Плотин и философия неоплатонизма

БИОГРАФИЯ И СОЧИНЕНИЯ ПЛОТИНА. Неоплатонизм — это обширное философское направление конца античного мира (III–VI вв. н. э.), основным содержанием которого являлось учение Платона и Аристотеля в сплаве с элементами пифагорейства и стоицизма о диалектической триаде Единое — Ум — Душа с ее последующим применением к учению о космосе и материи по образцу платоновского «Тимея». Основателем этой наиболее влиятельной школы поздней античной философии обычно называют Плотина (204/5–270 гг. н. э.), реже — его учителя Аммония Саккоса (175–242 гг.). Они жили в один из самых тяжелых периодов римской истории. На фоне возрастающей роли армии, которая ставила и смещала императоров, усиления бюрократического аппарата, увеличения налогов, беспрерывных войн, эпидемий и т. п. изменилось умонастроение эпохи. В эпоху перемен, в атмосфере всеобщей социальной нестабильности люди чаще обращают свой взор от преходящего к вечному. На первый план философских размышлений позднего эллинизма, осознавшего невозможность обретения свободы на индивидуалистических путях, вышли не проблемы свободного существования индивида, не проблемы этики, а проблемы поиска единства с целым, проблемы поиска истинного бытия.

Биографию Плотина мы знаем главным образом благодаря сочинению, написанному его другом и учеником Порфирием. Родился наш философ в египетском городе Ликополе, а скончался в Италии. В 28 лет для изучения философии он прибыл в Александрию и, прослушав всех знаменитостей, ушел от них опечаленным. Затем, услыхав, как учит Аммоний Саккос, Плотин воскликнул: «Вот кого я искал!» — и оставался с ним 11 лет. В 242 г. с целью изучить мудрость индусов и персов он присоединяется к походу императора Гордиана на восток. После убийства Гордиана в Месопотамии своими же солдатами Плотин едва спасся и укрылся в Антиохии. Оттуда в 243/4 г. уже сорока лет от роду он приезжает в Рим. В этом городе Плотин открывает школу, которая получает широкую известность. Среди его учеников были люди различных национальностей и родов деятельности: крупные политики, в том числе император Галлиен и его супруга, риторы, врачи, философы. По словам Порфирия, Плотин был не только выдающимся мыслителем и преподавателем, но и очень добрым человеком. Многие римские аристократы перед смертью доверяли ему опекунство своих детей. Он занимался их воспитанием, следил за сохранностью их имущества. Другие обращались к Плотину как к судье, и он справедливо разрешал возникшие конфликты. Хотя он и не писал на социальные темы и считал, что путь совершенствования человек должен проделать сам, в одиночку, однако ему был присущ определенный интерес к социальным проблемам. Так, Порфирий пишет, что император Галлиен дал Плотину согласие на организацию в Кампании идеального государства, управляемого по платоновским «Законам». Однако в дальнейшем император отказался от этой мысли. Эти примеры показывают, что напряженная интеллектуальная деятельность Плотина, его созерцательная жизнь не только не исключала заботы о других, но и предполагала ее.

В течение 10 лет Плотин лишь читал лекции и ничего не издавал, оставаясь верным обязательству не разглашать идеи своего наставника. С 254 г., как и другие ученики Аммония, он начал писать трактаты. Известно, что Плотин в Александрии приобрел очень большой багаж философского опыта и знаний. Поэтому многие исследователи считают Аммония, а не Плотина основателем неоплатонизма. В пользу этой точки зрения говорит и тот факт, что когда один из товарищей Плотина по александрийской школе захотел послушать его лекцию, тот отказался ее начать. Свой поступок он объяснял так: «Когда оратор должен говорить тем, кто уже знает, о чем пойдет речь, пропадает весь пыл». Действительно, хотя лекции Плотина посещали люди, происходившие из разных мест, но характерно, что как раз не из египетской столицы. Однако он ни в коем случае не был плагиатором, пересказывающим то, чему его научили. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что у Плотина были идейные разногласия со своим учителем. О гениальности и творческом характере плотиновской философии говорит и то, что сохранившиеся фрагменты работ александрийских сокурсников во многом уступают сочинениям нашего философа по богатству, новизне и оригинальности мысли. Тем не менее, в связи с тем, что Аммоний не оставил никаких письменных сочинений, трудно определить, какие идеи кому принадлежат.

Перед смертью Плотин поручил редакцию своих работ Порфирию. Последний собрал 54 трактата своего учителя и разделил их по девять в шесть групп. Такое деление соответствовало шести основным темам философии Плотина: этика философской жизни — материальный мир — творящая природа — Душа — Ум — Единое. Сочинение было названо «Эннеады» (девятерицы, девятки). Числам «шесть» и «девять» в античном мире придавался мистический смысл, который Порфирий использовал, обеспечив этим полноту творений своего учителя. Невозможно было ничего убавить из «Эннеад» без того, чтобы не нарушить магический числовой порядок. Так была обеспечена их сохранность. Глубина и богатство плотиновской мысли привели к тому, что в последующем неоплатоники не могли создать ничего принципиально нового. Они только дифференцировали и уточняли то, что у Плотина не получило большой разработки.

Умер Плотин в 277 г. в возрасте 66 лет от тяжелой болезни. В это время Италию охватила эпидемия, в результате которой философ лишился даже рабов, которые ухаживали за ним. Последними его словами было наставление, которое он дал своему другу и врачу Евстохию: «Пытайтесь бога в нас возвести к божественному во всем».

НЕОПЛАТОНИЗМ КАК ЖИЗНЕННЫЙ ВЫБОР. В античности философия была образом жизни. Начиная с Сократа философствовать значило не приобретать знания или умения, а подвергать сомнению самого себя, оттого, что чувствуешь себя не тем, чем надлежит быть. Платон основывал Академию с целью воспитания будущих государственных деятелей. По его мысли, управляющие другими должны, прежде всего, уметь господствовать над собственным «Я» согласно законам Блага, Истины и Красоты. Аристотель в Лицее учил, что счастье, достигаемое в практической, политической деятельности, уступает счастью, которое дает жизнь, подчиненная уму, жизнь теоретическая, созерцательная. Поэтому перипатетики прежде всего должны уметь разыскивать знание, существующее ради самого себя, которое в силу этого делает индивидуума свободным.

В эпоху эллинизма главной задачей философии оказались охрана и покой человеческого «Я», потрясаемого небывалыми превратностями жизни растущей мировой империи. Любовь к судьбе (amor fati), уход от всяких волнений жизни, случайных чувственных переживаний, невозмутимость, покой души и стабильность духа («атараксия») являются общим местом трех главных школ раннего эллинизма: скептицизма (основатель — Пиррон), эпикуреизма (Эпикур) и стоицизма (Зенон Китионский), которые во всем остальном очень сильно различались между собой.

Школа неоплатонизма, видимо, имела отличную от предшествующих течений направленность. Она заключалась в стремлении подняться над происходящим на «подмостках» мира сего, оставить земную суету, уйти в себя, чтобы путем интеллектуального самососредоточения созерцать божественное и, наконец, соединиться с ним. Таким образом, Плотин переосмысливает тысячелетнее наследие античной философии. Он придает ей отчетливую мистическую направленность.

Суть образа жизни неоплатоников состоит, как и в школе Аристотеля, в жизни, подчиненной высшей части нас самих. Это стремление к подлинному, трансцендентному «Я» можно наблюдать на протяжении всей истории античной философии. Что же является нашим настоящим «Я»? Порфирий отвечал на этот вопрос так: «Наше подлинное «Я» — это ум, и потому цель, к которой мы стремимся, — жизнь, подчиненная уму». Такая жизнь не сводится лишь к рациональной активности. Созерцание, ведущее к счастью, не достигается через накопление знаний. Надо, чтобы знания стали нашей природой, то есть необходимо преображение самого себя. Порфирий так описывает образ жизни философа: надо отрешиться от чувственности, от воображения, от страстей, обеспечивать телу лишь самое необходимое, удалиться от суетливой толпы. Таким образом, созерцательная жизнь является жизнью аскетической. Главная цель аскезы заключается в преодолении господства низшей части души над высшей. Внимание всего нашего существа должно быть направлено на Ум. Только осознав, что человек является Умом, он может, как доказывали неоплатоники, с помощью Ума подняться к тому, что выше него — к верховному Богу.

Созерцательная жизнь обязательно предполагает не только заботу о себе, но и заботу о других. Плотин писал, что без подлинной добродетели Бог — одно лишь слово. Забота о других предполагает прежде всего желание сообщить открывшуюся истину людям с целью изменить их жизнь, направить их внимание к самим себе, к тому, что по-настоящему значимо. Этой теме посвящены начальные слова одного из трактатов Плотина: Отчего и как это происходит, что души забывают Бога — своего Отца? Отчего происходит, что они, имея божественную природу, будучи созданием и достоянием Божьим, теряют знание и о Боге, и о самих себе? Причина постигшего их зла лежит в них же самих — и в их дерзостно осуществившемся желании рождения, в их изначальном стремлении к инобытию и обособлению, в их замысле ни от кого не зависеть, а быть и жить по своей воле, от себя и для себя... Как дети, выросшие на чужбине, не знают своих родителей, так и души, живя долгое время без созерцания Бога, забывают о своем высоком происхождении, пристращаются к низким вещам, считая их более ценными, чем самих себя. Поэтому, кто пожелал бы помочь людям, находящимся в таком состоянии, тот должен, во-первых, показать им всю ничтожность вещей, которые они так высоко ценят, и, во-вторых, напомнить им о происхождении и высоком достоинстве души.

По мысли Плотина, мы можем быть по-настоящему счастливы только тогда, когда благодаря правильному образу жизни наше «Я» освобождается от всего внешнего, лживого, наносного и мы становимся способными увидеть то, что Платон в «Пире» называл «Прекрасное само по себе». А в созерцании (теории) того, что есть Прекрасное само по себе, только и может жить человек, его увидевший. «И если даже любовь, внушенная человеческой красотой, порою заставляет нас забыть о себе самих, то какова же будет сила любви к божественно прекрасному» (Пир 211 d-e). Однако высший Бог, по Плотину, превосходит и красоту. Поэтому созерцающий должен превзойти и ее, и «возвысится над хороводом добродетелей» ради того, чтобы увидеть «Самого» или «Одно», то есть первоначало мира — Единое, которое и есть верховный Бог.

Крупнейший исследователь философии Плотина П. Адо пишет, что мистический опыт открывает другой аспект философской жизни: не обдуманное решение, не предпочтение определенного образа жизни, а находящееся по ту сторону всякого рассуждения невыразимое переживание, чувство неизъяснимого присутствия, которое преисполняет индивидуума и производит переворот в его самосознании. Приобретенный мистический опыт рождает в человеке страстное желание бежать со здешнего маскарада, бежать от всего лживого к подлинному, от ненастоящего к настоящему, от иного к неиному, от не-Я к Я. По-видимому, не случайно Порфирий последнюю «Девятку» заканчивает следующим призывом Плотина: «Пробудив добродетель, взойти к уму и мудрости и через мудрость — к «Самому». И это жизнь богов и людей божественных и счастливых, освобождение от иного, здешнего, жизнь без удовольствия от здешнего, бегство единственного к Единственному».

СИСТЕМА НЕОПЛАТОНИЗМА. Свою систему неоплатоники излагали и дедуктивно, начиная от высших принципов, и индуктивно — с низших. Для лучшего ее усвоения мы познакомимся с этой философией, используя оба подхода. Но начнем наше объяснение с индуктивного метода, так как, пожалуй, он более доступен для понимания.

А. Индуктивный метод

Итак, если мы в наших рассуждениях исходим от более низких принципов к более высоким, то должны начать с материи, с тел, с физического мира, с космоса, а затем прийти к первопричинам, благодаря которым космос становится возможным. Одна из отличительных и важнейших характеристик физического мира заключается в движении. В природе все движется, изменяется. В связи с этим возникает вопрос: откуда происходит движение в нашем мире? Движение одной вещи зависит от воздействия на нее другой вещи и т. д. Пытаясь найти исток движения в космосе, мы вынуждены будем или ссылаться на какой-то другой космос, или на другое, еще более мощное тело, что приводит к дурной бесконечности, так как, в конечном итоге, мы отказываемся от какого-либо объяснения. Таким образом, необходимо в самом космосе найти ту его сторону, которая есть самодвижение. Этот принцип самодвижения греки со времен Платона называли Мировой Душой. Если идти снизу, то космос — это первая ступень бытия, а Душа — вторая и более высокая.

Но движения в космосе далеко не всегда беспорядочны, но и закономерны, даже целесообразны. Без закономерности, целесообразности космос не был бы единым, целым миром. Закономерность, целесообразность, смысл движениям Мировой Души сообщает Мировой Ум. Чтобы не обеднять этот третий, если считать от низшего к высшему, принцип бытия, некоторые переводчики и комментаторы трудов неоплатоников называют его не Умом, а Духом.

Ум, или Дух, как полагал еще Аристотель, — это внеличностное начало, содержащее в себе весь платоновский мир идей. Мировой Ум выше космоса и Мировой Души и является принципом их всеобщего осмысления, устройства и закономерного протекания. Это сумма всех тех идей и закономерностей, по которым развертывается вся жизнь космоса. Как форма форм и идея идей, сообщающая всему благо, меру, порядок и определенность, Ум является чистой красотой и жизнью.

Например, какое-либо здание тем красивее и прочнее, чем более верно архитектор использовал законы эстетические и физические, размышляя над тем, как лучше дом построить. В нашей жизни мы тем скорее достигаем желанной цели, чем в большей степени правильно обдумаем пути ее достижения. Мы становимся счастливыми, а наша жизнь прекрасной тогда, когда мы преследуем истинную, прекрасную цель. Найти такую благую цель, по мнению греков, мы можем с помощью разума. Именно тогда мы начинаем жить настоящей, полной жизнью. Поэтому чем в большей степени индивидуальная душа, являющаяся частью Мировой Души, следует за умом — частью Ума Космического, тем в большей степени она жива и прекрасна. Итак, после космоса и Души, более высокой ступенью бытия является Ум.

В свою очередь, Мировой Ум не может являться первопричиной ни сущего, ни самого себя, хотя бы по следующим основаниям. Во-первых, Ум — это раздельное мышление. Всякое мышление, как известно, это различение, оно расчленяет свой предмет. Но если бы мышление не объединяло, не синтезировало анализируемое, то предмет такого мышления распался бы на множество дискретных, отдельных частей и перестал бы существовать. Следовательно, само мышление требует такого принципа, который вносил бы во все расчленяемое также и целостность.

Вторая причина, по которой Ум не может быть первоисточником бытия, заключена в его двойственной природе. Ум состоит из того, что думает, и того, о чем думается, то есть — из субъекта и объекта мышления. Но если бы не было единства, то мыслящее и мыслимое никак не взаимодействовали бы друг с другом, а потому и не существовали бы. Ведь нельзя же мыслить ни о чем.

В-третьих, если в мире кроме разумности и мышления есть еще и иррациональность, следовательно, необходим единый принцип всего разумного и неразумного, который преодолевал бы подобный дуализм. Таким образом, Мировой Ум рождается из более высокого начала, которое неоплатоники называют Единым.

И, наконец, четвертая, но далеко не последняя причина, почему сам разум требует высшего над собой начала, состоит в том, что любая вещь для того, чтобы быть, нуждается в сверхкачественном едином носителе всех качеств вещи. Ведь любая вещь не является суммой своих качеств и свойств. Для того чтобы вещь существовала, необходимо сверхкачественное единство, необходим единый носитель всех этих качеств, благодаря которому качества и свойства вещи не рассыпаются на отдельные и не имеющие никакого отношения одна к другой части или новые вещи. Итак, простейшая идея первоединства заключается в признании сверхкачественного носителя всех качеств вещи, который собирает их в одно целое. Отсюда и учение Плотина о таком теле чувственно-материального космоса, которое является единым целым, оформлено с помощью умственных категорий, или ума, и оживлено вечно подвижной душой.

Но чтобы перейти к этому последнему, высшему, сверхмыслимому принципу бытия, необходима промежуточная ступень, которая соединяла бы «окачествованный», познаваемый Ум и бескачественное, непознаваемое Единое. Что же может быть, с одной стороны, как и Единое, совершенно бескачественным, выше всякого предмета и наполнения, которое может быть для него каким угодно, а с другой, как и Ум, быть обязательно расчленением и принципом всякого различения и оформления? Отвечая на этот вопрос, Плотин, как и Платон, опираясь на учение пифагорейцев, между Умом и Единым помещает промежуточную область Чисел. Таким образом, у неоплатоников Числа — это условие для существования, бытийствования космоса. Они сообщают миру как раздельность, так и единство. Также благодаря им эта единораздельность становится познаваемой.

В связи с тем, что Числа являются принципом каждой вещи и всего невещественного, то, как принцип конструирования, они есть высшая красота, сообщающая прекрасное и Уму, и Душе, и космосу. И если мы восхищаемся материальными предметами, в которых числа как бы застыли, еще более нам нравятся живые вещи и космос в целом, который одушевлен Мировой Душой, получающей свое великолепие от Ума, то сколь наипрекрасны сами Числа, несущие всему красоту! Однако первоначало, из которого рождается все это совершенство, выше и красоты. Данное пифагорейско-неоплатоническое учение о числе сыграет большую роль в становлении новоевропейского математического естествознания. Интересно отметить, что в наши дни многие ученые, прежде всего математики и физики, выдвигают красоту в качестве одного из критериев истины. Также современные исследователи, познавая мир с помощью чисел и функций, отдают себе отчет, что им неизвестно, что такое число, даже единица. Таким образом, в совершенном согласии с неоплатонизмом, мы приходим к парадоксальному выводу о том, что познание и разум опираются на нечто иррациональное и непознаваемое.

Итак, последним и основным принципом философской системы неоплатонизма является сверхмыслимое Единое. Плотин указывал, что без единства ничто не может существовать. Ибо нет ни войска, если оно не будет единым, ни дома, ни корабля, не являющих собой единое. Лишившись единства, которое присутствует в вещах, они становятся другими. Если они утрачивают его, то войско уже не войско, а отдельные вооруженные люди, дом — кирпичи, корабль — доски. В свою очередь вооруженные люди, кирпичи, доски являются тем, что они есть, настолько, насколько есть в них единое. Иными словами, все вещи утрачивают свою сущность, если дробятся на множественность. В этом случае они становятся другими, да и то лишь настолько, насколько являют собой единое.

Как видно, Единое является основанием единства любого сущего. Заметим, что, задавая вопрос о предельных началах метафизики, Плотин не имеет предшественников. Единое у него — это самопроизводящее, самотворящее, вечно порождающее начало, которое является причиной самого себя и существует в себе и для себя, но в то же время Единое лежит в основе всего. Давая всему существование, оно выше бытия. В силу этого мы не можем никак его помыслить, познать и охарактеризовать. Мы не можем определить, что есть Единое, так как, определяя его, мы Единое ограничиваем, а оно не имеет границ. Поэтому все наши определения не будут соответствовать определяемому. Также давая Единому характеристики, мы нечто добавляем к нему, а оно не имеет никаких добавлений, или атрибутов, будучи абсолютно единым. Таким образом, любая попытка помыслить, познать Единое бесконечно далека от того, что оно есть. Строго говоря, мы не можем даже утверждать, что Единое существует, ведь оно выше бытия. О Едином можно лишь сказать, чем оно не является. Единое ни бытие, ни мысль, ни жизнь.

Когда же мы пытаемся сказать, чем Единое является, то мы, на самом деле, объясняем, чем оно является не само по себе, а лишь в отношении к нам. Например, Плотин писал, что Единое — это Благо. «Благо, которое само себя творит». Абсолютно трансцендентное Единое является Благом, или Сверх-Благом, потому что без него ни мир в целом, ни какая-либо иная вещь в отдельности не могут существовать. Единое присутствует во всех вещах, которые для того, чтобы быть, нуждаются в нем. Таким образом, лишь указывая на свою потребность в Едином, мы можем сказать, что оно является для нас благом. То же самое относится и к высказыванию Плотина о том, что Единое — причина всего. В данном случае утверждается, что мы являемся его порождением. «Иными словами, говоря, как нам кажется, о Едином, мы говорим в действительности лишь о нас самих, — указывает П. Адо. — Относительное, и мы в том числе, всегда соотнесено с самим собой и не способно достичь абсолюта».

Итак, структура бытия, по учению неоплатоников, определяется иерархией четырех принципов их философской системы. В восходящем порядке это будут космос, Душа, Ум и сверхбытийное Единое. Каждый из последних трех уровней бытия Плотин называл ипостасью. Если использовать латинскую терминологию, то мы можем называть их субстанциями. Благодаря прочитанному выше мы могли убедиться, что все три субстанции являются не изолированными, рядоположенными элементами, но связаны в одну непрерывную цепь порождения множества качественно определенных сущностей, сил и проявлений различных ступеней и уровней иерархии мира сущего из Единого сверхсущностного начала.

Как же происходит рождение из Единого всего множества вещей? Почему Единое, будучи самодостаточным, не остается в себе? Чтобы ответить на эти и другие вопросы, необходимо прибегнуть к объяснению, исходя от высших принципов к низшим.

Б. Дедуктивный метод (Единое - Ум - Душа - Космос)

Творческая активность Единого так велика, что из него, преисполненного Благом, Благо вечно эманирует, то есть проистекает, изливается. Но Единое от этого нисколько не убывает. Оно есть абсолютная полнота. Эманацию Единого Плотин сравнивал с факелом, от которого исходит свет, с огнем, отдающим тепло, древом жизни, корни которого питают все, и др. Отдавая, Единое ничего не теряет: то, что порождено, находится ниже родителя, который в порожденном не нуждается.

Сначала Единое, будучи абсолютной неразличимостью, эманирует в Числа, которые уже не являются абсолютным единством, но выступают бескачественным принципом единства каждой отдельной вещи. Затем Единое через Числа изливается в Ум, являющийся единством всего мыслимого и мыслящего. Числа и Ум — это де-градация Единого, так как они являются единством многого, а не абсолютным единством. Но Ум еще переполнен благом и изливается в Душу, в которой единства и блага еще меньше. В свою очередь, Мировая Душа производит изменчивый, чувственный мир — общекосмическое тело (или природу, космос). Отдельные души людей, планет и других тел — это части единой Мировой Души, отдельные умы, их мысли и идеи являются моментами единого надмирового Ума. В каждой точке космоса присутствует единство, а потому каждая вещь божественна.

Представление о том, что всякая мельчайшая вещь станет чудесной и божественной, если Единое содержится во всем, несмотря на кажущуюся фантастичность, указывал А. Ф. Лосев, есть необходимое требование разума. Доказательство этого приведены выше, в пункте четвертом, когда мы обосновывали причины, по которым Мировой Ум не может быть первоосновой ни мира, ни самого себя.

Материя — это кромка низшей части Мировой Души. Чувственная материя проистекает из своего первоисточника как последняя возможность, то есть конечный этап процесса, где продуцирующая сила Единого истощается до изнеможения. Материя — это ослабление потенции Единого; это обделенность, утрата единства и Блага. Поэтому материя у Плотина — зло. Но зло это не является противоположностю добра. Это не сила, противостоящая Благу, а, так сказать, его низшая ступень. Это всего лишь недостаточность Блага, лишенность добра и единства. Поэтому у последующих неоплатоников негативное понимание материи исчезает.

Еще Парменид доказывал, что бытие есть, а небытия нет. После него античные философы учили, что люди знают о небытии лишь из-за отсутствия бытия, то есть зло мы чувствуем из-за того, что есть недостаточное добро. Например, слепота — это отсутствие зрения. Болезнь не есть нечто самобытное. Она возникает из-за нарушения нормального функционирования организма. Тело может быть здоровым и не болеть, а болезни без тела не бывает. Можно привести другой простой, наглядный пример, демонстрирующий иллюзорность представлений о том, что зло имеет какую-либо субстанцию. Например, листок бумаги, когда он цел и един, — хорош. Но вот мы его порвали. Листок прекрасно существовал без этого разрыва. А может ли разрыв существовать без листочка, сам по себе? Конечно же нет!

Является ли в таком случае каждое частное разрушение единства злом? Неоплатоники на этот вопрос ответили бы отрицательно. В жизни мы тогда не совершаем зло, когда разрушение чего-либо приводит к рождению большего единства, служащего благу целого. Любой человеконенавистнический режим тем сильнее, чем больше в нем единства, чем больше он использует добро (дружбу, солидарность, смелость, силу) для своих частных целей. В этом и заключается его ограниченность, следовательно, и зло. Поэтому с подобными режимами необходимо бороться, разрушать их целостность и даже физически уничтожать, чтобы они или стали иными, хорошими, или вовсе исчезли. Однако в последнем случае необходимо быть осторожным, так как, пытаясь улучшить разрушением несовершенный социальный, природный и прочий порядок бытия, мы можем уничтожить сам мир. Поэтому, с точки зрения неоплатоников, для того, чтобы творить добро, необходимо подняться над ограниченными, частными интересами ко всеобщему, взглянуть на все с точки зрения Мирового Ума.

Итак, согласно философии неоплатонизма, добро может существовать само по себе, а зло без добра не может. Зло паразитирует на добре. Зло — слабость, недостаточность силы, могущества.

ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА, ЕГО ПУТЬ К СЧАСТЬЮ И СВОБОДЕ. Как и Платон, Плотин доказывает, что человек — это душа, а она вечна. Высшей же частью души, из которой душа рождается, есть Ум, являющийся нашим подлинным «Я». Плотин писал: «Прежде нашего рождения мы обитали свыше: мы были людьми и даже богами, чистыми душами». Почему же в таком случае мы оказались в материальном мире? Причину постигшего человека зла Плотин видит в самой душе, которая, прельщенная красотами чувственного мира, ниспадая в космос, испытывает сладостное чувство от собственного разложения и воплощении в теле. Заботясь о теле больше, чем о самой себе, она забывает о своем высоком предназначении. Но страдания, бесчестья, которые душа, как обманутая невеста, испытывает в материальном мире, могут отрезвить ее. Она вспоминает свою прежнюю чистую любовь к Отцу и оставляет любовь здешнюю, смертную.

Чтобы вернуться к своему истинному Благу, человек должен осознать, какова его истинная сущность, что такое наше подлинное «Я». Для этого душа должна, во-первых, встать на путь аскезы, воздержания, в результате которых наше индивидуальное «я» осознает себя как душу, отличную от тела. После того как душа очистится от чувственно-материальной скверны (катарсис), она должна устремиться к добродетели. Самоконтроль над иррациональными порывами тела и высокоморальная жизнь ясно дадут понять человеку, что его чувствами и поведением управляет ум. Поэтому необходимо отдать все силы, чтобы состредоточиться на уме, встать на его путь (теория).

На этом этапе восхождения человек начинает понимать, что его ум, все идеи и закономерности индивидуального мышления коренятся в Уме Мировом. Здесь человек начинает воспринимать себя не как индивидуума, отличного от всего другого, — в нем проявляется мышление целого как единство всего мыслимого и мыслящего. Обособившись от всего чувственного, материального, расставшись с индивидуальным аспектом своего «я», необходимо созерцать себя и все сущее всеохватывающим взором Ума. На этом этапе человек должен упражнять себя, находиться в постоянной сосредоточенности на мышлении, чтобы произошло полное отождествление, слияние, поглощение индивидуального «я» созерцаемым Умом. Тогда рождается осознание, что наше подлинное «Я» — это Ум.

Затем, в результате непрестанных интеллектуальных усилий, направленных на осмысление оснований истинного бытия, рождается понимание того, что ни Ум, ни истина, ни все бытие, вместе взятые, не являются самодостаточными и что они указывают на нечто несравненно более высокое, от чего сами полностью зависят и обретают свое существование. Тогда, по образному выражению Плотина, Мировой Ум, как волна, вздымаясь, внезапно возносит нас к видению новой, настоящей реальности. Эта наивысшая, подлинная реальность, являющаяся основанием всего бытия, и есть сверхразумное, трансцендентное Единое-Благо.

В Едином нет инаковости. Поэтому для того, чтобы воссоединиться с Ним, душа должна предельно опроститься, обнажиться. «Сбрось с себя все», — писал Плотин. Устраняя все индивидуальные различия, в т. ч. и свою собственную индивидуальность, человек, по Плотину, не уничтожает самого себя, а, напротив, становится Всем (стадия Ума), а затем наполняет себя Богом (стадия Единого). Для того, чтобы достичь высшее Благо, человек должен, выйдя за пределы Разума, в порыве настроения, которое вызывается в душе близким присутствием наивысшего предмета любви и желания, ибо ничто мы так не любим, как безусловного Блага, наполниться им. Святое возбуждение и объединение души, вырвавшейся из цепей рациональной необходимости к свету свободы, именуемой Абсолютом, Единым, Благом, называлось неоплатониками экстазом. Это состояние нельзя описать как бессознательное, оно, скорее, гиперсознательное, не иррациональное, а гиперрациональное. В сверхразумном (заумном) экстазе душа человека сливается с первопричиной и становится поэтому абсолютно свободной, становится Богом. И когда посчастливится душе с Ним [верховным началом] соединиться; когда снизойдет Оно к ней, а вернее сказать, явит ей свое присутствие; когда отвратится она от всего, что ни есть окрест... Когда же она после всех исканий оказывается в присутствии Его, то, устремляясь к нему, не на себя, а на Него только взирает, и нет у нее времени вникать, что она такое, — она, взирающая. В этом состоянии душа не променяла бы Его ни на что другое в целом свете, хотя бы давали ей взамен небеса, ибо знает она, что нет уже ничего драгоценнее и лучше (ведь она не может вознестись еще выше, и внимание к чему бы то ни было иному, пусть и высокому, было бы для нее нисхождением... Если бы даже все кругом сокрушилось бы и погибло, она и это приняла бы охотно, лишь бы только быть ей с Ним, — так велико блаженство единения.

Поскольку же эманация в неоплатонизме происходит с необходимостью, то познание этой необходимости выступает обязательным условием освобождения. Ибо полная свобода заключена в том, что, будучи причиной всего остального, само не имеет над собой никакой причины, и человек тем свободнее, чем выше поднимает он себя к этой причине причин, то есть к Единому. Для такого восхождения он должен хорошо знать всю реальную причинную цепь. Таким образом, свобода есть страстное желание Блага. Свобода Единого — в полагании себя как Абсолюта, Блага, Полноты; свобода Разума, Духа — остаться в нерушимой связи с Благом; свобода Души — во влечении к Благу, посредством Ума, Духа, через все уровни и ступени.

Неоплатонический вариант приобщения к божественному требовал от человека больших интеллектуальных и прочих усилий. Как показала история, он оказался недоступен для широких масс, на которые Плотин смотрел как на средство, необходимое для самосовершенствования избранных. Совершенно иную позицию в этом вопросе занимает христианство, борьбу с которым неоплатонизм, по большому счету, проиграл. Слова Христа, приглашающего даром принять Его спасение, до сих пор трогают сердца миллионов людей.

РАЗВИТИЕ АНТИЧНОГО НЕОПЛАТОНИЗМА ПОСЛЕ ПЛОТИНА. У последующих неоплатоников нарастала тенденция как к развитию иерархической системы Плотина, так и к синтезу самых разнородных элементов философской и религиозной традиции всей античности. По всей видимости, данное направление их деятельности обусловлено стремлением к осмыслению и сохранению уходящей языческой культуры, столкнувшейся с невиданным доселе явлением — христианством. Следует заметить, что комментарии неоплатоников к работам почитаемых ими мыслителей играли большую роль в истории философии. Так, часть их толкований к сочинениям Аристотеля будет переведена на латинский язык и во многом предопределит интерпретацию этого философа в средние века.

Непосредственным продолжателем философии Плотина стал его ближайший друг и ученик Порфирий (232/3–303/5 гг.), а также Амелий. Эту школу, основанную непосредственно Плотином, называют римской. Она имела, как и школа Аммония, преимущественно метафизико-теоретический характер и занималась конструированием основной платоновско-аристотелевской триады Душа — Ум — Единое. Порфирий прославился изучением проблем логики, толкованиями философских и религиозных текстов. Его «Введение к категориям Аристотеля» положило начало спору о реальном существовании общего. Уже у Порфирия наблюдается большая склонность к мистическо-религиозной практической деятельности, которая у последующих неоплатоников будет все время возрастать.

Ученик Порфирия Ямвлих, или Ямблих (ок. 240/250–325 гг.), основывает около 300 г. сирийскую школу неоплатонизма, которая существовала до начала IV в. В области теоретической философии этот выдающийся мыслитель, кроме всего прочего, известен тем, что внес большую ясность в учение Плотина о первоединстве. Он разделил Единое на два начала, выделив в нем, во-первых, то, что выше всякого познания, бытия и наименования, а во-вторых, Единое как начало бытия, которое поэтому и можно называть Единым и Благом. Много работ Ямвлих посвятил математике. В ней он видел средство к познанию мира и Бога.

Огромный интерес Ямвлих проявлял к практически-культовой стороне философии. Им была предпринята попытка обосновать чисто теоретическим, а именно диалектическим, методом политеистическую мифологию, феномены пророчества, колдовства, оракулов, астрологии и внутреннего экстатического вхождения в сверхчувственный мир. В противовес христианству он создал целостную религиозно-философскую систему, т. е. дал в систематической форме философию языческой мифологии. Ямвлих известен также тем, что впервые ввел в неоплатонизм теургию (theos — бог, ergon — работа; букв. боготворчество) — совокупность действий и ритуалов, посредством которых душа получает очищение и возможность лицезреть богов. В определенной степени теургию можно назвать белой магией. Ее отличие от магии заключается в том, что человек не влияет на волю богов, но, напротив, подчиняет себя их воле, а потому преображается в их образ и соединяется с ними. Ученик Ямвлиха Эдесий после смерти своего учителя создает пергамскую школу неоплатонизма (IV в.), которая уделяла преимущественное внимание теургии и мифологии. От сирийской школы она отличалась лишь географически. Среди представителей пергамского неоплатонизма числятся Саллюстий, впервые давший определение мифа как чисто философской категории, и его ученик император Юлиан (332–363 гг.), названный христианами Отступником. Юлиан в своих блестящих речах о царе Солнце и Матери богов сделал решительный шаг к созданию целостной систематически-описательной и систематически-категориальной диалектики мифа, созданием которой позднее прославились афинские неоплатоники. Распалась пергамская школа в год смерти Юлиана — в 363 г.

Афинский неоплатонизм был основан на рубеже IV–V вв. руководителем платоновской Академии Плутархом Афинским. Его преемником, по-видимому, был Сириан. Он определил круг текстов неоплатонизма: труды Платона и Аристотеля, поэмы Гомера и Гесиода, орфическая литература и «Халдейские оракулы». Затем Академию возглавлял слушатель Плутарха и ближайший ученик Сириана Прокл, по прозвищу Диадох, т. е. «преемник» (410–485 гг.), который по праву считается самым ярким ее представителем. Он довел до окончательной логической разработки как весь античный неоплатонизм, возведя его тем самым на небывалую высоту, так и в значительной мере всю античную философию. В работах Прокла и его ученика Дамаския вся древняя мифология предстает в виде тщательно продуманной и триадически построенной диалектики.

Многие современные философы сходятся во мнении, что Прокла отличает глубокое понимание законов, управляющих реальными процессами. Особого внимания заслуживает тщательно разработанная им диалектика триад, по которой происходит развитие мира. В самом общем виде логику его рассуждений можно, пожалуй, представить следующим образом. Поскольку все, что было продуцировано Единым, стремится к самосохранению, то оно стремится обратно к Единому, благодаря которому продуцируемое только и может сохранить свою целостность, единство. Поэтому Единое, как предмет всеобщего стремления, является благом. Если Единое охватывает все продуцируемое, то, следовательно, оно и во все переходит. Но становясь всем, Единое в то же время остается и самим собою — абсолютно единым. В противном случае мир, каждая вещь должны были бы распасться на отдельные ничем не связанные части и в итоге исчезнуть. Таким образом, Единое, да и вообще любой процесс, во-первых, самосохраняется, пребывает в самом себе (тождество); во-вторых, выходит из самого себя в иное, различается и разделяется (дифференциация); в-третьих, чтобы сохраниться, возвращается к самому себе (снятие различия).

Диалектическое триадическое мышление было присуще, конечно же, не только Проклу, но неоплатонизму в целом. Однако ни у кого из предшественников оно не получило такого окончательного, ясного вида и тщательной проработки. Обращает на себя внимание, что триада Прокла предвосхищает знаменитую триаду Гегеля (самотождественность тезиса, выхождение за его пределы в антитезисе, снятие этого выхождения в синтезе как «отрицание отрицания»). В наше время установлено, что данное совпадение у немецкого философа, который восхищался диалектической мыслью неоплатоников, не случайно. Однако помимо сходства, следует упомянуть и об отличиях, которые указывают еще на одну грань античной философии: триада Гегеля динамична, процесс дает нечто совершенно новое; триада Прокла статична, движение у него идет по замкнутому кругу, результат приводит к исходной точке. Как видно, античное понимание бытия характеризуется антиисторичностью и статичностью.

Александрийская школа неоплатонизма (V — нач. VII вв.) была тесно связана с афинской. Многие философы египетской столицы учились у афинян. Эта школа оформилась в сочинениях Аммония Гермея (кон. V — нач. VI вв.), открывшего неоплатонизм для естественнонаучных и логических построений и приблизившего его к христианству. Общей ее чертой является, во-первых, опрощение и снижение платоновско-плотиновской проблематики, в частности, отношение к Единому. Другая основная характеристика заключается в комментаторстве и учености. Александрийцы были заняты преимущественно написанием комментариев к Платону и Аристотелю, которых они, как и прочие неоплатоники, пытались синтезировать в единое целое. Следует отметить их вклад в науку как филологов, коллекционеров-классификаторов и изобретателей. Третья отличительная черта александрийского неоплатонизма состоит в возрастающем интересе к христианству, что явилось показателем шатания и внутренней исчерпанности политеизма. Александрийскую школу представляют такие имена, как языческая мученица Гипатия, Гиерокл, Олимпиодор Младший, Элий, христиане Синесий, Немесий, Иоанн Филопон, Давид Непобедимый и др.

Параллельно с греческим неоплатонизмом существовал еще и неоплатонизм латинский. Однако, как отмечают исследователи, за редким исключением, по глубине и живости мыслей философы Запада уступали своим восточным соседям. Среди представителей латинского неоплатонизма следует назвать имена Мария Викториана, Августина, Халкидия, Макробия, Марциана Капеллы, Боэция.

ЗНАЧЕНИЕ НЕОПЛАТОНИЗМА. Неоплатонизм оказал существенное влияние на различные области последующих культур и, прежде всего, на страны средневекового христианского, исламского, иудейского миров. Следует отметить его мощнейшее влияние на развитие всей европейской философии как в плане онтологических построений, так и в плане разработки диалектических проблем познания: в учении об эманации Единого по сути дела заключен прообраз метода восхождения от абстрактного к конкретному.

Говоря о большой роли неоплатонизма, нельзя не удивляться тому, что эта философия в античном мире, в котором она родилась, всегда оставалась уделом узкого круга философов, ученых, магов. У прочей интеллектуальной элиты, принадлежащей к уходящей языческой культуре, судя по всему, неоплатонические штудии не вызывали живого интереса. Простому же народу слова Плотина о Едином, проникнутые глубоким лирическим чувством, и вовсе были непонятны. Видимо, высокоумие философов, с точки зрения профанов, у которых оно не было подкреплено личным опытом, выглядело бессмысленным, сухим учением, далеким от насущных проблем человека. Ведь, как известно, знание без опыта ничего не значит.

Создается впечатление, что у противников язычества неоплатонизм, являющийся мощнейшим оружием политеизма, пользовался более широкой популярностью. Таким образом, деятельность Плотина и неоплатоников знаменовала собой конец тысячелетнего развития античной языческой философии и начало средневековой монотеистической мысли. Практически все стороны творческой, не говоря уже об интеллектуальной деятельности, практически все сферы общественного сознания средневековья находились, в той или иной степени, под его влиянием. Если же говорить лишь о философии, то мыслители в основном или были неоплатониками, или широко использовали их идеи. Однако неоплатонизм, родившийся в недрах политеизма, оказывался очень коварным союзником и часто являлся причиной краха той или иной философской системы и мировоззрения, ориентировавшихся на субстанциальное различие Бога и мира. Поэтому неудивительно, что платонизм и неоплатонизм на двух Поместных Соборах в Византии подвергались анафеме.

Несмотря на противоположность и непримиримую вражду язычества и теизма, христианские богословы использовали неоплатонизм в своих целях. Так, на базе античной языческой философии разрабатывались христианский культ, догматика, вероучение, в т. ч. иконопочитание, практика аскетизма и монашества, церковная иерархия и пр.

В восточной патристике к услугам неоплатонизма прибегали, в частности, такие отцы церкви, как Афанасий Александрийский, великие каппадокийцы (Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский). Огромное значение в судьбах средневекового неоплатонизма сыграла его христианская переработка в работах Псевдо-Дионисия Ареопагита. Последнего комментировали в VI–VII вв. Иоанн Скифопольский и Максим Исповедник.

Основатель философии средневекового Запада Августин считал платонизм «чистейшей и самой блестящей из всех философских систем», а Плотина называл человеком, в котором «снова живет Платон». По мнению историков философии, Фома Аквинский намного ближе к Плотину, чем к Аристотелю.

Некоторые исследователи именно в неоплатонизме видят причину, благодаря которой религия в конце средневековья утратила свое господствующее положение. Дело в том, что учения, опирающиеся на него, эволюционировали от монотеизма к пантеизму, а затем дошли и до степени самого обыкновенного математического естествознания. Само же по себе естествознание с его ничтожными в то время результатами не могло пошатнуть великие религиозно-философские системы средневековья.

В эпоху Возрождения платоническая тенденция и неоплатонизм переживают свой расцвет в трудах Николая Кузанского, Марсилио Фичино, Парацельса, Джордано Бруно, Якоба Беме и др. Концепция Платона и Плотина, согласно которой все материальное познается только при помощи соответствующего идеального и прежде всего числа, в эпоху Возрождения будет пониматься как учение о познаваемости мира при помощи математических отношений.

Неоплатоническая мифология оказала влияние на становление гелиоцентрической картины мира. Согласно ей, в центре космоса должна находиться не Земля, как утверждали Аристотель и Птолемей, а Солнце. Ведь оно является видимым образом Бога, а потому должно занимать самое почетное положение во Вселенной. Представление о том, что материальный мир является порождением безграничного Единого, содействовало утверждению представления о бесконечности физического мира, которое господствовало в науке вплоть до начала ХХ века. Наряду с неоплатоническими мифами на опровержение аристотелевского образа науки повлияла и их математическая теория. Великие ученые эпохи научной революции XVI–XVII вв. называли Пифагора и Платона, проинтерпретированных ими в неоплатоническом духе, своими великими учителями. Историки указывают, что в результате рационализации основных категорий неоплатонизма к открытиям в области астрономии пришли Коперник, Кеплер и Галилей, а затем Лейбниц и Ньютон — в области математического анализа. Таким образом, математическое естествознание, царящее в науке по сей день, многим обязано неоплатонизму.

В XVIII в. интерес к неоплатонизму притухает, однако он вновь вспыхивает в эпоху романтизма. Неоплатоников штудировали Шеллинг и Гегель. В частности, доказано обращение Гегеля к диалектике триад Прокла в его философии Абсолютного духа. Этот немецкий философ в своей «Истории философии» дал неоплатонизму высокую оценку. Гегель считал, что в нем «греческая философия достигла полной силы и высочайшего развития на фоне кризиса римского и всего античного мира».

Неоплатонические тенденции прослеживаются в философии ХХ в., в частности, у неогегельянцев, гуссерлианцев, неотомистов и практически всех немецких философов, а также у многих ученых-естественников, например, у таких ведущих физиков, как Гейзенберг и Шредингер. Интересно, что Гейзенберг в одной из своих работ писал о поразительной аналогии современного учения о квантовании энергии с учением Платона в «Тимее». Независимо от Гейзенберга А. Ф. Лосев еще в 20-х гг. в книге «Античный космос и современная наука» отмечал существенную близость теории Эйнштейна и воззрений Платона и Плотина.

Русские религиозные философы очень высоко оценивали неоплатонизм. Они рассматривали платоновскую традицию в качестве оси, основы вообще всей философии. А. Ф. Лосев считал, что неоплатонизм ввиду своей чрезвычайной логической тонкости, а иной раз даже неуловимости практически не поддается критике. Он писал: «Можно сказать, что идеализм будет в настоящем смысле слова опровергнут только тогда, когда будет опровергнут неоплатонизм».

Дополнительная литература

1. Плотин. Сочинения. СПб., 1995.

2. Плотин. О благе, или О едином (Эннеады VI, 9[9]) // Знание за пределами науки. М., 1996. С. 232–241.

3. Порфирий. Жизнь Плотина // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 462–467.

4. Прокл. Первоосновы теологии. М., 1993.

5. Немесий Эмесский. О природе человека. М., 1998.

6. Адо П. Плотин, или Простота взгляда. СПб., 1991.

7. Адо П. Что такое античная философия. М., 1999. С. 173–187.

8. Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989.

9. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Т. VI–VIII. М., 1980–1994.

10. Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М., 1995.

11. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. М., 1979.

12. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 1. СПб., 1994.

Дата добавления: 2015-08-09