Реальность шизофрении

Несмотря на критику исследования Розенхана по-прежнему возможно утверждение, что шизофрения существует скорее в голове наблюдателя, чем внутри пациента. Другими словами, если поведение человека противоречит представлению общества о том, что является нормальным поведением, тогда он ненормален, и то, что одной культурой может рассматриваться как нормальное поведение, в другой культуре может рассматриваться как совершенно ненормальное.

Американский антрополог Джейн Мерфи исследовала различные представления о нормальности во время своего полевого исследования, в котором она провела значительное время с двумя очень разными группами — эскимосами, говорящими на языке юпик, живущими на острове в Беринговом море, и африканской народностью эгба, говорящей на языке йоруба. Эскимосы используют слово «нуткавихак» для обозначения того, что душа или ум человека не в порядке. Нуткавихак проявляется по-разному, в том числе

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

и тем, что человек разговаривает сам с собой, кричит на несуществующих людей, считает себя животным, пьет мочу, странно гримасничает и угрожает людям. Очевидно, что есть сходство между понятием «нуткавихак» и шизофренией, поскольку слово «нуткавихак» никогда не употребляют для описания одного явления, а скорее для обозначения манеры поведения, в которой представлены вместе сразу три или четыре симптома.

У йоруба есть слово «ве», которое можно перевести как «безумие». Типичные симптомы ве включают слуховые галлюцинации, бессмысленный смех, манеру задавать себе вопросы и отвечать на них, внезапные нападения на других с оружием и склонность отправлять нужду на публике с последующим воинственным топтанием вокруг фекалий.

Поразительно, что эти две примитивные народности, очень отличные друг от друга и от западных народов, тем не менее идентифицируют состояние безумия или помешательства, которое так хорошо соответствует западному диагнозу «шизофрения». Поскольку и у большинства других примитивных народностей имеется понятие, сходное с шизофренией, очень рискованно определять шизофрению исключительно только как реакцию общества на необычное поведение.

Основная критика западного общества состоит в том, что оно демонстрирует ббльшую нетерпимость к психически больным людям. Более ли терпимы эскимосы и йоруба, чем мы, к тем, кто страдает нуткавихак и ве? Вовсе нет. Эскимосы иногда помещают сумасшедшего в иглу с зарешеченным проемом, через который можно подавать еду. Они также применяют физическое воздействие к сумасшедшим, когда те становятся буйными, и возвращают их силой домой, когда они убегают. В Нигерии у лекаря йоруба нередко находится на попечении от 12 до 15 пациентов. Тех, кто

Ганс АИЗЕНК и Майкл АИЗЕНК

проявляет склонность к бегству, обычно содержат в кандалах и дают им различные травяные отвары для успокоения.

Многие люди высказывали мнение, что в немалой степени причиной шизофрении является жестокая конкуренция, которая царит в западном обществе. На самом деле факты говорят о другом. Число людей, страдающих шизофренией, чуть меньше чем 1 на 100 человек, и те же пропорции наблюдаются в двух упомянутых группах примитивных народностей. Эта цифра гораздо выше в Соединенных Штатах, поскольку американский стандарт, по которому диагностируют шизофрению, менее жесткий. Совместный американо-британский диагностический центр выяснил, что диагноз «шизофрения» ставится одним и тем же пациентам в пять раз чаще американскими психиатрами, чем британскими.

Если шизофрения существует все-таки не только в головах наблюдателей, как же следует ее трактовать? Поразительное сходство в толковании, лечении и проявлениях шизофрении в самых различных обществах позволяет предполагать, что шизофрения сравнительно не подвержена влиянию внешних условий. Естественно, это приводит к предположению, что существенную роль, вероятно, играют генетические факторы. Другие факты хорошо подкрепляют это представление. Рассмотрим пару монозиготных (однояйцевых) близнецов, в которой, по крайней мере, один близнец шизофреник. Какова вероятность того, что второй близнец тоже будет страдать шизофренией? Примерно один к двум, что является невероятно высоким показателем, если учесть сравнительно малую вероятность рождения ребенка-шизофреника в целом. Однако могут возразить, что в действительности это следствие влияний среды: очевидно, что сложно вырасти нормальным, когда второй близнец страдает психическим заболеванием. Такая аргументация зву-

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

чит вполне логично, однако не объясняет такого факта: там, где один из монозиготных близнецов страдает шизофренией, вероятность шизофрении у второго близнеца тоже один к двум даже в том случае, если близнецов разделяют вскоре после рождения.

Вместо заключения

Многие люди (не все из них шизофреники) испытывают двойственное ощущение в своем отношении к исследованию Розенхана. Однако немногие станут отрицать, что ему удалось высветить дилемму, которая стоит перед психиатрами. Если, с одной стороны, психиатр откажет в помощи человеку, обращающемуся в психиатрическое учреждение, он может оказаться на скамье подсудимых, если этот человек впоследствии совершит самоубийство или убийство. С другой стороны, если психиатр приклеивает ярлык психически больного человеку, который в действительности не страдает психическим заболеванием, он почти наверняка обрекает его на роль изгоя в обществе и внутренние страдания, сопряженные с катастрофическими изменениями в его самооценке. Взгляды на относительную цену отказа в помощи человеку, страдающему шизофренией, и госпитализацию здорового человека разнятся. Возможно, Розенхан в целом прав, что психиатры демонстрируют излишнюю готовность поместить в больницу тех, кто здоров.

Готовность психиатров ставить диагноз «шизофрения» на основании только одного из характерных симптомов шизофрении (галлюцинации) является несомненным подтверждением того, что их ошибки объясняются профессиональной осторожностью. Впрочем, несколько психиатров выразили большое удивление по поводу этой стороны полученных Розенханом результатов, указав на то, что при жалобах на слуховые

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

галлюцинации пациента обычно наблюдают в амбулатории. Несмотря на изобретательность и оригинальность исследования Розенхана, основные его выводы необходимо отвергнуть. Имеются убедительные свидетельства того, что с достаточно большой точностью здорового человека можно отличить от психически больного, за исключением, может быть, таких случаев, как очень необычные обстоятельства эксперимента Розенхана. Кроме того, шизофрения не является всего лишь способом общества помечать ярлыками и контролировать тех, чье поведение отклоняется от общепринятых норм. Как точно заметил Сеймур Кити: «Если шизофрения — миф, то это миф с заметной генетической составляющей». В пользу позиции Кити неопровержимо свидетельствуют данные, полученные в 1988 году, когда были идентифицированы гены, ответственные за некоторые виды шизофрении.

ЗНАНИЯ, КОТОРЫЕ ДАЮТ НАМ ЖИВОТНЫЕ

Большинство людей, даже если имеют только разрозненные знания по психологии, слышали об экспериментах Павлова с собаками и, возможно, об экспериментах Скиннера с крысами и голубями. Тем не менее обычная публика всегда относилась скептически к значению опытов над животными для понимания человеческой психики. Современные психологи прекрасно понимают, что существует опасность механического переноса знаний: то, что справедливо в отношении животных видов, необязательно справедливо в отношении людей. Мы не какой-нибудь необычно сложный вид крысы или собаки. Так почему же тогда исследователи продолжают проводить такое количество экспериментов с животными? Причины, которые указываются в этом случае, обычно относятся к трем категориям:

1. В медицинских исследованиях принята практика опробования новых препаратов на животных, прежде чем их используют на людях. Хотя это не может гарантировать того, что люди не получат вредных препаратов, но эта практика позволяет свести риск к минимуму. Психологические методы лечения неврозов и психозов также могут быть опасными; потому простая предосторожность требует, чтобы эти методы были сначала опробованы на животных.

■

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

2. Некоторые эксперименты невозможно проводить на людях по этическим соображениям. Например, ни одному психологу не придет мысль разлучить на долгое время мать и ребенка, чтобы исследовать значение матери для развития ребенка. Однако такие эксперименты проводились на обезьянах.

3. Опыты над животными также могут быть оправданы, если они позволяют нам удовлетворять нашу природную любознательность в отношении окружающего нас мира.

Главы этого раздела рассказывают о некоторых наиболее замечательных и познавательных экспериментах с животными. В Главе 8, например, мы обсуждаем эксперименты по выработке у собак рефлекса уклонения. Собаки по-прежнему продолжают перепрыгивать через барьер, чтобы избежать электрического удара, даже когда ток отключен. Это явно бессмысленное поведение напоминает поведение, наблюдаемое у людей, страдающих неврозами навязчивых состояний. Но подлинная ценность этих опытов над собаками состоит том, что они позволили предложить новый метод лечения людей с такими неврозами, который оказался значительно более эффективным, чем прежние методы.

В конце 70-х годов Герберт Террис (Глава 9) попытался дать ответ на один из самых важных и спорных вопросов в истории экспериментов с животными: обладают ли шимпанзе способностью к обучению языку? Полученные им ответы имеют большое значение для теорий овладения языком людьми. Возможность приобретения языковых навыков шимпанзе изучалась и другими исследователями, но исследование Терриса наиболее содержательное и ценное, поскольку проводит сравнение социального, физического и эмоционального развития молодых шимпанзе с развитием детей.

Не менее важными были эксперименты, в которых на моделях поведения животных изучалась проблема

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ 139

разлучения с матерью. Недостаток материнского ухода имеет серьезные последствия большого социального значения. Почему так необходимо присутствие матери для нормального развития ребенка? Что можно сделать, чтобы смягчить некоторые печальные последствия разлуки с матерью? В Главе 10 мы обсуждаем ответы Гарри Гарлоу на эти и другие волнующие вопросы, основанные на его работе с макаками-резус.

Тонкое искусство выработки рефлексов

Есть четыре очень уместных вопроса, которые постоянно задают психологам. Первый вопрос таков: «Какова польза от психологии?» Очевидно, что медицина полезна, поскольку позволяет нам лечить людей, страдающих самыми разными физическими расстройствами. Очевидно, что физика полезна, так как физические законы управляют всем, что мы делаем. А биология, ботаника, геология, химия и тому подобные науки полезны потому, что позволяют нам влиять на окружающий нас мир. Но какова польза, приносимая психологией?

Второй вопрос несколько более провокационный: «Психологи проводят немало часов, заставляя бегать крыс по лабиринтам, собак вьщелять слюну на звук колокольчиков — словом, заставляя животных совершать достаточно необычные для них действия. Разве это имеет какое-нибудь отношение к поведению людей? В конце концов, все люди обладают языком, высокоорганизованным умом и преимуществами культуры, накопленной за тысячелетия. Животные же этим не обладают, так что же мы можем узнать благодаря животным, чего мы не могли бы узнать благодаря людям?»

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

Третий вопрос таков: «Большая часть опытов, проводимых над собаками, хомяками, голубями и другими животными, предполагает использование электрического тока и других болезненных средств воздействия по отношению к невинным и беспомощным животным, а это жестоко. Этого нельзя позволять. Еще можно допустить использование вивисекции и других жестоких методов в медицинских целях, если они являются единственным средством получения более эффективных способов лечения болезней, но в психологии такие методы, похоже, используются только с целью удовлетворения простого любопытства».

Четвертый вопрос, который нередко задают сами психологи, таков: «Психологи проводят эксперименты в лаборатории и затем на основе полученных результатов делают далеко идущие выводы о повседневной жизни людей на работе, дома или на отдыхе. Но не является ли сам акт проведения эксперимента в лабораторных условиях нереалистичным? Не влияет ли искусственность условий на поведение испытуемых людей и животных в такой степени, что результаты экспериментов лишены всякой ценности?»

В этой главе мы надеемся показать, что благодаря экспериментам над животными можно получить немало ценных и важных данных. Эксперименты, которые мы будем обсуждать, все имеют отношение к научению уклонению и предупреждению реакции. Научение уклонению означает научение тому, как выполнять задание, чтобы избежать неприятного стимула, а затем выполнение этого задания даже тогда, когда неприятный стимул отсутствует. Предупреждение реакции означает препятствование выполнению обычного действия до тех пор, пока не ослабевает желание его выполнять. Чтобы продемонстрировать эти понятия, мы подобрали целый ряд экспериментов на собаках, крысах и других животных, используя их вместо одно-

Ганс АЙЗЕНК и Майкл АЙЗЕНК

го ключевого эксперимента. В данном случае важны не столько подробности эксперимента, сколько общие методы и результаты.

Научение уклонению

Представьте себе большую комнату, разделенную барьером посередине на два отсека. Барьер достаточно невысок для того, чтобы через него свободно могла прыгать собака, но его можно поднять с тем, чтобы она не смогла перепрыгнуть через него. Оба отсека — назовем их отсеки А и Б — оборудованы металлическими прутьями, закрепленными на полу, через которые можно пропускать электрический ток небольшого напряжения. То же самое может быть устроено для крыс с использованием простого ящика, разделенного на два отсека.

Сам эксперимент очень прост и заключается в научении собаки реагировать на стимул, который подкрепляется ударом электрического тока. Стимулом может быть вспыхивающая лампочка. Допустим, собака находится в отсеке А; зажигается лампочка, и спустя 10 секунд собака получает слабый, удар током; собака перепрыгивает через барьер в отсек Б, в котором она в течение какого-то времени будет находиться в безопасности. Спустя несколько минут лампочка загорается снова, и через 10 секунд пропускается электрический ток через пол уже в отсеке Б; собака прыгает в отсек А, который теперь безопасен. Так продолжается некоторое время, пока собака не научается прыгать не тогда, когда получает удар тока, а когда получает условный раздражитель, то есть мигание света, который предвещает электрический удар. Большинство собак (и крыс) довольно быстро усваивают эту привычку и продолжают прыгать в ответ на условный раздражитель даже тогда, когда за ним не следует непри-

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ

ятное ощущение электрического удара. Другими словами, у них вырабатывается условный рефлекс уклонения, который в функциональном смысле бесполезен; они прыгают по сигналу даже в том случае, когда не нужно больше уклоняться от удара электрического тока. Как мы вскоре увидим, имеется принципиальное сходство между неврозом у людей и рефлексом уклонения у собак.

Как и в случае невроза у людей, привычка избегать стимул чрезвычайно сильна и с большим трудом поддается изменению. Было опробовано множество методов для того, чтобы отучить собак от выработавшегося у них рефлекса перепрыгивать через барьер, когда начинает мигать лампочка, но большинство из них не принесло никакого результата. Кто-то может предположить, что если пропустить электрический ток через пол в отсеке, в который прыгает собака, то это отучит ее от привычки реагировать на вспыхивающую лампочку. Однако электрический удар, получаемый собакой при приземлении, вовсе не останавливает ее; наоборот, она прыгает с еще большим энтузиазмом, несмотря на то что каждый раз, когда приземляется, наказывается ударом электрического тока. И это тоже типично для невротического поведения человека, которое обычно не меняется, несмотря ни на какое наказание — даже на самое суровое.

Дата добавления: 2015-08-13