Stina owa vklopiena bilieg iest mira sgode krvkovye, nas markoman I bra-tie slavnovieh, lita boya nascega . . . Markoman proyde, n1 slavni. . . Stina. . . Pokoi. . . Lith vvika. 2 страница

Но вернемся к прерванному рассказу. После разорения Рима Тотила вновь одолел луканов (i Lucchesi), овладел Абруццо и Калабрией. Он унич­тожил также более двухсот солдат греческого военачальника Иоанна, и лишь немногие сумели спастись, укрывшись в крепости Россано (Rusticano). То­тила, взяв приступом Россано и Перуджу, отнял у римлян Кипр и Акарна-нию.

Тем временем Велизарий постарался как можно лучше укрепить Рим, но все было напрасно — пришел Тотила и вновь овладел городом. Это было второе разорение Рима Тотилой и остроготами.

Как пишет Прокопий, когда остроготы овладели Сицилией и всей Ита­лией, за исключением Равенны, Анконы и Отранто, император Юстини­ан, не в силах терпеть такое разорение империи, послал против них евнуха Нарсеса со всем своим войском. Последний, соединившись с пятью тыся­чами лангобардов, тремя тысячами верлов, или герулов, и четырьмя тыся­чами гепидов, вступил в сражение с остроготами, которое с переменным успехом длилось два дня сряду. Тогда остроготы, осознав, что владение Италией не принесет им ничего, кроме постоянных войн с римлянами, ре­шили отказаться от него, при том условии, однако, что им будет позволено вывезти из Италии все свое имущество туда, куда им заблагорассудится. Если же им в этом будет отказано, они грозили биться до последнего. Ког­да их условие было принято, [остроготы] ушли из Италии. Кто же вынудил их просить о таких условиях? Греки или, может быть, римляне? Конечно, нет, поскольку Велизарий, хотя ему помогали и греки и римляне, никогда не одолел бы готов, если бы не помощь гуннов и верлов. И Нарсес никогда не победил бы их без помощи славян, то есть верлов и гепидов, соплемен­ников готов. Об этом написано у Прокопия Грека.

Леонардо Аретино, однако, умолчал о многих достойных славы сверше­ниях готов, описав лишь их поражение и скрыв многие из бед, постигших в то время Италию. Нет никакого сомнения в том, что и сам Прокопий, при­нимавший участие в этой войне на стороне Юстиниана, не упомянул о мно-

гих вещах, которые могли бы бросить тень на доблесть и силу греков, а готов, наоборот, выставить в более выгодном свете. Конечно, если бы исто­рики не исказили историю своими измышлениями и лестью, мы прочли бы в ней еще о многих достойных свершениях славян. Впрочем, и тех, о кото­рых они упомянули, вполне достаточно. Нельзя было замолчать их, не вы­звав порицания — ведь об этом было известно всему миру. Промолчи о них Прокопий со всеми греками и итальянцами, сам Рим со всей Италией стали бы красноречивыми свидетелями истины и не позволили бы когда-либо предать забвению то, что оставило после себя благороднейшее славянское племя, пролившее столько римской крови.

Эта война Юстиниана с готами продолжалась до последних лет его жиз­ни, велась она и после его кончины, так как готы разделились: одна их часть примкнула к бургундам и франкам, которые позднее вновь восстали против римлян; вторая ушла жить к другим народам; третья же часть, состоявшая из остроготов, уцелевших после стольких войн, стала называться итальян­цами, как пишет Сабеллико в 5-й книге VIII эннеады. Вот и выходит, что итальянцы, всегда называвшие готов и другие славянские народы варвара­ми, сами являются не чем иным, как остатками варваров, то есть готов, вандалов, верлов и других славян.

Итак, до сих пор мы говорили о том, как стали называться и кем стали остроготы. Посмотрим теперь, что же стало с визиготами, второй частью готов. Они отправились в Испанию и стали называться испанцами, как пишет Иреникус (VI). Изгнав из упомянутой державы вандалов, они вла­дели ею на протяжении многих лет, как пишет Микеле Риччо. Короли, потомки их крови, с отвагой и доблестью правили Испанией вплоть до времени наших дедов, оставив Галлию франкам. Несколько раз они овла­девали Испанией, три или четыре раза захватывали Галлию, два раза Паннонию, три — Мезию, семь раз — Фракию и, наконец, завладели всем Востоком. Суди сам, благоразумный читатель — удавалось ли это когда-либо Александру Великому, Киру или же Ганнибалу?

О том, каким образом готы добились стольких успехов, очень хорошо написано у поэта Клавдиана. Несмотря на свое крайне враждебное отно-

шение к готам, он все же оставил немало свидетельств их воинской доблес­ти, и особенно вандалов, которые, как мы показали выше, также были сла­вянами.

Вандалы, выйдя из Скандинавии, находились в пути в течение целого года, пока не достигли реки Вислы (Vistula), как пишет Иордан Алан, ссы­лаясь на Дексиппа Грека. Позднее эта река получила имя Вандал в честь их королевы Вандалы, добровольно утопившейся в ней [в жертву богам] за одержанную над врагами победу, как пишет Меховский (I, 12). От этой реки и получили свое имя вандалы. Иоганн Авентин (I) считает, однако, что вандалы стали так называться по имени их короля Вандала, жившего во времена патриарха Иосифа и правившего в течение сорока лет, и именно в то время возникло это имя вандалов, или венедов.

Они всегда славились своей воинской доблестью, имя их было известно и во времена Александра Великого, во всех походах которого они принима­ли участие. Об этом пишет Суффрид Петри (III). По его словам, вандалы воевали под началом Александра Великого, а после его смерти вернулись в свою страну, которая позднее была занята саксами. Об этом, пишет Суф­фрид, написано во фризских летописях, у Альберта Кранца, в «Саксон­ском зерцале», у Альберта Штаденского, Видукинда Саксона, Вернера Ро-левинка, в трудах Иоганна Эссенского и Генриха Херфордского, а из фран­цузских авторов — у Сигиберта из Жамблу.

Бьондо в 1-й книге I декады пишет, что во времена Цезаря Августа во­семьдесят тысяч вандалов заняли восточный берег реки Рейн, но затем Друз и Тиберий отбросили их обратно на их исконные земли, под которыми, ду­маю, понимаются те земли, которые отводил им Плиний у Карпатских гор на границах Сарматии, или Польши. Отсюда за много лет до этого они вывели свои колонии к Балтийскому морю, где сначала долго воевали с дат­чанами и саксами.

Евтропий и Павел Орозий пишут, что они были союзниками маркома­нов в войнах, которые те вели против императора Марка Антонина (Antonio). После этого, по свидетельству Суффрида Петри, они прошли с

мечом по всей Германии. В вышеуказанной книге он пишет: «Я нашел в наших архивах, что через девять лет после этой маркоманской войны, а именно в 183 году от Рождества Христова, вся Германия была охвачена ужасом перед этими вандалами, или поляками. Их нашествие заставило мно­гие племена отступить в укромные места, а некоторые — и вовсе оставить свои исконные земли. Вандалы же поселились на другом берегу реки Везер (Visurgo). Полторы тысячи из них, переправившись через Везер, проник­ли во Фризию и сели на восточном берегу реки Эмс (Amiso), как можно прочесть у Андреаса Корнелиуса Ставоренского (Andrea Cornelio Stauriese). На них напал Тит Бойокал, брат герцога Фризии Адебальда, и, одержав победу, изгнал их с Эмса». Так пишет о вандалах Суффрид.

Сражались вандалы и с визиготами, но, будучи разбиты в битве и изгна­ны с Дуная, вторглись в Паннонию и владели ею в течение сорока лет.

В 382 году они под началом короля Многасила, которого другие, не зна­ющие вандальского, или славянского, языка, ошибочно называют Модиги-зилом или Модидиском, предприняли поход в Италию.

В 415 году вандалы, предводимые Кроском, вторглись во Франкию и предали всю страну огню и мечу. Изгнанные оттуда более могущественным племенем визиготов, они спустились с Пиренеев в Испанию и, овладев ею, по имени своего племени назвали ее Вандалузией или, без первой буквы, Андалузией.

Императоры Василиск и Рецимер нанесли им поражение, когда они на­пали на Венецию и Истрию.

Наконец, в течение тридцати лет они владели Вифинией. Затем, приглашенные в Африку за огромное вознаграждение, они пе­ресекли Гибралтарский пролив и, нарушив обещание, данное комиту Бо­нифацию, который их и пригласил, захватили такие важные города, как Бон (Bonalica), Сале (Sala), Таманасиду (Tamanasida), Банасу (Banasa) и Тингис (Tingendi). Императору Валентиниану, в конце концов, уда­лось на определенных условиях заключить с ними мир, однако после его кончины они вновь восстали и при короле Гейзерихе взяли приступом Карфаген, знаменитый город, уступавший некогда одному только Риму.

До той поры в течение 535 лет он был под властью римлян, а теперь пере­шел под власть славян.

После этого Гейзерих, снарядив флот, атаковал и захватил острова Сар­диния, Сицилия, Корсика и Ибица (Ebuso), которую Тит Ливии и Пли­ний называют Pytiusa (Pytusa), а де Леклюз — Ivica (Iuica). Епископ Вик­тор Витенский (cTVtica) пишет, что они захватили также Майорку и Ми­норку. Сицилию Гейзерих уступил королю Италии Оттокару, обязавше­муся платить за нее ежегодную дань.

Гейзерих же отправился в Шотландию (Scotia) и Британию (Britannia), и владел ими до тех пор, пока не пришел конец могуществу свирепого Ат­тилы.

Когда Максим тиранически захватил императорскую власть в Риме и взял в жены вдову Валентиниана императрицу Евдокию, последняя, буду­чи женщиной высокомерной, была возмущена тем, что ее заставили выйти замуж за столь подлого мужа. Не видя иной возможности изменить свою судьбу и стать свободной, она тайно снеслась с упомянутым вандальским королем Гейзерихом, славным многочисленными победами, призывая его захватить Рим и освободить ее от столь жалкого супруга. По этой причине Гейзерих, снарядив большой и мощный флот, подошел к Риму и захватил его, проявив величайшую жестокость. Он совершил бы еще больше зла, если бы папа Лев не смягчил его необузданность своим смирением и покор­ностью. После четырнадцати дней разграбления Рима Гейзерих покинул город, уведя с собой Евдокию с Плацидией и множество пленных. Эти со­бытия произошли в 457 году.

Последним вандальским королем был Гелимир. Будучи застигнут врас­плох Велизарием в Африке, он так рьяно бросился в атаку на неприятеля, что, если бы развил свой успех, мог бы, без сомнения, совершенно изгнать греков из Африки. Однако Гелимир упустил случай и дал время Велиза-рию усилиться. В последовавших за этим двух сражениях с Велизарием он проявил себя умелым и доблестным полководцем, но удача, которая, как водится, неожиданно покидает того, кто прежде был ею обласкан, в этот раз столь резко изменила вандалам, что грекам удалось уничтожить Цазо-

147

на (Zangone), брата Гелимира, с большей частью многочисленного вандаль­ского войска, а самого Гелимира взять в плен. Представ перед императо­ром Юстинианом, Гелимир, видя, в каком рабском и бедственном положе­нии он оказался после стольких лет власти и счастья, с улыбкой произнес: «Vanitas vanitatum, et omnia vanitas» (лат. Суета сует и все — суета — изре­чение царя Соломона (Екклезиаст, 1, 2 и 12, 8) и добавил, так как был образован и изучил все книги по философии и словесности: «Я не удивля­юсь, о лучший из императоров, своему стремительному падению с высот счастья в пучину бед, потому что знаю, как непостоянна судьба; знаю, как, шутя, она в мгновенье ока возносит и низвергает смертных. Я удивляюсь лишь, как могло случиться, что вопреки ей я до сих пор не пал духом. Этого бы не произошло, не окружи я свой разум крепкой стеной убеждения, что все пришедшие в этот мир подвержены изменчивости судьбы, и особенно те, кто стоит во главе государств и империй, так как они выдаются над все­ми и представляют собой прекрасную мишень для ее удара. Теперь, испы­тав все это на себе, я нахожу, что самыми счастливыми следует считать тех, кто занимает низкое положение, а вовсе не королей. Ведь, кроме того, что их разум и душа не обременены мыслями и заботами, связанными с высо­ким положением и управлением государством, они, помимо многих других выгод, имеют то преимущество, что знают — при неблагоприятной судьбе им многого не потерять, поскольку многого у них и нет. Королям же, владе­ющим многим, тяжко падать из богатства в нищету. Сужу по себе — прежде повелевал я войсками, городами, провинциями, купался в развлечениях, удо­вольствиях и изобилии во всем, внушая страх и поклонение моим поддан­ным, но прошло немного времени, и вот у меня нет даже куска хлеба, чтобы утолить свой голод; губки, чтобы утереть мои слезы; цитры, чтобы утолить мою печаль. Посему, о император, если кто сравнит наши с тобой победы, то признает меня достойным большего триумфа, чем тебя. Ты победил од­ного из королей — это обыденное дело, так делают и другие. Я же победил судьбу, которую еще никому и никогда не удавалось победить. Ты сразил того, кто уже был сражен ей, я же поверг наземь ту, которая, хотя и сразила меня, но победить все же не смогла. Ты сражался с тем, кто теперь сражен

голодом, я же одержал верх над той, которая не могла насытиться всеми моими невзгодами. Ты — одного из государей мира, я — императрицу и ко­ролеву всех государств и империй. Если же ты сомневаешься в моей победе над ней, то смотри — я еще жив, ее удары не повергли меня на землю, несча­стья свои переношу я со спокойной душой. На мой взгляд, моя победа весо­мей твоей, так как оружию свойственно побеждать, но человеку не свой­ственно одерживать верх над судьбой; если он, конечно, не больше, чем человек. Ты прославишься тем, что покорил Вандальское королевство, я — тем, что покорил судьбу, с которой в будущем буду биться еще отважней, поскольку ей нечего отнять у меня, кроме самой жизни. Я знаю, о импера­тор, тебе не нужна моя жизнь, поскольку милосердие у столь великого го­сударя не должно уступать его силе и доблести. Но даже если ты захочешь отнять ее у меня, и тогда судьба не сможет сказать, что победила меня, потому что, убив мое тело, она не сможет убить мою душу, которая сама по себе бессмертна и заключает в себе всю человеческую сущность и достоин­ство. Видимая же наша внешность — это скорее тень, чем наш истинный образ. Я не должен испытывать страха перед столь милосердным госуда­рем, о силе которого можно судить не потому, как он побеждает врагов, а по тому, как он обходится с ними после победы. Такому государю я, по­бежденный и победивший судьбу, униженный судьбой и унизивший судь­бу, сдаюсь на милость. Признаюсь, что до сей минуты чувствую себя по­бежденным скорее твоей добротой и великодушием, покорившими мою душу, чем оружием, покорившим мое тело, по причине большого располо­жения, которое я возымел к грекам после того, как попал к ним в плен». Эта вдохновенная речь Гелимира так тронула императора, что он, помня о непостоянстве судьбы, ответил ему со всем состраданием, чтобы тот не огор­чался; что он всегда ценил величие души выше всяких королевств и импе­рий; что причиной войны с ним послужило не его честолюбие, а необходи­мость поддержать репутацию Римской империи и добиться признания ее прав владения — ведь после победы над карфагенянами, царями Сифаксом и Юбой Римская империя всегда была повелительницей Африки, почему он и добивался признания ее римской провинцией. Что же касается лично

Гелимира, то он сочувствует его несчастьям, однако не с ним воевали рим­ляне, а со всем вандальским народом, который в прошлом грабил Сицилию и другие провинции Римской империи, и сам Рим; что он сделает так, что­бы он, хотя и лишившись права распоряжаться войсками и королевствами, тем не менее остался государем и сохранил королевский статус, поскольку долгом его и его предков было миловать покорных и усмирять заносчивых; и что он решил так поступить с ним по той причине, что узнал в нем мужа, самого по себе достойного любого высокого положения, доблестного, вели­кодушного и в равной степени добродетельного, обладающего, что ему осо­бенно понравилось, редким постоянством и крепостью духа. Так Юстини­ан утешил Гелимира и даровал ему некоторые владения во Франкии, куда тот и отправился, проведя там остаток своей жизни; и о вандалах не оста­лось иной памяти, кроме как в королевстве Испании, где они жили — об­ласть, которой они владели, была названа, как мы сказали выше, Вандалу -зией, или Андалузией.

Вандалы господствовали в Африке в течение двухсот лет, но, в конце концов, угасли упомянутым выше образом — нет в этой жизни такой власти, или империи, которая не была бы подвержена тысяче случайностей: Кир, который некогда властвовал над персами, мидийцами и халдеями, опусто­шил большую часть Азии и взял Вавилон, украшение Азии — в конце кон­цов, вступив в битву с массагеткой, а следовательно, славянкой, Томирой (Tomiri), с великим позором лишился удачи. Карфагенянин Ганнибал, по­коривший всю Африку, после стольких побед над иберами и кельтами, труд­нейшего перехода через Апеннины и удивительных побед над римлянами не смог одолеть всего одного римского военачальника, да еще и у себя на родине. Потеряв все, он сменял одно изгнание на другое, и, скажем, был жестоко наказан судьбой. Помпей Великий, римский консул и военачаль­ник (Imperador), пройдя некогда победным шагом по всей Азии вплоть до твердыни Кавказа и Каспийского моря, покорив многие народы и премного обогатив город Рим, в конце концов, был разбит небольшим войском своих же соотечественников и потерял всю свою славу. Так и Гелимир, о котором мы ведем речь, незадолго до этого прославив свое имя многими, если не

сказать бесчисленными свершениями, лишился всей славы под ударами судь­бы. Вот воистину редкий и поучительный пример того, что человек не дол­жен полагаться на милость судьбы — величайшие империи рушатся и исче­зают, когда судьба в один день, час или мгновенье отворачивается от смерт­ных.

Вандалы по природе своей были столь жестоки и неукротимы, что Рим­ская Церковь, как пишет Александр Гваньини в своей «Сарматии», ввела в литании фразу «А vandalis libera nos domine». От готов вандалы зарази­лись арианской ересью и по этой причине всегда были жесточайшими пре­следователями православных (Catholici). Об их преследованиях подробно рассказано у епископа Виктора Витенского (d'Vtica).

Карл Вагрийский (III) пишет, что вандалы, будучи еще язычниками, поклонялись тем же божествам, что и другие венедские, или славянские, племена. У них был обычай: при заключении перемирия или мира с про­тивником отправлять ему посла, который брал в руку камень и бросал его в воду со словами «так погибнет и утонет тот, кто нарушит клятву», кото­рую вандалы свято соблюдали. Я не стану описывать, в какие земли и в какое время они вывели каждую из своих колоний, поскольку прилежный читатель может прочесть об этом в трактате о переселении разных наро­дов Вольфганга Лациуса, в «Трактате о двух Сарматиях» Меховского, «Истории Богемии» Энеа Сильвио, у Бьондо (I, 8), Орозия (VII, 38 и 41), Павла Диакона (XIII, XIV), в «Вандалии» и «Саксонии» Кранца, в трактате о Германии Беата Ренана (I, III) и «Экзегезе Германии» Фран­циска Иреникуса (VI, 25).

Из вандалов был тот великий Стилихон, которому римский император Феодосии за доблесть отдал в жены одну из своих дочерей и, умирая, оста­вил на попечение Западную империю и своего сына Гонория. Позднее Сти­лихон пал жертвой наветов и ложных обвинений со стороны своих врагов и был убит по приказу Гонория. Об этом рассказывает греческий историк Зосима. В 5-й книге он пишет: «Вандал Стилихон был несправедливо об­винен и оклеветан перед Гонорием коварным Олимпием, выходцем с Пон­та Эвксинского, который, стремясь к власти, ненавидел Стилихона. По этой

причине он постоянно наговаривал императору на Стилихона. Последний, находясь в Равенне, был убит по приказу Гонория, а точнее Олимпия, ко­торый от имени императора написал солдатам в Равенну письмо с приказа­нием его убить. Когда солдаты пришли исполнить полученный приказ, под­нялось множество вандалов и слуг Стилихона, хотевших перебить всех сол­дат, но Стилихон удержал их угрозами расправы со стороны Гонория. Не зная, в чем состоит его вина перед императором или его воинством, он сам подставил шею под меч. Воистину это был самый достойный и скромный человек из тех, кто в то время занимал высокое положение. Стилихон был убит 22 сентября Гераклианом, получивший за это место Батанария, мужа сестры Стилихона и префекта претория (prefetto de' soldati) в Ливии. Пос­ле смерти Стилихона многие из его друзей и слуг подверглись пыткам по приказу Олимпия и Гонория, желавших узнать о его замыслах и заговорах против императора, но ни один их них, даже умирая под пыткой, не сказал ни слова против Стилихона». Так пишет Зосима. О невиновности и добле­сти Стилихона узнали лишь после его смерти, так как вскоре дела в Рим­ской империи пошли из рук вон плохо, в чем можно убедиться у историков, описавших те времена.

От вандалов произошли также бургунды, как единодушно считают все писатели, и среди них Меховский, который в 12-й главе I книги пишет: «Славяне, которые пошли на север, так сильно размножились, что напол­нили Великую Польшу, Силезию и Вандалию, то есть Польшу у реки Ван­дал, которая ныне называется Вислой. Наполнили они также Померанию, Кашубию и ту часть побережья Германского моря, где теперь находятся Марка, Любек (Marchesato di Lubec) и Росток, вплоть до Вестфалии; и стали называться по-разному в зависимости от места жительства. Те, что сели на реке Свев, стали называться свевами, а другие, рядом с ними, были названы бургундами по названию домов, которые на их польском, или сла­вянском, языке они зовут "броги" (Brogi). Восемьдесят тысяч бургундов, пришедших с севера (как пишет [Джакомо] Филиппо из Бергамо в "До­полнении"), заняли берега Рейна, но Друз и Тиберий, пасынки (nipoti) Ок-тавиана, вынудили их, как пишет Орозий, вернуться на свои исконные зем-

ли. Затем Друз переправился через Эльбу (Albio) и, напав на свевов и бургундов, победил их в кровопролитном бою. Позднее, во времена импе­ратора Валентиниана, как пишут Орозий и хронист из Бергамо, бургунды (Burgundioni), вновь выйдя с севера из земли винделиков, подошли к реке Рона (Rodano) и, найдя эту местность спокойной, в ней и осели, назвав ее по своему имени Бургундией».

Славяне верлы, которых, как мы отмечали ранее, ошибочно называют герулами или геркулами, вышли из Скандинавии и, достигнув Забакского болота, завладели всеми судами, которые они нашли на его берегах. Соста­вив из них большую флотилию, они пересекли Большое море и взяли город Византии, который позднее был назван Константинополем. Переправив­шись в Азию, они, как пишет Пьетро Марчелло, предали огню и мечу не­сколько римских провинций и, в частности, во Фригии разрушили Илион, бывшую твердыню Трою, который до того времени еще стоял. Произошло это при императоре Валериане. Верлы, отягощенные добычей и немалыми богатствами, пересекли Большое море в обратном направлении и сели выше по Дунаю.

Как пишут Прокопий, Павел Диакон (I, 20) и Геродиан (III), верлы были знатоками искусства боя: выйдя со славой из величайших кровопро­литных побоищ с разными народами, они, желая показать свое презрение к противнику, шли в бой нагими, прикрыв только срамные части. Им были присущи высокомерие и неукротимость — они не допускали мысли, что ка­кой-либо другой народ может сравниться с ними в делах войны.

Захватив при императоре Анастасии сначала Либурнию, а затем Далма­цию, они не раз вступали в сражение с императором, нанеся немалый урон римлянам, жившим в Паннонии. Одолели они также лангобардов и всех ос­тальных своих воинственных соседей. Не имея больше соперников, верлы, как пишет Прокопий во 2-й книге «Войны с готами», сложили оружие и в течение трех лет отдыхали, что и послужило причиной их гибели — почти ут­ратив за долгое время праздности воинскую дисциплину, но, по-прежнему ни в грош не ставя противника, они были разбиты в сражении лангобардами.

Видомар, или Видимир, второй король верлов, правивший у пределов Далмации, предал мученической смерти святого Максима, а с ним еще 40 христиан.

Свевлад (Sueulado), третий король верлов, именуемый другими Синду -вальдом (Sinduualdo), оказал помощь Нарсесу в войне с готами и немало прославился своим геройством.

Даже женщины у верлов славились своей воинской доблестью, и шли на бой с неприятелем вместе со своими мужьями. Однажды после поражения от римлян они, указывая на тех пальцами, стали упрекать мужей за то, что они дали себя победить коротышкам.

До своего знакомства с Христом верлы верили в многобожие. У них были жрецы, множество законов и обычаи, не похожие на другие. Среди прочих достопамятных обычаев был у них и такой: если кто-то из них находился при смерти по причине преклонного возраста или заболевал болезнью, от которой те, кто понимал толк во врачевании, предрекали ему скорую кон­чину, то умирающего клали на поленицу дров и посылали кого-нибудь из верлов умертвить его. После совершения сего родные покойного поджига­ли дрова и сжигали труп, а жена его ради чести и славы должна была пове­ситься у праха мужа. Тех жен, которые по какой-либо причине не соверша­ли этого, считали опозоренными.

Христианскую веру верлы приняли при их короле Грате (Grate), кото­рый прибыл в Константинополь к императору Юстиниану и принял святое крещение со всеми своими приближенными. Верлы, не получив должного наставления в христианской религии, примешивали к христианскому много языческого. Желающие узнать больше об этом народе пусть прочтут 2-ю книгу «Войны с готами» Прокопия Кесарийского. Мы же, отослав при­лежного читателя к упомянутой книге, перейдем к аварам, которые, как мы показали выше, были славянами.

Оттон Фрейзингенский (XI, 21) пишет, что авары произошли от гепи­дов. Они часто воевали с римскими императорами, особенно с Маврикием, который для сохранения мира с ними вынужден был ежегодно платить им

немалую дань. Павел Диакон (XVII) в жизнеописании упомянутого Мав­рикия говорит: «При императоре Маврикии в 577 году от Рождества Гос­подня авары, незадолго до этого покорившие знаменитейший в Европе го­род Сирмий, отправили к императору посольство с требованием выплатить им восьдесят тысяч золотых дукатов, которые ежегодно получали от рим­лян, а сверх этого добавить еще двадцать тысяч. Император, желая сохра­нить мир, удовлетворил их требования. Вскоре после этого аварский князь Каган (Сасапо) отправил новое посольство с требованием увеличить сумму еще на сто тысяч дукатов. Когда император отказался, авары разрушили город Сингидун (Sigidone) и захватили множество городов в Иллирии, после чего император через патрикия Ельпидия и Коменциола заключил мир с Каганом. Однако тот вскоре вновь нарушил мир с Маврикием и послал против Фракии войско из славян, которые достигли Длинных стен, причи­няя великий ущерб. Император повелел дворцовой гвардии и городскому плебсу охранять Длинные стены, назначил военачальником Коменциола и послал его с войском против варваров. Коменциол, дав бой неприятелю, вопреки всем ожиданиям разбил его, перебив многих и обратив остальных в бегство; однако на 17-м году правления Маврикия Каган со всем своим войском яростно напал на Далмацию и, дойдя до Балки (Balca), разграбил 40 городов в ее округе».

Эти авары жили в Нижней Паннонии, откуда затем спустились в Бава­рию. Они были в большой дружбе с далматами и очень помогли им в борьбе с саксами. Аббат Урсбергский в «Происхождении саксов» пишет, что Ген­рих, сын саксонского герцога Отгона, собрав большое войско, в течение длительного времени вел войну с далматами. Когда силы последних были на исходе, они привели против Генриха аваров, которые отважно ему про­тивостояли. Однако в другой раз, когда авары хотели с большими силами вторгнуться в Саксонию, их друзья далматы поступили с ними весьма дур­но: когда войско аваров, проходя маршем по Далмации, обратилось к ним, как к своим старинным друзьям, за помощью, далматы, зная, что авары идут в Саксонию и что саксы подготовились к войне с ними, вместо подар­ка кинули им жирного пса. Авары, понимая, что не время мстить за оскорб-

ление, ограничились тем, что подняли своих друзей далматов на смех. Петр Крусбер (V) и Видукинд Голландский дали подробное описание истории аваров, упомянув при этом и про аланов.

Выйдя из Скандинавии, общей родины всех славян, аланы разделились на две части: одни отправились в Азию, и Птолемей помещает их у Гипер­борейских гор, и, как пишет Энеа Сильвио, ныне их называют татарами; вторая часть — в союзе с вандалами и бургундами (Burgundioni) изгнала франков. Птолемей в 3-й книге называет их скифами: «Далее за ними вглубь страны живут амаксобы (Ammassobi) и скифы аланы». Юлий Капитолии в «Жизнеописании Антонина Пия» причисляет аланов к дакам, однако, согласно Иордану и Прокопию, их следует называть скорее готами, по­скольку, как отмечает Прокопий в I книге «Войны с вандалами» и в других местах, у них с готами был один и тот же язык.

Аммиан Марцеллин (III) пишет об аланах и месте их жительства следу­ющее: «С другой стороны близ страны амазонок живут аланы, занимаю­щие земли в сторону востока и разделенные на различные племена, или народы, которые простираются в сторону Азии до реки Ганг, разделяющей Индию и впадающей в Южное (Australe) море. Таким образом, живущие в обеих частях света аланы, перечислять различные племена которых я на­хожу излишним, будучи кочевниками, занимают огромные пространства, но все они называются аланами и едины в обычаях и образе жизни: у них нет ни хижин, ни домов, они не обрабатывают землю и питаются мясом и обильным количеством молока, проводя всю жизнь в кибитках. Кибитки эти они кроют гнутой древесной корой и кочуют с ними по бескрайним пу­стыням. Прибыв на пастбище, они располагаются крутом и едят в этих ки­битках подобно зверям. Когда пастбище выедено, они снимаются, как бы увозя на этих кибитках свои города: там сходятся мужчины и женщины, там же рожают и кормят детей. Куда бы они не пошли, под своим вечным кровом они чувствуют себя как в своем краю. У них много стад и отар, которые они всегда гонят перед собой, куда бы они не шли, но особенно много у них коней, поскольку они предпочитают их другим животным.

---

Дата добавления: 2015-08-13