Глава одиннадцатая. Приближалась пасха

Приближалась пасха. До страстной недели оставалась всего одна неделя,одна небольшая неделя. В дортуарах вечером разнесся слух, что нас распустятне в субботу, а в четверг. Я уеду и увижу мать!.. Сердце мое трепетало ибилось. Тревожные ощущения эти еще более усилились, когда в среду один излакеев, утирая меня полотенцем, шепнул мне: - За вами приехали. Когда я пришел в столовую, сел за свой чай, то почувствовал, что всякровь бросилась - мне в лицо, и у меня начали пылать уши. Все это произошлоот одного магического слова, которое произнеслось шепотом и в сотнеразличных переливов разнеслось по столовой. Это магическое слово было: "заним прислали". Понятно, что ежели бы нас пустили сегодня или завтра, в четверг, то язавтра же мог бы и ехать. - Если бы только пустили! Но вот в четверг начинаются и оканчиваются классы. Начальство незаводит ровно никакой речи об отпуске. Пред обедом несколько другихтоварищей выбегают по вызову лакея в переднюю и возвращаются с радостнымилицами: и за ними прислали. В часы послеобеденного отдыха известия оприсылке еще учащаются, вечером они еще возрастают, и, наконец, оказывается,что чуть ли не прислали уже за всем пансионом. Нетерпение разгорается скаждою минутой. Каждая минута становится бог весть какою тягостью. Мысль отом, что нужно идти спать в те же прохладные дортуары, становится несносна.Приготовлять уроки с вечера нет уже никакой силы. Так и мерещатся, так иснятся наяву лошади, бричка, няня и теплая беличья шубка, которую прислалаза мною мама и которую няня неизвестно для чего, в первые минуты своегопоявления в пансион, принесла мне и оставила. Вечерние уроки мы все отсиделикак на иголках. Четверг нас уже обманул, но может быть зато выручитпятница?. Неужто же ждать до субботы? Неужто нельзя ускорить приближениесчастливого момента хотя на одни сутки? Кто-то из детей, - я очень долго помнил его имя, но теперь позабыл, -вздохнул и с детским равнодушием воскликнул: - Боже мой, неужто нет никаких средств, чтобы выдумать что-нибудьтакое, чтобы нас отпустили раньше! - Нет таких средств, и если даже не ошибаюсь, то, мне кажется, неттаких физических средств, - сказал в ответ ему, вздохнувши, другой маленькиймальчик. Замечательное дело, что тогда, когда в людях было менее всего всякойположительности, у нас, когда говорили о средствах, всегда прибавлялось, чтонет физических средств, как будто в других средствах, нравственных иморальных, тогда никто уже не сомневался. - Да, так; нет никаких физических средств, - отвечал первый маленькиймальчик. - А кто это сказал - тот дурак, - заметил возмужалым голосом нектоКалатузов, молодой юноша лет восемнадцати, которого нежные родители богвесть для чего продержали до этого возраста дома и потом привезли для того,чтобы посадить рядом с нами во второй класс. Мы его звали "дядюшкой", а он нас за это бил. Калатузов держал себя "наофицерской ноге". Держать себя на офицерской ноге в наше время значило: неводиться запанибрата с маленькими, ходить в расстегнутой куртке, носитьнеформенный галстук, приподниматься лениво, когда спросят, отвечать как бынехотя и басом, ходить вразвалку. Все это строго запрещалось, но, не умеювам сказать, как и почему, всегда в каждом заведении тогдашнего времени, ккоторому относится мое воспитание, были ученики, которые умели ставить себя"на офицерскую ногу", и им это не воспрещалось.

Дата добавления: 2015-08-21