Часть вторая. Кто – либо зажжет её или нет

Кто – либо зажжет её или нет! – он закричал, привлекая внимание отдыхающих. Таким он был всегда, и она совсем не удивилась этому крику, она знала, что будь он один: тихо приступил бы к трапезе, не тревожа официантов. Этот жест она вполне могла принимать на свой счет как заботу. Из-под накрытой ширмой стойки вышел человек и чиркнул возле свечки, стол заиграл тенями, еда стала выглядеть торжественно вкусно. Они были знакомы больше десяти лет, шесть из которых в официальных отношениях. Он помнил о родинке на её попе и запрещал её удалять, говорил, что она «совсем невредная, а очень даже полезная родинка», она помнила о его яичке, которое по неосторожности он оцарапал бритвой. В моменты больших нервов, они могли улыбаться, глядя друг на друга, когда все вокруг недоумевали, по черточкам и складочкам на лице они узнавали, что происходит на самом деле, а что всего лишь каприз.

-Все не могу успокоиться из-за Филиппа, зря мы оставили его у моей матери, лучше бы отвезли к твоей, её он хотя бы бабушкой называет.

-В его возрасте я сам мог приготовить обед и заштопать носок.

-А моя мать, будто в тумане живет, иногда мне кажется, что она забывает о Филиппе и зациклена на чем-то ненормальном. А порой, словно даже не помнит, кто есть она. И правда, нужно её спросить в такой момент «Кто ты такая?!», голову на отсечение даю, что замнется.

-Пускай отвыкает от баловства, он кроме нас никого за жизнь и не видит, да и мы с тобой заслужили сменить подмостки. Заигрались в край.

-Ты прав, но… почему ты заказал то, что я могу приготовить тебе дома, часто бываешь в ресторанах? – она засмеялась, и в на мгновение отвлеклась, он не ответил, по сути с её стороны это и не был-то вопрос. Она покупала ему одни и те же кроссовки из сезона в сезон, если не удавалось – то схожие по цвету и форме, если принести ему обувь другого образца того же размера, он начнет капризничать, что жмут и пройдя три шага по комнате, будет тыкать в неё пальцем ноги – показывая, как натерло. В конце концов, в ресторан они пришли не за тем, чтобы побороть голод, а потому что это ресторан, а они – это они.

Он помнил о том, что у жены отвращение к морепродуктам, «в чем тут отличие: съесть креветку, рака, или варенную сарану?», «а рыбы – забитые фильтры, плавающие на дне грязи». Она уважала, его предпочтение не есть водоплавающую птицу, хотя иногда просто в шутку готовила что-нибудь из утки или гуся, или вбивала в тесто их яйца, он лопал, не замечая никакой подмены.

Десять лет они шли на сближение, их тонкое мастерство нащупывать подходы к друг другу – говорило о многом, о прекрасном, о сильном. За годы происходило разное, но плохое не скапливалось, замещалось их четным желанием сохранять только хорошее. О любви говорила в основном она, для него это была сладкая паутина, и уступив в разговоре место для трогательной темы, вскоре он чувствовал, как шея становилась липкой. Он не был чурбаном, все сказанное ей вслух находило подтверждение у него внутри, но когда начинал говорить сам, чувствовал себя пристыженным. Она одинаково легко говорила обо всем. Они опомнились, что много лет никуда вместе не выезжали. Как появился Филипп, пришлось много работать и обустраивать гнездо. По-своему эта новая игра увлекала их, но и накладывала запрет на все остальные игры.

Они взяли отпуск и уехали в какой-то старый город, в котором он несколько раз был проездом, а она всю жизнь мечтала побывать, когда удавалось мечтать, конечно.

Теперь они сидели напротив друг друга, отковыривая маленькие куски у порции, а между ними танцевал огонек, а вокруг них сидели важные гости со своими делами, а в километре от ресторана ими была снята квартирка на несколько суток вперед.

-Твое лицо - … очень даже ничего при свечах..- он сделал шутливый комплимент и получил в ногу туфельком, - у тебя правая серёжка провисла ниже левой.

-Да, она отогнулась давно уже, был бы у меня муж ювелир.

-Ша! – он скомандовал так, что это могли услышать другие.

-Ты такой грубый, как я с тобой живу?! – она выкрикнула с той же громкостью, что и он, тем самым поддержав забаву, пара коснулась бокалами и выпила.

-Помнишь, как ты разогнал с квартиры гостей на день рождения Филиппа? – они громко засмеялись. Смех не прекратился даже после того, как отдыхающие стали оборачиваться.

-Только из-за того, что кто-то прилег «отдохнуть» на нашу постель! – они снова засмеялись, но прекратили резко и одновременно. – Ты, как обезьянка – крикун, тебе нравится на кого-то орать, у тебя это получается, и люди даже пугаются, но они не знают, какой ты мягкий и ласковый.

-Я не мягкий.

-Нежный.

-Не нежный, нормальный, как оно и надо.

-За все время, чтобы я не делала, ты не подымал на меня руки.

-Ну? Мы оба об этом знаем, что в этом плохого. Я так воспитан, во мне не заложено «бить» … жену за её глупость. – он улыбнулся, тем самым сгладив последнее слово.

-А я голову на отсечение даю, что многие думают, что я в синяках…

-Пускай думаю в меру своей ничтожности, если их жены в синяках. Может крикнуть гарсону, чтобы упаковал нам бутылку в дорожку? Я проведу тебя по трем улицам, что мне знакомы.

-Кричи! Ради всего святого кричи, здесь тихо как в гроте.

…

Он нес в руках завернутую бутылку, она застегивала сломанную серёжку. Они покинули ресторан, и свежий вечер приятно обдал их лица, на другой стороне улицы перед ними разыгрывалась сцена. Пьяная молодая пара изо всех сил шарпала друг друга в разные стороны, словно их планы разошлись, но желание не расставаться оставалось в силе. Парень разорвал девушке рубашку и было слышно, как пуговицы покатились по брусчатке. Во все стороны разлеталась тяжелая брань, в которой последние слова сжевывались и растягивались от выпитого.

-Может зубы ему повыбивать?

-Не думаю, что ты окажешься героем после этого. Сейчас они сдирают с друг друга кожу, но стоит тебе его обидеть, как она вцепится тебе в глаза, с совсем другой силой и с другими криками.

-Ну и Бог с ними, пусть несут за это ответственность.

-Пошли на мост! – она разглядела в фонарях и ветках признаки моста. И уводя его от сцены, потащила за рукав к видению.

-А ты знаешь, многие ведь сами хотят быть избитыми?

-Не соглашусь. Может, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

-Большинство женщин.

-В разбитом лице –куда меньше романтики, чем большинству женщин могло бы показаться.

-Нет. Избитыми в особом настроении…

-Ах, понял. Уверен, что у многих это дело дальше фантазии не доходит, из-за всей противоестественности… неправильности и глупости затеи. Вот живет девушка, фантазирует, выдумывает себе страсти, а когда оказывается в ситуации, где ей могут съездить по тупой роже, срабатывает инстинкт (если она не безнадежно глупа) и на первый план выходят мысли о сохранении целостности лица, а не о жажде немного унизится и…спасительная трусость, мудрая трусость.

-Но ведь можно все делать согласованно, завести особенное слово.

- Как же это может нравится кому-то, кто в своем уме?

-Еще как.

-Тебя не устраивает что-то? – он внятно отрезал и взял её за плечи.

-Да! Меня все не устраивает, ты слюнтяй, слабак, тряпка, не хватает духу как следует выбить из меня дурь, чтобы я упала мимо кровати и не могла вдохнуть воздух! – она выпалила ему в лицо, не моргнув глазом, после секундной паузы, они рассмеялись и соединились губами.

-Пошли, шлюха, пройдем по мосту! – он шлепнул её по заднице и пошел впереди, как портовый докер, прогибаясь назад, расставляя при шаге ноги.

-Филипп, надеюсь, уже спит… если мама не забыла его у телевизора.

-Так! – он снова схватил её за плечи. (это служило сигналом, что каждое слово должно быть принято во внимание) – Мы вырвались в заслуженный отпуск, если несколько дней мы не будем вспоминать наше судно, это не сделает нас плохими родителями или расдолбаями. Ты заслужила этот вечер и этот мост, я заслужил тебя в этом сарафане.

-Хорошо. Дом исчез. Слово зануды!

Они перегнулись через бортик, под ними была пропасть в метров 20, внизу изредка проезжали фары.

-Смотри, видишь?

-Рисунок?

-Это след от самоубийцы, белый контур.

-Это просто чья-то мазня. Днем ведь прошел дождь, не думаю, что криминалисты обводят труп краской, а мел бы смыло водой.

-Дурацкая шутка? Ты считаешь?

-А той малолетней алкоголичке напротив ресторана нравилось?

-Это разные вещи, но даже так это её подогревало. Я имела в виду секс, там должно быть совсем другое напряжение.

-Я не слышал от тебя такого раньше, где ты вычитала такое. Или на работе от тоски бабы страсти начинают сочинять?

-Это откровение для любой женщины, это исторический, наверное, или даже зоологический момент, понимаешь? Как победный ритуал, только преувеличен по содержанию.

-Я понимаю, когда ты просишь меня быть немного грубее, мне это тоже нравится, но мне и в голову не приходило, что я могу себе позволить лишнего…

-Почему лишнего? Я же не хочу, чтобы мне сломали руку. Просто такого хочется невсегда и о таком не приято просить в открытую. Но если ты слегка меня ударишь во время секса, я бы не обиделась, честно…

-А я бы смог!

-Черта с два, тряпка!

-Смогууууу, шлюха!- он сжал её лицо в руке, так что губы стянулись в бантик, пригрозил кулаком свободной руки и поцеловал.

-Тогда, может, хватит ходить по городу?

-Мы же еще даже не ходили. – он засмеялся.

-Я устала с дороги, да и ты, если будешь честным, то тоже признаешься, что устал, выглядишь так себе. Если еще находимся, просто упадем как самоубийцы и позасыпаем.

-Нуу?. Так что ты предлагаешь, шлюха?

-Может вызовем такси? И…

-Ты довольна прогулкой?

-Да.

Он передал ей бутылку и начал набирать номер телефона. «Такой-то ресторан, мужчина с женой, как можно скорее!». Они вернулись ко входу в ресторан. Пьяной парочки уже след простыл.

-Подожди. – он снова отдал ей бутылку и перебежал улицу. Потоптался на месте, нагнулся и прибежал обратно к жене. В руках у него была маленькая пуговка, - на память, чтобы не забыть, о том, что у мужчин есть все основания бить своих жен.

-Трахать и бить, а не просто… это разные вещи, в корне разные.

-Нам нужно слово! Что бы усмирить меня, если я чего не пойму.

-Филипп, пускай, это будет Филипп. Только если я выкрикну его имя, тогда сворачивай удочки, чтобы я потом не говорила, это означает, что мне не приятно и мы заканчиваем с этим. Но без сигнала, даже если я буду покрикивать или по-актёрски рыдать, не верь и продолжай с новой силой.

-Как это странно все-таки все. Дрожь по телу. Такси!

В начале улицы показались огоньки автомобиля.

-Я кое-что придумала! Ты поедешь один. А когда доберешься, отправишь за мной обратно, это ведь близко?

-Зачем?

-Только подымись в комнату и жди, можешь начать принимать душ.

Он открыл в машине дверь и сел впереди.

-Я бы не хотел оставлять тебя здесь одну.

-Я взрослая девочка, все хорошо. – она нагнулась над его ухом – хочу чтобы это все выглядело, будто ты меня снял…

-Мммм. Вот оно что! Командир, трогай!

…

Они появились в съемной квартире с интервалом в 10 минут. Когда он по звонку открыл дверь, на пороге стояла его жена, но он мог заметить, что выдумка внутри её лишила лицо прежней милости, наполнило его какой-то притягательной грязью. Словно его слегка вымазали в саже.

-Вызывал?

-Проходи.

Она уверенно вошла и получила несильную пощечину.

-Снимай с себя все! – Она не послушалась и просто осталась на месте.

Он придвинул её к себе и начал жадно лобзать, оставляя мокрые следы на коже. Впихнув её в спальню, он повалил её на кровать и начал опускаться к низу.

-Филипп! Филипп! Это не то, совсем не то, о чем мы говорили.

-Что не так?

-Все не так. Ты - остался собой, и меня опять превращаешь в свою жену, а я пришла сюда в другом статусе, чего не понятного?

- Прости, командир, сейчас все исправим, занавес! Жди здесь, не двигайся, а я пойду, подмоюсь, сука, во мне еще теплица уважение к твоей женской причастности.

Он направился в ванную и закрыл дверь. Глядя в глаза отражению, он мысленно обвинял себя в реальной невозможности исполнить обещанное. Он напрягся вспомнить самые мерзкие и подлые моменты его семейной жизни, но те немногие факты, что приходили на ум, заглушались его любовью и тревогой за жену. Он умылся и вышел к ней, что бы признать свой проигрыш.

Она голая сидела на корточках и копошилась в их общей сумке. Услышав за спиной шаги, она напустила на себя испуг и оскалилась, как лисица. В такой игре он уже не мог спасовать, она сделала все за него.

-Хотела меня очистить, дрянь?! – Она молчала и глядела снизу вверх на клиента. – Отвечай, а не то я тебе зубы выбью!

Он аккуратно толкнул её в лицо босой пяткой, она откатилась на спину, ничего не повредив. Не дав ей подняться он пнул её ногой под попу и вскрикнув, она поползла по полу.

-Куда это ты собралась?! – он поднял её сброшенную одежду и вытянул мягкий тканый ремешок, что вдевался в петельки сарафана. Он грубо взял шлюху за руку втащил её тело на кровать. В голове кровати тянулась тонкая труба, к которой он привязал её запястье, и достал из брюк ремень. Когда она попыталась другой рукой освободить связанную, то получила удар ремнем. Это повторилось под громкие визги еще раз шесть, пока она не упала лицом в подушку и не сделала вид, будто плачет. Тогда он начал щупать её во всех доступных со спины местах, словно видит это тело впервые. Тело ответило изгибанием, и он снова взялся за ремень и теперь хлестал без пауз, его приворожило, как кожа в секунды меняет цвет отека.

-Что нравится?! Нравится?! Еще?! – он орал, а она не отвечала на его крики словами, только скулила и постанывала. Кто-то из соседей постучал в стену. – Что нравится? – он громким шепотом спросил снова и поднял голову за волосы, у неё шла носом кровь, и маленькое пятно на наволочке, казалось устрашающим. Он стал дожидаться от неё спасительного слова, но шлюха не называла его. Шлепнув еще раз, но уже в четверть силы, он отбросил ремень в сторону. И начал снимать с себя штаны.

-Сейчааас… Сейчааас продолжим наше веселье. – Он начал делать свои дела, не меняя её положения, стоны стали громче, сливаясь с рыданием, это было знаком одобрительного удовольствия. Закончив свое дело, он небрежно отбросил её ноги в сторону и лег на кровать рядом. – Не плохо, да? Скажи, да, сука?! – он снова схватил шлюху за волосы.

-Дааа! – без сил она согласилась, он встал, отхлебнул из бутылки и потушил свет, лег на не расправленную кровать и уснул.

Он проснулся через несколько часов, в окне светало и дворники шумели вениками, в ванной лилась вода. Он хотел подождать жену из ванной, чтобы обо всем расспросить, но снова уснул.

Теперь он проснулся уже ближе к полудню. Вода все текла. Он выпрыгнул с кровати, в ванной никого не было, на ободке раковины было несколько капель крови, не закрыв кран, он выбежал на балкон и обратно. Её вещи были на месте. Он залез в сумку и нашел их документы. «Значит, она просто вышла в магазин…» На трубе висел развязанный ремешок, её вечерней одежды не было в комнате. «Что ж это такое?» «Вот идиот, тряпка!» «Она же сказала Филипп, она же в самом начале еще сказала Филипп!» «Что я сделал не так? Что произошло?» «Она же не может! Она поехала домой!» «Но без документов нельзя! Не пустят» «Что будет с её работой, что будет со мной?» Он выбежал на лестницу и что-то непонятное для себя выкрикнул, но вспомнил, что без трусов и вернулся назад. Не принадлежащий ему голос внутри него сообщал, что все непоправимо плохо. Шум в голове заглушал напор воды из ванной.

Июнь 14-го

Дата добавления: 2015-08-13