Часть V 2 страница

– Нет, я никак не могу. Что я скажу Баку?

– Ну, скажете, что вас пригласил на обед старый школьный приятель или, еще лучше, подруга. По своему богатому опыту я знаю, что это срабатывает лучше всего.

– Неужели? – поинтересовалась Марианна с издевкой в голосе, которой Гарри не заметил.

– Итак, запомните, в восемь часов, – отрезал он и повесил трубку.

Марианна откинулась на подушки, недоумевая и размышляя, что ей следует предпринять. Гарри с его настырностью превращался в проблему, а каждую нежелательную проблему следует решать – и побыстрей. Впрочем, Марианна еще не представляла себе, как решить эту. Она глубоко вздохнула – в данный момент делать было больше нечего.

Глава 40

Марианна вздохнула с облегчением, когда Бак сообщил ей, что будет занят вечером. По крайней мере, ей не придется искать предлог, чтобы отлучиться на некоторое время из гостиницы.

– Не беспокойся обо мне, дорогой, – сказала она мужу. – Я попрошу, чтобы мне принесли обед в номер. В последнее время я чувствую себя несколько усталой, – и Марианна притворно зевнула.

Бак пристально посмотрел на жену, удивленный, что она не спрашивает, куда он собирается вечером, но, с другой стороны, общение между ними давно свелось к деловым разговорам или обсуждению домашних дел. Марианна спокойно пудрила нос, разглядывая себя в зеркальце на крышке золотой пудреницы от Картье, на которой рубинами были выложены ее инициалы, – подарок, который Бак преподнес ей на Рождество много лет назад. Да, что и говорить – он женился на холодной, себялюбивой и тщеславной женщине, которая была готова на все, только бы стать первой леди Америки. Бак пожал плечами – пусть ее, с некоторых пор он не испытывал к ней ничего, кроме равнодушия. Его сердце согревала мысль о Лизандре – своей неожиданно обретенной дочери, и о Фрэнси, которую он надеялся увидеть через несколько минут.

Марианна, облаченная в атласное персикового цвета платье, полулежа на диване, наблюдала за тем, как Бак надевает пальто и собирается уходить.

– До свидания, дорогой, – пропела она, посылая ему воздушный поцелуй. Приторно-ласковое выражение на ее лице сразу же сменилось злым, когда Бак, даже не повернув головы, холодно попрощался с ней и вышел, плотно прикрыв дверь.

Она взглянула на часы. Чтобы успеть к Гарри и вернуться до прихода мужа, ей следовало торопиться. Неожиданно Марианне пришло на ум, что она даже не знает, когда, собственно, вернется Бак и куда он только что ушел, но на размышления времени не оставалось. Она быстро переоделась в черное шерстяное платье, надела черные замшевые туфли и изумрудного цвета плащ с капюшоном из кашемира, подбитый мехом норки. Марианна в свое время решила, что для нее уместнее будет носить пальто с норковой подбивкой, нежели манто или шубу из норки. Бака называли в газетах и на публике «человеком из народа», и поэтому не следовало лишний раз демонстрировать людям свое богатство и роскошные наряды. Она взяла со стола сумочку, положила в нее ключи, губную помаду, записную книжку в переплете из крокодиловой кожи, белоснежный носовой платок и золотую пудреницу – подарок Бака. Снарядившись таким образом, она вышла из номера и поспешила к лифту. Холл внизу был переполнен. Марианна быстро огляделась вокруг и незаметно проскользнула сквозь вертящиеся двери отеля на улицу.

Энни находилась в одной из гостиных, здороваясь с друзьями из числа посетителей и гостей, перед тем как пойти в обеденный зал и лично проконтролировать священный ритуал подготовки к обеду. Впрочем, сегодня вечером эта важная церемония занимала ее мысли лишь отчасти. Она уже отвела Бака в свой кабинет в мансарде и оставила там, а сама, попутно занимаясь делами, с нетерпением ожидала прихода Фрэнси. Наконец, она заметила, как та торопливо пробирается сквозь толпу в фойе. Энни проследила за тем, как Фрэнси достала из сумочки ключи и вошла в двери ее личного лифта. Как только бронзовые с позолотой дверцы захлопнулись и лифт повлек Франческу Хэррисон вверх, Энни мысленно пожелала ей удачи. Она полагала, что устроила все совершенно правильно.

Фрэнси закрыла глаза в ожидании, когда лифт доставит ее на двадцатый этаж. Лифт остановился, двери распахнулись, Фрэнси открыла глаза и сразу же увидела Бака, который поджидал ее прямо у лифта.

– Фрэнси, – произнес он и не поверил сам себе – словно и не было разделявших их долгих семи лет.

– Бак! – Фрэнси вышла из кабинки и протянула ему руку. – Ты совсем не изменился, разве что постарел чуточку.

– Ровно на семь лет, – напомнил ей Бак. Позже он вспоминал и не мог вспомнить, во что была одета Фрэнси, только заметил, что наряд подчеркивал цвет ее глаз, а волосы свободно лежали на плечах длинными прядями, в то время как женщины давно предпочитали короткую стрижку или завивку.

– Ты так и не остригла волосы, – заметил он, невольно напоминая Фрэнси о ее обещании, и она утвердительно кивнула.

– Хорошо. Иначе мне бы не понравилось, – сказал он. – Я всегда вспоминал тебя именно такой.

Взгляды их встретились, и Фрэнси вновь ощутила старое, но незабытое чувство к этому мужчине, отцу ее ребенка. Если она раньше и сомневалась, что будет любить его до своего смертного часа, то теперь была в этом уверена. Но он был мужем другой женщины и звездой первой величины на политическом небосклоне.

– Мне не следовало приезжать сюда, – нервно сказала она. – Мне кажется, нам нечего сказать друг другу.

– Нет, ты говоришь неправду, – Бак взял ее руку и прижал ее к своей щеке, а затем принялся нежно целовать ее пальцы, – Похоже на то, что все эти семь лет я находился в спячке, а вот теперь проснулся. И мы снова вместе, словно и не разлучались. Жизнь не столь уж сложна, если я буду любить тебя, а ты – меня.

Фрэнси освободила руку.

– Но ведь это не так! Жизнь не стоит на месте и никогда не бывает простой. Я решила жить для себя. У меня есть работа, я занимаюсь благотворительностью, а главное – у меня растет дочь. Мне надоело лгать и скрываться и хочется одного лишь покоя.

Она направилась к длинному белому дивану у окна и села, потому что ноги отказывались ее держать, сердце в груди бешено колотилось, и единственное, чего она хотела на самом деле – это броситься в его объятия. Но она не могла себе этого позволить. Прежде всего ей надо было думать о Лизандре. Фрэнси обхватила колени руками и, подавшись вперед, пристально разглядывала Бака, как будто видела его впервые.

– Марианна приходила к тебе с визитом, как я понимаю? – спросил он.

Фрэнси пожала плечами.

– А если даже и так? Как бы то ни было – она оказалась права.

– Почему же ты не позвонила мне, не поговорила со мной?..

Он произнес эти слова с таким отчаянием, что ей захотелось взять его за руку и сказать ему – по-прежнему любимому и дорогому, – что все хорошо, что в ее отношении к нему ничего не изменилось.

– Я была беременна, а ты – женат. У тебя есть свои собственные дети, о которых ты должен заботиться. Ну и разумеется, твоя карьера. Мне было просто необходимо принять решение.

– Но это твое решение, Фрэнси. Я в этом не участвовал, хотя всегда считал, что нас двое. Согласись, я имел право принять участие в обсуждении, и на моей стороне должна была оказаться как минимум половина голосов.

Бак требовательно смотрел на Фрэнси, и она вздохнула.

– Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать наши с тобой отношения. Я приехала из-за Лизандры. Она не подозревает о том, что ты ее отец, и я, со своей стороны, не хочу, чтобы она об этом знала. Я сказала ей, что с ее отцом мы расстались еще до ее рождения, и она приняла это как данность. Ей только семь лет, но она начинает задавать мне вопросы, и я рассказываю ей, каким был ее отец, говорю, что он любил бы ее, если бы знал о ее рождении. Естественно, пока она еще мала, но, быть может, когда Лизандра вырастет и сама станет женщиной, она меня поймет.

Бак подумал о собственных детях, которые были настолько погружены в свои дела, что крайне редко уделяли внимание отцу, подумал о вновь обретенной дочери, которую ему не хотели показывать, и воскликнул:

– Где, где же я ошибся? Моя жизнь пуста, у меня нет ничего своего!..

– О, Бак, не говори так, пожалуйста, прошу тебя, не говори! – потрясенная его словами, в свою очередь, воскликнула Фрэнси.

– Но это правда, – произнес он с горечью. – Когда мы встретились в тобой в Париже, я сказал себе, что моя так называемая личная жизнь – не более чем декорация. Один фасад – и больше ничего. С тех пор мало что изменилось.

– Но у тебя есть любимая работа, – возразила Фрэнси, – и тебя ожидает блестящее будущее, по крайней мере, все так считают.

Бак промолчал, и тогда она поднялась с дивана и подошла к нему, а он принял ее в свои объятия. Их губы слились, и Фрэнси слышала, как под ее рукой бешено колотится его сердце, а ее волосы слегка колышутся от его теплого дыхания. Казалось, ворота рая приоткрылись и впустили ее внутрь, правда, лишь на несколько минут.

– Фрэнси, возвращайся ко мне, – нежно уговаривал ее Бак. – Давай начнем все сначала – ведь я люблю тебя.

Фрэнси всей душой хотелось сказать «да». Но она высвободилась из его объятий и проговорила:

– Скажи мне одну вещь, Бак. Если бы тогда, семь лет назад, я попросила бы тебя все бросить и жениться на мне, ты бы это сделал?

Бак заколебался.

– Не могу тебе лгать, дорогая, – сказал он тихо. – Честно говоря, не знаю.

Фрэнси печально кивнула – именно такого ответа она и ждала.

Она подняла с дивана пальто и накинула его на плечи.

– Прошу тебя, не пытайся увидеть Лизандру. Это будет несправедливо по отношению к ней. И ко мне тоже. В равной степени. – С трудом ей удалось изобразить бледную улыбку на губах. – Да, пожалуй, и по отношению к тебе, – добавила она.

– Фрэнси, – Бак попытался удержать ее за плечи, – пожалуйста, не уходи. Я просто не знаю, что буду без тебя делать.

– Не волнуйся, Бак, все будет нормально. Мы будем продолжать жить точно так же, как жили все эти годы.

Она вырвалась из рук Бака и побежала к лифту. Металлическая позолоченная дверца захлопнулась с сухим щелчком, вновь разделив Фрэнси и Бака Вингейта. Когда кабинка тронулась вниз, они успели в последний раз обменяться взглядами, после чего лифт скрылся в темном провале шахты.

Гарри Хэррисон предоставил слугам свободный вечер – ему хотелось, чтобы им с Марианной никто не мешал. В библиотеке ярко горел камин, а на освещенной поверхности стола тысячами граней переливались искусной работы хрустальный графин с дорогим французским коньяком и тончайшие хрустальные бокалы. Когда раздался звонок в дверь, Гарри лично отправился ее открывать, чему Марианна немало удивилась.

– А где же ваш дворецкий? – спросила она, озираясь в просторном холле.

– Бедняга отпросился навестить больного приятеля, – привычно соврал Гарри, – и я дал ему отпуск до завтрашнего утра.

Он сам принял от Марианны подбитый мехом плащ и перекинул его через спинку резного дубового стула, относившегося к эпохе Стюартов. Марианна подозрительно взглянула на него:

– А где твой ливрейный лакей, Гарри? Или хотя бы горничная?

– Вы же понимаете, что в эти тяжелые времена, «когда воспоминания о Великой Депрессии еще свежи в наших сердцах», – тут он процитировал собственные слова Марианны, – я решил, что содержать лакея – излишняя роскошь. Теперь я просто нанимаю обслуживающий персонал на тот срок, который мне нужен, – как, например, для вчерашнего приема. Горничные же обыкновенно приходят днем. Сегодня им пришлось изрядно потрудиться, чтобы привести в порядок дом после празднества, поэтому я и отпустил их пораньше.

Глаза Марианны недоверчиво сузились.

– С каких это пор, Гарри, вы сделались таким добреньким? На Хэррисоне был модный бархатный смокинг, на губах блуждала довольная улыбка, и Марианна ни капельки ему не доверяла. Она последовала за ним в библиотеку и сразу отметила, что Гарри готовился к ее приходу – был затоплен камин, мягкий свет струили свечи в канделябрах и настольная лампа, а люстра, наоборот, была потушена. На столе блестела дорогая посуда и янтарно искрился в графине французский коньяк.

– Садитесь сюда, Марианна, рядом со мной, – Гарри похлопал ладонью по кожаному сиденью дивана, к которому был придвинут стол.

Не обращая на него ни малейшего внимания, Марианна проследовала к большому креслу с подлокотниками, находившемуся у камина, и расположилась в нем.

– Может быть, коньяку? – предложил ей Гарри и начал разливать ароматный напиток по рюмкам.

Марианна заколебалась – вообще-то пила она крайне редко, но сейчас чувствовала, что немного выпить необходимо, чтобы успокоить нервы. Гарри к чему-то готовился, но она никак не могла взять в толк, к чему.

– Спасибо, – кивнула она и приняла пузатую рюмку из рук хозяина. Гарри расположился со своим бокалом у камина так, чтобы видеть лицо Марианны.

– Рад нашей встрече, Марианна, – сказал он. – Нам не часто удается побыть наедине.

Какая-то новая интонация, проскользнувшая в его голосе, заставила Марианну вопросительно изогнуть брови, а по ее спине пробежал холодок страха.

– По правде говоря; – быстро проговорила она, – до сих пор мы с вами наедине не встречались, Гарри. И, признаюсь вам, я пока так и не могу взять в толк, зачем я сюда пришла. – Марианна посмотрела на крохотные свои часы-браслет, усыпанные бриллиантами. – Будьте так любезны, объясните побыстрее, зачем вы пригласили меня к себе. Бак, возможно, уже вернулся и ждет меня в отеле.

Гарри ухмыльнулся и отхлебнул глоток превосходного коньяка, смакуя ароматный напиток.

– Расслабьтесь, – жизнерадостно посоветовал он Марианне, – и вы, и я прекрасно знаем, что особой необходимости в спешке нет. Вряд ли Бак станет умирать от тоски и скуки, не застав вас в номере.

– Что вы хотите этим сказать? – Она поставила рюмку на стол и с беспокойством впилась глазами в его лицо.

– Марианна, ведь мы друзья и между нами нет секретов, правда? Должен признаться, что не понимаю Бака, который отвергает такую красавицу. Но он, в конце концов, всегда был слишком занят карьерой – разумеется, мы не станем принимать во внимание его интрижку с моей сестрицей. Ведь это же совершенно очевидно, не правда ли, Марианна? Кстати, должен от всего сердца поблагодарить вас за помощь.

– Вам опять нужны деньги? – равнодушно осведомилась Марианна.

Гарри утвердительно кивнул.

– Да, помимо всего прочего. – Он поставил бокал на стол, подошел к ней вплотную и взял за руку. – Я всегда восхищался вами, Марианна. Вы очень красивая женщина, но свою красоту вы принесли в жертву человеку недостойному. Я имею в виду Бака. Вам нужен мужчина, который мог бы стать вашим учителем на тернистом жизненном пути. Своими ласками он растопил бы лед, заморозивший ваше сердце, и открыл источники живительных соков, которые…

– Прекратите изображать из себя кретина, Гарри, – оборвала его Марианна. Ее лицо горело от отвращения. Она встала и хотела пройти мимо него, но он схватил ее за руку и грубо притянул к себе. Когда же он попытался ее поцеловать, она просто пришла в ужас и стала вырываться. Но Гарри одной рукой крепко прижимал ее к себе, а другой гладил по шее, по спине, по ягодицам.

Впервые в жизни Марианна почувствовала, что не в состоянии контролировать ситуацию, и испугалась по-настоящему. С усилием освободив губы от липких поцелуев Гарри, она закричала:

– Ты, подонок, отпусти меня! Я добьюсь, чтобы тебя арестовали и посадили в тюрьму.

– Ничего вы не сделаете, Марианна, – с иронией в голосе произнес Гарри. – Подумайте только, какой скандал может разразиться. Представляете себе заголовки в газетах, если это выйдет наружу?

Он схватил женщину в охапку и потащил к дивану, несмотря на ее сопротивление.

– Только посмейте дотронуться до меня, Гарри Хэррисон, – и я закричу, – хриплым шепотом предупредила Марианна, когда Гарри опустил свой ценный груз на кожаную поверхность дивана.

– Кричите сколько хотите, – самоуверенно сказал он, – никто вас здесь не услышит. К тому же ваши крики только подбросят дров в огонь моей страсти. А может быть, именно это вам по вкусу, Марианна? Может быть, вы хотите, чтобы вас немножко побили? – Неожиданно он ударил ее по лицу, и у нее перехватило дыхание. В полуобморочном состоянии она следила за его рукой, которая жадно шарила по ее телу, и ей казалось, что рука Гарри напоминает мерзкое насекомое с шевелящимися от кровожадного вожделения щупальцами. Когда же он начал расстегивать крохотные, обтянутые атласом пуговки у нее на груди, она содрогнулась от омерзения и прошептала, жарко дыша ему в ухо:

– Не трогайте меня. Ради всего святого, не трогайте меня. Я дам вам столько денег, сколько вы потребуете…

– Разумеется, вы дадите, – пробормотал он, раскрывая платье на ее груди и извлекая на свет небольшие, обтянутые шелковым бельем груди. Затем Гарри опустил голову и припал к ним ртом.

Марианна поняла, что спасения нет и Гарри такой же сумасшедший, как и его сестра. В отчаянии она оглядывалась вокруг в поисках хоть какого-нибудь оружия. Тяжелый хрустальный графин с коньяком стоял на столе, возвышаясь прямо над ее головой, прижатой к подушкам дивана. Ей удалось высвободить руку и ухватить графин за горлышко, и, когда Гарри оторвал лицо от растерзанного белья у нее на груди, чтобы перевести дух, она размахнулась и изо всех сил ударила его графином по макушке.

Графин оказался прочнее, чем голова Гарри, и не разбился от удара. Зато Хэррисон застонал и, покачиваясь, поднялся на ноги, обхватив голову руками. Кровь обильно текла из глубокой раны, а Гарри остановившимся, бессмысленным взглядом в упор смотрел на Марианну. Она отпрянула назад, но от страха ее ноги ослабли, и подняться с дивана она была не в силах. Шатаясь, Гарри направился к камину, попытался ухватиться за каминную полку, не отводя обезумевшего взгляда от женщины и по-прежнему не произнося ни слова, потом его колени подогнулись, и он тяжело рухнул на каменный пол.

Марианна подождала несколько минут. Часы в длинном футляре, висевшие на стене, громко тикали, дрова в камине потрескивали и шипели, но Гарри лежал и не шевелился. Она быстро застегнула платье, поморщилась от сильного запаха коньяка, потом медленно встала и осторожно подошла к распростертому на полу телу. Гарри лежал на боку, а из его разбитой головы сочилась кровь, и в ране были видны осколки костей, сверкавшие, как кусочки льда среди кровяных сгустков. Марианна увидела это, и ее едва не стошнило. Набравшись смелости, она потрогала пульс на его руке и вздохнула с облегчением – сердце Гарри билось в ненормальном частом ритме, но он был жив.

– Господи, – прошептала она, – необходимо вызвать «скорую помощь».

Внезапно она подумала о Баке, о неизбежном скандале и представила себе, как вся ее жизнь рушится у нее на глазах. Ну, нет – Марианна отрицательно покачала головой, – она не может вынести всю эту мерзость на всеобщее обозрение, просто не имеет права! В это мгновение часы пробили девять, и Марианна в панике вздрогнула и оглянулась. Девять часов! А вдруг Гарри соврал, как обычно, и скоро нагрянут его слуги? В отчаянии она лихорадочно соображала, что предпринять.

Горевшие в камине дрова были сложены пирамидой, но вот они прогорели и пирамида рассыпалась, выбрасывая снопы ярких искр. Одна из головешек при этом откатилась к самому краю каминной решетки и теперь лежала в непосредственной близости от тела Гарри и зловеще вспыхивала то синим, то алым пламенем. Марианна, словно загипнотизированная, во все глаза смотрела на этот кусочек обугленного дерева. И вдруг, откуда-то из глубины ее сознания, пораженного страхом, неожиданно всплыла холодная трезвая мысль. Воздух в комнате буквально был напитан запахом коньяка… Все очень просто – Гарри выпил больше обычного, упал и ударился головой…

От Марианны требовалось лишь слегка подтолкнуть тлеющий кусок дерева носком замшевой туфельки так, чтобы тот откатился за пределы вымощенного каменными плитками пола перед камином и коснулся дорогого французского ковра, устилавшего библиотеку. Некоторое время деревяшка тлела на ворсе ковра, но затем стала окрашиваться в малиновый цвет, а уже буквально через минуту занялся и сам ковер, и по нему поползли крохотные оранжевые язычки пламени.

Тут самообладание изменило Марианне, она с криком вылетела из комнаты, захлопнула за собой дверь и бросилась бежать по отделанному мрамором холлу, но вдруг остановилась и побежала назад, вспомнив, что позабыла в библиотеке свой плащ. Вывернув плащ наизнанку, она накинула его на плечи мехом наружу, в надежде, что темный мех поможет ей остаться незамеченной в темноте вечера. Добравшись до дверей, она осторожно приоткрыла их и выскользнула на улицу.

Осмотревшись, она не заметила ничего подозрительного. На Калифорния-стрит было темно и холодно, и она казалась пустынной. Марианна сбежала вниз по ступеням и торопливо завернула за угол, стараясь как можно скорей оказаться подальше от этого страшного дома. Спотыкаясь на высоких каблуках, она побежала по направлению к отелю «Эйсгарт Армз», а свернув на Юнион-сквер, пошла медленнее, стараясь привести волосы в порядок и отчаянно жалея, что нет возможности напудрить нос и подкрасить губы. Только тут она поняла, что оставила сумочку у Гарри в доме…

Однако Марианна вспомнила, что сумочка лежала на кресле рядом с камином, и постаралась убедить себя, что она, должно быть, уже давно сгорела. Надвинув капюшон на лицо, она вошла в гостиницу и торопливо проследовала к лифту, моля Бога, чтобы кабинка оказалась пустой и стояла на первом этаже. Ей повезло. Не обратив внимания на мальчика-лифтера, который приветливо поздоровался с ней, и, прижавшись к стене кабины, с силой нажала на кнопку. Лифт пополз вверх.

По-прежнему закрывая лицо, она вышла из лифта и побежала по коридору к своему номеру. Оказавшись у двери, она вспомнила, что ключи тоже остались в сумочке. У Марианны сжалось сердце – ей предстояло снова спуститься вниз и объяснить портье, что она выходила на прогулку и потеряла ключи. Но тут в дальнем конце коридора с шумом остановился лифт, которым пользовался обслуживающий персонал, и из него вышел официант с подносом в руках. Она вздохнула с облегчением и поспешила к нему навстречу – у официантов и горничных есть дополнительные ключи, она попросит его открыть дверь и тогда, наконец, о Господи, окажется в безопасности.

Через несколько минут она действительно была уже у себя и принимала горячую ванну, в которую высыпала целый флакон дорогостоящих французских ароматических солей. Перед этим она стянула с себя порванное Гарри платье и, морщась от резкого коньячного запаха, которым благоухал ее наряд, свернула его в узел и сунула в корзину для грязного белья. В ту же корзину следом за платьем последовали шелковое белье и чулки. Потом Марианна забралась в горячую воду и некоторое время лежала без движения, наслаждаясь долгожданным покоем.

Она все еще находилась в ванной, когда спустя полчаса в номер вошел Бак.

– Это ты, дорогой? – осведомилась она в своей обычной спокойной манере.

– Да.

Бак стоял в дверях и смотрел на нее. Марианна одарила мужа своим самым благодарным взглядом – он выглядел сильным и привлекательным, точь-в-точь как на многочисленных фотографиях в газетах. Он по-прежнему был ее мужем, и вот теперь ни ему, ни ей ничего не угрожало. Она, Марианна, снова отвела от них беду. Вдруг откуда-то издалека, с улицы, в комнату ворвались сирены пожарных автомобилей.

– Который час, дорогой? – спросила она.

– Девять пятнадцать.

– Похоже, где-то пожар. – Марианна лениво улыбнулась и снова легла в ванну на спину, закрыв глаза. Прошло довольно времени, наверное, дом Гарри пылает уже в полную силу, а он сам, должно быть, превратился в пепел и прах.

Глава 41

Фрэнси лежала без сна у себя в спальне, когда услышала вой пожарных сирен и шум моторов пожарных машин, поднимавшихся по Калифорния-стрит, к Ноб-Хиллу. Ее мысли все еще занимали подробности встречи с Баком в отеле «Эйсгарт Армз». Она вспомнила морщины на его лице – следствие переутомления и постоянного недовольства собой, и ощутила, как любовь к нему вновь разрастается в ней, принося с собой слабость, которой подвержены все влюбленные, слабость, которая проявляется в отношении к любимому человеку. Ей захотелось никогда не разлучаться с ним, познакомить его с Лизандрой, вернуть в лоно их маленькой семьи, которая, конечно же, без Бака была осиротевшей, несмотря на все ее усилия. Тем не менее, когда Фрэнси позвонила Энни, чтобы рассказать, как прошла встреча, она опять была полна решимости больше не видеть его. С этим пора покончить – раз и навсегда, сказала она. Хотя бы для того, чтобы не испытывать постоянный соблазн.

Пожарные автомобили под вой сирен и скрип тормозов промчались мимо ее дома и остановились неподалеку. Фрэнси подошла к окну, приподняла шторы и выглянула на улицу, чтобы выяснить, где горит. Оказалось, что горит дом ее брата. Яркие оранжевые языки пламени вырывались сквозь пустые глазницы окон и жадно подбирались к крыше. Фрэнси прикрыла глаза – может быть, это ей только снится? Но нет, горел дом Гарри – в этом не могло быть никаких сомнений. Этот памятник могуществу семейства Хэррисонов был объят пламенем. Уже второй раз при ее жизни.

Снова Фрэнси вернулась мыслями к прошлому. На этот раз она перенеслась на тридцать лет назад, в дни землетрясения, когда она, притаившись в тени, наблюдала за тем, как горит дом ее отца вместе со всей Калифорния-стрит. Фрэнси опустила штору, чтобы отогнать наваждение.

Потом с привычной болью в сердце она припомнила ночь, когда погиб Олли – и тоже в огне. Она всегда подозревала, что к этому в той или иной степени приложил руку Гарри, – и вот, пусть в малой степени, она отомщена. Но она не желала мести, ей вообще не хотелось больше думать о Гарри – отныне и во веки веков.

Фрэнси прижалась лицом к подушке, чтобы не слышать, как рядом в темноте ночи люди тушили пожар. Но от шума оказалось невозможно избавиться. Тогда Фрэнси поднялась с кровати, накинула халат и спустилась в кухню, чтобы приготовить себе чай.

Ао Фонг стоял в холле у открытых дверей дома и как завороженный смотрел на яркое зарево.

– Горит дом мистера Хэррисона, мисс Фрэнси, – возбужденно заявил он, показывая на полыхающее здание. Фрэнси подошла к двери и встала рядом с ним. Улицу перегородили пожарные машины, рядом с ними суетились пожарные, поливая огонь из многочисленных брандспойтов, топорники лезли на крышу по выдвижной лестнице, круша топорами перегоревшие балки.

– Все ли успели покинуть дом? – взволнованно спросила она, беспокоясь о слугах.

Ао Фонг пожал плечами:

– Говорят, что в доме никого не было.

Фрэнси заварила чай и захватила чайник с чашкой с собой в спальню, но так и не сделала ни глотка. Она лежала на спине, снова вспоминая опаленные огнем ночи во время землетрясения. И еще она вспомнила Джоша и секрет Мандарина, о котором он поведал ей в храме Лилин. Она знала, что ей необходимо рассказать об этом Энни. Как только взошло солнце, Фрэнси с трудом поднялась и раздвинула шторы. Дом Хэррисонов представлял собой груду дымящихся развалин. Она ожидала от себя хоть какой-нибудь реакции на это зрелище, но ее не последовало – Фрэнси не ощутила ни печали, ни радости. Просто-напросто все это перестало иметь для нее какое-либо значение.

Первой ей позвонила Энни.

– Говорят, что дом Хэррисона сгорел дотла. Так ли это? – первым делом спросила она.

– Именно так. Сейчас он выглядит точно так же, как после землетрясения.

– Значит, судьба отомстила ему снова через тридцать лет.

– Ты занята сегодня? – неожиданно спросила Фрэнси. Энни подумала о тысяче больших и малых дел, которые ожидали ее внимания, и ответила:

– Да, хотя мне и не следовало занимать сегодняшний день делами. Впрочем, ради тебя я готова о них забыть.

– Мне необходимо тебя увидеть.

Наступило долгое молчание, потом голос Энни произнес:

– Разумеется, я приеду. Буду у тебя через час. Фрэнси ожидала подругу в холле.

– Можешь не снимать пальто, нам необходимо кое-куда съездить.

– Предстоит встреча с Баком? – поинтересовалась Энни, когда они усаживались в маленький черный «фордик».

– Я же просила тебя не говорить мне о нем, – резко ответила Фрэнси. – Мы не сможем быть вместе. Слишком разные дороги мы с ним избрали в жизни. – Энни промолчала, а Фрэнси устало добавила: – Я снова буду жить сама по себе, как это было до встречи с Баком. Но я не о том. Этой ночью, глядя на пылающий дом Гарри Хэррисона, я вспоминала Джоша.

Ты помнишь ночь после похорон Мандарина? – Фрэнси заговорила снова, когда они спускались на автомобиле с Ноб-Хилла. – Когда я сказала тебе, что даже ты не знаешь всей правды? Так вот, сегодня я расскажу тебе всю правду. Раньше я не могла, потому что, видишь ли, это был секрет Мандарина. Но для начала я хочу тебе напомнить, что все, что когда-либо делал Мандарин, он делал из самых добрых побуждений. Мы с тобой едем взглянуть на одно место, после чего можешь требовать любых объяснений.

Выехав из города, они направились на юг и скоро добрались до маленького ухоженного кладбища, где Фрэнси показала подруге небольшое надгробие из белого камня, на котором значилось имя Джоша. Она рассказала Энни, как Мандарин вырвал Джоша из рук Сэмми и старался, чем мог, помочь ему, но, к сожалению, Джошу тогда помочь уже никто не был в силах. Фрэнси также объяснила, почему Мандарин не позволил им повидаться с Джошем перед тем, как тот умер.

Лицо у Энни было печально, но спокойно.

– Я рада, – просто сказала она. – Честно говоря, я не перенесла бы вида изуродованного брата. Как всегда, Мандарин оказался прав. Мы оплакали Джоша и должны были продолжать жить дальше.

Дата добавления: 2015-08-13