О золоте, пурпуре, самоцветах, благовониях

Особую ценность в глазах греческих коммерсантов и их конкурентов имели пять товаров: золото, пурпур, благовония, самоцветы, нефть. Фессалийские кавалеристы, которым было поручено захватить в Дамаске в ноябре 333 года обоз и детей персидской знати, «извлекли из этого величайшую прибыль… Впервые отведав тогда варварского золота и серебра, варварских женщин и образа жизни, македоняне, словно собаки, взявшие след, спешили пуститься в погоню и отыскать персидские богатства» (Плутарх «Александр», 24, 1–3). Мы уже говорили о том чарующем действии, которое производило золото — это окаменевшее солнце, этот металл богов, жрецов и царей, это мистическое тело огня — на умы завоевателей, как военных, так и штатских, как греческих коммерсантов, так и финикийских купцов¹⁰⁰. Золотые россыпи, открытые около 350 года в кварцах хребта Пангей, из которых Филипп II некоторое время извлекал ежегодно по тысяче талантов, истощились, и, кроме того, Македония испытывала дефицит в рабочей силе и специалистах, поскольку все самые доблестные и отважные были отвлечены экспедицией в Азию. Наносные отложения, золото из которых добывается в наше время в Македонии (близ Пердики, Скафи, Килкиса, в районе озера Коронии, Стратоники, Ахладохори) усовершенствованным химическим способом, не смогли бы дать достаточно этого священного металла для покрытия сделанных Филиппом долгов, а также тех 800 талантов, которые занял его сын, отправляясь в Азию. Существовала настоятельная необходимость отправиться в поход и взять золото из хранилищ сатрапов и казны царя Персии, а также из россыпей Среднего Востока.

Диодор (XVII, 71, 1) и Квинт Курций Руф (V, 6, 9) одни сокровища Персеполя оценивают в 120 тысяч талантов и утверждают, что потребовалось 3 тысячи животных, чтобы их вывезти. После убийства Дария в июле 330 года добыча, которая была захвачена с его обозом, доходила до 26 тысяч талантов, 12 тысяч из которых были розданы солдатам и столько же расхитила охрана. Захват персидских сокровищ принес администрации Александра в 200 раз больше наличности, чем ее имелось у Филиппа; всем заимодавцам, залезшим в долги солдатам, наемникам, девушкам для удовольствий, попрошайкам, барышникам и ворам, которые эту администрацию окружали, овладение персидскими сокровищами доставило огромные средства, способные сотрясать средиземноморскую экономику и все социальные классы эллинистического мира. Кроме того, вот уже тысячу лет греки знали, что золото добывают в нескольких благословенных природой регионах Азии — в Колхиде (нынешняя Грузия, вдоль течения Фасиса, или Риони), у скифов на Урале, у истоков реки того же названия, в русле Окса (Вахша, или бурлящей реки, которая «катит золото в волнах»), у подножия Памира (Таджикистан) и, наконец, к северо-востоку от нынешнего озера Балхаш, к югу от современного Новосибирска, у истоков Иртыша, на отрогах Алтая, куда его отправлялись искать мифические грифоны и муравьи-золотодобытчики, о которых говорит Геродот (III, 102; IV, 27). Так что у завоевателей имелась громадная заинтересованность закрепить за собой места, которые они называли индийским Кавказом к северу от Афганистана, а также долины Амударьи и Сырдарьи — области производства и провоза золотого песка.

Солдаты и сопровождавшие их коммерсанты не были ни искателями, ни старателями, ни горняками, ни плавильщиками. Для них важно было то, что золото можно получать, погружая в воды золотоносных потоков меховые шкуры (отсюда и возникла локализуемая в Беотии и Грузии легенда о Золотом руне), посредством движений толчеи, размалывая скальную породу и промывая ее на наклонной поверхности шлюзов. Их мало интересовало то, что в девяти из десяти случаев золото это состояло из электра, содержащего до 38 процентов серебра: золотоочистные предприятия Суз, Экбатан, Вавилона и эллинизированной Лидии могли отделить золото от примесей в печах, помещая туда металл в тиглях, — с помощью серы, морской соли, древесного угля и таких органических веществ, как ячменные отруби (Агатархид, цитируемый Диодором, III, 12–13; Плиний Старший «Естествознание», XXXIII, 84; Фотий «Извлечения», § 28). Плавильщики отливали очищенное золото в слитки, в пластины, в монетные кружки, готовые к чеканке и ювелирной обработке. Деловых же людей интересовала во всем этом лишь товарная сторона, только то, что можно было превратить в наличность или наличностью являлось.

В 329 году Александр форсировал Сырдарью, договорился с обитавшими в нынешнем Казахстане саками о позволении караванам, приходящим с Алтая и из китайского Туркестана, обменивать золотой песок, теперь уже на серебряную и бронзовую греческую посуду — ту, которую можно ныне видеть в музеях Термеза, Самарканда, Ходжента, Ташкента. А чтобы обеспечить охрану прохода, в сентябре 329 года была основана Александрия на Яксарте, «Эсхата», то есть «Крайняя». Царь поселил здесь, как и в других Александриях, всех изъявивших такое желание туземцев, сколько-то непригодных к службе македонян и греческих наемников и коммерсантов, которым предстояло, как и в прочих местах, сделаться ремесленниками и лавочниками. Прежде всего они отыскивали себе среди местных жителей супругу, подругу или служанку. Работорговцы, переводчики, врачи, которые следовали за армией, играли свою посредническую роль и здесь, — извлекая при этом громадные барыши. Они приучали местное население к греческому языку и деньгам.

То ли в насмешку, то ли из презрения один сатрап прислал измученным и изголодавшимся воинам Александра, когда они выходили из пустыни Гедросии, золотых монет. Возмущенный царь спросил у наглеца, едят ли его лошади металл, и сместил его (ср. Арриан, VI, 27, 1). Ручаемся, что такого рода провиант был бесполезен далеко не для всякого. Ибо менялы, коммерсанты, художники и артисты постоянно следовали за солдатами, будь то войско Александра, Кратера либо Леонната. Золото интересовало их не меньше, чем добыча. «Овладев Сузами, Александр захватил в царском дворце 40 тысяч талантов золота в монетах и еще в его руках оказалась утварь неописуемой роскоши. Говорят, еще он здесь обнаружил 5 тысяч талантов гермионского пурпура (Гермиона — маленький порт в Арголиде на Пелопоннесе), который, хотя он был сложен там еще 190 лет назад (после восшествия на престол Дария I в 521 году), не утратил свежести цвета и яркости» (Плутарх «Александр», 36, 1–2). По финансовым отчетам, которые представлял совет на Делосе, мы знаем, что единица веса этой краски, которую получали из крошечной железы моллюска багрянки (Murex brandaris), обменивалась на такой же вес неочищенного серебра.

Пурпур считали кровью богов. Одежды, окрашенные в кроваво-красный цвет, могли носить лишь идолы богов и сильные мира сего — цари, полководцы, офицеры. На этом настаивала индоевропейская традиция, в соответствии с которой всякой касте соответствовал свой цвет: для жрецов это был белый, для воинов — красный, для скотоводов и земледельцев — черный или темно-синий. Одетый в красную шапку и красный плащ Александр считал пурпур самым ценным после золота символом своего всевластия (Плутарх «О воспитании детей», 14, Па).

Овладев городами Бактрии и Согдианы, завоеватели захватили рынки лазурита, бирюзы, сердолика и топазов, под их контролем оказались караванные пути, которые вели к рудникам Бадахшана в восьми днях пути на северо-восток от Кабула или в хорезмийской области к югу от Аральского моря. Обосновавшись в Оритских горах к северу от современного Карачи, торговцы обнаружили здесь самоцветы, которые служили александрийцам талисманами, — изумруды и рубины. После азиатского похода в Египте и Греции стало появляться все больше перстней с самоцветами, а также инкрустированных драгоценными камнями сандаловых шкатулок, искрящихся серег и браслетов, просвечивающих каменных чаш, которые заняли место традиционных античных ювелирных изделий из простого золота или очищенного серебра.

Мы уже видели финикийцев, которые сопровождали мучительное отступление армии из Гедросии, когда солдаты ломали повозки и поедали мясо упряжных животных, между тем как финикийцы знай себе собирали благовонную смолу саванны (октябрь 325 г.). Коммерческая ценность благовоний не была для них тайной в ту эпоху, ибо они играли значительную роль в самых разных религиях, в медицине, в уходе за телами живых и мертвых, в поварском искусстве, даже в самой сфере человеческих эмоций, и прежде всего эмоций самого Александра (Плутарх «Александр», 4, 4–6; «Застольные беседы», I, 6, 623e-f).

Во времена Александра в областях обитания греков имелись четыре вида не особенно ценных благовоний: настойка критского ладанника, камедь мастикового дерева, терпентинное масло (скипидар), бальзам стираксового дерева, который собирали в Сельге, на юге Малой Азии. За большие деньги греки закупали в Персидской империи бальзам из Иудеи, кассию, имбирь или корицу из семейства лавровых — сирийскую и эфиопскую, ладан или фимиам и аравийскую мирру из семейства бурзеровых¹⁰¹, кору коричного индийского лавра и ладан, мускусный орех. Семиты, которые в конце III тысячелетия до н. э. начали применять камедь ладанного дерева (Boswellia Carteri) и мирру (Commiphora simplicifolia) в религиозной практике, использовали ее для того, чтобы обратить в бегство зло и смерть, вступить в общение с богами, избежать своего жребия и обрести вечность. Финикийцы говорили, что кора дерева мирры трескается для того, чтобы произвести на свет бога Адониса (что буквально означает «Мой Господь»), возлюбленного Астарты-Афродиты на Кипре. Начиная с V века до н. э. греки все увеличивали потребление ароматической камеди. Сжигание ладана и миропомазание стали двумя непременными действами при исполнении религиозных ритуалов и на праздниках.

В ноябре 332 года, в ходе осады Газы («сокровищницы») Александр отправил Леониду, который воспитывал его в раннем детстве, 500 талантов ладана и 100 — мирры, «чтобы он перестал проявлять скаредность в отношении богов» (Плутарх «Александр», 25, 6–8; он же «Изречения…», 4, 179е). Сопровождавшие Александра ботаники из школы Аристотеля получили в Вавилоне и Индии сведения о путях подвоза и средствах получения драгоценных благовоний, специй и приправ, и они, несомненно, так же как и участвовавшие в походе финикийцы, раззадоривали своего главнокомандующего. За несколько месяцев до смерти Александр занимался подготовкой большой экспедиции вокруг Аравийского полуострова. Демонстрация военной силы, которая при необходимости сопровождалась бы осадой нескольких городов от Тарима до Саны, должна была напомнить вождям мелких племен, что они данники Царя царей, что Арабайа, или «степь» — неотъемлемая часть Персидской империи и что взимаемая с них дань состоит, помимо золота, жемчуга и драгоценных камней, из благовоний.

Завоевание Йемена было детской мечтой и последним желанием умирающего. Стоило царю преставиться, как его набальзамировали и перевезли из Вавилона в Мемфис, а затем в Александрию в Египте и поместили в наполненном благовониями саркофаге. Наиболее очевидным и непреложным из его завоеваний явилось открытие трех новых путей доставки специй и благовоний: через Белуджистан, через Оманский пролив и по Красному морю. Александр, первый из трех царей-волхвов, проявлял величественное презрение к торговцам специями и барышникам, однако он как нельзя лучше служил их интересам.

Дата добавления: 2015-08-09