С.И. ФЕДОРОВ 5 страница

После подробного рассмотрения этой поправки становится ясно, зачем депутаты отстаивают ту концептуально неверную идею, что в соответствии с абз. 1 п. 3 ст. 67.2 единственной обязанностью сторон соглашения может быть сообщение обществу о факте его заключения. Причина следующая: раз именно эта обязанность является единственной для участников договора, другие обязанности на них не могут быть возложены. Следовательно, обязанность по раскрытию информации о соглашении остается возложить лишь на само общество, которому, как следует из абз. 1 п. 3 ст. 67.2, известно только о факте заключения договора и о его сторонах. Таким образом, только эту информацию общество и может довести до сведения третьих лиц. Механизм, "изобретенный" депутатами на основе неверной посылки, позволяет сохранять в тайне любую значимую информацию.

Более простую схему, имеющую все то же назначение, предложил депутат Ю.А. Липатов. По его мнению, устанавливаемые законом порядок, пределы, условия раскрытия информации о корпоративном договоре, заключенном акционерами публичного акционерного общества, должны предусматривать возможность определения соглашением участников договора информации, не подлежащей раскрытию. Конструкция настолько проста, что речь ведется даже не об уставе, а о самом соглашении. Фактически его участникам дается возможность самим решить, о чем сообщать третьим лицам, а что сохранить от них в тайне. Интересно, что вопреки логике депутат не предлагает распространить это правило на корпоративные договоры в рамках непубличных обществ: в отсутствие такого предложения для последних устанавливается более строгий правовой режим.

Заключение

Таким образом, существуют две концептуально различные модели корпоративных договоров. При этом каждая из них вписывается в определенное учение о юридическом лице и его правовой природе, является лишь одним из многих институтов подотрасли корпоративного права. В англосаксонском мире это учение одно, в континентально-европейских странах, к правовой системе которых близко российское законодательство, - другое. Кроме того, каждая модель корпоративного договора представляет собой взаимосвязанную совокупность требований к содержанию соглашения, его субъектному составу и раскрытию информации о нем.

Реформа гражданского законодательства - это не "шведский стол". Выбор из каждой концепции только тех норм, которые удобны бизнес-сообществу, и попытки таким образом изобрести велосипед ни к чему хорошему не приведут. Только глубокий анализ концептуальных различий в корпоративном законодательстве, доктрине и судебной практике двух правовых систем позволяет сделать правильные выводы о том, какие изменения обоснованы для России с исторической, теоретической и практической точек зрения.

Советом такой анализ был проведен. По каким-то причинам оппоненты Совета либо вовсе не пытаются провести такой анализ и хоть как-то обосновать свои предложения, либо подменяют обоснование обтекаемыми фразами о "развитых зарубежных правопорядках" и положительном опыте отдельных крупных корпораций, прикрываются необходимостью "улучшить инвестиционный климат".

Как было показано в данном исследовании, в действительности эти предложения направлены на создание более благоприятных условий для крупного бизнеса в ущерб интересам остальных участников гражданского оборота. Раньше такое ущемление прав миноритариев и экономически слабых третьих лиц, вступающих в правоотношения с корпорациями, происходило через подчинение корпоративных договоров английскому или американскому праву (которые теперь часто именуют общей фразой "развитые зарубежные правопорядки"). Такие соглашения российскими судами признавались недействительными. Теперь появилась возможность пролоббировать легализацию этих "дискриминационных" договоров в России.

В целом складывающаяся ситуация, когда повсеместно говорится о необходимости создать "конкурентоспособное" законодательство с минимальной ответственностью инвесторов, напоминает имевшую место в США "конкуренцию законодателей". Она стала возможной благодаря тому, что в этой стране место регистрации юридического лица напрямую не связано с его деятельностью. В результате "гонка законодателей" штатов на деле превратилась в "гонку вседозволенности" <1>.

--------------------------------

<1> См. подробнее: Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 26; Дубовицкая Е.А. Указ. соч. С. 93.

Остается надеяться на благоразумие российских законодателей и на то, что рано или поздно здравый смысл восторжествует. Как показывает история человечества, пока есть люди, говорящие правду, такая надежда есть.

Аффилированные лица физического лица, осуществляющего предпринимательскую деятельность:

В случаях когда наступление правовых последствий ставится в зависимость от наличия между лицами отношений связанности (аффилированности), наличие или отсутствие таких отношений определяется в соответствии с законом (ст. 53.2 ГК РФ).

Закон об АО не содержит положений, раскрывающих понятие "аффилированные лица". Данное понятие раскрыто в ст. 4 Закона РСФСР N 948-1, положения которой могут быть применены для целей определения аффилированных лиц лица, приобретающего более 30 процентов акций публичного акционерного общества:

- лица, принадлежащие к той же группе лиц, что и данное физическое лицо.

Перечень признаков, определяющих группу лиц, установлен ст. 9 Закона о защите конкуренции;

- юридическое лицо, в котором данное физическое лицо имеет право распоряжаться более чем 20 процентами общего количества голосов, приходящихся на голосующие акции либо составляющие уставный или складочный капитал вклады, доли данного юридического лица.

Дата добавления: 2015-08-09