Глава одиннадцатая. Начинались великие перевороты

Начинались великие перевороты. Мир спиритизма пришел в волнение. Никогда никто не видел такого расцвета книг, специальных журналов, защищающих наиболее многочисленные и активные движения. Открытие, что фотографии призраков, опубликованные в одном из ежемесячных журналов про духов, не были монтажом, повлекло за собой грандиозный скандал. Настал апогей фанатизма и страстей. Медиумы становились известными, вырывая славу друг у друга. Не было ни одного салона в Европе, где бы при их появлении не окружались столы. Все прислушивались, ожидая услышать стук призраков. Но их враги не была обезоружены. Напротив, они пытались всеми средствами уничтожить влияние медиумов, которое на их глазах росло с каждым днем.
Сообщество метафизиков решило, что пришло время переходить в наступление. Они расположились в главном квартале Haras s’Eskerton – владении Луизы де Вальмон. Она предпочла его своему дому в Нормандии, поскольку вблизи Виньярда он находился в самом сердце их поместий. В действительности вокруг этого огромного владения образовывался периметр, который включал в себя Шанаган, усадьбу Филиппа Нерсона, дом Комптесс и отныне – замок Армана.
Несколько зданий были переоборудованы под собственность. Луиза жила в небольшом коттедже под крышей здания, где она чувствовала себя превосходно; здесь все было расположено на одной высоте, что делало перемещения удобными. Огромное здание голубятни возвышалось в центре Haras, заставленное клетками с чистокровными голубями. Персонал располагался под крышами, а оккультные сеансы проходили в огромных салонах. Мэтр, Теодор Сарлюи, занимал гумно на холме, оборудованное Луизой для его занятий тем, чем он увлекался помимо спиритизма: рисованием и письмом.
Его произведения выпускались под псевдонимом Сар Дантепаль. Это были очерки, в которых он описывал доктрину семи стадий прогресса человечества на пути к ясному разуму. Помимо этого, некоторые его книги были посвящены астрономии и связи с обитателями космоса. Другие развивали теории Дарвина. Но значительная их часть касалась исследований связи с духами и знаний, которые могли быть из этого получены.
Застекленная часть здания служила для него ателье, где он рисовал большие портреты изумительной схожести. Он научился техникам смягчения с помощью яиц, заимствованным у Леонарда да Винчи, которые придавали лицам поразительную правдоподобность.
Около стены стояли три больших холста, на которых можно было узнать Эмиля, Бланш и Тесс. В тех же позах их изображали три восковых статуи, стоящие рядом.
Сарлюи готовил новые эскизы, когда вошла Луиза в сопровождении Родена Берту.
- Прошу прощения за это вторжение, но наш знаменитый волшебник пришел за восковыми дубликатами, предназначенными для его нового спектакля.
Мэтр тепло их поприветствовал, показал новые эскизы. После того, как манекены были тщательно упакованы в специально оборудованные для перевозки ящики, ассистенты унесли их.
- Мне не терпится побывать на вашем представлении! – воскликнул Сарлюи, - Луиза сказала мне, что там будут по-настоящему изумительные фокусы.
- Да. Мне бы так хотелось, чтобы наш друг их увидел.
- О, я их предвкушаю, возможно, даже больше, чем вы себе представляете.
- Это правда, - добавил Сарлюи, - у Луизы есть дар видеть то, что в обществе смертных остается невидимым.
Фокусник удалился. Сарлюи пригласил пожилую даму пройти с ним в его кантору. Они расположились друг напротив друга. За его спиной висела карта издателей их сообщества по всему миру. Франция, Австрия, Бельгия и Пруссия были отмечены одним цветом. Великобритания и Соединенные Штаты – другим, тем же что и границы Африки, Индии и Тихого океана.
Теории Мэтра, по всей видимости, воплощались по всей планете. Вокруг того, что отныне появлялось как религия, предназначенная примирить Бога, науку и прогресс в разных и формах, создавались многочисленные ассоциации. По мнению всех этих сторонников божественная интеллигенция находилась на пороге достижения состояния глобального очищения, которое должно привести человека к совершенству, счастью.
Сарлюи был убежден, что должен вести эту битву так, как если бы он командовал армией. Сын отца-генерала, проявившего себя при наполеоновских войнах, он сохранил некоторые военные принципы и считал себя шефом главного штата.
Тем не менее, он не принимал никакого решения, предварительно не посоветовавшись с Луизой. Она объединяла для него все те качества, что он желал видеть в день триумфа. Ее ясность ума, ее крайняя, окрашенная чрезвычайной чувствительностью интеллигентность, делали ее гидом. В его глазах Луиза была образцом женщины и величайшим медиумом того времени. Признание за все ее подарки было непрерывной стратегией Мэтра.
На его письменном столе располагался миниатюрный план региона. Он замыкался этой зоной, расположившейся в сердце английского поселения, как если бы в этом квадрате земли решалась судьба человечества.
Дома были воспроизведены с такой тщательностью, что можно было представить внутри каждого из их обитателей. Его взгляд остановился на Шанагане.
- Не кажется ли вам, дорогая Луиза, что Тесс начинает понимать?
- Вполне очевидно, что вопросы, которые она задает, становятся все более точными. Но она все еще далека от цели.
- Нам следует быть бдительными. Вы знаете, насколько я верю в женскую интуицию, и наш юный друг ею не обделена. Не будет ли разумнее привлечь ее ближе к нашим работам? Это будет замечательный новобранец. Она очень близка к Шарко.
- Вы думаете?
- Но конечно. Через нее мы сможем проникнуть в самое сердце Сальпетриера…
- Ах да, да, вы правы. Нам нужно ее еще приблизить.
Сарлюи с любопытством взглянул на Луизу. Он заметил ее нерешительность, однако не решился задавать вопросы.

Тем временем, выспавшись, Тесс постучалась в застекленную дверь лаборатории своего дяди. Эмиль высушивал тряпкой крылья попугая розово-серой окраски. Он не повернулся.
- Входи.
- Я тебя не отвлекаю?
- Ты никогда меня не отвлекаешь. Тебе это прекрасно известно.
- Я зайду позже, если хочешь.
- Вы хорошо погуляли вдвоем?
- Мы были на празднике Леса. Мы много общались. Он действительно очаровательный мальчик.
- Да. И что?
- И что? Что ты имеешь в виду?
- Ничего. Я спросил, раскрыл ли он тебе свои чувства?
- Намеками. Но я чувствую, что я ему не безразлична.
- А ты?
- Перестань, пожалуйста. Что я? Да ничего. Ты хорошо это знаешь. Арман привлекательный, вот и все. Он молод, соблазнителен, воспитан, с растущим достатком. И все. Мне это ничего не дает. Это ты хотел услышать? Он мне очень нравится. Но не так, как ему бы того хотелось. Я никого не люблю. Никого, слышишь?
Эмиль подошел к ней. Он привлек ее к себе.
- Прости. Я старый идиот.
- Идиот, которого я люблю, - прошептала она.
Эмиль смотрел на нее, прижавшуюся к его груди. Тесс не двигалась.
Они почувствовали чье-то присутствие рядом, девушка отпрянула и закричала:
- Это ты, Бланш?
- Да, как видишь, я вернулась. Я приехала ночным паромом. Шарко позволил мне уехать.
Эмиль обнял ее. Бланш зарыдала.
- Боже мой, это было так тяжело. Я была среди сумасшедших. Они подвергли меня всевозможным испытаниям. Эмиль, мне так тебя не хватало. Я счастлива вновь быть здесь.
Тесс подошла поцеловать ее.
- Что они тебе сказали перед отъездом? Тебе назначили лечение?
- Нет. Содубрай рекомендует отдых, покой, он убежден, что однажды мои симптомы исчезнут так же, как и появились. Тесс, прости меня за твою мать. Доктор передал мне это письмо для тебя. Они хотят знать, собираешься ли ты возвращаться в госпиталь. Я пообещала ему, что ты на него ответишь. Лили тоже волнуется.
- Пойдем, дорогая, - сказал ей Эмиль, - Пойдем пить чай. Я расскажу тебе, что произошло с момента твоего отъезда.
Тесс осталась одна, вскрыла конверт и принялась читать.
«Дорогая Тесс,
Для начала хочу сообщить вам о здоровье вашей матери. Я осмотрел ее. Она не получила никаких увечий. Я разрешаю вашей тете вернуться в Англию после проведения серии тестов. Стало известно, что она страдает редкой формой сомнамбулизма. Во время приступов Бланш мучают видения необычайной жестокости. Она погружается в бездну тоски, граничащей с безнадежностью, которую мы с профессором Шарко не можем объяснить. При пробуждении у нее не остается никаких воспоминаний, и она практически не может ответить на наши вопросы. А может она этого не хочет? Это действительно проблематично. Мы решили отправить ее лучше обратно в Виньярд, где, как мы надеемся, дела улучшатся. Передайте ее регулярному осмотру врача, которому вы доверяете, и скорее возвращайтесь к нам. Доктор Жан-Мари Содубрай».
Эмиль вышел на шаги племянницы и сказал:
- Я ненадолго останусь с ней наедине. Возьми, у меня не было времени рассмотреть это.
Он дал ей маленький сверток бумаги, похожий на те, что она видела на лапках у почтовых голубей.
- Ты можешь это прочитать? Мы скоро вновь сможем поговорить.
Тесс развернула послание. В нем были написаны непонятные знаки, после шел текст, в котором упоминалось про Эвариста Деньо, похищение, угрозы. Складывалось впечатление, что слова были написаны каракулями в спешке. Она прошла в салон. Бланш лежала перед камином, положив голову на колени Эмилю. Тесс рассказала ему о содержимом послания. Он встал и тут же отправился в Haras d’Eskerton на поиски Теодора Сарлюи. Он нашел его в ателье с кистью в руке. Мэтр уже был в курсе. Он был проинформирован в то же утро, когда состоялась конференция за несколько дней до выхода книги Жанна д’Арк – медиум, вызвавшей драку. Агитаторы прибегнули к помощи публики во имя защиты Церкви. События приняли дурной оборот. Деньо, раненый в лоб снарядом, потерял сознание. Пока правоохранительные органы допрашивали зачинщиков беспорядка, они искали эссеиста, но тот исчез. Его друзья, его окружение не получали от него никаких новостей.
Главный редактор Галуа написал текст, в котором требовал его смещения:
«Должны ли мы ждать, пока осуществится пророчество Эдуарда Дрюмона в книге «Франция евреев», когда он пишет: «Я боюсь, что моя книга не будет воспринята, пока не настанет Великий Вечер, о котором говорят таинственные секретные сообщества под управлением евреев. Великий Вечер – это то, что должно быть охвачено тенями смерти и погрузить в тишину одиночества руины того, что было Францией?» Нет! Мы решили действовать незамедлительно.
Эварист Деньо, по имени Лев Ниссевич, - это русский еврей, скандальная книга которого, пытаясь сделать из Жанны д’Арк знамя спиритизма, представляет недопустимое поражение мужества нашей христианской цивилизации.
Это сочинение, которое присваивает великих людей нации, пользуется окружающим беспорядком, воцарившимся в стране, преданной заговору, целью которого является подрыв морального и религиозного устоя. Констатируя полное бессилие народных возможностей перед этими угрозами, мы вступаем в союз Воинов Бога, чтобы спасти христианский Запад.
Подпись: Облас Дей».
Отстранение Эвариста Деньо представляло в их глазах акт оздоровления населения. В противоречие своей либеральности, они просили, чтобы эта гнусная рукопись была убрана с прилавков книжных магазинов. Это письмо также было передано издателю, чтобы заставить его действовать быстрее. К нему был добавлен ультиматум: «Мы не колеблясь накажем виновного, если наше требование не будет удовлетворено в течение семи дней».
Сарлюи сказал Эмилю:
- Не стоит недооценивать этих фанатиков. То, что они обвиняют рукопись, - это лишь прикрытие. Они нервничают, потому что догадываются, что мы собираемся нанести им сильный удар. Они решили напасть на самого уязвимого из нас.
Эмиль его прервал:
- Тем не менее, мы не можем оставить бедного Деньо в их руках!
- Мы так и ничего не будем делать? – спросила Луиза, входя.
- Не бойтесь, - продолжил Мэтр, - наш друг знал, что делает. Написав о символе веры и нации, коим является Орлеанская Дева, ему удалось провести демонстрацию без нарушений. То, что они борются за присвоение этого мира, естественно. Я думаю, это лишь начало. Показав, что она была настоящим медиумом, заставив разделить это убеждение с большинством, Деньо осуществил замечательную работу. Он прекрасно знал, что написав эту книгу, он затронет чувствительную сторону их учения. Бьемся об заклад, что он найдет в себе силы, необходимые для преодоления этого испытания.
- Если к тому же мы сможем помочь ему, - добавила пожилая дама, - я буду чувствовать себя убежденной.
Эмиль улыбнулся, посмотрев на Сарлюи.
- Вы искренне считаете, что мы собираемся оставить его одного перед лицом беды? – ответил тот.
Луиза прикрыла веки под голубизной его отсутствующего взгляда.

Бланш была в растерянности. Эмиль снова уехал. Она должна была бороться против этой меланхолии, которая ее постоянно преследовала. Ей хотелось позволить себе идти, забыться в этой глубокой слабости. Ей казалось, что эта трещина шла от ее действительности, ее существования. Собравшись с силами, она поднялась в свою комнату и легла в кровать. Ночью Бланш любила смотреть на полосу света, которая просачивалась из-под двери, словно она была ребенком, когда мать приходила ее будить, а она притворялась спящей. Она увидела движущуюся тень, затем та остановилась. Она натянула простыню до глаз. Плохо смазанные петли двери тихонько скрипнули, тень скользнула внутрь.
- Мадам? Вы здесь?
Бланш выпрямилась, подняла подушки и прислонилась к спинке кровати.
- Это ты, Люси?
- Я не смогла дождаться утра. Но дом кажется пустым. Джордж и Мари спят. Я так рада вновь вас видеть. Могу я поговорить с вами в этот поздний час?
- Конечно, моя малютка Люси. Подойди, зажги лампу. Спички здесь. Садись рядом со мной. Поверни ко мне твое милое личико и расскажи все, что произошло.
- Я солгу, если скажу, что все хорошо. Без сомнения это мои последние часы здесь рядом с вами. Монсеньор решил меня уволить.
- Что ты сделала, что это произошло? Я уверена, что ты как всегда не сдержала свой язык. Это так?
Девушка молчала.
- Ты должна мне сказать.
- Я знаю, это то, что я думаю.
- Но, в конце концов, Люси, что ты рассказала? Перестань ходить вокруг да около не знаю какого секрета.
- Это Мадмуазель. Она меня расспрашивала с настойчивостью. В итоге я призналась ей, что видела Комптесс. Но я лишь сказала о ее последнем визите.
- Ты сказала ей это!
- Но да. Разве это так важно?
- Да, Люси.
Бланш была опустошена. Ей нужно было подумать.
Она встала с кровати и стала мерить шагами комнату. Как ее утешить? Что сделать, чтобы рассеять ее печаль? Смятение малышки эхом отозвалось в ее собственных страданиях.
- Нужно сохранять ясную голову и подумать о твоем будущем.
- Монсеньор де Сейлем, влюбленный в Мадмуазель, предложил мне перейти к нему в прислуги. Он приехал, чтобы выкупить замок Виньярда.
Эта новость ошеломила Бланш. Она одновременно узнала, что Арман был воздыхателем ее племянницы и что он поселился по соседству.
- Вот видишь, ты не можешь держать язык за зубами. Немыслимо говорить такие вещи, не подумав. Ладно, продолжим, на чем мы остановились? Ах, да. Люси, вытри свои слезы, я прошу тебя. После всего предложение Армана не так уж и плохо. Но что теперь известно Тесс? Она догадалась?
- Это нет, мадам, я не думаю. Мне кажется, Мадмуазель еще далека от этого.
- Теперь молчи и слушай.
Бланш взяла ее за плечи и посмотрела прямо в глаза.
- Будь сдержана. Завтра я поговорю с Эмилем. Посмотрим, что мы можем сделать. Я хочу, чтобы ты была безупречна и ждала моих инструкций. Поняла?
- Да, мадам. Что мне отвечать, если монсеньор де Сейлем повторит свое предложение?
- Ты скажешь, чтобы он обратился ко мне.
- А если Монсеньор…
- То же самое.
- А Мадмуазель…
- Послушай, достаточно! Возвращайся в свою комнату.
Бланш вытянулась, пытаясь уснуть. Когда Мари открыла занавески, начинался день. До комнаты доносилось пение птиц. Бланш рассказал ей о своем пребывании в Париже, о том, что ей там пришлось вынести. Она сказала ей о том, как счастлива быть здесь, в спокойствии этого столь любимого места, в укрытии любви Эмиля. Мари была единственной, кому она доверяла. Ее великодушие, ее мужество всегда ее успокаивали. Служанка убирала поднос с легким завтраком, когда, предварительно постучавшись, вошел Джордж с альбомом из черной кожи в руках.
- Простите, мадам. Это касается Мадмуазель.
- Что ж, я тебя слушаю.
- Однажды ночью она поднялась на чердак и обнаружила это в большом ящике.
- Что ты предлагаешь делать?
- Я думаю, что лучше его убрать.
Бланш осторожно вынула фотографию и положила в ящик своего письменного стола, закрыв его на ключ.
- Вот, готово. Положи его на свое место, и не будем больше об этом говорить. А теперь оставь меня.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Тэсс шла среди могил. Кладбище Виньяра окружало маленькую церковь из резного камня в романском стиле. Она остановилась перед надгробием могилы родителей Мери, затем родителей Джорджа. Она разыскала склеп бабушки Розы Вегвуд, матери Бланш и Лили. На нём лежала бегония. С детства Тэсс обещала себе, что её похоронят здесь. Далеко в долине было заметно поместье Армана.
Жёлтые витражи церкви отражали странный свет, который разливался по могильным плитам с вырезанными золотыми буквами и керамическими цветами. В маленьком отдельном дворике покоились останки детей, вознёсшихся ангелочков. (Примечание: некрещеных младенцев хоронили на отдельном участке кладбища). Тэсс остановилась перед новым памятником из черного мрамора, на нём ещё не было имени.
Девушка толкнула стрельчатую дверь и оказалась внутри церкви, где стоящие в шесть рядов скамеечки для молитв, казалось, были заняты невидимыми прихожанами. Она подняла голову. Позади алтаря напротив неё стоял Христос с окровавленным лицом. Девушка часто спрашивала себя, была ли она верующей. Она верила в высшие силы, но не была склонна верить в воскрешение. Впечатления от спиритического общества позволили ей узнать о привидениях. Но она думала, что человеческий разум настолько силён, что он может вызывать подобные явления.
Тэсс встала на колени и помолилась за Лили, которая была очень набожна. Затем она красивым жестом зажгла свечу за Эмиля.
Возвращение Бланш было неизбежно. Ей хотелось остаться с ним наедине подольше, но это было невозможно. Тесс услышала шорох за статуей Архангела Габриеля. Еще совсем молодой человек в сутане высыпал содержимое колбы в холстяную сумку.
- Добрый день, Преподобный отец, церковь была открыта, и я вошла.
- Прошу вас, - ответил он с просиявшим лицом.
- Позвольте представиться: меня зовут Тесс, я племянница Эмиля Винклера. Я ненадолго приехала в Шанаган. Где Преподобный отец Саш?
- Бог призвал его шесть месяцев назад. Я – его заместитель.
- Как это грустно. Он был болен?
- Нет, он умер внезапно.
- Я хотела вас попросить. На кладбище есть памятник, который выглядит новым. Там выгравированы две даты, однако нет никакого имени. Вы знаете, кто там похоронен?
- Эти похороны состоялись незадолго до того, как я начал исполнять свои обязанности. Подождите меня, я сейчас посмотрю по дате регистрации.
Он вернулся через несколько минут.
- Странно. Я посмотрел журнал умерших. Там ничего не написано.
- А почему в церкви столько цветов?
- Мы готовим похоронную церемонию Комптесс. Она хотела быть похороненной здесь.
Тесс поблагодарила его и отправилась дальше.

Доил и Нерсон дежурили у тела Графини. С помощью горничных они переодели её в красное платье. Свечи наполняли ароматом похоронный зал. Когда пресса сообщила об её кончине, никто из членов семьи не объявился. Согласно нотариусу, в своём завещании Графиня не упоминала никаких родственников по восходящей или нисходящей линии. Она назначила своего друга-фотографа единственным наследником. Её требования распространялись только на снимки, которые они придумали и сделали вместе. Он должен был возложить на себя обязанность сохранить их согласно правилам, она позаботилась о том, чтобы расписать их в мельчайших деталях. Графиня лёжала на своей постели в наряде, который она выбрала, изображая на снимке свою смерть. Нерсон, следуя её распоряжениям, установил эту фотографию на мольберте, поставленном рядом с Графине и пытался оформить комнату такой же, как она была на снимке. Большая ваза с фиалками, покрытая эмалью, чучело ворона на ночном столике, глобус медной чеканки, устройство из позолоченной бронзы в виде льва, одна лапа которого лежала на часах, а во второй он держал флаг в шахматную клетку.
Всё было воссоздано настолько достоверно, что возникало сомнение: а не сделан ли этот снимок только что и не собиралась ли Графиня встать и смеяться как прежде.
Они решили освободить зеркала от завешивающих их тканей, открыть шторы и окна. Воздух и свет впервые приникали сюда. Оба мужчины разделили неотвратимое желание исследовать это место. Они вошли в просторную комнату. Это была гардеробная. За десятками раздвижных дверей обнаруживались бесчисленные костюмы, отсортированные по эпохам и цветам. Там были кружевные платья, атласные и шёлковые блузки, мужские пиджаки, униформа, ночные рубашки, меховые манто. Маленькие таблички, прикреплённые над шкафами, указывали на их содержимое. Вот что там было записано: шляпы, обувь, пелерины, пальто, маски, театральные украшения.
Другая дверь выходила в гигантскую ванную комнату, отделанную мрамором и лазуритом, без каких либо зеркал. Небольшой проём в стене позволял добраться до будуара. Они колебались, прежде чем войти туда. На двух панелях были отпечатки снимков, сделанных самим Нерсоном, датированные и подписанные им собственноручно. Несколько писем было разбросано то там, то здесь. Одиноко висела фотография в рамке. Доил взял её, чтобы рассмотреть поближе. Он приблизился к окну, будучи уверен, что уже видел её. Доктор сделал знак Нерсону. Они вместе созерцали лицо Эмиля. Они вернули серебряную рамку на место, как если бы она обжигала им руки. Доил нахмурил брови:
- Не должны ли мы…
- Да, мой друг, я думаю обязательно.
Они сняли фотографию из рамки и положили в конверт, который Нерсон достал из кармана. Их внимание привлекла записная книжка с обложкой из рыжей кожи с гербом на обложке, изображающим орла и крест. На нём было вырезано на латыни: «Oblas Dei». Доил долго рассматривал его. Затем он скрылся в кармане пиджака Нерсона. После этого они перерыли весь дом с верху донизу, но ничего больше не нашли. Они предупредили слуг, что они могут впускать прибывших людей. Они сели по разные стороны постели.
На ночную тумбочку жители городка сложили букеты. Посреди ночи появились спириты. Сообщество в полном составе сомкнуло круг около тела. Среди ночных дежурных не доставало лишь по-прежнему заключенного Эвариста Деньо и Бланш, попросившей извинения.
В момент, когда Сарлюи произнес: «Сеанс можно начинать», - все лица повернулись к порогу комнаты. Человек с грузной фигурой, одетый в черное, стоял в проеме, держа свою шляпу в руке. Он приблизился к кровати, ни на кого не обращая внимания, и остановился перед телом Комптесс. Затем, не произнося ни слова, он отступил на несколько шагов назад и вклинился в круг.
Они украдкой переглядывались друг с другом, пытаясь выяснить, знал ли кто-нибудь из них его. Установилось неловкое молчание. Наконец Мэтр поднялся и представился.
- Колонель Дарси, - ответил ему человек, звякнув каблуком.
- Вы были другом Комптесс?
- Мне выпала удача однажды познакомиться с ней в Париже. Новость о ее внезапной смерти была для меня шоком. Я незамедлительно приехал, чтобы побыть у ее изголовья.
Сарлюи снова сел. Никто не решался что-то сказать. Они все знали, что невозможно начинать сеанс, пока полковник находился среди них и изучал их своим высокомерным ироничным взглядом.
Тесс, стоя напротив покойной, чувствовала напряжение Люси рядом с собой. Внезапно служанка лихорадочно схватила ее за руку.
- С тобой все в порядке, Люси? Ты хочешь выйти?
- Она говорит со мной.
Ее взгляд был застывший, словно загипнотизированный. Тесс сжала ее пальцы. Тут же она услышала голос женщины, который отчетливо говорил:
- Я не хочу, чтобы Дарси оставался. Заставьте его уйти.
Служанка схватила руку доктора Векслера. Можно было прочесть по его лицу, что он слышал, он тоже. Постепенно духи посредством простого контакта через их кожу втянули Люси в диалог с умершей.
Полковник Дарси оставался один за пределом образовавшейся цепочки. Слова возвышались над сообществом:
- Я превращусь в одного из вас и уничтожу его.
Через некоторое время голос повторил:
- Полковник, что вы здесь делаете? Уходите.
Он встал, сделал шаг назад. Люси смотрела на фотографию на подставке. Изображение изменилось. Комптесс стояла с поднятой рукой, палец указывал на дверь. Кровать начала вибрировать, бронзовые подножки застучали об пол.
Сарлюи повернулся к офицеру:
- Месье, я думаю, будет разумнее уважать желание покойной.
Дарси, пятясь, вышел из комнаты с выражением ужаса на лице, забрал свое пальто из вестибюля и, не оборачиваясь, покинул дом.
Когда он вышел на улицу, вновь возобновилась тишина. Портрет Комптесс принял свое первоначальное положение.
- На этот раз мы одни, сеанс действительно можно начинать, - заявил Мэтр.

У Тесс было странное чувство, что впредь ее место было среди них. Феномены, всплывающие из прошлого; голоса, которые она слышала; объекты, говорящие с ней; видения, которые являлись ей – во всем этом появлялся смысл, указывающий на нее как на одну из них.
Девушка заметила тень, которая двигалась по комнате, окружая их собрание. Она взглянула на вытянутое лицо Комптесс и поняла, что отказалась быть лишенной существования. Она вновь почувствовала дикое желание жить, вернуться, чтобы завершить то, что было резко прервано. Девушка представляла, что она идет по длинному коридору, по очереди открывая двери, уверенная, что одна из них ведет в жизнь.
- Я догоню его, - сказал голос, - и она не сможет ничего сделать. Никто нас не разлучит, потому что мы – два лица того, что должно свершиться.
Тесс посмотрела в сторону фотографии. Показался силуэт человека. Он стоял рядом с Комптесс. У него была голова орла. Люси потеряла сознание.
Тесс повезла ее в Шанаган. В повозке служанка пришла в себя.
- Я сожалею, Мадмуазель. Бог мой, моя голова!
- Тебе плохо?
- Мне было так страшно. Этот голос. Эти видения…
- Мы все видели и слышали одно и то же.
- Что? Вы тоже?
- Да.
- Значит, вы…Я не знала. Я…Вы были у…?
- У кого?
- У доктора Векслера?
- С чего ты взяла? Ты принимала участие у него в сеансе?
Люси говорила все быстрее. Она представила ярость Эмиля, если тот узнает.
- Нет, простите. Я уже не знаю. Все перемешалось.
Тесс поняла, что если будет настаивать, служанка вновь расплачется. В любом случае, все эти происшествия были кстати. Ей абсолютно необходимо поговорить с Бланш. Когда они приехали в поместье, она сказала Люси, чтобы та отправлялась спать. Она постучала в дверь тети.
- Это ты? Ты не осталась на ночное дежурство?
- Нет, я привезла девочку, ей стало плохо.
- В мое время служанки…
- Не говори так, пожалуйста. Там было, отчего почувствовать себя плохо.
- Ты слишком вежлива, Тесс. Тебе стоит быть предусмотрительней.
- Ты уверена?
- Эмиль сказал им, что я заболела?
- Но да, уверяю тебя.
- Как все прошло?
- Как ночные похороны. Могу я задать тебе вопрос?
- Я тебя слушаю.
- Ты знала Комптесс?
- Нет, я никогда ее не встречала.
- Это не совсем то, о чем я тебя спрашиваю.
- Тогда выражайся яснее.
- Я хочу знать, знала ли ты об ее существовании.
- Конечно. Кто ее не знал? Разве недостаточно она платила хронике? Для одних – повелительница великих, для других – шпионка в прошлом. Безумная, по мнению большинства, особенно с тех пор как приехала сюда. У меня никогда не возникало желания встретиться с ней.
- А Эмиль?
- Что Эмиль?
- Он хорошо ее знал?
Бланш замолчала и побледнела.
- Они виделись, поскольку она, эта великая артистка, должна была позировать среди чучел птиц. Но это не тот тип женщин, которых ценит твой дядя. Почему ты спрашиваешь меня об этом?
- Я задавалась себе этим вопросом…Наконец, мне не хотелось быть несведущей.
- Теперь хватит. Мне нужно спать.
- Ты права, ложись спать.
Бланш оставила ночник догорать, глядя на пламя, танцующее по потолку. Тень скользили по складкам занавесок. Она задремала, но вскоре проснулась, ее взгляд застыл.
Она спустилась с канделябром в руке по лестнице, открыла ящики письменного стола, прошла в вестибюль. Она медленно переступала босыми ногами по тропинке. На опушке леса около реки ее рубашка зацепилась за куст ежевики.
Поднимаясь по ступеням крыльца, она, казалось, ничего не слышит, ничего не чувствует. Перед дверью комнаты покойной мажордом попытался ее остановить, но она оттолкнула его, закричав:
- Дайте мне пройти! Это вопрос жизни и смерти! Они хотят убить Эмиля!
У нее появилось столько сил, что она смогла вырваться и вбежать в самый центр спиритов. Все вскочили, чтобы ее успокоить, но Дойл вмешался.
- Отойдите! Если мы ее разбудим, это может быть очень опасно. Я поговорю с ней. Бланш, вы меня слышите? Это доктор Дойл, Эмиль рядом со мной, с ним все в порядке. Что вас напугало?
- Этот человек. Он не должен к нему приближаться. Я хочу, чтобы он ушел.
- Какой человек?
- Он носит униформу. Это убийца. Где мой муж? Я не вижу его.
- Бланш, этот человек приходил, но мы прогнали его. Опасаться больше нечего. Успокойтесь.
Он подал знак Эмилю приблизиться.
- Любимая, я здесь.
Он прижал жену к себе. Ее тело было ледяным.
Луиза укрыла ее своей шалью. Закутанная в ткань, в повозке она уснула.

Глава 13
На следующее утро после похорон двое мужчин прибыли в Виньяр и приступили к опросу жителей деревни. Они исполняли свои обязанности перед английской и французской полицией.
Слухи крутились чаще всего вокруг одного имени: Бланш Венклер была объектом многочисленных выдумок. Ночью ее видели в одной ночной рубашке, и она казалась очень опасной.
Инспекторы занимались главным образом беседами, касающимися общества магов, прибывших в округ. Их застали во время тайных ночных церемоний в глубине соседних лесов. Некоторые предполагали, что ими были задушены животные, другие же говорили о человеческих жертвах. Продавщица конфет и аптекарь утверждали, что медиумам известен способ реинкарнации.
Двое полицейских выяснили о времяпровождении каждого из них. Сопоставив полученные ответы, они отметили странную путаницу и несовпадения дат и мест. Некий факт, ставший известным несколько месяцев спустя, спровоцировал неожиданные пробелы памяти в данной деревне.
Они вернулись в Шанаган и были приняты Эмилем. Допрос продлился два долгих часа. Они задавали ему вопросы о его прошлом, о его профессии, о технике ловли птиц. Орнитолог показал им свою лабораторию. Они смогли присутствовать при натурализации лазурного попугайчика, умершего ночью. Полицейские расспрашивали о Графине, о ее причудах. Эмиль, находящийся на взводе, отвечал им короткими фразами, стараясь не взболтнуть лишнего.
Все это происходило в присутствии Тесс. Девушка рассказала им о своей учебе в Париже, о своих родителях и о своем приезде сюда. Ее очарование и красота сделали все остальное.
Встреча с Бланш казалась им невозможной. Доктор Дойль прибыл для того чтобы дать ей микстуру.
Эмиль и Тесс смотрели им вслед. Затем они поднялись в комнату Бланш чтобы охранять ее сон.

В Лондоне, подозреваемый в спиритизме Эдвард Маер был предупрежден о прибытии полицейских. Вышепоставленные друзья посоветовали ему покинуть город на некоторое время. Арман де Сейлем предложил сопроводить его в Париж, где он должен был заняться открытием театра в Королевском дворце.
Оба они воплощали среди всех медиумов мощь и богатство. Столь значимое величие Маера брало свои истоки из виноградников. Он обладал наибольшими плантациями в Бордоле. Благодаря новейшим технологиям, ранний поразительный успех обрушился на него спустя буквально несколько месяцев. На корабле, распивая шампанское, они беседовали.
– Я думаю, что наши друзья будут обеспокоены этим расследованием, - сказал Маер. – Все это очень серьезно после того как мне рассказали, что наши враги разжигают войну.
– Я сомневаюсь, что они отступят от своего. Нужно доказать, что мы способны противостоять им. Открытие театра может служить хорошим поводом для этого.

Все люстры были зажжены. Сотни свечей распространяли свой свет по театру. Весь Париж присутствовал здесь. Мужчины в костюмах, женщины, украшенные бижутерией, в вечерних платьях. Кареты останавливались у красной дорожки, окруженной лакеями. Толпа за барьерами наблюдала за этим изящным шествием.
Зал, начиная от оркестровой ямы и заканчивая балконами, переливался шепотом и восторженными вздохами. Медленно погасили люстры. Звуки скрипки и виолончели гармонично слились с мягким светом.

Большой занавес открылся. Под звуки аплодисментов вышел Роден Берту. Он направился в глубину сцены и переставил ширму. На сфере, представляющей собой небесный свод, появилось некое создание. На его спине были два больших наполовину раскрытых крыла. Его скрещенные в позе лотоса ноги заканчивались копытами. Ткань, покрывавшая нижнюю часть тела, оставляла открытой женскую грудь. Голова представляла собой голову козла. Между двумя рогами находилась высокая корона, извергающая огонь. В правой руке, поднятой к небу можно было прочесть SOLVE, в левой руке, опущенной к земле слово COAGULA: «растворение и коагуляция», девиз алхимиков.
– Дамы и господа, - проговорил маг, - я представляю вам Бафоме. Это создание будет обращаться к одному из вас. Тот, кого он выберет, сможет увидеть будущее.
Никто не осмелился пошевельнуться; ни одного вздоха не слышалось в этом мрачном месте. Огромные глаза на этой фигуре словно извергнутой из ада искали жертву в зале. Женщина в третьем ряду поднялась, словно власть этого создания заставила ее сдвинуться с места.
– Вы меня слышите? – спросил маг.
– Да. Я перед колесом обозрения напротив сада Тюильри.
Неожиданно крик, нарушивший тишину, привел в оцепенение всех.
– Кабинка только что оборвалась и упала на землю. Мужчина и девушка привалены грудой железа. Это…
Она задыхалась. Сосед поднял ее. По публике пробежал шум. Два пожарных прибыли. Один из них поднялся на сцену:
– Извините, что прерываю ваше выступление, но только что на площади Согласия произошел несчастный случай. Мы ищем мадам де Брои, нам известно, что она здесь.
Им указали на женщину в третьем ряду, которая находилась в бессознательном состоянии в своем кресле. Ослабленную, ее отвели к выходу.
Роден Берту потребовал тишины. Вновь заиграла музыка. Маг оттолкнул ширму к Бафоме. Потом направился к правой, освещенной стороне сцены. Появилась клетка из стекла. Маг встал позади. Вытянувший руки он был виден сквозь нее.
На клетку начали падать хлопья снега. Мало-помалу сквозь снег начали проявляться контуры тела. Снегопад прекратился. На земле лежал мужчина, его ноги были прижаты к груди.
Маг вызвал на сцену своих ассистентов для того, чтобы они освободили его из стеклянной тюрьмы. Мужчина встал, отряхнул свое пальто и направился к авансцене. Кто-то крикнул:
– Эварист!
Арман и Маер, сидевшие рядом, восторженно переглянулись. Послышался шум за их спиной. Они обернулись и увидели трех мужчин бежавших к выходу.
Место слева от Армана было свободно. Он подал знак Эваристу Денье занять его. Это сопровождалось возгласами. Арман произнес:
– Это невероятно, дружище! Как ты это сделал?
– Берту – самый великий маг всех времен, - ответил Маер. – Вы в этом сомневались, дорогой. Будем держаться вместе.
– Да, это предпочтительней, - ответил Денье. – Они вызывают у меня опасения. Я вам расскажу.
Под бурные овации иллюзионист вернулся чтобы поприветствовать зрителей и обратился к ним:
– Как вы знаете, большинство магических ритуалов являются чистой воды мистификацией. Но в магии существует другое явление, которое подразумевает то, что мы способны превознестись над человеческими страстями. Я приглашаю вас вместе со мной поработать над этой высшей формой разума, но будьте осторожны – если вы не умеете управлять вашим поведением, рано или поздно дьявол свернет вам шею. Настоящая магия исходит из тайны жизни. Проследуйте со мной по этому пути.
После этих слов, по рельсам продвинулись три восковые статуи: Эмиль, Бланш и Тесс.
– Вот три манекена похожие на те, которые находятся в музее Гривина. Они полностью соответствуют живым людям, но, как вы можете понять, это только лишь безжизненные статуи. Мне известно, что профессор Шарко находится в зале. Именно Вы мне и нужны, дорогой доктор. Окажете ли Вы мне честь поучаствовать в этом чуде?
Шарко с нежностью посмотрел на Лили, сидящую рядом с ним. Он направился к сцене под одобрительные возгласы публики.
– Я думаю, профессор, что Вы знаете этих людей.
– Действительно, - ответил доктор, - я заинтригован.
Маг повернулся к Лили:
– Одна из них ваша дочь, не правда ли, мадам?
– Да, господин, это так.
– Можете ли Вы мне сказать, где она находится в настоящий момент?
– В деревне на севере от Лондона. Со своими дядей и тетей, которыми являются остальные восковые фигуры.
– Хорошо. Дорогой мой профессор, я хочу попросить Вас выполнить те действия, которые Вы бы практиковали в Сальпетриер, если эти три манекена были бы Вашими пациентами. Согласны ли Вы поучаствовать в этой маленькой постановке?
– Охотно, - ответил Шарко.
Он начал с Бланш. В тот момент, когда он до нее дотронулся, то почувствовал резкое отталкивание. Статуя закрыла глаза.
– Продолжайте, профессор, продолжайте, - сказал ему Берту.
Неуверенным движением руки он проделал то же самое с Тесс и Эмилем. Все трое приблизились к профессору, который был бледнее смерти.
Зал заполнился шепотом.
– Не беспокойтесь, - сказал маг, - они не причинят вам зла, они всего лишь иллюзия.
Он хлопнул в ладоши и они исчезли.
Спектакль закончился. Шарко, сопровождаемый Лили, представился перед ложей Берту, которого охраняли двое полицейских. Он снимал грим в присутствии Армана и Маера, обсуждавших с ним этот вечер.
– Большое спасибо за то, что вы пригласили меня увидеть подобное! - сказал ему профессор. – Я должен признать, что даже в нескольких сантиметрах невозможно было догадаться, что на самом деле происходит.
– Это я должен Вас благодарить, дорогой друг, за то, что Вы приняли участие в этом эксперименте. И я очень горд, что смог Вас удивить.
Лили спросила Родена Берту:
– Это был Эварист Денье, тот, кто вышел из клетки?
– Вы его знаете?
– Нет, но о нем постоянно пишут в газетах. Я думала, что он уже пойман фанатами.
– Ну, тогда они его потеряли, - ответил Эдвард Маер. – Впрочем, вот он.
Вошел запыхавшийся Денье.
– Бог мой, эти журналисты настоящие пиявки, – сказал он, расстегивая свой накрахмаленный воротник.
Он поприветствовал Шарко и Лили.
– Их можно понять, - ответила она, – ваше появление во время спектакля было для нас настоящим шоком; мы воображали вас в руках опасной организации.
– Я допускаю эту возможность. Впрочем, я согласился ответить на все их вопросы. Единственное, я сам не могу объяснить, как это произошло, и они все убеждены, что я от них что-то скрываю.
– Что? – спросил Шарко. – Вы не знаете как сюда прибыли?
– Да, я Вам клянусь. И так как Берту нам об этом ничего не скажет…
– Но, доктор, разве Вы сами, - сказал маг, - разве Вы не принимаете участие каждый день в таких странных феноменах? Мне хотелось бы раскрыть Вам несколько ключевых моментов моего спектакля, но в обмен я был бы счастлив узнать, как Вы боретесь с безумием.
– Ничего не известно, возможно мы откроем для себя, что наши методы не такие уж и разные.
– Это было бы увлекательно, - оценивающе ответил Берту.
– Вы заметили, - сказала им Лили, - что трое мужчин в спешке покинули зал, когда господин Денье появился?
– Да, - ответил маг, - похоже, они не оценили его появления. Магия, дорогая госпожа, это искусство такое же как и другие – оно не может нравиться всем.
– Без сомнения, это были журналисты. Я предполагаю, они поспешили сообщить великую новость, - сказал Денье.
– Они не были похожи на журналистов, - подхватила Лили. – Они были сомнительной наружности.
– Вы знаете, это вычислить невозможно, - вырвалось у Эдварда Маера. – А почему бы нам не пойти поужинать и не поделиться эмоциями?

Успокоительное начало действовать на Бланш, которая спала теперь глубоким сном. Напряжение в Шанагане спало, словно деревня погрузилась в забытье. Утром Тесс открыла окно. Небо над поселком все еще оставалось темным, придавая деревьям оттенок сепии. Оно не выглядело грозовым, но создавалось впечатление, что плотная вуаль накрыла весь мир. Она вышла, чтобы увидеться с Эмилем. Он находился в своей лаборатории. Как только он заметил Тесс, его лицо оживилось:
– Ты смогла поспать?
– Я все время в тревожном состоянии. Но сегодня мне удалось. Какой странный свет, тебе не кажется?
– Тень Шанагана нас защищает.
– Однако, теперь я все чаще вспоминаю о солнечных днях.
– Наверное, потому что ты повзрослела. Со временем мы начинаем воспринимать вещи иначе.
– Мне всегда сложно понять, что именно происходит вокруг меня.
– Как тогда, когда ты не прекращала задавать мне вопросы.
Эмиль провел круг своим пальцем по ее лбу:
– Что тебя мучает?
– Ничего.
– Ты можешь мне сказать. Когда ты была ребенком в течение долгих часов ты расспрашивала меня о мире, о птицах, о планетах, ты помнишь об этом? И я, часто не зная, что тебе ответить, придумывал истории, заставляя тебе мечтать.
– Да, но ты мне сказал, что взрослея, мы воспринимаем вещи иначе.
– Как что, например? Скажи мне.
– Как Графиня, к примеру.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Тебя это смущает, не так ли?
– Не устраивай мне сцен! Я уверяю тебя, это того не стоит.
– В таком случаю, ты можешь мне рассказать.
– Послушай, ты же ее видела.
– Да, мертвой.
– Живой она мало чем отличалась. Ей нравилось привлекать внимание мужчин.
– Ты находил ее красивой?
– Не совсем. Особенной. Загадочной. Великолепной.
– Только такой?
Эмиль нежно улыбнулся ей и погладил по щеке. Тесс оттолкнула его руку:
– Нет. Это было бы слишком просто.
Она повернулась к нему спиной:
– А Бланш, она знала об этом?
– Твоя тетя очень ревнива.
Девушка скривила свое лицо:
– Без сомнения, на это у нее имелись причины.
Эмиль обнял ее:
– Успокойся. Никакая другая женщина в моих глазах не обладает твоей красотой и грацией.
– Прекрати смеяться надо мной.
– Посмотри на Армана у своих ног.
– Не переходи на другую тему. У Бланш имеются причины ревновать тебя.
– Возможно. Но не те, которые ты себе представляешь.
Тесс прижалась к нему и прошептала:
– Замолчи.

Джордж чистил кормушки в вольере, как вдруг заметил в углу неподвижную птицу, лежащую на спине. Он наклонился. Это был мертвый Люлю. Он взял его в свои руки и постучал в дверь к Эмилю, от которого только что вышла Тесс. Он протянул ему майна. Хозяин попросил его ни о чем не говорить. Некоторое время спустя, Джордж увидел его скачущим на лошади в деревню. Нарциссы освещали его путь.
Въезжая в лес он обернулся. Шанаган расстилался перед ним окутанный в большое темное облако. Проскакав некоторое время, Эмиль вошел в мастерскую Мэтра. Луиза де Вальмон сидела не неком подобии трона. Сарлюи писал ее портрет. Они посмотрели на майна и исчезли под кровлей.
Смерть птицы поразила их. Ей было всего пятнадцать лет, и она должна была жить дольше. Была ли она отравлена? В любом случае, ее исчезновение нужно было держать в тайне. Они уселись вокруг треугольного стола, обтянутого черной кожей, и положили Люлю в центре. Сарлюи сконцентрировался, закрыл глаза, затем попросил Луизу присоединиться к нему в его видении. Образы были нечеткими. Громкие звонкие голоса слышались вокруг; несколько обрывистых слов, звуки музыки. Птицы летали над голубоватыми тенями.
– Люлю, ты меня слышишь? - спросил Мэтр.
– Тесс, где Тесс?
– Нет, ни так, - закричал Эмиль, - ни так!
– Мне нужна Тесс, - запела птица.
Сарлюи поднялся:
– Мы ничего не добьемся таким путем. Нужно браться иначе.
– Что вы хотите предпринять? – спросила Луиза.
– Я вижу только лишь одно решение.
– Вы хотите его сохранить? – спросил Эмиль. – Без вскрытия, не так ли? Нам остается три дня, я не смогу держать его дольше.
– Этого должно хватить.

В сумерках, девушка бежала по парку в поисках майна. Его не было в вольере.
– Люлю, прекрати прятаться. Мне нужно тебе что-то рассказать. Не время играть, Люлю! Лети сюда, пожалуйста.
Мери оповестила ее, что дядя желает ее видеть. Она встретилась с ним в его лаборатории.
– Где ты был?
– У Мэтра. Он хотел бы написать наш портрет.
– Написать нас двоих?
– Да. Ты смущена позировать ему?
– Напротив. И как он это видит?
– Он хотел бы, чтобы ты сидела, а я стоял рядом с тобой.
– Как королевская пара, - проговорила она, улыбаясь уголками губ.
– В каком-то роде, моя прекрасная принцесса.
– И что же у нас за королевство?
– Не знаю. Мир без границ.
– Тебе такой известен?
– А кому он известен?
– И когда мы должны быть у него?
– Завтра утром.
– Прекрасно.
Бланш была накормлена, потом поддерживаемая Люси она прошла несколько шагов по саду. Изнуренной, ей вновь пришлось лечь спать. Эмиль остался рядом с ней. Он читал ей. Утром он разыскал Тесс, чтобы отвезти ее в Харас Эскертон.
Сарлюи ждал их за мольбертом с большой палитрой в руке. Кисти всех размеров стояли в растворителе. Луиза де Вальмон лежала на диване. Мэтр принял их с гостеприимством и расположил напротив себя.
Девушка сидела на широком стуле, обтянутом велюром розового оттенка, его деревянные позолоченные ручки представляли собой двух сфинксов. Эмиль остался стоять. Его правая рука располагалась на плече племянницы. На нем были одеты черные костюм, рубашка и галстук. На Тесс – бесподобное длинное ажурное платье.
Теодор Сарлюи попросил оставаться их неподвижными. Он взял уголь и сделал набросок. В конце первого часа он позволил им расслабиться и подойти посмотреть на эскиз.
Тесс подошла к мольберту. На полотне между ними Мэтр нарисовал майна, сидящего на жердочке. Она очень удивилась. Сарлюи объяснил ей, что портрет Люлю будет создавать прекрасный эффект.
Они снова заняли свое место. Рука Эмиля лежала на ее затылке. Он погладил ее и почувствовал, что она замерзла:
– Тебе холодно?
– Нет, мой ангел.
– Как долго, Мэтр.
– Дорогая, дело того стоит.
Он судорожно смешал цвета: перешел от красного в желтый, потом в оранжевый, дергая свои кисти, словно они были смычками. Его руки двигались по всем направлениям. Он бросал на своих моделей быстрый взгляд и с упорством принимался за работу. В нем чувствовалось воодушевление и оживление Бог знает каким дьяволом. Луиза, смотревшая заинтересовано, казалась счастливой.
Неожиданно кто-то постучал в дверь мастерской:
– Господин, Вы здесь? Откройте, пожалуйста.
Мэтр направился к двери:
– Джордж. Что случилось?
Пожилой мужчина с красным лицом и прерывистым дыханием обратился к Эмилю:
– Нужно чтобы Вы пришли, господин. Мери, Люси и я все обыскали: Госпожи нигде нет; она словно испарилась.

Перевод с mfarmer.ru

Дата добавления: 2015-08-21