Аргументы pro et contra

Период расцвета концепции глобализации пришелся на первую половину 90-х годов, когда фактически любые экономические и социальные изменения рассматривались под углом зрения ее положений. Тому способствовали три разнопорядковые и в то же время весьма поверхностные тенденции. Во-первых, росло экономическое могущество западного мира. Во-вторых, всеобщую эйфорию вызывала активная экспансия западных ценностей в направлении стран бывшего коммунистического блока. В-третьих, развитие коммуникаций и информационного обмена создавало впечатление обратного воздействия культур государств периферии на постиндустриальные страны.

Важнейшую роль в этот период играла первая тенденция. К началу 1990-х США вышли из затяжного экономического кризиса, укрепили свое положение ведущей экономической силы современного мира и восстановили привлекательность национального фондового рынка и рынка долговых обязательств для международных инвесторов. В это время развитые страны обеспечивали 90,5 процента мирового производства высокотехнологичной продукции и контролировали 87 процентов зарегистрированных в мире патентов. Если в 1986 году американские инвесторы владели ценными бумагами зарубежных компаний, стоимость которых не превышала трети той суммы американских акций, которая находилась в собственности иностранцев, то к 1995 году они впервые в XX веке обеспечили контроль над большим количеством акций зарубежных эмитентов, нежели то, которым владели иностранные инвесторы в самих США; суммы же, которые Соединенные Штаты способны были инвестировать в экономику развивающихся стран в период до 2000 года, оценивались накануне азиатского кризиса в 325 миллиардов долларов. Контролируемые США и западноевропейскими странами международные политические объединения и финансовые организации стали играть ведущую роль на мировой арене.

Говоря о второй тенденции, следует учитывать психологическое влияние на западное общество распада СССР и переход восточноевропейских стран к рыночной экономике. Экспансия западной модели развития на государства бывшего советского блока стала рассматриваться как лучшее подтверждение жизнеспособности западных ценностей. По мнению ведущих американских политиков, "поражение коммунизма подвергло испытанию нашу экономическую и политическую систему по всему миру, и если в условиях глобальной конкуренции мы сможем заставить ее работать в полную силу, то такую систему каждое государство захочет взять за образец"[14]. Казалось, что население большинства восточноевропейских стран усвоило ценности общества массового потребления. Европейский союз предпринял энергичные меры по включению восточной части континента в свои организационные структуры, и даже основные постсоветские государства стремились демонстрировать в тот период успешное следование по пути реформ, подтверждая тем самым благотворность распространения западных ценностей на Восток. В это же время хозяйственные системы индустриальных стран стали обнаруживать первые признаки неэффективности: вследствие краха на фондовом рынке японская экономика вступила в фазу стагнации, замедлились темпы роста в азиатских государствах, быстро рос внешний долг развивающихся стран, а цены на первичные ресурсы, сырье и энергоносители устойчиво снижались.

Наконец, третья тенденция формировала социокультурную взаимозависимость отдельных стран и народов. В результате революции в средствах коммуникации преодолевались, казалось, все барьеры не только на пути распространения информации, но, что гораздо более существенно, свободного передвижения людей, товаров и инвестиций. Достижения западных стран стали зримы для всех обитателей планеты. Как следствие, "потребители получили большую свободу выбора, а благодаря развитию информационных технологий и системы глобальной коммуникации они стали лучше информированы о наличии новых возможностей"[15]. Широкое использование информационных систем способствовало укоренению в обществе новых ценностей, формированию в нем творческих начал и в конечном счете - межкультурному диалогу.

Однако даже в период 1990-1997 годов, когда теоретики глобализации получали наиболее убедительные подтверждения своей правоты, внимание исследователей привлекали явления, которые заведомо не укладывались в рамки популярной концепции. Совершенно очевидно, что базой стабильного процесса "глобализации" могла служить только неумолимая потребность отдельных национальных экономик в активном взаимодействии друг с другом; между тем технологический

прогресс западных обществ, обеспечивший их доминирование в мировом хозяйстве, в то же время обусловливал их возрастающую самодостаточность. Мало того, что к середине 90-х пятьсот крупнейших западных корпораций давали более четверти общемирового производства товаров и услуг, а триста из них обладали 25 процентами всего используемого в мировой экономике капитала и обеспечивали 70 процентов прямых зарубежных инвестиций. Гораздо более важным оказывалось то, что с распространением высоких технологий постиндустриальный мир в значительной мере преодолел зависимость от поставок сырья и энергии и стал крупнейшим поставщиком продовольствия на мировой рынок. С 1980-го по 1997 год потребление нефти и газа в расчете на доллар валового национального продукта снизилось в США на 29 процентов, а потребности экономик США и стран Европейского союза в природных ресурсах должны снизиться в ближайшие годы в 10 раз - с 300 килограммов на 100 долларов производимого ВНП в 1996 году до 31 килограмма в 2015-м. Экспорт сельскохозяйственной продукции из США вырос в сопоставимых ценах с начала 70-х почти в 10 раз, а ее себестоимость стала ниже, чем в развивающихся странах.

На этом фоне с середины 90-х годов вполне отчетливо обозначилась тенденция к замыканию постиндустриального мира, о чем лучше всего свидетельствует статистика современной международной торговли, движения инвестиций и перетоков рабочей силы.

Обычно считается, что на протяжении всего истекшего столетия рост торговых оборотов уверенно опережал рост ВНП большинства индустриально развитых стран; действительно, если суммарный ВНП всех государств мира вырос с 1950 по 1992 год с 3,8 до 18,9 триллиона долларов, то объем торговых оборотов повысился с 0,3 до 3,5 триллиона долларов. В конце 80-х - первой половине 90-х годов рост объемов мировой торговли характеризовался показателями от 5,3 до 7 процентов в годовом исчислении. Между тем структура этих торговых потоков существенно изменилась: в 1953 году индустриально развитые страны направляли в страны, достигшие того же уровня развития, 38 процентов общего объема своего экспорта, в 1963-м эта цифра составляла 49 процентов, в 1973-м - 54, в 1987-м - 54,6, а в 1990-м - уже 76 процентов. Во второй половине 90-х годов постиндустриальные державы импортировали из развивающихся и индустриальных стран товаров и услуг на сумму, не превышающую 1,2 процента своего суммарного ВНП. В 1996 году отношение экспорта к ВНП было в Соединенных Штатах втрое меньшим, нежели в Великобритании сто пятьдесят лет назад, в середине 40-х годов XIX века. В Европе формальные показатели оставались более высокими, однако это обусловливалось тем, что товарные потоки внутри ЕС, на долю которых приходилось 74 процента всех экспортно-импортных операций европейских стран, учитывались как международные; поэтому картина резко изменится с завершением формирования Европейского союза. Величина торговых потоков между ЕС и развивающимися странами (за исключением Китая) сегодня не превышает объема торговли со Швейцарией. Еще более показательна динамика международных инвестиционных потоков, раскрытая на примере США. С одной стороны, несмотря на рост инвестиций в американскую экономику в 30 раз на протяжении периода с 1970-го по 1990 год, компании семи стран - Великобритании, Японии, Канады, Франции, Германии, Швейцарии и Нидерландов - обеспечивали суммарно 85 процентов всех инвестиций в США и выступали реципиентами для более чем 60 процентов всех американских капиталовложений за рубежом. Если в 1970 году в Европу направлялось не более трети всех американских инвестиций, то сегодня - более 50 процентов (в новые индустриальные страны Азии - не более 8, а в

Мексику - около 3 процентов). При этом развитые страны вкладывают средства в наиболее передовые секторы хозяйства друг друга: в начале 90-х годов 63 процента американских инвестиций в европейские страны направлялось в сервисный сектор, а 31 - в индустриальное производство; европейцы вкладывали средства в американскую промышленность (49 процентов), а также банковскую и финансовую сферы (25 процентов). Напротив, инвесторы из Японии и новых индустриальных государств предпочитали лишь спекулятивные капиталовложения или ограничивались покупкой торговых компаний (41 процент) и недвижимости (30 процентов); доля японских инвестиций в промышленное производство не превосходит 18 процентов для США и 16 процентов - для ЕС. Степень монополизации финансовых трансакций в рамках развитого мира еще более очевидна.

Но более всего впечатляют "успехи глобализации" на рынке труда. Сокращение иммиграции в развитые страны стало реальностью, начиная с середины 70-х годов. Сегодня в ЕС лишь 2 процента рабочей силы находят себе применение вне национальных границ. Одновременно усиливается давление на постиндустриальные страны со стороны иммигрантов из "третьего" мира: если в 50-е годы 68 процентов легальных иммигрантов, прибывавших в США, происходили из Европы или Канады и принадлежали к среднему классу, то в 80-е более 83 процентов были азиатского или латиноамериканского происхождения и, как правило, не имели достаточного образования. В европейских странах, как и в США, иммигранты пополняют низшие классы общества и создают жесткую конкуренцию местным работникам; вполне понятно поэтому, что сегодня в молодежной среде негативное отношение к иммигрантам разделяют от 27,3 процента французов до 39,6 процента немцев и 41 процента бельгийцев, а в США только на протяжении последних трех лет администрации ряда округов шести крупнейших штатов - Калифорнии, Флориды, Нью-Йорка, Аризоны, Техаса и Нью-Джерси - возбудили официальные судебные иски против федерального правительства (суммы колебались от 50 миллионов до 33 миллиардов долларов), требуя компенсировать их финансовые потери, вызванные излишней либеральностью национального-иммиграционного законодательства. Можно весьма уверенно предположить, что ближайшие десятилетия станут для США и ЕС периодом более жестких ограничений использования иностранной рабочей силы.

Таким образом, все эти факты показывают, что в современных условиях формирование постиндустриального общества скорее содержит некоторые предпосылки глобализации, нежели реализует их в действительности; те тенденции, которые еще 10 лет назад казались способствующими глобализации, могут, как становится очевидным, выступать в качестве ее естественных ограничителей.

Дата добавления: 2015-08-10