Часть III 5 страница

Перед возвращением в Сан-Франциско Лаи Цину предстояло осуществить в Гонконге еще две важные миссии. На следующее утро они вместе с Фрэнси вдвоем отправились в китайскую часть города, минуя ряды роскошных особняков и деловых зданий. Наконец, они добрались до пустыря, заваленного мусором и дырявыми спальными матрасами, по краям которого одиноко лепились жалкие лавчонки, торговавшие вареным рисом и овощами. В воздухе стоял запах гниющих отбросов, причудливо смешиваясь с ароматом специй и курительных палочек, а привычный гомон высоких голосов китайцев перекликался с шумом транспорта и криками рикш, доносившимися с главных улиц. Под ногами сновали босоногие детишки, выпрашивая мелочь и дружелюбно улыбаясь. Множество любопытных с интересом разглядывали красивую белую женщину и величественного мандарина в расшитых одеждах, когда Лаи Цин принялся шагами отмерять участок, выигранный им в маджонг несколько лет назад.

Лаи Цин продемонстрировал всем желающим документ, удостоверяющий, что теперь новым владельцем пустыря сделался он. Бродяги и бездомные, жившие здесь в кучах мусора и отбросов, с недоумением разглядывали красивый пергамент с алыми печатями и едва ли понимали, что в нем написано. Неподалеку проходила фешенебельная Чатер-роуд, а в нескольких кварталах от нее возвышался холм Королевы Виктории, на котором раскинулись белые постройки губернаторского дворца, утопавшие в зелени садов и парков. За дворцом располагались виллы богатейших тайпанов. Вся территория пустыря также была застроена солидными каменными зданиями, в которых находились конторы крупнейших торговых компаний.

Лаи Цин и Фрэнси переглянулись. И без слов было понятно, что не стоивший и гроша участок земли, окруженный во времена дедушки Чанг-Ву древними складскими помещениями и хижинами, сооруженными беднотой из всевозможных обломков и дырявых травяных матрасов, в нынешнее время дорогого стоил. Много лет назад старик заплатил за эту бросовую землю восемьдесят долларов, а нынче ее стоимость выросла тысячекратно.

– У нас под ногами целое состояние, – в волнении прошептала Фрэнси. – Ты можешь завтра же продать землю, Лаи Цин, и удалиться на покой богатым человеком!

Лаи Цин промолчал. Перед его мысленным взором на пустыре уже высилось высокое белое здание с многочисленными сияющими на солнце окнами и огромной вывеской с надписью бронзовыми буквами – «Лаи Цин корпорейшн». В таком помещении охотно поселилось бы даже самое прихотливое божество, приносящее удачу, а бронзовые львы у входов в здание надежно защищали бы его от всяческих поползновений злых сил.

– Нет, мы не станем продавать землю, – сказал он. – Наоборот, это место станет основой, тем самым фундаментом, на котором мы построим наше благосостояние.

Они наняли рикшу и поехали в порт, откуда быстрая белокрылая лодочка доставила их в гавань, где стоял недавно приобретенный корабль. Он был уже полностью загружен и готовился отправиться в путь к берегам Америки. На корме золотом сияло название судна – «Фрэнси-1».

– Это первый корабль нашего флота, – заявил Лаи Цин, когда они осматривали судно. – Я назвал его в твою честь, потому что тебе я обязан всем.

Затем Лаи Цин вручил Фрэнси конверт.

– У меня есть еще один подарок для тебя. Я купил его на первые заработанные мною деньги пять лет назад и хранил до этого дня. Сейчас ты в состоянии по-настоящему оценить его. Возьми, он твой.

Фрэнси открыла конверт и не смогла сдержать изумленного восклицания, как только поняла, что в нем. А в конверте был документ на право владения участком земли на знаменитом Ноб-Хилле, по соседству с семейным владением Хэррисонов на противоположной стороне Калифорния-стрит.

– Скоро ты вернешься в Сан-Франциско, – продолжал Лаи Цин. – Ты не можешь больше скрываться от всех из-за своего брата. И ты не должна отныне думать о себе как о ничего не стоящей дочери могущественного миллионера Гормена Хэррисона, которую ее брат в состояния растоптать, когда захочет. Никто больше не властен причинить тебе зло. Когда-нибудь ты построишь свой собственный дом на горделивом Ноб-Хилле и докажешь миру, чего ты на самом деле стоишь. И Гарри Хэррисон ничего не сможет тебе сделать.

Лаи Цин отплыл в Сан-Франциско с дневным отливом. Фрэнси должна была последовать за ним на следующее утро. Последний день в Гонконге она провела с Эдвардом, который повел ее на птичий рынок. Тысячи зябликов, соловьев и канареек в крохотных бамбуковых клеточках ежедневно выставлялись там на продажу. В воздухе звенела нескончаемая птичья трель, а знатоки важно ходили по рядам, прислушиваясь к голосу то одного, то другого маленького пернатого певца, и одобрительно кивали головами или цокали языком. Следом за Фрэнси и Эдвардом безмолвной тенью крался Сэмми Моррис, неслышно ступая по мостовой в туфлях на веревочной подошве, которые обыкновенно носили кули. Он последовал за ними, когда: они покинули рынок и неторопливо пошли вдоль по шумной аллее Каулун, минуя небольшие магазинчики, торговавшие морскими продуктами. Магазинчики скорее напоминали просто дыры в каменной стене, откуда высовывались головы зазывавших покупателей торговцев. Здесь можно было увидеть каракатиц, плававших в ведрах с водой, ставшей почти черной от их выделений; на жестяных подносах лежали груды креветок и небольших кальмаров, а в огромных открытых для обозрения баках переливались всеми оттенками серебра живые рыбы, лениво бившие хвостом по воде, словно понимая, что свобода может теперь прийти к ним только вместе со смертью. Сэмми прятался в тени, когда Фрэнси и Эдвард осматривали прилавки ремесленников, предлагавших всевозможные резные деревянные статуэтки, алого воска печати, которыми скреплялась всякая мало-мальски важная бумага в Китае, и рисунки тушью по рисовой бумаге, удивительно тонкие и изысканные. Его горящие глаза ни на секунду не отрывались от них, заходили ли они в каморку сапожника или мастера по изготовлению свеч или просто любовались работой рукодельниц, продававших вышитые цветными шелковыми нитками изделия из батиста и атласа. Сэмми терпеливо ждал, пока в простой чайной, попавшейся по пути, они с удовольствием ели дымящуюся лапшу со специями и запивали ее чаем. Он дал себе зарок, что, если понадобится, он будет ждать целую вечность – только бы свершилась его месть. Тем временем Фрэнси и Эдвард сели на маленький, словно игрушечный, поезд и отправились на самую верхушку холма Королевы Виктории и, откуда открывался великолепный вид на весь Гонконг и зеленые острова, разбросанные вокруг него в заливе. Они наблюдали, как со стороны моря начал подниматься туман, сворачивая и разворачивая свои кольца, – совсем как в Сан-Франциско, – и смеялись как сумасшедшие, возвращаясь назад на том же самом игрушечном поезде, каждую минуту норовившем перевернуться – таким крутым оказался спуск.

Эдвард обратил внимание на оборванного кули, ожидавшего богатых господ после поездки на холм Королевы у конечной остановки поезда, и бросил ему монету. Затем подозвал рикшу и велел отвезти их с Фрэнси в отель. Случайно обернувшись, он встретился с кули взглядом и снова повернулся к Фрэнси, что-то ей рассказывая. Тем не менее, выражение глаз этого бедняка поразило Стрэттона. Он готов был поклясться, что кули, сидевший у остановки поезда в расслабленной позе, – не китаец.

Вечером они долго обедали, сидя в громадном зале ресторана в отеле «Гонконг», поглядывая на гавань, всю иллюминированную огнями, и ярко освещенные корабли.

Фрэнси подозревала, что это конец их отношений. Пьеса заканчивалась, и наставала пора возвращаться к действительности.

Оба молчали, думая каждый о своем. Наконец, Фрэнси стало не под силу выносить это мучительное молчание, и она сообщила Эдварду, что ей пора.

Он протянул через стол руку, мягко взял ее пальцы в свои и стал с нарочитым вниманием разглядывать золотое обручальное кольцо у нее на пальце.

– Фрэнси, ну почему вы не хотите, чтобы я заменил это колечко своим, – проникновенно сказал он. – Я поеду с вами в Сан-Франциско и…

Фрэнси резко покачала головой, сама мысль о том, что он окажется в Сан-Франциско, привела ее в ужас. Хочешь не хочешь, но с Эдвардом придется распрощаться. Она зябко передернула плечами и произнесла, как могла, холодно и сухо:

– В конце концов, через несколько недель, вполне возможно, вы обо мне и не вспомните. Или, может быть, я останусь в вашей памяти женщиной, с которой вы познакомились на борту американского лайнера «Ориент», плывшего из Сан-Франциско в Южно-Китайское море…

– Бог с вами, Фрэнси, – голос Эдварда звучал укоризненно, – вы же прекрасно знаете, как я к вам отношусь!

Они молча прошли в фойе, где он поцеловал ей руку, и Фрэнси стала подниматься по лестнице. Ноги едва слушались ее, и она поднималась медленно, ступень за ступенью, держась рукой за перила. На площадке второго этажа она остановилась и обернулась. Стрэттон стоял на прежнем месте, не спуская с нее глаз. На краткий миг их взгляды встретились, затем Фрэнси отвернулась и решительно направилась к себе в номер.

Эдвард подождал, пока она не скрылась из виду, затем, ссутулив печально плечи и засунув руки в карманы, вышел на Педдер-стрит. Вдруг подозрительное шевеление в темноте на другой стороне улицы привлекло его внимание. Всмотревшись, он сначала увидел того самого кули, который сегодня околачивался у холма Королевы. Хотя оборванец тут же растаял, словно привидение, ошибиться Эдвард не мог. Все это было чрезвычайно странно. Пожав в недоумении плечами, Стрэттон двинулся дальше по улице, слишком погруженный в свои невеселые мысли, чтобы придавать значение всяким пустякам. Однако в его сознании во второй раз отложилось, что лицо, которое он видел, принадлежало не китайцу, а европейцу.

Ранним утром следующего дня Фрэнси поднялась на борт белоснежного катера, который должен был доставить ее на роскошный пароход «Афродита», стоявший на якоре в глубине бухты. В гавани и на пирсе было уже полно народа, в основном китайских кули, ожидавших начала работ, так что она опять не заметила устремленный на нее пылающий взор одного из них. Но Сэмми – а это был он – следил за каждым ее шагом, и в его темных глазах появилось отчаяние: Фрэнси снова уходила от его мести, она возвращалась в Сан-Франциско, и ему ничего другого не оставалось, как отправляться следом за ней. Он быстро развернулся и пошел по направлению к докам, где работал на погрузке баркасов, доставлявших грузы на торговые корабли. Такой бедный кули, как он, и думать не смел, чтобы наняться моряком или рабочим на приличное судно, уходившее в далекий рейс. Но Сэмми мог поступить матросом на какую-нибудь гнилую калошу, на пропитанную рыбной вонью старую джонку, направлявшуюся в ближайший китайский порт, и так, от одного порта к другому, переходя с одного гнусного судна на другое, еще более гнусное, он сумеет медленно, но верно, в конце концов, добраться до Сан-Франциско, а значит, и до Франчески Хэррисон.

Глава 29

Гарри вернулся в знаменитый дом на Ноб-Хилле, который Луиза так и не удосужилась посмотреть, поскольку была слишком увлечена своими проклятыми лошадьми. Он устал от английских лугов и зеленых полей, постоянно орошаемых дождями. В жизни он больше не взглянет ни на одну лошадь – разве что на ипподроме! Кроме того, Гарри дал себе клятву оставить в покое женщин, разгуливающих в бриджах для верховой езды. Ему захотелось почувствовать, наконец, под ногами мостовую городских улиц и вкусить привычных развлечений.

Он решил начать жизнь с нового листа. Он станет работать. На следующий день он поднялся в семь тридцать, принял ванну, оделся, чрезвычайно плотно позавтракал и ровно в девять подкатил к новому зданию концерна Хэррисонов.

Как только «роллс-ройс» Гарри остановился у парадного входа, к нему бросился швейцар в бордовой униформе. Сняв с головы фуражку, он помог хозяину выйти из машины и почтительно произнес:

– Доброе утро, мистер Хэррисон. Рад, что вы вернулись домой, сэр.

Гарри высокомерно кивнул. Он весьма редко удостаивал посещением собственную контору, но сегодня решил всех заставить ощутить свое присутствие. На первых двух этажах располагалось главное отделение Торгового и сберегательного банка Хэррисонов, хотя по всей Калифорнии подобная отделений было разбросано не меньше дюжины. На всем здесь лежала печать солидности и надежности. В помещении банка были высокие окна с тонированными стеклами и полы из розового в крапинку гранита. Массивные, из красного полированного дереза стойки разделялись посередине позолоченными стальными решетками, чтобы из зала невозможно было проникнуть на ту половину, где трудились клерки. В зале всегда стоял тихий непрекращающийся шорох, создававший атмосферу чрезвычайной деловой активности.

Гарри доставляло большое удовольствие, входя в зал, видеть, как служащие мгновенно вскакивают со стульев в его присутствии. Ему нравилось, что все головы, словно единый механизм, синхронно поворачиваются ему вслед и однообразный шорох бумаг и купюр сменяется уважительным шепотом, из которого можно разобрать, что «мистер Хэррисон младший вернулся». Он любил наблюдать, как важные банковские менеджеры, затянутые в элегантные костюмы, становятся по стойке «смирно», стоит ему войти без стука в святая святых банка – центральный офис, и, как солдаты, дожидаются его дальнейших распоряжений. Ему нравилось, как молодые служащие, сидевшие у телеграфных аппаратов на втором этаже, словно мальчишки, начинают при его появлении гасить в пепельницах сигареты и нервно перебирать в памяти свои мелкие прегрешения, за которые с его стороны мог бы последовать разнос.

Так он переходил с этажа на этаж, из конторы в контору, чувствуя это дуновение почтительного трепета во всех своих подчиненных, начиная с мальчишки-рассыльного и кончая важными и велеречивыми начальниками отделений и президентами промышленных и финансовых предприятий, входивших в концерн Хэррисонов. Все они проникновенно внимали каждому слову и были готовы мгновенно исполнить любое распоряжение Гормена Хэррисона-младшего. Наконец Гарри добрался до самого последнего, пятнадцатого этажа, где располагались директорат концерна, палата заседаний и его собственный кабинет, и в который раз порадовался, насколько все здесь добротно и солидно. В кабинете стояла массивная мебель красного дерева, а по стенам располагались застекленные полки, где хранились бухгалтерские книги, документы и все счета, начиная со дня основания финансово-промышленной империи Хэррисонов. Чрезвычайно хорош был и вид на город, открывавшийся из огромных окон. Короче говоря, любая мелочь здесь наглядно демонстрировала собой, «что такое власть и богатство».

Никто не подозревал о приезде Гарри, но стоило ему переступить порог, как информация о визите Хэррисона-младшего в мгновение ока облетела все этажи и достигла помещения директората на пятнадцатом этаже в тот момент, когда Гарри еще пугал своим строгим и неприступным видом служащих на втором.

Фрэнк Ванденплас, наиболее доверенное лицо в учреждении еще со времен Гормена Хэррисона, был первым из трех директоров, постучавшим в дверь кабинета Гарри. За те несколько минут, что Гарри добирался от парадного входа до собственного кабинета, все три директора успели договориться о стратегии общения с наследником Гормена. Фрэнк пошел в кабинет, широко раскинув в гостеприимном жесте руки, а его полное краснощекое лицо, украшенное седыми бачками, лучилось от радости.

– Здравствуй Гарри, мальчик мой, – громогласно провозгласил он, с усердием пожимая руку своего молодого патрона. – Не в силах сказать, до чего ж я рад тебя видеть. – Тут Фрэнк с удовольствием воззрился на Гарри. – Но должен признаться, испытал несколько неприятных минут, когда узнал о твоем разводе. Однако позволь тебе заметить, что это ошибка, легко понятная в твоем возрасте и простительная. Надеюсь, ты прибыл сюда, чтобы возглавить свой банк и прочие предприятия?

Фрэнк удобно расположился в кресле, вопросительно посматривая на Гарри. Он надеялся, что юный патрон ответит «нет», поскольку ожидал от действий молодого Хэррисона только ненужной сумятицы и беспокойства буквально для всех. Впрочем, если даже Гарри скажет «да», он был готов в любой момент предоставить ему исчерпывающий отчет о положении дел.

– Рад видеть тебя, Фрэнк, – произнес Гарри, хотя особой радости не испытывал. – Что же касается твоего вопроса, то я отвечу еда» – поскольку настало время самому взять вожжи в руки и возглавить семейное дело, как этого и хотел мой отец.

Фрэнк добродушно улыбнулся:

– Ничего более радостного ты мне не мог сообщить, мой мальчик. С чего бы ты хотел начать?

Гарри нахмурился.

– Было бы лучше, если бы вы не называли меня больше «мой мальчик». Думаю, «Гарри» подойдет куда лучше. – Гарри хотелось, чтобы старый шут обращался к нему официально – «мистер Хэррисон», но он решил воздержаться до времени, поскольку Фрэнк Ванденплас был старым соратником его отца и фирма в нем пока нуждалась. Однако с Божьей помощью скоро придет такой час, когда все эти старички будут прыгать перед ним, ловя каждое его слово. Он им покажет, кто здесь хозяин!

– Мне хотелось бы совершенно точно знать финансовое положение каждой из компаний, входящих в наш концерн, – процедил он, – годовой оборот, приносимую ими прибыль и уровень рентабельности. Согласитесь, Фрэнк, что для начала это необходимо!

Тот кивнул утвердительно:

– Совершенно верно, Гарри. Я приглашу всех бухгалтеров с расчетными книгами, и мы, с твоего разрешения, встретимся снова через полчаса. Тем временем, я пришлю тебе своего собственного секретаря в помощь, пока ты не подберешь кого-нибудь себе. Кстати, два других директора также жаждут поприветствовать тебя. Думаю, они будут не менее чем я, обрадованы тем обстоятельством, что у руля нашего концерна вновь встанет Хэррисон.

Гарри недовольно сомкнул брови. Он прекрасно знал Фрэнка и двух прочих директоров. Все они служили компании на протяжении сорока пяти лет и, словно близнецы, были похожи друг на друга – старомодные, осторожные работники, подсчитывающие каждый цент и не имеющие ни малейшего желания рисковать. Особенно Фрэнк – тут Гарри мог быть уверен, что любая новая идея, которая у него появится, подвергнется с его стороны соответствующей корректировке, не успев принести плоды. Его решения будут саботироваться – в этом Гарри не сомневался, а потому старикам придется уйти. Он найдет себе новых сотрудников, которые станут проводить в жизнь его идеи, не отступая ни на йоту от его указаний. А пока что было бы действительно полезно ознакомиться с реальным положением дел в дочерних фирмах, входящих в концерн Хэррисонов.

Ровно через полчаса, как и говорил Фрэнк, в дверь кабинета постучали, и на пороге появился исполнительный директор банка в сопровождении десятка бухгалтеров и полудюжины рассыльных, нагруженных тяжелыми конторскими книгами, счетами и отчетами о деятельности компании. Фрэнк превосходно их вышколил. Перед тем как отправить такую представительную депутацию к Гарри, он дал следующие инструкции:

– Расскажите ему все. Входите в мельчайшие детали, называйте все цифры, и важные, и второстепенные. Пусть в его голове все перемешается, и он перестанет понимать, о чем, собственно, идет речь.

Через пять часов работы Гарри окончательно выдохся.

– Все это очень хорошо, – хриплым голосом проговорил он и встал, тряхнув головой, чтобы прекратить мельтешение цифр в мозгу. – Но с меня достаточно. Дайте мне итоговые показатели деятельности предприятий. Какие из них преуспевают, а какие – нет.

– Рад доложить, что все предприятия, входящие в концерн Хэррисонов, достигли больших успехов и процветают, сэр, – сообщил исполнительный директор, – особенно железные дороги и сталелитейные предприятия. Кроме того, мы надеемся на успехи в области изысканий нефти на севере штата…

– Назовите мне общую сумму, в которую оцениваются все предприятия нашего концерна, их имущество и авуары наших банков, – нетерпеливо перебил Гарри. – Сколько стоит концерн Хэррисонов, черт возьми?

– Триста миллионов долларов, сэр.

– А какова моя личная доля во всем этом? – Пальцы Гарри от нетерпения принялись выбивать чечетку на крышке стола.

– Почти сто пятьдесят миллионов, сэр.

– Прекрасно. Вы можете идти, – сказал Гарри и кивком головы отпустил служащих. Когда они, собрав свои бумаги, наконец, оставили его в одиночестве, он буквально рухнул в кресло от изнеможения. Черт бы побрал эти отчеты и бухгалтерские книги! Ему-то всего-навсего хотелось узнать, сколько стоит его компания и он сам. Но, Боже, он оказался богаче, чем предполагал.

Тем не менее, его не совсем устраивала перспектива просто унаследовать дело, которое начал его дед, а отец значительно расширил. Ему хотелось добиться чего-то своего. Того, что не пришло бы в голову отцу. Он, Гарри Хэррисон, должен оставить свой собственный след в истории Сан-Франциско.

Гарри стоял у окна и, размышляя, созерцал мальчишек, продававших на улице дополнительный дневной выпуск газеты. Утренняя газета «Экзаминер», издававшаяся концерном Херста, конкурировала в Сан-Франциско с «Кроникл» и с вечерними выпусками «Дейли ньюс» и «Бюллетень». Гарри боготворил Херста – создателя целой печатной империи, и сейчас ему пришла в голову мысль, насколько престижно было бы для него стать газетным магнатом. Газеты давали власть над умами людей. Он обдумывал, как бы приняться за это дело. Деньги многое могут – они дают возможность, например, перекупить лучших редакторов, репортеров и фотографов, накинув им немного заработную плату. Гарри был в состоянии также установить новейшее оборудование, продавать свою газету раньше любых других изданий, а самое главное – обеспечить читателей таким чтивом, которое они предпочтут всему остальному. А что нужно читателю? Бульварная газетенка, – решил он, – причем по самой дешевой цене. Бульварная газета стоимостью в один цент! Черт возьми! Он станет вторым Херстом. А назовет он свою газету «Хэррисон хералд», и из нее можно будет узнать о любом скандале, любом мало-мальски серьезном пожаре, там будут также материалы о восхождении новых кинозвезд, о преступлениях и убийствах. И еще он даст своим читателям картинки – в каждом номере они будут с удовольствием разглядывать фотографии, сделанные на месте событий. Точно такую же газету он откроет в Лос-Анджелесе. В сущности, в перспективе аналогичное издание должно появляться каждый год в каком-нибудь новом городе. Не пройдет и десяти лет, как он побьет Херста его же собственным оружием на его же поприще. Он будет именоваться «Гарри Хэррисон, газетный король», и его имя станет таким же нарицательным, как имя Херста. У него достаточно средств, чтобы добиться этого, и он, черт побери, добьется!

Он снова вызвал менеджера банка и бухгалтеров, но не пригласил Фрэнка и других директоров. Газета – его дитя, и они к ней не будут иметь ни малейшего касательства. Когда сотрудники выстроились перед ним, он начал отдавать распоряжения – прежде всего, найти соответствующее помещение, выяснить, какие машины в этой области считаются наиболее перспективными, определить их приблизительную стоимость, составить список всех известных редакторов и репортеров, причем не только на Западном побережье, но и в Нью-Йорке, Филадельфии, Чикаго и Вашингтоне. Любой ценой следовало также разузнать, у кого находится контрольный пакет акций местных газет. Возможно, он сможет перекупить его. И еще. Он желает, чтобы все операции были проделаны в предельно сжатые сроки – максимум в течение недели.

Выражение изумления на их лицах вызвало у Гарри улыбку. Застегнув жилет и пригладив светлые волосы, он направился к дверям, пожелав своим сотрудникам хорошего рабочего дня. Менеджеры и бухгалтеры, озадаченные распоряжениями молодого хозяина, еще некоторое время с недоумением смотрели на захлопнувшуюся перед ними дверь, после чего, тихо переговариваясь, отправились по своим рабочим местам.

Бак Вингейт весьма скептически отнесся к планам Гарри, о которых тот сообщил ему по телефону. «По-видимому, мы все должны быть ему благодарны за то, что он нашел себе хоть какое занятие, а не только волочится за юбками и прожигает жизнь», – мрачно поведал он своему отцу. Но прежнее транжирство Гарри не шло ни в какое сравнение с теми средствами, которые он щедрой рукой принялся вкладывать в осуществление проекта по изданию «Хэррисон хералд».

Он купил небольшую типографию, расширил ее за счет здания, находившегося рядом, и установил там пять современных печатных станков, а также новейшую аппаратуру для проявки пленок и печатания фотографий. В пятнадцатиэтажном здании концерна Хэррисонов по его требованию очистили три средних этажа для редакции будущей «Хэррисон хералд», а ошеломленному Фрэнку в категоричной форме было велено изыскать дополнительные площади. По приказу Гарри срочно оборудовали личный лифт, обеспечивающий подъем непосредственно с первого этажа в апартаменты «газетного короля» на пятнадцатом. Он пригласил на работу редактора из Нью-Йорка и переманил известных репортеров и фотографов, а также опытных печатников и наборщиков из различных издательств Сан-Франциско. Он лично изобрел знак газеты, на котором красовалась птица феникс на фоне восходящего солнца, – этот знак должен был располагаться в самом верху первой страницы газеты. Кроме того, он открыл небольшие издательства в маленьких городишках Калифорнии. Гарри затратил на эту затею миллионы и, как и хотел, получил для «Хэррисон хералд» все самое лучшее. Теперь ему оставалось добиться только одного – чтобы его газету покупали.

В день, когда готовился первый номер, он сидел в огромном помещении редакции в рубашке с короткими рукавами и, задрав ноги на стол, с сигарой в зубах и с зеленым козырьком над глазами, просматривал один за другим все материалы, которые по мере готовности приносили ему машинистки. Прежде чем дать разрешение на печатание, он лично разглядывал каждую фотографию, которая должна была войти в номер, в то время как настоящий редактор, сидя в крошечном кабинете, безуспешно пытался начать верстать первый номер и очень нервничал, что его задерживают. А ночью, прямо в помещении типографии, Гарри закатил банкет, на котором присутствовали кинозвезды и начинающие актеры, известные писатели и просто богатые бездельники. Наконец, Гарри нажал кнопку, и новенькая типографская техника заработала. В потолок ударили пробки из-под шампанского, и ротационная машина выдала первый экземпляр первого номера «Хэррисон хералд».

Бак Вингейт сокрушенно покачал головой – типография напоминала скорее светскую гостиную, нежели место, где усилиями профессионалов рождается новый печатный орган, конкурентоспособный и острый. Однако Бак надеялся, что Хэррисон-младший знает, что делает, поэтому советов ему не давал. Да он бы и не принял сейчас никаких советов.

Поначалу казалось, что на этот раз опасения Вингейта напрасны. Гарри работал как вол, рекламируя новое издание. Он ездил во все города, где располагались дочерние отделения его газеты, жал руки наборщикам, произносил речи на улицах о преимуществах ежедневной дешевой газеты. Его лицо, улыбающееся и энергичное, появилось в одном из первых номеров под «шапкой» «Продажа началась». По прошествии месяца заголовок передовицы гласил: «Сто тысяч подписчиков через месяц после выхода первого номера», затем: «Сто двадцать пять тысяч подписчиков за два месяца», «Сто пятьдесят тысяч подписчиков за…» Возможно, это и не соответствовало действительности. Однако Гарри считал, что реклама делает свое дело – люди привыкли доверять печатному слову. Тем не менее, хотя статьи и фотографии в «Хэррисон хералд» были ничуть не хуже, чем в других изданиях, они не были и лучше. Жители Сан-Франциско уже привыкли к традиционно издававшимся в их городе газетам, и постепенно продажа «Хэррисон хералд» стала снижаться.

Гарри любил заскочить в редакцию ночью, скинуть на спинку стула пиджак и, потягивая виски, просматривать готовый макет очередного номера, не обращая внимания на сердитые взгляды выпускающего редактора. Один циничный репортер прозвал его «молодой Хэррисон Херст», и по городу упорно циркулировали слухи, что Гарри не столько по ночам работает, сколько не прочь приволокнуться за сотрудницами. При этом он был чрезвычайно строг с подчиненными-мужчинами, и чуть что – впадал в ярость. «Наш Гарри умеет только злиться и трахаться – и все», – злословили газетчики за его спиной.

На улицах города разгорелась целая война – мальчишек, которые разносили по утрам газету Гарри, стали избивать какие-то неизвестные негодяи, а сами газетные листы рвали и раскидывали. Гарри пытался дознаться, чьих это рук дело, но по странному стечению обстоятельств даже начальник полиции не смог представить ему достоверную информацию.

Гарри снова объявил рекламную кампанию. В газете появились дополнительные страницы, на которых читателям разъясняли, что «Хэррисон хералд», выходящая в Сан-Франциско, лишь одна из целой серии подобных газет, которые скоро станут продаваться по всей стране.

Однажды, просматривая готовый макет, Гарри наткнулся на небольшую заметку, посвященную финансовым делам, и прочитал, что «Л. Ц. Фрэнсис и компания» постепенно превращается в одну из самых богатых и процветающих в Сан-Франциско. В заметке говорилось, что «Л. Ц. Фрэнсис» пока еще не столь обширна и могущественна, как другие, но динамика ее развития такова, что конкурентам следует об этом помнить. Далее говорилось, что это торговое предприятие приобрело первый пароход, который при умелом руководстве обещает превратиться со временем в целый торговый флот.

Гарри принялся раздумывать, отчего это он никогда не слышал о «Л. Ц. Фрэнсис и компания». Он пригласил Фрэнка и с пристрастием его допросил по этому поводу, но тот заявил, что и сам первый раз слышит о подобной фирме. Ясно одно – эта компания появилась недавно и представители местного истеблишмента никакого отношения к ней не имеют. Тогда Гарри вызвал к себе в кабинет автора заметки и поинтересовался, где тот получил информацию подобного рода.

Дата добавления: 2015-08-13