Глава 14. Ночной прибрежный ветер обдувал морщинистые лица братьев

Ночной прибрежный ветер обдувал морщинистые лица братьев. Одинокая яхта покачивалась на волнах Пасфалии. С наступлением ночи все словно погрузилось в траур, оплакивая тех, кто не дожил до заката.

На горизонте уже не было того величественного города, лишь ратуша возвышалась над его руинами. Уже не видно огней Фогсбурга, и не слышно той вечной суеты. Впервые за четыреста лет запад погрузился в тишину.

Кесарь надел черную фетровую шляпу и закурил. Юстас поднес пламя зажигалки к концу своей сигареты. Они молча стояли, выпуская струю белого дыма, и каждый думал о чем-то своем, наслаждаясь звездным небом, которое очень редко удавалось увидеть жителям Фогсбурга...если бы они только видели.

В глубине своей черной как чернила душе Кесарь был даже рад, что все наконец закончилось. Он никогда не любил этот гнилой, но великий город с богатой историей. Единственное, что держало его в узде это семейные обязанности, которые на него возложил Луи Сантас Хаммербэк. Но теперь...все.

-И куда ты теперь? - спросил Юстас. Он бросил окурок на песок и затоптал ногой.

-Неважно, - с улыбкой ответил он. - Теперь, когда мне не придется играть в злого мэра, я могу податься куда угодно. Как насчет тебя, братец?

-Начну новую жизнь в Луксурии, - вздохнул Юстас. - С самого начала, как и тогда, когда отрекся от семьи.

-У меня кое что есть для тебя, - Кесарь снял с пальца фамильный перстень Хаммербэков и вручил его брату. - Наличие такой мелочи может круто все повернуть. Мы все еще имеем свою власть на западе, главное не забывай кто ты.

Кесарь затушил сигарету и крепко обнял брата. Юстас похлопал его по спине и даже всплакнул. Братские чувства снова проснулись в нем спустя столько лет. Еще никогда он ощущал своего брата настолько родным и близким.

-Возможно, когда-нибудь мы еще увидимся, - промолвил Кесарь. - Я найду тебя, как только закончу странствовать, но у меня предчувствие, что я отправляюсь в свое последнее плавание, - он усмехнулся и утер слезу под глазом. - Поплыву по реке Стикс, как в древних земных мифах.

-Что насчет кольца...ну того...от склепа?

-Забудь о нем, - улыбнулся он. - Больше мир его не увидит.

Юстас вздохнул и поднял влажные от слез глаза к небу. После уничтожения Фогсбурга воздух вокруг переменился, и дышать даже как-то легче стало.

-Да хранит тебя Черный Бегемот, Юстас Луи Хаммербэк, - произнес Кесарь. Он кивнул брату, тот ответил тем же.

Взойдя на палубу яхты по мостику он отдал швартовы и поднял одинокий парус с гербом Фогсбурга. Юстас зажал в зубах очередную сигарету и помахал рукой уходящему вдаль судну, которое плавно шло по течению. Кесарь встал у штурвала и устремил свой взор вдаль. Старый техник провожал взглядом яхту до тех пор, пока она не скрылась в ночном сумраке. Он и дальше стоял на берегу докуривая сигарету и наслаждаясь нежным ночным бризом. Понурив голову он надел фамильный перстень и побрел в сторону городка похоти и разврата, который, возможно, станет новым домом для великого рода.

Флаг с ленцой развивался на ветру, и также плыла яхта по Пасфалии, рассекая узким носом водяную гладь. Вдоль берега стояли редкие рыбацкие лачуги, свет окон которых пробивался сквозь тьму. Оставив штурвал, Кесарь спустился в трюм и вернулся на палубу с бутылкой любимого портвейна. Последние запасы этого прекрасного напитка он забрал с собой. Глядя на закрытую бутылку Хаммербэк даже взгрустнул: вряд ли в сожженном городе будут еще когда-нибудь разливать что-то подобное.

Кесарь уселся на раскладной стульчик у левого борта и откупорил бутылку портвейна. В нос ударил резкий запах, который иногда вызывал у него рвотные позывы, но отказаться от приевшегося напитка он уже не мог. Он сделал небольшой глоток и откинулся на спинку стула.

Этот путь в неизвестной казался бесконечным, особенно сейчас, когда небо было усеяно тысячами ярких звезд. И кто знает, на какой камень наткнется судно, или в какую бухту посчастливиться зайти.

Изрядно подвыпивший мэр в отставке, развалившись на стуле, громко распевал песни, которые частенько слышал в Фогсбурге. Хоть эти задорные баллады не имели смысла, не говоря уже о морали, но они то немногое, что оставила после себя западная столица. На памяти ныне живущих вряд-ли сохранились имена сочинителей, но эти песни были знакомы каждому.

-Эй, красавица! - провел Кесарь. - Ты плесни мне! Плесни еще немного, хотя бы кружек сто! Эй, Арменка, возьми свою гитарку! На, выпей помаленьку, но выпивай не все!

Хаммербэк размахивал пустой бутылкой и орал песню по весь голос, которую иногда перебивал сухой кашель. Настроение все поднималось, и так хотелось ему откупорить очередную бутылочку любимого портвейна, но некому было принести, и даже не с кем было выпить. Хотя, и пить то не за что было.

-Итак, - обратился к собственной яхте кесарь глядя на просмоленный пол. Он еще не сходил с ума, но алкогольное настроение подсказывало ему, что настало время бесед. - Ты вроде моя яхта, вроде и наша...общая. У тебя имя то есть? - язык заплетался, но ничто не могло остановить задушевные разговоры с неодушевленными предметами. - Ты вообще кто? Мальчик? Девочка? Судя по длинной и толстой мачте ты парень, - яхта скрипнула в ответ. Кесарь покатился со смеху, словно рядом кто-то удачно пошутил. - Хорошо, я назову тебя... - она на минуту замешкался. - Назову Юрой. Как тебе такое?

«Юрий» звонко скрипнул. Кесарь одобрительно качнул головой и задремал с улыбкой на лице, выпустив пустую бутылку из руки. Пьяный храп распугивал любопытных рыбешек, которые, то и дело, пристраивались вслед за судном, словно в трансе, но каждый раз вновь старались увязаться за судном.

Давно уже из виду пропал Фогсбург. Встречались на пути лишь многочисленные прибрежные городки, окруженные глухим лесом. Здесь пустыня даже близко не стояла. Земля была плодородная, а зверей водилось даже больше, чем на востоке, за горами Шарп Данте. В этим местах Пасфалию называли иначе. Одни гордо называют реку Куакан-Туок, хотя и сами не припомнят, кто и когда обозвал так реку. Говорят, что это на турпизианском значит «Зеленая вода», а другие говорят, что от местных племен пошло.

Немногие люди на Лауке дружили с местной флорой и фауной. Они и уходили по воле или неволе в леса, горы, каньоны и пустыни, и создавали по новой быт и традиции, там и язык зарождался, не похожий ни на какой другой.

Самый известным на западе племенем является племя Готта, которое заняло почти весь левый берег на севере Пасфалии. Климат в той части планеты не самый идеальный: холодная ветреная зима, дождливая и грязная весна, что можно сказать и об осени. Лето же было сухим...и снежным.

Мало кто видел людей Готта, но часто в тавернах Фогсбурга авантюристы рассказывали о крепко сложенных голубоглазых людях с белоснежными волосами.

На юго-западе Пасфалии, в лесах, поселились Бупра, искусные древолазы и собиратели. На юго-востоке, в пустыне, у подножия гор, обосновались Цвайхи, скотоводы, ремесленники и оружейники. В северной части бесплодных земель кочуют Даптар, ведущие торги с народом Цвайх, преодолевая огромные расстояния и различные опасности.

Среди знатоков малых этносов бытует мнение, что почти все ныне существующие племена и народы прилетели с Земли еще до массового заселения Лауки, опередив его на пятьдесят лет. Народы-изгои, такие как Кан, относятся к самому заселению планеты. Народы живущие в пустыне относятся в позднему периоду, примерно к 2150-2170 годам.

Удивительно, что планета встретила пришельцев столь радушно. Тем не менее, Лаука словно отбросило человечество почти на триста лет назад. О невероятном техническом прогрессе не могло быть и речи, люди начинали свой путь на новой планете очень и очень тяжело. Лишь две сотни лет спустя они научились жить по законам Лауки, осознав, что приручить здешнюю природу не под силу никому.

-Сударь, - раздался низкий голос с рычащими нотками. Кесаря кто-то легонько похлопал по плечу. Тот не размыкая век потянулся и зевнул.

-Моя голова, - пробурчал он и поводил подушечками пальцев по седым вискам. Кесарь открыл глаза и первым делом глянул на небо. Утро, и ни облачка над головой.

Яхта была пришвартована к покосившемуся причалу. Казалось, что судно могло запросто вырвать его со свай и потащить за собой по воде. Недалеко от берега уже начиналась деревенька: маленькие неказистые домики, из печных труб которых валил серый густой дым. Поселок окружали густые леса. Большие хвойные деревья, как и многие другие на планете, лишь внешне напоминали земные. На Лауке молодое деревце по размеру было сравнимо со взрослым земным дубом. А плоды и листья и вовсе отличались.

Около Хаммербэка стоял бородатый мужичок и обеспокоенно глядел на вольного мореплавателя. Он поднял пустую бутылку и любопытно осмотрел, а затем, потеряв интерес, выбросил ее за борт.

-Сударь, - снова обратился к Кесарю незнакомец. - Негоже пускаться в плавание по реке при таком самочувствии. Кое как я лодку твою выловил.

-Как странно ты говоришь, - тяжко твердил он потирая виски. - Где я?

-Ты прибыл в Черную Бухту, - сказал незнакомец. Кесарь огляделся не поднимая зада со стула.

-Не особо-то она и черная, - усмехнулся он и надвинул шляпу на глаза. Незнакомец долго смотрел на него и чесал бороду.

-Опомнись! - неожиданно воскликнул бородач. - Эта бухта кишит разбойниками, жуликами и морскими грабителями!

Кесарь перевернулся со стула от неожиданности. Он поднялся на ноги, потирая старые кости, и компактно сложил стульчик. Незнакомец глядел на него широко раскрытыми бледно-голубыми глазами, удивляясь чудо-мебели.

-Раз так, то тогда вам не шибко повезло, - он снова оглядел местность, но не заприметив ничего подозрительно заявил. - А ты тот еще выдумщик. Я не наблюдаю ничего, кроме вашей деревушки и леса. Где обещанные пираты? - он прошелся по палубе, присматриваясь к Черной Бухте. - Нет. Ничего. Ни одного чертова Робин Гуда.

-Ты не разумеешь, старец, - процедил мужичок и достал из-за пазухи затупленный тесак. - Теперь судно мое!

-Погоди, погоди, - заверещал Кесарь и скрылся в трюме. Вернулся он уже с ящиком портвейна. Бросив невинный взгляд на мужичка, он спрыгнул на берег и, гремя бутылками, побрел по рыхлому песку в сторону деревушки.

-Чего это ты там тащишь? - кричал ему вслед угонщик яхт.

-Всего доброго! - крикнул в ответ Кесарь не оборачиваясь.

-А ну, стой! - взревел тот и кинулся вслед за ним. Тут Хаммербэк переменился, в своем репертуаре. Он поставил ящик на песок и сжал кулаки. Его обуяла ярость, а в глазах, как и в былые времена, засияло безумие зеленым блеском.

-Руки прочь, босоногий пес! Еще шаг, и я задушу тебя твоими же кишками! - заорал Кесарь брызгая слюной во все стороны.

Бородач оторопел и даже возмутился дерзости старика, но поднять руку на безоружного смелости не хватило. Он быстро взобрался на борт, поднял мостик, отдал швартовы, поднял парус и быстро увел судно под порывами ветра.

Кесарь поднял свое сокровище с песка, усмехнулся и похлопал по ящику ладонью. Он закурил и продолжил свой путь, всю дорогу вспоминая, как же он тогда назвал ту яхту, но вскоре бросил это дело, мол увели. «Даже не знаю, хорошее ли это начало странствий или плохое», - думал Хаммербэк делая очередную затяжку. - «Но я точно знаю, вряд ли оно закончится плохо». Подобные позитивные мысли вызвали у него с непривычки улыбку до ушей, отчего он еще бодрее зашагал навстречу судьбе.

Разъяренный Франц ворвался в собственное жилище и принялся крушить все, что попадется ему на глаза. Он упустил кольцо, что его очень удручало...слишком удручало. Сержант разбивал кулаками все фонари и лампы, а затем подолгу сидел в кромешной темноте и вынимал окровавленные осколки из дрожащих рук.

Внезапно его сразил давний враг и будущий убийца — кашель. Вяземский рухнул на пол и принялся отхаркивать раздирающие горло багровые куски слизи, предварительно сняв повязку с лица.

Тяжело дыша, сержант предчувствовал очередную потерю сознания; в глазах уже плавали большие расплывчатые круги. Но он понимал, что может умереть в любой момент. Пагубная болезнь мучает Франца долгие годы, и каждая такая спячка усугубляет его состояние.

В Тенебрезе Спан от роду не было препаратов или лекарств. Джесси приносила ему пару раз краденную флягу, наполненную кровью убитого кобеля. Вяземский долго время употреблял подобное пойло, после которого он часто бегал проблеваться.

Он так хотел уснуть, но лишь на время, не покидая этот мир, чтобы снова увидеть Черного Бегемота. Каждое его появление в сновидениях Франца доставляло лишь страдания, но сейчас он особенно сильно хотел взглянуть страхам в лицо. Но вскоре его осенило, что без кольца долгожданная встреча не состоится.

Франц собрался с силами, встал и схватил первый попавшийся лист бумаги и старый сточенный карандаш. Сержант был большим любителем вести дневник. Эту привычку привили ему в военной академии, где каждый только и говорил, как важно солдату делать записи.

-Я его упустил...упустил то, из-за чего мое существование имело хоть какой-то смысл, - писал Франц на обрывке бумаги. - Этого парня нанял Кесарь, и я точно знаю это. Моим кошмарам положен конец, но хорошо ли это? Я почти подружился с ним...почти приручил...с каждым годом Черный Бегемот был все ближе, и ближе, а несколько дней назад я даже погладил его по голове. Теперь нет смысла бороться со своим недугом, и нет смысла больше жить в этой дыре, зная, что теперь точно никогда не выберусь наружу и не взгляну на Аструм снова.

Сержант сложил листок пополам и сунул его в карман. Он сидел на полу в полной темноте совсем один в ожидании Джесси, которая все не появлялась. В его голове звучал ее звонкий голосок, и он даже на мгновение внушил себе, что тут, рядом, и каждый раз ловил себя на мысли, что его воображение все чаще заходит за свои границы.

Все эти долгие часы одиночества Франц начал трезво осмысливать свое жалкое существование. Бесконечный моток беспокойных мыслей внезапно стих, а в голове наступила полная безмятежность. Он словно стоял совсем один посреди бесплодных земель. Вокруг не было ни души, даже птицы не пролетело, а горизонт казался бесконечно долгим и бессмысленным, как и выживание в самой глубокой заднице планеты.

Голова была чиста, но грудь горела изнутри. В бреду сержант часто делал догадки, что в его легких миниатюрные эльфы собирали мокроту в котлы и подогревали на медленном огне. Порой, ночью он вскакивал с постели и бил себя в грудь кулаками, а иногда заливал в дыхательные пути неочищенную подземную воду.

Никаких колец и бегемотов, дневников и воды в легких. Разум вновь затянуло тиной сумасшествия, а в горле опять засвербило. Франц бросился к стальному сундуку. Он долго рылся в его содержимом и достал банку с ржавыми гвоздями.

Сержант уселся на колесо и разделся догола, обнажая свое покрытое шрамами тело. Он долго глядел на свои дрожащие руки с набухшими венами. Сердце его билось не спеша, а дыхание было спокойным...

Внезапно он запустил руку в банку и принялся заталкивать гвозди себе в рот, вытирая с губ ржавчину, а затем и капельки крови. Франц уверенно сглатывал горсть другую, и боль в горле была уже совсем не та. Что-то новое и необычное. Ему так и хотелось попросить стакан воды, чтобы запить сухую закуску со столь специфическим вкусом.

Когда банка опустела Вяземский принялся колотить себя по животу. Рот переполняла солоноватая кровь. Он растянулся на полу и закрыл глаза. Сердце билось не спеша, а дыхание было спокойным...

Дата добавления: 2015-09-03