнула, плотнее запахнула воротник своей видавшей виды заячьей шубейки и наставительно промолвила:

- Коли сразу не убивают, так уж и потом нет проку. Беда у них, Генриетта. Помощь требуется.

- Беда? У этих?!

- А что ты думала? – вздохнула бабка. – Разбойнички – они ведь тоже люди. И им порой помощь нужна. Ты разве этого не знала?

И не получивши ответа, на глазах у остолбеневшей, ничего не понимающей тетки, Анастасия Максимовна вышла из квартиры со своим саквояжиком и плотно прикрыла за собой дверь. Через пару минут «джип» во дворе медленно выехал из «коробки» и умчался в неизвестном направлении. А тетка долго еще стояла в прихожей, не в силах унять дрожи в коленях и оторвать глаз от закрытых дверей. В голове у нее царили полная сумятица и сумбур.

Лишь потом, спустя час заглянула соседка и откачала ее горячим чаем с лимоном. А бабка Настя в ту ночь так и не вернулась.

Воротилась она лишь спустя трое суток.

Уже на следующее утро тетка собралась сообщать в милицию и обзванивать морги. Но ее тут же сморило, прямо средь бела дня ее, с телефоном в руках. Во сне тетка увидела Анастасию Максимовну в какой-то деревне, возле низких заснеженных сараев, вкусно пахнущих из распахнутых дверей морозом и прошлогодним сеном. Тетка даже запахи почувствовала, столь ясен был наведенный сон. Рядом с бабкой Настей стоял давешний бандит, а по углам двора располагались его молодцы-телохранители.

Бандит что-то обстоятельно, робко и, как показалось тетке Генриетте, даже с некоторым подобострастием не то рассказывал, не то объяснял бабке Настасье. Но его слов тетка не слышала, только видела, как часто и быстро шевелились бандитские губы. Анастасия Максимовна изредка кивала, не то соглашаясь с рассказом бандита, не то просто принимая его слова к сведению. Плечистые молодцы смотрели на бандита преданно, по-собачьи, а на бабку Настю - со страхом, что тетку во сне поразило больше всего.

Она уже совсем собралась проснуться, как вдруг бабка Настя на полуслове жестом остановила бандита, спокойно повернулась, как на экране кино, прямо к тетке и строго так ей говорит:

- Ты, Генриетта, с ума-то не сходи. И глупости из головы повыкинь. Освободи голову свою. Сказала же – днями буду. И приготовь мои вещи. А сейчас уходи, не до тебя мне нынче. Будь здорова и прощай покуда.

В тот же миг тетка проснулась, словно очнулась от забытья. Весь вечер думала она об этом странном сне, и весь следующий день, и другой тоже. А на четвертый день Анастасия Максимовна возвратилась домой.

С нею вместе в квартиру поднялся парень, из давешних молодцов-телохранителей. Пока бабка накоротке рассказывала Генриетте, что сейчас она, Настасья, с ее квартиры съезжает, потому как ее жилищные дела теперь устроились, молодец аккуратно и сноровисто складывал бабкины вещи и одежду в две громадные спортивные сумки невероятных кислотных расцветок. Можно было подумать, что бабка Настя теперь уезжает на курорт горнолыжников – только в подобные далекие, богатые и бестолковые места с такими сумками, наверное, и ездят.

Когда все вещи были запакованы, бабка наскоро расцеловалась с теткой Генриеттой и вместе с верным молодцом, играючи водрузившим на могучие плечи обе пузатые сумы-торбы, покинула теткину квартиру. На прощание обещала «позвонить, как окончательно устроюсь» и в очередной раз оставила тетку посередь прихожей в состоянии полного ступора!

Через пару дней бабка Настасья и впрямь отметилась звонком. Она пригласила Генриетту в ближайшую субботу на новоселье, подробности по телефону обсуждать не захотела, но зато пообещала, что все расскажет при встрече. По всему выходило, что теперь Анастасия Максимовна жила в городе в собственной однокомнатной квартире, «пусть и не больно простору, зато свое».

Откуда, из каких источников деревенская заговорщица в три дня обустроила себе отдельную квартиру в тихом и зеленом районе нашего города, тетка не могла и представить, смутно связывая эти чудеса с визитом давешнего бандита и своим странным сном. До субботы тетка сломала себе всю голову в гипотезах одна безумнее другой, но правда, как выяснилось, была еще удивительнее самых фантастических предположений заинтригованной Генриетты.

Взорам тетки предстала уютная, хорошо отремонтированная однокомнатка «хрущевского» проекта с балконом, телефоном и газовой колонкой, из которой исправно шла мощной струей горячая вода. Происхождение этой квартиры было одновременно и простым, и требующим пояснений. Проще говоря, квартирку эту бабка Настя заработала себе на старость. На это у нее ушли ровно три дня и еще кое-какие беспокойства. Главным же во всем деле был ее заговор.

Как ни выпытывала Генриетта, она так и не узнала, что сделала ее бабка для Михаила Дегтяря, известного в городе под кличкой «Пулемет». Но, видимо, столь серьезным было дело, и так велика ставка, что «Пулемет» пошел на все. Очевидно, у бабки Настасьи все получилось в лучшем виде, иначе Дегтярь не заплатил бы такую высокую цену. Хотя изумленная тетка даже не могла себе представить, какую услугу могла оказать ее старушка-родственница, которая и мухи не обидит, всемогущему городскому бандиту. На эту тему бабка Настасья упорно отмалчивалась. Но, так или иначе, теперь у нее была собственная уютная квартирка в уютном районе города, а что еще нужно одинокой пенсионерке!

Почти год Генриетта навещала бабку по выходным, подкидывала продуктов, притащила целую кучу собственной поднадоевшей уже домашней утвари, хлопотала с документами, куплей и последующей пропиской в ЖЭКе и паспортном столе, в общем, помогала обустроиться на новом месте.

А потом Анастасия Максимовна неожиданно заболела.

- Ну, а дальше, Ромка, ты уже и так все знаешь, - сказали бабки и тут же клятвенно заверили меня, - а прочее и нам неведомо.

ГЛАВА 17.

Дата добавления: 2015-09-03