Глава 36 Джилл

– Ты подсыпал маме снотворного? – заорала я, вцепившись в ее запястье – я хотела нащупать пульс. Я посмотрела на Тристена – мне было больно и страшно, я чувствовала себя преданной. Мы чуть не поцеловались. А он так со мной поступил… – Зачем, Тристен? – Я требовала ответа. – Зачем?

Почему вообще все это случилось? Попытка поцелуя, заявление, что я ему нравлюсь… а потом он так с моей мамой обошелся?

– С ней все в порядке, – заверил меня Тристен. Он опустился рядом с нами на колени и взял ее запястье. – Сердце бьется ровно. Я рассчитал дозу. Всего лишь немного атаракса в воду подсыпал.

Когда я увидела, как он взял ее за руку, меня охватила почти материнская потребность защитить ее, и я со всех сил оттолкнула его, так что Тристен упал на пол.

– Отойди от нее! Не прикасайся!

В тот момент я его ненавидела. Ненавидела и боялась. Как он мог так поступить? Он все же чудовище.

Он поднялся с пола, отряхнулся, и я вдруг поняла, какой он высокий и сколько силы в его руках, которые недавно касались меня. Тогда эта сила меня успокаивала, а теперь я чувствую в ней угрозу.

– Убирайся, – велела ему я. И тут же умоляюще добавила: – Уходи, пожалуйста!

– Джилл, твоя мама заметила список, – сказал Тристен, пытаясь оправдаться, но его голос звучал виновато и измученно.

Но оправдания ему, кошмарному, злобному чудовищу, каким он и сам себя считал, не было.

– Она не просто его заметила, – прояснил он. – Она его узнала.

– Ну и что, Тристен? – вскрикнула я. Я вдруг резко так устала от всех наших тайн.

– И что? – спросил он с недоверием. – А если бы она потребовала, чтобы я его вернул, забрала его у меня? Именно тогда, когда я уже готов к эксперименту, который может спасти мне жизнь?

– Этот список принадлежит моей семье, – напомнила ему я дрожащим от страха голосом. Я так и держала в руке мамино запястье, чтобы быть уверенной, что у нее не пропал пульс. – Он не твой! Ни список, ни коробка! А ты ведешь себя так, будто они принадлежат тебе. А они не твои!

Несколько секунд Тристен молчал. Просто смотрел на меня.

Когда он наконец заговорил, в его голосе больше не было раскаяния. Он разозлился.

– И список, и ящик – это и мое наследие, – тихонько прорычал Тристен. – Мое.

Я покачала головой:

– Нет, Тристен! Они принадлежат моей семье!

– Твоей семье? – резко сказал Тристен. Он принялся ходить туда-сюда, но смотрел при этом строго на меня. – Хочешь поговорить о своей чудесной семейке?

Я как-то не была в этом уверена. Я держала маму за руку… но смотрела на него.

– Вы, Джекелы, сломали мне жизнь, как и жизни моих предков… – Он повысил голос. – Вы породили чудовище, которое убивает, размножается и продолжает убивать!

– Тристен…

Он перестал себя контролировать. Но не как тогда, с Тоддом. Нет, это был обычный Тристен Хайд… злой как черт.

Он перестал расхаживать и посмотрел прямо на меня, сощурив глаза. Он заговорил тише, но от этого сказанные им слова прозвучали лишь страшнее.

– Джилл, а тебе не кажется, что кровь, пролитая Хайдами, она в какой-то мере на руках и у Джекелов? Ты не думала о том, что, возможно, ВСЯ ТВОЯ СЕМЬЯ в долгу передо мной? И что, вероятно, всего лишь вероятно, у меня есть право сделать то, что я считаю нужным, чтобы исправить ошибку, совершенную твоим предком? Весь этот бардак?

Тристен снова повысил голос, утопил пальцы в волосах, он уже чуть не рычал, выпуская пар, накопленный годами.

– Весь этот УЖАС! Весь этот ад, который творится У МЕНЯ В БАШКЕ каждый чертов лень! А ты, Джилл! Ты хоть когда-нибудь задумывалась о том, что, может быть, ты такая же страшная, как и я? – Он засмеялся, резко, чуть не задыхаясь. – Ты вроде такой невинной кажешься, но ты тоже запятнана, может быть даже пострашнее, чем я! Это твоя семья дала начало роду убийц! Тебе такая мысль не приходила в голову с тех пор, как мы взялись за эту затею по спасению МОЕЙ ГРЕБАНОЙ ДУШИ?

Я тяжело сглотнула комок, застрявший в горле, и погладила мамину руку. Она тоже Джекел. По праву не рождения, но брака.

Нет, я никогда не задумывалась о своей вине и причастности к этому делу. Моя семья не могла быть ответственна за то, что целый род имел склонность к насилию. Мы сами были жертвами насилия. И, как я и сказала маме, я была невинна. Невинна…

Тристен замолчал – перестал сыпать обвинениями. Он стоял прямо передо мной, тяжело дыша – его плечи заметно ходили вверх-вниз, – и пристально смотрел на меня. Когда он понял, что я ничего отвечать не буду и не собираюсь защищаться он подошел к дивану и просунул под неподвижную маму руки.

– Тристен? – Я крепче вцепилась в мамино запястье. – Что ты…

– Отнесу ее наверх, – хрипло перебил он, не глядя мне в глаза. – Если она проснется не в своей постели, она может вспомнить, что сегодня случилось что-то не то. Я хочу, чтобы она хорошенько выспалась и забыла о том, что тут произошло. – Он посмотрел на меня, но взгляд его был жестким и суровым. – О том, что мы делали, о списке. Обо всем.

О том, что мы делали… Я подумала, что он говорит о поцелуе. И, судя по тому, как он сказал это, по тому недовольству, которое я увидела на его лице… Я поняла, что второго такого момента у нас уже больше не будет.

Именно это и должно было случиться.

Я его ненавидела. Чудовище.

– Отнеси ее наверх и убирайся, – сказала я упавшим голосом. Я сдалась. Он все равно добьется своего, – Давай, а потом уходи. Прошу тебя.

Тристен поднял маму и прижал к груди. Руки ее повисли плетьми, голова запрокинулась.

Я отвернулась и уставилась в темноту камина:

– Ты знаешь, где ее спальня.

– Да. – Тристен сделал несколько шагов, а потом остановился. – Джилл, с ней все будет в порядке, – тихо сказал он, – Я действительно знаю дозировку, а она даже не все выпила.

Я зажмурилась, как жмурилась тогда, на кладбище, от яркого снега, и вспомнила тот день.

Поверь мне, Джилл, настаивал Тристен.

Ага. Конечно.

– Положи ее в кровать, аккуратно, и уходи, – сказала я, все еще стоя с закрытыми глазами.

Тристен не ответил. Я слышала лишь его шаги, когда он поднимался по лестнице.

Я осталась одна в доме, где погасли все эмоции, как будто кто-то потушил всю ярость, страх и желание, которое так недавно возникло между нами с Тристеном, как свечу. И я почти задыхалась в этом вакууме. Я слышала, как в коридоре стихли шаги, потом скрипнул матрас – Тристен положил маму на кровать.

Я закрыла лицо руками и продолжала слушать: он спустился вниз и почти беззвучно прошел через гостиную в прихожую и вышел за дверь, которая тихонько скрипнула, когда он закрывал ее за собой.

Он не попрощался, но меня это не расстроило. Я не хотела ни смотреть на него, ни слышать его голос.

И к тому же я так разревелась что все равно не смогла бы ему ответить.

Дата добавления: 2015-08-10