В.О. Ключевский. Терминология русской истории 9 страница

Слободы. Переходной формой от городского поселения к сельскому служила слобода, или свобода. "Свобода" на древнем церковнославянском языке, кроме того отвлеченного значения, какое и мы соединяем с этим словом, имела и другое, конкретное значение: свобода, параллельная форма "свободь", - вольный человек; "раб и свободь" - читаем в известном месте святого писания. В старославянской Палее[42] 1494 г. встречаем выражение: "украдену свободу мучети". Это выражение есть перевод греческого "τουκλαπεντα ελευθερον". Термин этот в смысле поселения встречается уже в древнерусской летописи. Так, летопись Суздальская по Лаврентьевскому списку рассказывает, что князь Андрей Боголюбский в 1158 г. дал построенному им соборному Успенскому храму во Владимире на Клязьме "свободы купленныя и з даньми и села лепшая". Здесь свобода купленная отличается от села. В летописи уцелел любопытный рассказ, объясняющий происхождение и юридический характер древнерусских слобод. Это рассказ об одном татарском баскаке-наместнике, сидевшем в Курском княжестве во второй половине XIII в., Ахмате. Этот Ахмат около 1283 г. откупил у хана дань ордынскую в Курском княжестве и в двух соседних княжествах, Рыльском и Липецком, устроил на пустых землях две великие слободы и созвал отовсюду людей много, которым от него, как от сильного человека, была "заборонь отвсюду велика", т. е. защита от сторонних притеснений, "и быша тамо торги, и мастеры всякие; и быша те две великия слободы якоже грады великие". Из рассказа узнаем далее, что слободы эти составились из переселенцев, покинувших вотчины князей рыльских и липецких. Впрочем, позднейшие акты еще лучше объясняют нам происхождение и характер этих поселений. Есть грамота, данная удельным утлицким князем Андреем Васильевичем, братом Ивана III, углицкому Покровскому монастырю в 1476 г. В этой грамоте читаем: "Освободил есми им Покрову пречистыя слободу сбирати на сей стороне Волги, на берегу". Освободил - дал право или привилегию. Слободку монастырь собирал, давая переселенцам важные льготы: переселенцам из других княжеств давалась льгота от всех податей и повинностей на 20 лет; переселенцам из нетяглых людей, обывателей Углицкого княжества, давалась льгота на 10 лет. Слободка имела управляться и судиться исключительно монастырскими властями, кроме важнейших уголовных дел, в которых слобожане были подсудны судьям княжеским. Итак, слобода - поселение, основанное князем или землевладельцем с помощью льгот, привилегий, данных слобожанам. Этим объясняется название поселения - слобода, т. е. свобода, привилегия.

Виды слобод. Слободы возникали, кажется, прежде всего около городов, непосредственно примыкая к последним. Такие слободы входили в состав всех известных нам древнерусских городов, насколько нам известен их состав. Древнерусский город состоял из трех экономических и административных частей: из кремля, где обитали власти, церковные и мирские; из посада, где обитали торгово-промышленные люди; из слобод, особых городских обществ, из которых каждое жило одним известным занятием. Слободы, таким образом, походили на цехи; можно даже сказать, что это и были древнерусские цехи, потому что основой экономического быта каждой из них служило одно известное занятие, соединенное или нет с хлебопашеством. Занятия эти были служебные и промысловые, поэтому и слободы разделялись на три разряда. То были, во-первых, слободы служилых приборных людей. Служилыми людьми по прибору, т. е. по вербовке, а не по отечеству, не по происхождению, назывались низшие разряды военных русских людей. Таковы были стрельцы, пушкари, казаки, воротники, т. е. сторожа при крепостных воротах, и т. д. В любом значительном городе Древней Руси, стоявшем на окраине или близко к ней и потому укрепленном, найдете эти слободы - стрелецкую, пушкарскую, казацкую и т. д. Военный люд, населявший каждую из этих слобод, отправляя свою ратную повинность, обыкновенно занимался тем или другим промыслом. Но каждая слобода была особой корпорацией, с особыми правами, имела свое особое управление, своих отдельных старост. Слободы второго разряда были торгово-промышленные поселения, но слобожане каждой слободы занимались обыкновенно каким-либо одним промыслом. Они составляли также особые корпорации с отдельным управлением. По происхождению своему они были: а) дворцовые, обязанные повинностями дворцу и им основанные, b) черные, т. е. государственные, с) владельческие, т. е. принадлежавшие частным владельцам, церковным властям, боярам и т. д. Слободы третьего разряда были пашенные. Они заводились обыкновенно на отдаленных окраинах Русской земли, где слабо развито было хлебопашество; жители их вербовались из вольных людей и селились с подмогой от казны, с обязательством поставлять ежегодно в казну известное количество хлеба.

Московские слободы. Город Москва состоял из нескольких посадов, заключавших в себе огромное количество слобод казенных, дворцовых, владельческих и даже черных. Память об этих слободах до сих пор уцелела в московской топографической номенклатуре. Дворцовых слобод можно насчитать десятки: таковы были Кадаши, обязанные ставить полотно во дворец, Седельники, Котельники, Садовая слобода - садовники, слобода Бронная, ставившая изделия свои в Оружейную палату, слобода Конюшенная и т. д. Рядом с этими встречаем слободы служилых приборных людей, таковы Стрелецкая слобода, слобода Пушкарская. Поселением особого характера была старая московская Иноземская, или Немецкая слобода, первоначально основанная в Замоскворечье, где нынче улицы Полянка и Якиманка, а потом перенесенная за Яузу, где нынче Немецкий рынок. К служилым слободам надо отнести и несколько ямских - Тверскую-Ямскую, Дорогомиловскую, Рогожскую. Ямщики были тогда служилыми, казенными людьми, отправлявшими ямскую государственную повинность. Встречаем в Москве и слободы частных владельцев, церковных учреждений и т. п. Любопытно, что в одном акте 1549 г. упомянута слободка Ивана Третьякова в Китай-городе, под стенами самого Кремля. Эти слободы частных владельцев, как нетяглые городские поселения, всегда тяготили казну. Вот почему уже на Стоглавом соборе Иван IV поднял вопрос о них. Этот вопрос не внесен был в Стоглав, т. е. в кодекс царских вопросов и соборных определений, утвержденный собором. Самый вопрос выражен царем в наивной, некнижной форме, в какую облечены другие его соборные вопросы. Говоря об этих слободах княжеских и боярских, т. е. о владельческих, царь замечает: "А где бывали старые, извечные слободы, государьская подать и земьская тягль изгибла... И възрите в дедовы и в батковы в уставные книги, каков был указ слободам" (т. е., вероятно, указ о платеже податей, до нас не дошедший). Слободы вдали от городов, надобно думать, начали возникать также очень рано.

Итак, слобода была форма поселения, выделившаяся постепенно из состава города и ушедшая в поле. Слобода состояла иногда из нескольких отдельных поселений, которые носили название сел и деревень.

Село. Термин "село" встречается уже в Русской Правде. В старинных переводных памятниках русской письменности словом "село" передается греч. ό άγρός. Это собственно пашня, а потом уж пашенное поселение. В этом последнем смысле, кажется, знает село и Русская Правда. Как поселение не укрепленное, оно противополагалось городу, хотя бы последний также занимался хлебопашеством. Так, в летописи встречаем обычное выражение "по всем градом и селом". Мы имеем очень скудные сведения о составе древнейших сел в Киевской Руси. Но если судить о том по позднейшим южнорусским селам, то надобно думать, что в древней Южной Руси преобладали крупные села. Скучение сельских жилых мест в крупные общества обусловливалось двумя причинами: экономической, или, лучше сказать, географической, и политической. Южная степная Русь бедна текучей водой; вот почему на редких речках устраивались обширные села. Эта причина и теперь заставляет южнорусское земледельческое население держаться в огромных селах, которые по населению не уступают городам Средней и Северной Руси.
Княжеские села. Другая причина - политическая, теперь не существующая, заключалась в недостатке внешней безопасности при постоянных вражеских нашествиях, которые также заставляли население собираться в крупные общества. По крайней мере такой вид имели села княжие, т. е. дворцовые, о которых рассказывает нам древняя летопись. Села эти состояли каждое из одного громадного княжеского двора, в котором помещались хозяйственные заведения, постройки и избы многочисленных сельских рабочих. В 1146 г. Изяслав Мстиславич Волынский со своим союзником, взяв Новгород-Северский, пошли на сельце Игоря Северского, где последний устроил "двор добре; бе же ту готовизни много, в бретьяницах, и в погребех вина и медове, и что тяжкого товара всякого, до железа и до меди, не тягли бяхуть от множества всего того вывозити". На этом же дворе была церковь Св. Георгия с причтом и гумно, на котором стояло 900 стогов. По этому можно судить о количестве сельских рабочих, которые жили на этом дворе. В известии о другом таком княжеском селе летопись указывает нам и на его рабочее население. Вслед за сельцом Игоря Изяслав Мстиславич взял Путивль, принадлежавший Игореву родственнику, черниговскому князю Святославу, и опустошил находившийся у города двор Святослава, такое же сельце своего рода, с особой церковью и со множеством всякого запаса. На этом дворе жило 700 человек челяди.

Но на севере уже в том же XII в. встречались мелкие села - знак, что там не действовали причины, заставлявшие население скучиваться, как было на юге. Неоценимое указание дает нам на это один акт конца XII в. или начала XIII в. Зажиточный новгородец Алексей Михайлович, в иночестве Варлаам, основал монастырь на реке Волхове, стал его игуменом и пожертвовал обители два своих села на Волхове. Вкладная грамота на эти села дошла до нас; это, замечу кстати, и один из любопытнейших памятников древнерусского языка. Она описывает оба села таким образом: первое село состояло из земли или пашни, огорода, ловищ рыбных и гоголиных, и пожен по реке Волхову (заливных лугов), челяди и скота. И челядь и скот перечислены; челяди было, 1) вероятно, 1-й двор (отрок с женою), 2) Вълес (Белес - Волос - Влас), 3) Девка Февронья с двема сы... (вероятно, сынми), 4) Недачь; скота было шесть коней и одна корова. Вот и все село. Так же незначительно было и другое село, в котором, впрочем, находилась "божниця" (церковь) Св. Георгия. Итак, оба села составляли один приход.
Погост. Села с церквами носили особое название "погостов". Погост - то же село, только с церковью, которая бывала не во всяком селе. "Погост" - термин, имевший в различные времена разные значения. Значения эти можно перечислить в таком историческом порядке. Погост происходит от термина "гостить", "торговать"; "гостьба" - торговля. Первоначально погостами назывались торговые селения, где бывали базары; с принятием христианства на этих торговых местах, как на особенно бойких сборных пунктах, возникли первые церкви. Вот почему погостами стали называться села с церквами. У приходской церкви в ограде хоронили покойников, вот почему позднее и до сего дня погостом стали звать кладбище. На севере погосты были села с церквами и с кладбищами при них. Открытое место вокруг церкви - площадь - служило в древней Руси обычным местом, куда собирались парни драться на кулачки. Вот почему в древних актах для таких мест при церкви иногда встречается название "буя" или "буища", Отличием погоста от села как поселения с церковью и объясняется нам выражение древней летописи, которое встречается в рассказе о нашествии Едигея в 1409 г., где Едигеева рать "по всем погостом и по селом крестьяном много зла створиша". Итак, можно думать, что погосты на севере были мелкие селения, отличавшиеся только присутствием церкви от остальных селений. При церкви рядом с причтом помещалось обыкновенно и сельское управление. Вот почему погост получил значение административного округа, стал центром управления волостного, которое сообщало погосту значение волости. На севере, в Новгородской области и в областях Северо-Восточной Руси, сельское население делилось в административном отношении на погосты, которым в Центральной России соответствовали волости. Погост состоял из главного поселения, окруженного несколькими мелкими.

Весь-деревня. Мелкое село, кажется, называлось в древнейших памятниках церковнославянским термином "весь" (вьсь). По крайней мере Лаврентьевский список Суздальской летописи, описывая нашествие татар 1237-1238 гг., замечает: "И несть места, ни вси, ни сел тацех редко, иде же не воеваша". В древних переводных памятниках словом "весь" переводится греческое слово κωμη; κωμη - сельское местечко или городской квартал. Но в народном языке, в памятниках юридических этот термин не встречается; по-видимому, он здесь заменялся словом "деревня". Любопытно, что слово "деревня" не встречается в памятниках древней Киевской Руси. Там сельские поселения носят название сел или слобод. Правда, есть одно место в летописи, на которое указывают в подтверждение мнения, что и древнекиевская Русь знала деревню, но это место неясно. В 1096 г. на Киев напал известный хан половецкий Боняк Шелудивый, и половцы сожгли около Киева два монастыря: Стефанов и Германов; оба монастыря были построены недавно, при Изяславе; самое нападение было при сыне Изяслава Святополке. Ипатьевский список так рассказывает об этом: "И пожгоша манастырь Стефанечь, деревне, и Германечь". Но Лаврентьевский список, сливая "деревне" с соседним "и", читает: "И въжгоша Стефанов манастырь и деревней Герьманы". Можно объяснить и последнее чтение. Слово "деревъней" нельзя считать полногласной формой, соответствующей церковнославянской форме "древний"; в этом последнем смысле в церковнославянских памятниках встречаем форму "древльний". Но была форма, производная от "древо", - "древънъ", параллельная ей "древень", что значит "деревянный". Итак, выражение Лаврентьевского списка значит - деревянный монастырь Германов, с деревянными стенами. Таким образом, исчезает единственное свидетельство о существовании деревень в древней Киевской Руси.

Происхождение слова "деревня". Этимология слова "деревня" очень сомнительна. Производят это слово и от "дерево", и от корня "дрьти", т. е. драть, думая, что под этим разумелось поселение на нови, только что взодранной плугом. Это объяснение можно принять, потому что в старинных памятниках деревня, как и село, обозначала не поселение, а пашню, поэтому и употреблялось выражение "деревня пахати". Любопытно, что слово "деревня", являющееся в памятниках с XIV в., в Северной Руси значило первоначально одинокий крестьянский двор, и в писцовых книгах XVI в. встречаем множество однодверных деревень. Вообще деревни были мелкие поселения, состоявшие из двух, трех, редко более дворов. Но в XIV в. встречаем указание, что деревня была однообразной единицей податного обложения. Как известно, Тохтамыш, напав на Московское княжество, потом заставил Дмитрия Донского, только что освободившегося от татарской дани, опять платить ее. Летопись под 1384 г. замечает: "Бысть дань тяжела по всему княжению, всякому без отдатка (без исключения. - В. К.), с всякие деревни по полтине". Однообразная дань была бы невозможна, если бы деревни не были однообразными поселениями. Позже встречаем разложение дани по крестьянским дворам.

Деревня-двор. Можно думать, что деревня состояла из одного двора. В старинных новгородских памятниках такие однодворные деревни называются "сиденьями". (Власково сиденье, например, и т. п.) Вот чем объясняется и особенность деревенской номенклатуры, до сих пор сохранившаяся: едва ли не большинство деревень называется мужскими уменьшительными именами (Петраковка, Семенкова, Иванкова и т. п.). В Северной Руси XV в. деревня является господствующей формой размещения сельского населения. За Волгой были очень редки города и не менее редки многодворные села. Господствующими были поселки в один или два двора; и такие из них, где были церкви, назывались погостами. Такие деревни, где были помещичьи дворы, назывались селами - село получило специальное значение владельческой усадьбы, в которой иногда не было ни одного крестьянского двора, потому что вся она состояла из поселения самого владельца со слугами-холопами. Указание на деревню как на господствующую форму поселений в Северо-Восточной заволжской Руси находим в договорной грамоте можайского князя Михаила Андреевича с великим князем Василием Васильевичем 1447 г. Великий князь отдал Михаилу "половину Заозерья, отчины заозерьских князей половина... да к той половине придал... ис своее половины тогожо Заозерья сто деревень" (по северо-восточному берегу Кубенского озера). Эти 100 деревень не были, вероятно, разбросаны по всей великокняжеской половине, а составляли какой-нибудь ее угол. Значит, во всем этом углу не было ни одного значительного поселения, было 100 мелких поселков без церквей.

Дробление поселений. Так многолюдные городские селения при движении народа к северо-востоку постепенно разбивались, и это дробление поселений остановилось, когда дошло до мельчайшей единицы - одинокого крестьянского двора. Деревней назывался поселок достаточно насиженный, где уже несколько лет жил хлебопашец. Место, впервые занятое крестьянским двором с пашней, носило специальное название починка, т. е. поселка, где пашня почата, новь поднята. Такой починок - та же деревня, только в первое время ее существования. Если же выбирался для пашни отдаленный от двора участок, на котором не ставили нового двора, а только наезжали пахать сюда, то такое место называлось "отхожей пустошью" или "займищем". Слово "пустошь" не всегда значило пустое непашеное место, иногда это пахотный участок, но без крестьянского двора, где пахали "наездом".

Таковы термины, обозначавшие сельские поселения в Древней Руси.

Лекция XI.

II. Деньги. Скот. Куны. Пенязи. Деньги. Деньги и меновые знаки. Гривна кун. Части гривны кун. Ногата. Куна. Резана.

Деньги. После изучения форм расселения следовало бы обратиться к изучению терминов, которыми обозначались промышленность и торговля, или к терминологии экономического быта, а потом перейти к метрологии, к изучению веса, меры и монеты. Чтоб сберечь время для чтения избранного памятника, должно отказаться от терминологии экономического быта. Эта терминология необходима для изучения памятников позднейшего времени, но без нее можно обойтись при чтении памятников древнейших. Изложением терминов, которыми обозначалась денежная система, закончены будут предварительные замечания к чтению Русской Правды.
Скот. Меновые знаки, орудия мены, что мы называем деньгами, обозначались у нас в разные времена различными терминами. Древнейшим из них был скот. Слово "скот" значило некогда деньги вообще, орудие мены. В таком значении знает это слово еще Начальный летописный свод. По Лаврентьевскому списку этого свода мы читаем под 1018 г. рассказ о поражении, какое потерпел Ярослав в борьбе со Святополком от Болеслава польского на Западном Буге, и о бегстве Ярослава в Новгород, который его поддерживал. В отчаянии Ярослав хотел бежать за море к варягам, но новгородцы удержали его, сложились и наняли за морем новый отряд варягов для продолжения борьбы. Лаврентьевский список так рассказывает об этом: "Начата скот събирати от мужа по 4 куны (с простого человека), а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен". Следовательно, скотом названы в летописи металлические деньги - куны и гривны. Отсюда идет и производный термин, встречающийся даже в памятниках XII столетия: "скотьница", казна. Этот термин мы встречаем в послании митрополита Никифора Владимиру Мономаху: "Скотьница твоя не скудна есть и не истощима". Начальный летописный свод составлен в начале XII в.; описывая благотворительную деятельность Владимира после крещения, свод повествует, что князь велел нищим брать на своем дворе все, что им понадобится: "питье и яденье, и от скотьниць кунами". Очевидно, скотник-казначей, хранитель денег. "Скот" - по-видимому, термин, идущий из глубокой древности; со значением денег слово это было распространено и среди других славян. Филологи даже считают возможным производить немецкое "Schatz" (Skatts) от славянского "скот". Но, по-видимому, слово "скот" в значении денег в нашем языке XI - XII вв. было уже архаизмом. Его вытеснил другой термин с тем же значением - куны.

Куны. Кунами назывались собственно дорогие меха разных пушных зверей, зоологически родственных между собой: куниц, лисиц, горностаев и пр. Все это были куны, т. е. кунные меха; кунный мех - шкура пушного зверя, не потерявшая подпушки (куниться - терять эту подпушку, линять; выкуниться - окончить линьку). Итак, куны - дорогие меха. В переводных памятниках с языков тех стран, где не водились дорогие пушные звери, этим словом переводились и меха дешевых пушных зверей. В одном Златоструе[43] XII столетия читаем слова, с которыми обратился проповедник к богатому: "Ты же облачишися и ходиши в брачине и в кунях". Этим словом переведен такой латинский текст: sericis, leporinis et caprinis vestibus, т. е. в шелковых, заячьих и козьих одеждах. У нас на Руси козьи и заячьи меха не считаются драгоценными, но, откуда пришел текст, там не водилось ни горностаев, ни соболей, ни куниц. (Брачина - шелковая ткань, паволока.) Дорогие меха у нас издавна служили меновыми знаками, ходили как деньги. Припомним, что древнейшую дань, о которой говорит Начальная летопись, Русь платила своим князьям или сторонним завоевателям мехами. Олег брал дань с древлян с избы по черне куне, т. е. по соболю. Так как меха были наиболее распространенными на Руси меновыми знаками, то термин "куны" получил значение денег, денежных меновых знаков вообще. Такое значение знает за ними уже Начальный летописный свод, описывая события X в. Припомним его рассказ о том, как Владимир, взяв Киев в 980 г., разделался с назойливыми наемными союзниками - варягами. Варяги по взятии Киева сказали Владимиру, что город их и потому они требуют окупа с жителей (контрибуции) по 2 гривны с человека, следовательно, требовали окупа металлическими деньгами. Владимир отвечал им: "Пождете, даже вы куны сберуть, за месяць". Но в то же время куны, знача деньги вообще, продолжали сохранять значение и дорогих мехов. Я упоминал вам о ряде великопостных слов, поучений, сохранивших признаки чрезвычайно глубокой древности. В этих словах "на четыредесятину" проповедник говорит, между прочим, о непрочности людских богатств: "Золото и серебро, зарытые в землю, подвержены ржавчине; куны вместе с портами подвержены изъядению моли". Очевидно, под кунами рядом с портами разумелись просто меха.

Пенязи. С конца XII столетия, а может быть и раньше, в нашем языке появляется третий термин, не вытеснивший куны, но ходивший рядом с ними в значении денег. Термин этот заимствованный - пенязи; он встречается и в других славянских языках с тем же значением денег. Так объясняется употребление этого слова в Остромировом Евангелии, где пенязь есть перевод латинского "денарий" или греческого "χέρμα" (мелкая разменная монета). Отсюда производилось слово "пенязьник", встречающееся в том же Евангелии; пенязьник - χέρματιστης, денежник, меняла. Пенязь - это немецкое слово, обозначавшее мелкую монету Pfenning. Наша форма пенязь совершенно правильно вышла из этого немецкого слова, как форма князь из немецкого Koning. В значении металлических денег вообще, а не мелкой монеты только встречаем слово "пенязь" и в Смоленском договоре с Ригой и Готландом 1229 г. Первая статья этого договора назначает за убийство свободного человека 10 гривен серебра, т. е. 10 фунтов серебра, а за гривну серебра, добавляет статья, т. е. за фунт серебра,- по 4 гривны кунами или пенязи. Гривна кун - меновой знак в отличие от фунтового куска серебра, который не был меновым знаком. Значит, гривна кун или пенязей - известное количество металлических денег, что именно и хочет сказать статья.

Деньги. Еще позднее куны и пенязи в нашем языке сменились другим заимствованным термином - "деньги". Самое лексическое происхождение слова указывает приблизительно на время, когда оно могло войти в наш язык. Деньги есть форма татарского причастия tanga, что значит звенящий; в другой форме - tumga - это слово получает значение торгового клейма, налагавшегося на оплаченный пошлиной товар, откуда таможня - место, где взыскивались торговые пошлины. Итак, это слово могло появиться в нашем языке не ранее половины XIII в., когда наш лексикон в себя стал принимать много татарских слов. Впрочем, в известных мне литературных памятниках нашей письменности я встречал это слово не ранее XIV в. Этого слова вы не найдете ни в древнейших церковнославянских памятниках, ни в древнейших списках летописей - Лаврентьевском и Ипатьевском. Слово это удержалось в нашем языке до последнего времени. Впрочем, в XV и XVI столетиях рядом с термином "деньги" употреблялось в том же значении слово "серебро" - вообще меновой знак, разумеется серебряная металлическая монета. Отсюда должник, в какой бы форме ни был сделан заем, носил название серебряника. В этом смысле слово "серебро" совершенно соответствует французскому слову "argent"; это значение слова в нашем языке не удержалось.

Деньги и меновые знаки. Я перечислю вам в историческом преемстве термины, которыми обозначались меновые знаки: скот, куны, пенязи, деньги. Это преемство терминов показывает, что, прежде чем на нашем рынке вошли в употребление металлические деньги, меновыми знаками служили предметы, составлявшие господствующую статью в народнохозяйственном обороте. Термин "скот" идет от той незапамятной поры, когда основанием народного хозяйства было скотоводство, следовательно, от поры еще кочевой. Напротив, куны можно приурочить уже к известному историческому времени, когда пушной товар, или скора (теперь это слово значит шкура), как иначе еще он назывался, был главной статьей русской торговли, главным предметом русской промышленности. Мы знаем это время - IX-XII вв. нашей истории. Слово "деньги" указывает на время, когда денежный оборот на Руси стоял в сильной зависимости от татар, собиравших подати и пошлины с русского завоеванного населения. Я не берусь определить время, когда проникло в наш язык слово "пенязь", но так как это слово употреблялось и у других славян, не знавших ни кун, ни денег, то появление этого слова можно отнести к глубокой древности. Меха сохраняли свое меновое значение и долго после того, как явились на рынке металлические деньги. Так что в XIII и в следующих веках платежи производились и теми, и другими знаками, и меховыми, и металлическими. Вы найдете много указаний на это совместное господство на рынке и кун, и денег, принимая первое слово в значении меновых знаков меховых, а второе - в значении меновых знаков металлических. Приведу рассказ Волынской летописи. В 1279 г. был сильный голод по всей земле Русской и Польской, у Литвы и ятвягов. Послы ятвяжские приехали к князю Владимиру Волынскому и обратились к нему с просьбой: "Не помори нас, но перекорми ны собе; пошли, господине, к нам жито свое продаят, а мы ради купим: чего восхочешь, воску ли, бели ль, бобров ли, черных ли кун, серебра ль, мы ради дамы". Меновые меховые знаки ходили, таким образом, наравне с металлическими знаками. Уже в XII столетии меха связывались пучками известной ценности и ими производились платежи. Пучки заключали в себе по 40 шкурок и назывались "сороками" или "сорочками"; сорок соболей, связанных в четыре десятка, - меновой знак на Московской Руси XVII в. Такими сороками платили за товар, ими выдавали жалованье, ими дарили иноземных послов; по меньшей мере половина казенных платежей в XVII в. совершалась сороками. Иностранец Рейтенфельс[44], наблюдавший в XVII в. московскую жизнь, пишет, что в Москве драгоценные меха в таком же ходу, как и деньги. Надо думать, что так как меха раньше металлических знаков получили значение орудий мены, то ценность металлических денег определялась мехами, а не наоборот, т. е. на меха оценивалась стоимость серебряного знака, а не серебряным знаком оценивалась стоимость меха. Этим объясняется терминология системы денег в Древней Руси. Когда появились на Руси металлические деньги, единицы этой металлической денежной системы усвоили себе названия, заимствованные от мехов, например кусочек серебра, равнявшийся ценностью меху куницы, получил название куны: куна - кусок серебра, металлический знак. Это сродство монетной терминологии с терминологией мехов и поможет нам объяснить систему древнерусских металлических денег, встречающихся в Русской Правде.

Гривна кун. Теперь я изложу самые денежные единицы, обращавшиеся на древнерусском рынке времен Русской Правды. Самым крупным меновым знаком была гривна кун. Довольно трудно объяснить происхождение этого термина. В переводных памятниках церковнославянского языка гривной называлось шейное металлическое украшенье - ожерелье, которое носили мужчины и женщины. Понятно, такое этимологическое значение слова "гривна" есть прилагательное от "грива" = "шея". Но трудно объяснить, когда и каким образом гривна на нашем русском языке получила значение фунта. Такое значение пережило первоначальное: "гривна" значила "фунт" и в XVI в.; "гривна" - это русское слово, вытесненное заимствованным позднее немецким словом "фунт". В нашей исторической литературе существует мнение, что в Древней Руси был двоякий фунт: в Южной, Киевской, Руси был фунт греческий, т. е. литра, в 72 золотника, а в Северной, Новгородской, - немецкий марочный фунт в 96 золотников. Я не нахожу ни прямых, ни косвенных доказательств в пользу этого положения; напротив, думаю, что есть косвенное указание, свидетельствующее о единообразном фунте в 96 золотников. Указание это заключается в том, что греческая литра в 72 золотника называлась в Древней Руси "гривенкой"; гривенка, малая гривна, предполагает большую гривну. Другой вопрос: равнялся ли старорусский фунт в 96 золотников нашему? Я думаю, что на Руси времен Правды не было двух разных фунтов, но существует много свидетельств, что старорусский золотник заключал в себе 112 долей, а наш состоит, как известно, лишь из 96. Фунт разделялся на золотники; происхождение этого термина тесно связано с монетной системой Византийской империи. В Византийской империи из литры золота чеканилось по закону 72 золотника, 72 монеты, называвшиеся по-гречески νομισματα, по-латински - solidi (solidus по-нашему золотой целковый; "солид" - "целковый"). Это νομισματα по-русски называлась "златницей" или "златником"; отсюда часть фунта сохранила до сих пор название золотника.
И у нас употреблялись как меновые знаки или, лучше сказать, как товар греческое золото и серебро. Золотой монеты у нас не было, а золото употреблялось как товар. Из "Жития Феодосия Печерского" мы узнаем, что часто платежи производились золотом, но это просто фунтовые куски золота, а не монеты. Употреблялись на рынке и фунтовые куски серебра, даже на них производились расчеты. Я, кажется, приводил место из договора смоленского князя Мстислава Давидовича с Ригой, Готландом и немецкими городами 1229 г. Там читаем: "А за гривну серебра по 4 гривны кунами или пенязи". Но от гривны серебра, т. е. от фунтового слитка этого металла, надобно отличать меновой серебряный знак, называвшийся "гривной кун", т. е. денежную гривну. Я сказал, что не понимаю, каким образом гривна - шейное украшение - стала потом значить фунт, но прошу заметить, что необходимо отличать гривну кун от гривны серебра. Гривны кун золотой, как и медной, не было. Гривной кун назывался серебряный слиток известной формы, ходивший на рынке как меновой знак, хотя и без клейма: это не монета, а только меновой знак. Формы его были различные, судя по сохранившимся экземплярам гривен кун. Большею частью это продолговатые палочки, закругленные на концах и имеющие форму пальца, но есть гривны, сплюснутые и суженные к краям. Под гривной Русской Правды надо разуметь гривну кун. Этот термин встречается в памятниках со значением менового знака; где встречается просто "гривна", там и разумеется просто "гривна", разумеется "гривна кун"; а где речь идет о фунтовом слитке серебра или золота, памятники говорят "гривна серебра или золота".

Дата добавления: 2015-08-13