Война у трансформаторной будки

— Вы знаете, что сейчас идет война?!

Тощий пятнадцатилетний подросток с прыщом на носу смотрел на меня пронзительно, маленькими остренькими глазками. Самой заметной деталью его внешности были огромные, высоко зашнурованные, тяжеленные на вид ботинки. В коридоре на банкетке сидела мама юноши, обеспокоенная тремя двойками и двумя неаттестациями за последнюю четверть.

— Прости, но что ты имеешь в виду? — осторожно уточнила я. По возрасту, а также личному и семейному анамнезу парня ожидать можно было чего угодно — от израильской агрессии до нападения зеленых человечков из электрической розетки.

— Вот видите, не знаете, — горько вздохнул подросток. — И вообще: никому и дела нет. И только мы…

— А кто это — «мы»?

— Я — «антифа»! — гордо вздернув прыщ, произнес юноша.

— A-а! Понятно! — искренне обрадовалась я (все-таки не зеленые человечки).

— Что это вам понятно? — подозрительно спросил он.

Внутри моего квартала есть достаточно уединенное место — две огромных кирпичных будки, расположенные рядом, через небольшую заасфальтированную площадку. Одна из будок, кажется, трансформаторная, а другая, по всей видимости, — выход давно законсервированного атомного бомбоубежища. Я часто гуляю там со своей старой собакой. И вот на этих будках давно «переписываются» между собой две группы молодых людей. Ничего необыкновенного — свастики, националистические призывы, надписи «антифа». Впрочем, встречаются и оригинальные лозунги, например: «Убей фашиста, порадуй дедушку!» Я не без интереса читала эту переписку и вспоминала Конрада Лоренца. Такая демонстрация агрессии (тексты — заменители угрожающих поз у собак) вполне меня устраивала, ведь это такая форма сублимации.

Мой кабинет — отражение жизни окружающих кварталов. И вот — они появились вживую. И фашисты, и антифашисты, и что-то еще более хитрое и неопределенное. Война!

В основном их, конечно, приводят встревоженные родители. На войне как на войне — тут не до учебы. И книжки они какие-то странные читают… Был случай, когда отец-пролетарий подрался с сыном, найдя у него «Майн кампф», потом сын объяснил ему свою позицию: «Россия — для русских, а Гитлер — это только изучение методики, ты же не станешь злиться на учебник истории». Они помирились, купили… бутылку водки, а мама прибежала ко мне в слезах. Приходят девушки: я люблю парня, он фашист, и я не знаю, как мне быть. Несколько раз приходили сами мальчишки, как правило, из тех, которые бывали у меня раньше, в младшем возрасте: хочу услышать еще мнение, точнее разобраться, родители достали, но ведь я понимаю, что правда — на нашей стороне…

У меня в кабинете на полке, запрятанные глубоко за литературу по детской и возрастной психологии, лежит с десяток националистических брошюр, которыми меня снабдили проникнувшиеся доверием подростки: «чтоб вы узнали и разобрались».

Масса ужасных историй, с тайными могучими организациями, с преследованиями, с избиениями и убийствами, в детективном стиле: «Вы не представляете, что творится. И никто из внешнего мира не представляет…» Девяносто процентов из всего этого, по счастью, воспаление героической фантазии. Люди в черном, супермен приходит на помощь… Но остаются еще десять процентов.

«Антифа» недоуменно и подозрительно смотрит на меня.

— Я знаю, там, где трансформаторная будка, я гуляю там с собакой.

— Не делайте этого, там опасно, — почти просит он. — Я хочу вас предупредить, я вам добра желаю!

Охохонюшки-хо-хо! Доброжелатель!

А кто тебе-то добра пожелает? В дворовой школе — тоска, все предметы — запущены еще с конца начальной школы, учитель вполне может раздраженно бросить классу: «Вы все дебилы, и судьба вас ждет соответствующая». Профориентации ноль, мысль, что работа может приносить не только деньги, но и удовольствие, в голове не ночевала. Единственная ассоциация на слово «творчество» (проверяла) — «народное, художественное». В семье разговоры о деньгах, которых всегда не хватает, и заклинания: «Сынок, ты только водку не пей, а то будешь как…». Ходил ли в кружки, в секции? В хор до третьего класса. А потом? Да там же за деньги все… Вранье, не все и не всегда! Но кто же тебе (или хоть твоим родителям) подскажет?

Они — обычные городские дети, подростки. Нормальные, психически и соматически относительно здоровые, никем не зомбированные. Но в любой день, при стечении обстоятельств, они могут убить. Искалечить. И искренне считать, что сделали они это не от собственной ненужности миру, от избытка никуда не направленной жизненной силы и агрессивности, а — «по идеологическим мотивам». И в любой момент любой из них, практически любой (чуть-чуть харизмы и совсем немного материальных ресурсов) может воспользоваться этими «мотивами» в своих корыстных, благородных, идеологических, религиозных, каких угодно целях. Идет война!

Но я же (лично я) должна что-то сделать? Я пытаюсь их «приручить». Обсуждаю «Майн кампф», труды «Аненербе», книги Головачева и Лимонова. Жду, когда дело дойдет до Ницше и Мальтуса. Не доходит. Чувствую себя так же, как много лет назад в зоопарке, когда подманивала и приучала к себе трусливого и озлобленного черно-бурого лисенка по кличке Шельма. Кто-то из них пугается и пропадает. Кто-то (самая любопытная часть) остается.

— Я хочу понять. Я привыкла молчать и хранить тайны. Это моя профессия. Ты это знаешь.

Долгая пауза. Потом кивок головой.

Картинка из серии «комические старушки»: ноябрьская тьма. Мокрый снег. Железные ступеньки, облезлая жестяная табличка с черепом «Не влезай — убьет!» Полуседая тетка в длинном пальто (это я) сидит на подложенной картонке, рядом — лежит огромная лохматая дворняга и стоят десятка полтора темных фигур. Речь идет о том, кого именно надо немедленно уничтожить, чтобы у нас в России настало всеобщее счастье. Вариантов, как вы понимаете, несколько.

— А что вы скажете?

Я начинаю говорить. Я вообще-то неплохой лектор. И отнюдь не кабинетного толка. Доводилось читать и в лесу (для юннатов), и на берегу Белого моря (для студентов), и даже на борту МРС (малый рыболовный сейнер) на Дальнем Востоке (для рыбаков — чтобы знали, кого надо поймать). Но это место и контингент, пожалуй, самые экзотические.

Ницше и Мальтуса — к черту. Чистая биология, здесь я сильна и уверена в себе. Кажется, это называется социал-дарвинизм. В каждом поколении рождается и вырастает сколько-то молодых людей, предназначенных погибнуть на баррикадах. Это нужно для выживания и в идеале для экспансивного развития данной популяции. Это можно назвать любым термином, но это нельзя отменить. Люди сложнее зверей. Этому стремлению можно придать фантик. Идеологический, классовый, религиозный и т. д. Король Артур отправлял своих рыцарей на поиски Грааля. Крестовые походы решали европейскую проблему избыточности молодых самцов в сражениях с жителями мусульманских стран. Я рассказала, что подобное происходило в Египте, на Палестинских территориях, в Грузии, в Каракалпакии… Если продолжить в будущее, открыть космос и организовать Свободный Поиск, то получится Максим Каммерер из фильма «Обитаемый остров», который долетит, шлепнется и все равно ринется на первую подвернувшуюся баррикаду. Флибустьеры, ушкуйники, «Народная воля», казанские уличные войны времен моей ранней юности, хулиганствующие стаи молодых ворон, подростковое группирование у павианов…

Слушают, развесив уши, встряхивая головами, чтобы лучше уложилось. Прямо слышу треск: пытаются встроить приводимые мною примеры и обобщения в уже имеющиеся в мозгах конструкции.

Неожиданное и даже капризное возражение от одной из черных фигурок в огромных ботинках:

— Что же, это все только для самцов? А нам, девушкам — что же? Киндер, кюхен, кирхе? У нас — не так!

Можно списать на эмансипацию, внутренне усмехаюсь я. Но если вспомнить кое-какие эпизоды из Ветхого Завета, полотно Делакруа «Свобода на баррикадах», Софью Перовскую, то картина получается несколько сложнее…

Я говорю: не позволяйте никому собой манипулировать. Ищите интересное занятие, смысл. Свое, собственное. Кто предупрежден, тот вооружен.

Они говорят: где же его взять?

Разница между «фашистами» и «антифашистами» для меня почти незаметна. Вопрос выбора: кого надо «мочить в сортире»? Я говорю: ты понимаешь, зло неспособно к созиданию. Только разрушение. Все, что в мире создано, воплощено — это намерения и деяния добра.

— Я понимаю, — говорит фашист. — Всех хачей и черных замочить. Тех, которые перед Западом преклоняются, прибить. И строить нашу Россию — русскую и православную. Воплощать — это вы красиво сказали.

— Я понимаю, — говорит антифашист. — Убить всех фашистов. Тех, которые не понимают демократии и что все равны, прибить. И строить нашу Россию — свободную и демократическую. Воплощать — это правильно.

Я опасаюсь: что же будет, если они узнают, что я — «и нашим, и вашим»?! Однажды выясняется: они знают, у них разведка во «вражеском» лагере. Я покупаю баллончик с краской и пишу на трансформаторной будке: «Да здравствуют молодые павианы! Всех видов и расцветок!» Через некоторое время внизу появляется смайлик со свастикой. И чуть позже — смайлик со знаком «антифа».

Это наши дети. Если мы будем искать «зло» вне нас, объяснять его чьими-то происками, то это зло так и останется с нами.

Дата добавления: 2015-08-21