Cn. Fuluius cn. F. Cn. N. Centimalus A. D. XXV. Procos. Ex illyriis natal. Egit К. Qvintil. 4 страница

Через шесть лет после этого, когда турецким султаном Баязидом был убит Иван Црноевич, господарь (Duca) Черногории, его брат Джурадж нашел убежище в Рагузе, куда позднее прибыл и его дядя Стефан. Опаса­ясь, что рагузинцы выдадут их Турку, они хотели тайно бежать из Рагузы, но им это не удалось; однако затем они к большой своей радости смогли уехать. Недавно, в 1570 году, стараниями рагузинцев была спасена венеци­анская галера под названием «Трона», спасавшаяся от галер преследовав­шего ее турецкого капитана Каракозы (Caracosa). Рагузинцы впустили ее в гавань, а потом с помощью большой денежной суммы задобрили Карако-зу, который, как пишет Пьетро Биццари (II), вначале грозил разрушить за это все их государство до основания. Наконец, в 1575 году, когда турецкий султан хотел вернуть из плена санджак[беев] и других вельмож, оказав­шихся после разгрома [турецкого] флота в руках испанцев, которые, в свою

очередь, также хотели вызволить из рук турок шестьдесят знатных мужей из числа христиан, попавших в плен при захвате Ла-Голетты (Goletta), в числе которых был и миланец Габрио Сербеллони (Gabrio Cerbelone), то обе стороны договорились (не найдя другого места, где можно было бы с таким удобством и безопасностью исполнить это достойное дело) прибыть в назначенное время именно в этот город, «надежную гавань». Вышеупо­мянутые пленники были доставлены в зал Большого совета и в присутствии ректора Юния Бобальевича, уважаемого и опытного в государственных делах мужа, обрели желанную свободу, за что каждый из них не переставал восхвалять упомянутый священный сенат.

На основании сказанного всякий может убедиться в том, что Рагуза все­гда была убежищем несчастных, для спасения которых зачастую ставила под угрозу свое собственное благополучие. В этом проявилось величие духа рагузинцев, которое находило себе выражение и в других деяниях, создаю­щих славу тому или иному городу. Как легко убедиться, и в прошлом, и в настоящем, как только они начинали заниматься военным ремеслом или сло­весностью (каковые рода деятельности и доставляют по большей части славу городам), то достигали в этом удивительных успехов. Умолчав о многих знаменитых рагузинских военачальниках, я расскажу лишь о некоторых из них. Первым стяжал себе великую славу Вита Бобальевич, который в 887 году командовал частью флота нарентинцев, когда последними был раз­громлен венецианский флот и убит дож Пьетро Кандиано. Именно благо­даря его своевременному подходу нарентинцы смогли одержать столь слав­ную победу над противником. После были Михайло и Никола Бобальеви-чи. Первый в 1160 году разбил в сражении при Требиньи короля Борича (Barich), именовавшегося тогда баном Боснии, и избавил свою родину от многих притеснений. Второй разбил Неманю, господаря (Duca) Рашки. После них был Марин Рестич (di Resti), который по приказу сената Рагу­зы на нескольких галерах изгнал гарнизон, который воевода Хрвое держал на Хваре, Браче, Корчуле и Висе. После них стяжали славу себе и своей родине Матвей и Марин Джорджичи: Матвей — в войнах между генуэзца­ми и венецианцами, а Марин — в походе, который он вместе с упомянутым

Матвеем предпринял против корсаров герцога Анжуйского. Матвей и Иван Лукаревичи также обессмертили свое имя и стяжали своей родине величай­шую славу. Император и король Венгрии Сигизмунд за выдающиеся воен­ные заслуги сделал Матвея баном Далмации и Хорватии. Как пишет Бон-фини (III декада, 4-я книга), он вместе с епископом Тиносским (Tinense), Генрихом Марцеллином, сыном Воеводы (Voieuoda), и Владиславом Па-лоцием (Palocio), самыми знатными вельможами королевства, был послан венгерскими магнатами, чтобы сопроводить в Венгрию польского короля Владислава, брата Казимира.

Иван, брат Матвея, был избран приором Враны (Vurana) и, руководя обороной Биограда (Belgradi) от турок, как пишет Бонфини, обессмертил свое имя. Нельзя обойти молчанием и Вольцо Бьяджевича Бобальевича, который во время войны рагузинцев с боснийским королем Остоей был по­слан сенатом с пятью галерами для нанесения ущерба неприятелю, у кото­рого он сжег Нарентский торг со всеми окружающими селениями и воздал ему достойное отмщение. Наконец, уже в наши дни славу себе и своей ро­дине стяжал мой дядя Симон Флори (Flori), который провел тридцать шесть лет во Французском королевстве на службе у тамошних королей. Он имел такой успех в военных делах, что герцог Алансона почти всегда держал его при себе, а французские короли Генрих и его брат Карл удостоили его не­малого числа почетных наград. Знаменитый поэт Дидак Пирр так написал о нем в одном из своих произведении:

Et miles intrepidus, е dux inuictus in armis Vend ab antiqua Florius Illiria, Illius egregiam virtutem, fortia facta Experta est duns Gallia temporibus.

В бою неустрашим, победоносный вождь, Из древней прибыл Флориус Иллирии. И Галлия в суровую годину Нашла поддержку в мужестве его.

He испытывала Рагуза недостатка и в тех, кто своей ученостью стяжал ей великую славу. Среди них кардинал Иоанн Стоик, искушенный во всех науках, о котором Мюнстер при описании Базилеи говорит следующее: «Есть в Базилее могила кардинала Иоанна Теолога из Рагузы, который в своем известном завещании оставил нам все те рукописные греческие кни­ги, которыми мы теперь располагаем». Жили там также превосходный поэт Илия Цриевич (Elia Ceruino) и красноречивый оратор Иван Гучетич (Gianno Gozzio), о которых упоминает Сабеллико (X эннеада, 8-я книга). Минорит Джурадж Бениньо (Giorgio Benigno), весьма ученый муж, опуб­ликовал несколько своих трудов по богословию. Превосходный латинский поэт Яков Бунич (Giacomo di Bona) создал прекрасную поэму о жизни Господа нашего. Матвей Бобальевич, человек столь редкого дарования, что его невозможно переоценить — помимо глубоких познаний в других науках, был редким знатоком греческого языка и перевел с него на латынь все тру­ды святого Василия в том изящном стиле, который особо ценится знатока­ми. Этот перевод хранится ныне в библиотеке бенедиктинского монастыря Св. Якова, находящегося близ Рагузы. Савин Глухой из уже упомянутого рода Бобальевичей, прекрасный поэт, писавший по-итальянски и, в боль­шей степени, по-славянски, выпустил несколько своих произведений на ита­льянском языке. Доминиканец Климент Раньина, знаток Священного Пи­сания, опубликовал несколько изъяснительных бесед (Omilie), высоко оце­ненных учеными мужами. Из того же рода до сих пор здравствующий До­миник Раньина, рыцарь [Ордена] Святого Стефана и поэт, знаменитый своими итальянскими стихами не меньше, чем славянскими. Никола Вито-вич Гучетич (Gozi), муж высочайшей образованности, написал и выпустил в свет ряд произведений, написанных как на [благородной] латыни, так и вульгарном тосканском наречии. Я не стану больше утомлять читателя пе­речислением, так как слишком много времени потребуется, чтобы упомя­нуть всех живших в Рагузе ученых мужей.

Территория Рагузы (по общему мнению) простирается в виде узкой по­лосы примерно на сто тридцать пять миль в длину и среди прочего включа­ет в себя немаловажный город Стон. Поблизости расположено несколько

более или менее значительных островов, принадлежащих Рагузе, а именно Ластово (Lagusta), Млет (Meleda), Шипан (Giupana), Лопуд (Isola di mezzo) и Колочеп (Calamota). Остров Ластово удален от Рагузы пример­но на сто миль, а его окружность составляет примерно пятьдесят миль. Остров изобилует всеми плодами земли, а именно вином, маслом, зерном и всеми сортами фруктов, на нем живут суровые и крепкие мужчины и столь же крепкие и работящие женщины.

Упомянутый остров рагузинцы купили у жупана Стефана, ставшего по­зднее королем Рашки и получившего прозвище Храпало (Crapalo). С ним рагузинцы постоянно поддерживали тесные дружественные отношения, о чем будет сказано далее в его жизнеописании. По этой причине жители Ластово до [1]308 года находились под властью Рагузы. В указанном году, когда королем Рашки был Урош, отец императора Рашки Стефана, некие вельможи этого королевства обвинили рагузинцев перед упомянутым коро­лем в том, что они незаконно купили остров, принадлежащий королевству Рашки. По этой причине Урош незамедлительно отправил рагузинцам пред­писание оставить упомянутый остров его попечению, поскольку он намерен признать его своей собственностью. Рагузинцы ответили отказом, заявив, что владеют островом на законном основании, купив его у короля Храпало, его прежнего законного владельца. Ответ рагузинцев привел Уроша в ярость, и он стал втайне подстрекать островитян на бунт, обещая им освобождение от уплаты податей и прочие льготы наряду с защитой от любого врага. Ос­тровитяне, недолго думая, приняли предложения рашан (Rassiani) и отло­жились от рагузинцев. Узнав об этом, последние стали незамедлительно снаряжать флот и собирать войско, чтобы вернуть себе упомянутый остров. Урош, узнав об этом, велел им отказаться от этого предприятия, грозя по­слать [войска] для разорения всех их владений. По этой причине рагузин­цы, выбрав из двух зол меньшее, решили ничего не предпринимать. Одна­ко вскоре они заключили союз с упомянутым королем, и он отказался в их пользу от всех прав на Ластово, препоручив его жителей заботе сената Ра­гузы. Островитяне, обманутые рашанами, с общего согласия отправили в Рагузу послов, прося простить за совершенную ими вынужденную ошибку

и вновь принять в качестве верных и покорных подданных, обещая впредь всегда оставаться таковыми по отношению к Рагузинской республике. Пос­ледняя милостиво приняла упомянутое посольство островитян и не только подтвердила прежние привилегии, но и некоторые из них расширила.

Остров Млет, называвшийся в древности Мелита (Melita) или Мелиге-на (Melligene), имеет около тридцати миль в длину и шестьдесят в окруж­ности и находится примерно в тридцати милях от Рагузы. Некогда этот остров, как повествует Аппиан Александрийский в «Событиях в Илли­рии», был с большим трудом завоеван Цезарем Августом. Поскольку ост­ровитяне промышляли морским разбоем, он приказал казнить всю безбо­родую молодежь, а остальных — продать с торгов. На этом острове произ­водится много вина, в основном красного и весьма крепкого, зерна же ро­дится недостаточно. На южной стороне на острове находится озеро с мор­ской водой. Его длина составляет примерно две мили, ширина — чуть мень­ше мили, а в окружности оно составляет семь миль. Есть в нем и пролив, через который поступает морская вода, но такой узкий, что по нему с тру­дом могут входить в озеро даже небольшие лодки. Если бы жители заперли этот пролив с помощью больших цепей, то был бы закрыт проход даже для упомянутых небольших лодок. Это прекрасное озеро со всех сторон окру­жено дикими соснами, дубами и другими деревьями, которые стоят так близ­ко к воде, что не только дают тень в летнюю пору для гуляющих по берегу, но и зачастую на их зеленых ветвях, склоненных к воде, находили прикре­пившихся устриц. В упомянутом озере водятся всевозможные морские мол­люски и много рыбы, особенно дорады, сибаса (Varolo) и окуня (triglia), причем упомянутые рыбы по своим размерам превосходят тех, что ловятся в других местах. В одном из заливов упомянутого озера возвышается невы­сокая скала, на которой было основано почтенное аббатство и монастырь [ордена] Святого Бенедикта, который является главным [монастырем] кон­грегации упомянутого монашеского ордена, называемой по имени этого ос­трова Млетской (Melitense). Там я принял монашеский чин. Среди членов упомянутой конгрегации почти во все времена было немало высокообразо­ванных мужей, и в их числе дон Макар Бобальевич (D. Macore de Bobali),

который, помимо духа пророчества, обретенного в награду за святость, был еще и глубоким знатоком Священного Писания. Вслед за ним там жили Хризостом Кальвино, избранный архиепископом Рагузы, знаток еврейс­кого, греческого и латинского языков; Василий Градич (di Gradi), ставший епископом Стона; дон Джамбатиста Джорджич, в настоящее время аббат и предстоятель упомянутой конгрегации; дон Бенедикт Менчетич и дон Кор­нелий Франциск, оба — глубоко образованные мужи и знатоки множества языков; дон Мавро Ветранич, превосходный поэт, пищущий на славян­ском языке; дон Евсевий Кабога, автор написанных на латыни летописей Рагузы и жизнеописаний ее архиепископов. Не успев опубликовать свои труды при жизни, он оставил их монсиньору Хризостому Раньине, кото­рый ныне является епископом Стона, а прежде был монахом упомянутой Млетской конгрегации.

В упомянутое озеро иногда заплывают тюлени (Orsi marini) и наносят большой урон поголовью рыб. Когда же они хотят вернуться в море, то в проливе, через который они должны проплыть, ставят большие сети, куда они попадаются и оказывают отчаянное сопротивление нападающим на них рыбакам. Пока же они находятся в озере, они часто выходят на берег и без всякой опаски позволяют себя разглядывать, показывая определенными же­стами, что понимают все, что им говорят. Поскольку я сам никогда ничего подобного не видел, то не мог поверить, что рыба может понимать челове­ческую речь. Однако, когда я находился в Италии, в Пезаро, я на соб­ственном опыте убедился в том, что это действительно так. В 1599 году близ Гаэты был пойман один из упомянутых тюленей, которых называют также морскими телятами, и его в течение нескольких месяцев возили по многим городам Италии в большом ящике, где была подстелена солома. Когда его хотели показать публике, то вынимали из ящика, где он был за­перт на ночь, и клали в большой ушат с водой. Затем, называя его по имени Мартином, его вынимали из воды, и он полз по земле, извиваясь, и по ко­манде поворачивался то на спину, то на живот, то на один бок, то на другой. Когда его просили дать лапу, он протягивал вперед переднюю конечность, похожую на гусиную лапу. Когда его спрашивали, не голоден ли он, он тут

же открывал рот и, стуча зубами, всем своим видом выражал согласие, не сводя глаз с хозяина. Когда же хозяин делал вид, что хочет ударить его палкой, которую держал в руке, тот незамедлительно издавал звук, напо­минавший восклицание разгневанного человека, и делал вид, что хочет уку­сить хозяина. Когда ему приказывали вернуться туда, откуда его вынули, он направлялся к ушату и, поднявшись подобно ужу, сам бросался в воду. Одним словом, это было удивительное зрелище, видеть, как рыба подоб­ного вида понимала то, что ей говорили, и исполняла все команды. Тюлень, которого я видел в Пезаро, был гораздо меньше тех, что иногда вылавлива­ют в Млетском озере. Близ упомянутого озера, в весьма живописном месте под названием Дворцовая гавань (Porto Palazzo), находящемся на морском побережье, еще и теперь видны развалины дворца, построенного некогда Агесилаем Киликийским, сосланным сюда императором Севером. Когда император после победы над Песценнием проходил по Киликии, встретить его вышли все властители (Baroni) упомянутой страны, за исключением Агесилая. По этой причине он был отправлен в ссылку на Млет, где пре­бывал вплоть до того времени, когда после Севера власть в империи пере­шла к Антонину. Оппиан, сын Агесилая, находившийся в ссылке вместе с отцом, написал героическим стихом прекрасный трактат о рыбной ловле и преподнес его Антонину, за что удостоился от императора позволения для отца вернуться на родину. Вскоре после возвращения Агесилая в Киликию его дворец был разрушен сарацинами.

Со временем остров оказался во власти у хумских государей, и в 1151 го­ду воевода Рашки Деса подарил его монахам упомянутого аббатства, пре­поручив его заботам и особому покровительству Синьории Рагузы. Таким образом, нет ныне ни одного уроженца острова, кто не был бы подданным упомянутых монахов. Но, поскольку «тот, кто неволен, тот вечно недово­лен», островитяне не раз без весомой причины восставали против своих хо­зяев и наносили им ощутимый урон. Из того, что я видел на Млете, две вещи стоят упоминания. Во-первых, все местные жители переговариваются при помощи свиста и, находясь на значительном расстоянии, понимают друг друга не хуже тех, кто выражается при помощи слов. Вторая вещь меня

просто поразила. В 1410 году на хуторе Бабинополье упомянутого острова у одной женщины был единственный сын по имени Шурмал, которого она нежно любила. Сын, возмужав, женился и ушел от матери. Однажды позд­ним вечером она пришла к его дому, но тот запер двери, чтобы она не могла войти. Тогда бедная старушка-мать стала умолять пустить ее в дом и дела­ла это все настойчивее, видя приближение грозы. Однако ее слова не выз­вали в безжалостном сердце сына никакого сострадания к собственной ма­тери. Поняв это, она стала призывать на их голову гнев Божий и, среди прочего, сказала: «Как вы теперь не принимаете меня в вашем доме, так с Божьего позволения ни земля, ни море не примет ваших костей». И что вы думаете? Когда безжалостный сын скончался и был похоронен перед цер­ковью Святого Панкратия, то на следующее утро был найден выброшен­ным из могилы, поскольку земля не хотела его принять, и так повторилось два последующих дня. Тогда его бросили в море, которое в ту пору было совершенно спокойным, но, как только приняло проклятое тело, начало вол­новаться и почти в то же мгновенье выбросило его на скалы, где его кости так вросли в камень, что даже с помощью большого топора их с трудом можно отодрать, что я неоднократно пытался сделать.

Остров Шипан протянулся с запада на восток примерно на четыре мили, окружность его составляет примерно десять миль. Некоторые считают, что именно его Плиний называет Сипарис (Siparis). Это один из самых благо­родных островов, которыми владеет сенат Рагузы, как по своей живопис­ности, так и по изобилию вин, которые на ней производятся.

[Лопуд], срединный остров, называется так потому, что расположен между двумя другими — Колочепом и Шипаном. В окружности он со­ставляет примерно десять миль. На острове чудесный воздух и [редкое] среди соленых вод изобилие запасов пресной воды. Самая красивая часть острова, которая является наиболее заселенной и украшена садами, двор­цами и гаванью, обращена на запад. Однако удобные строения, прелест­ные сады и усеянные виноградниками холмы встречаются на острове по­всюду. В 1538 году остров оказал дружественный прием двенадцати га­лерам папы Павла III под командованием патриарха Аквилеи, дворянина

из рода Гримани (Casa Grimana), однако был безбожно и жестоко раз­граблен людьми с упомянутых галер.

Остров Колочеп по своей величине уступает Лопуду, он не так плодоро­ден и менее населен, однако на нем делают хорошие вина.

Жители упомянутых трех островов зарабатывают себе на жизнь в основ­ном нанимаясь в судовые команды. По этой причине часто случается, что там мало мужчин, но много весьма красивых добропорядочных женщин. Неред­ко мужья, уходя в море, оставляют их без всякой помощи на десять и более лет, однако женщины, работая денно и нощно, своим ручным трудом сами себя обеспечивают и славятся редкой добропорядочностью.

Упомянутые три острова служат отправным пунктом для тех больших кораблей, которые бороздят ныне моря Италии и Испании. Рагуза насчи­тывает их не менее сотни, не считая множества галеонов и других маломер­ных судов. По причине большого числа моряков, занятых на упомянутых судах, рагузинцы не могут выставить ныне более пяти или шести тысяч на­земного войска. Тем не менее все их корабли, собранные вместе, составля­ют один из самых многочисленных и мощных флотов, имеющихся ныне в чьем-либо распоряжении в Средиземном море. Упомянутая мощь обеспе­чивается как размером судов и многочисленностью установленной на них артиллерии, так и в значительно большей степени отвагой моряков, кото­рую они не раз проявляли в борьбе с турками и другими корсарами. При нападении последних они сражаются так отчаянно, что враг не может овла­деть кораблем, пока хоть один из них остается в живых. Во время боя они бросаются на врага подобно разъяренным львам, призывая друг друга по­мнить о том, что они рагузинцы, которые никогда не отдадут свою жизнь, не воздав достойной мести врагу.

Примеров этого я не стану тут приводить, поскольку почти всем они из­вестны, и окончу на этом свой рассказ об истории Рагузы, все свершения и достижения которой любопытный читатель сможет найти в летописях рагу-зинского дворянина Якова Петровича Лукаревича, которые (я полагаю) он в скором времени выпустит в свет.

ПРЕДИСЛОВИЕ ДОНА МАВРО ОРБИНИ

Многие утверждают, что автор нижеследующей «Истории ко­ролей Далмации» был уроженцем Диоклеи, которая была мит­рополией Красной Хорватии и чьи развалины можно увидеть ныне у Лабеатского болота, то есть Скадарского озера, и на­зывают его поэтому Диоклейцем (Docleate). Другие придер­живаются мнения, что он родился в городе, называемом славянами Дукля (Dugla), который возник на развалинах Диоклеи и впоследствии получил то же самое имя. Я же полагаю, что автор не был уроженцем ни первой, ни второй Диоклеи. То, что он не был родом из первой, следует из того, что он сам пишет в нижеследующем «Предисловии», а именно, что к нему обратились с просьбой священнослужители Диоклейской церкви. В то время [упомянутая церковь] лежала в руинах, поскольку Самуил Болга­рин или (по мнению других) его сын Радомир, которого греческие исто­рики называют Гавриилом-Романом, сжег ее около 1000 года, а упомя­нутый автор (как следует из описываемых им событий) в 1179 году был еще среди живых. Ясно поэтому, что он имеет в виду вторую Диоклею. Однако и она не была местом его рождения, поскольку далее в своем «Предисловии» он пишет, что с упомянутой просьбой к нему обратилась также и молодежь из его города. Этими словами он ясно дает понять, что вовсе не Диоклея была его родиной. По моему мнению, автор был родом из Бара (Antiuari), который также в значительной степени вырос на раз­валинах первой Диоклеи, да и расположен не так далеко от нее. Упомяну­тая «История» первоначально была написана им по-славянски и славян­скими письменами, а затем по настоянию некоторых особ переведена им

на латынь. В своем труде он дает краткое описание происхождения и ис­тории славянских королей, правивших в Далмации и других соседних зем­лях Иллирика с 495 года от Рождества Христова по 1161-й, когда Радо-слав, последний из рода упомянутых королей, был лишен власти сыном Уроша Десой.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ЕГО «ИСТОРИИ КОРОЛЕЙ ДАЛМАЦИИ»

огда вы, любезные братья мои во Христе и достопочтенные свя­щеннослужители святого престола церкви Диоклейского архи­епископства, а наряду с ними множество зрелых мужей и глав­ным образом молодежи нашего города, которая любит не толь­ко слушать и читать, но и (как ей свойственно) предаваться во­енным утехам, обратились ко мне с просьбой о переводе со славянского пись­ма на латинское книжечки о готах, называемой латинянами «Regnum Slavorum», в которой описаны все их войны и деяния, то я, преодолевая старческую немощь, решил удовлетворить вашу просьбу сам, побуждае­мый к этому и любовью к своим собратьям. Я не хотел бы, однако, чтобы кто-нибудь из читателей подумал, что я написал что-то сверх того, что уз­нал из книг и рассказов (не баснословных, а основанных на истинных со­бытиях) наших отцов и дедов.

Дата добавления: 2015-08-13