Браунзвнлл 16 страница

А на следующий день вечером я отправился в тур по Нью-Йорку в поисках бара, где есть канал НВО, по которому будут показывать бой Льюиса с Бриггсом, так как в моем отеле его не было. Я обошел штук 50 баров, но во всех мне сказали, что сегодня здесь будут смотреть «бэскетбол». Пару раз при упоминании имени Льюиса на меня еще не слишком доброжелательно посмотрели.

Наконец какой-то латино с хитрой мордой, тряся черной гривой волос, указал мне бар, где, как он сказал, сегодня «точно будут смотреть бокс». Улыбочка у него при этом была такая, что только полный идиот не почувствовал бы подвоха, но я решил, что это просто такая латинская любезность, и, не ведая сомнений, отправился по указанному адресу.

Рыжий бармен встретил меня немного странно.

—Значит, ты, англичанин, — сказал он, — хочешь, чтобымы все тут сели и смотрели вместе с тобой, как ваш большойпарень избивает нашего бедного маленького мальчика из Бруклина, да?

Второй раз в жизни мне выходил боком мой неплохо поставленный британский акцент, благодаря которому меня обычно принимают за англичанина. Впервые это случилось в Париже лет пять назад, где патриотически настроенная официантка, до тех пор крайне вежливая, после первых моих слов стала обслуживать меня так, словно битва при Азенкуре, позорно проигранная французами англичанам в 1415 году, произошла вчера.

Парни, которые стояли рядом у стойки, стали как-то нехорошо подхихикивать и даже слегка сдвигаться в мою сторону, и мне показалось, что бой сегодня состоится не только у Льюиса, но и у его «соотечественника», причем в успехе последнего я сомневался гораздо больше ввиду многочисленности и крепкого сложения потенциальных противников.

Но тут бармен неожиданно сменил гнев на милость:

—Впрочем, если заплатишь сотню (a hundred) — смотрисколько хочешь.

Сдвигавшаяся компания чуть заметно перемигнулась. Я решил рискнуть остаться, тем более что мне говорили, что на Манхэттене, в отличие от многих других районов Нью-Йорка, по морде обычно не дают.

Я уже даже готов был выложить требуемую сумму, хотя она была вопиюще нелепа, так как знал, что официальная плата составляет где-то около 40 долларов, но что поделаешь: дорого яичко ко Христову дню, и тут все же решил поторговаться.

— Сотню? (A hundred?) — переспросил я, надеясь скоститьсумму вдвое.

— Нет, восемьсот (eight hundred). — Эта фраза от ранее сказанной отличалась всего лишь одним звуком — «эйт хандред».

Те, кто знает американский английский, уже, наверно, поняли, как он меня поддел. В первый раз бармен произнес артикль «а» на местный лад — как «эй». Так что теперь ему понадобилось добавить только один звук «т» и получилось «эйт» — восемь.

— Восемьсот? — ошалело произнес я.

— Нет, восемнадцашьст (eighteen hundred), англичанин, во-семнадцашьсат (в английском указание количества сотен в таких числительных, как 1300,1800 или 2700 — норма), — сказалбармен, прибавив еще два неуловимых звука (эйтин,eighteen), — ты же должен понимать — это коммерческий канал, он денег стоит, вот наш бэскетбол даже ты можешь здесьсидеть и смотреть сколько твоей душе угодно совершенно бесплатно. Ну как?

В ответ я спросил его, не работал ли он раньше налоговым инспектором. Шутку приняли, и я ретировался. Придя в отель, я обратился к тому самому пожилому пуэрториканцу, который меня туда устроил, и спросил, что все это значило. Он спросил меня, в какой бар я ходил. Название я забыл, но улицу и внешний вид вспомнил. Мужик рассмеялся и сказал: «Рыжий, говоришь? Да ты же попал в ирландский бар. С таким британским акцентом, как у тебя, туда ходить не рекомендуется. Они по традиции очень не любят англичан. Если бы узнали, что ты русский, могли бы и показать. Хотя у нас здесь Льюиса не любят не только ирландцы, потому что боятся, что в конце концов он побьет Холифилда».

Так я на собственном опыте узнал, что ирландцы так и не простили англичан, которые в течение нескольких веков фактически проводили политику геноцида по отношению к ним. Только почему за англичан должен был отвечать я?

Тот бой тогда я так и не посмотрел. Оставалось только сидеть в номере, думая, с какой легкостью я бы посмотрел его в Москве по НТВ+, и ждать новостей.

Когда поздно вечером, наконец, показали первый отрывок уже закончившегося боя, меня чуть кондратий не хватил. Схвативший в первом раунде крепкую плюху Льюис летел куда-то по рингу вдоль канатов. Оказалось, что это лишь один неприятный эпизод боя. Леннокс не упал, а бой выиграл нокаутом в пятом раунде, и мое интервью с ним было спасено, так как если бы Льюис вдруг проиграл Бриггсу, то сомневаюсь, что он бы встретился со мной уже через три дня.

Несмотря на весь свой ужас при виде готовившегося упасть Льюиса, я все же не мог не обратить внимания, что он скорее потерял равновесие, чем был потрясен ударом, так как пропустил его, находясь в очень неустойчивом положении. Но американский комментатор, вопреки очевидному, говорил, что Лен-

нокс на грани нокаута. Так в Штатах встречали его любое не вполне удачное действие. Однако Льюис американцев больше ничем не порадовал — далее он принялся ронять Бриггса до тех пор, пока рефери не остановил встречу.

В том году Льюис провел еще только один бой с малоизвестным хорватом Желко Мавровичем, 26 сентября в городе Ун-касвилле, штат Коннектикут. Примечателен он был единственно тем, что Леннокс, похоже, вообще не тренировался перед этой встречей, а потому выиграл ее только по очкам, да и то с не слишком большим отрывом.

Неделей ранее, 19 сентября, у себя дома в Атланте Эвандер Холифилд тоже без всякого блеска, по очкам победил очень неудобного спойлера Бона Бита. Однако о незрелищности этой победы американская пресса тогда почти не говорила, хотя и подчеркивала, как плохо смотрелся Льюис против Мавровича. Так или иначе, но время заклинаний подходило к концу. Бой Холифилд — Льюис становился неизбежным.

В самый разгар обсуждения в прессе предстоящего боя всплыли некоторые любопытные факты из жизни Эвандера Холифилда. До сих пор считалось, что он проводил полжизни на тренировках, а еще полжизни в церкви. И в самом деле, мне довелось говорить со множеством людей, хорошо знавших Холифилда, которые подтверждали, что такого тренировочного ритма, как у него, они больше никогда не видели. О том, что Эвандер очень набожен и может часами распевать в церкви поразительные по красоте, главным образом негритянские религиозные гимны, знали все и всегда. И тут вдруг оказалось, что между спортзалом и церковью он умудряется посещать и другие места.

Под давлением неведомым путем добытых неопровержимых фактов Эвандер неожиданно признался, что у него имеется пятеро незаконных детей от четырех женщин, не считая еще двух вполне законных от первой жены, и одного — от второй. Тут же последовало заявление его первой жены, которую все эти годы считали расчетливой стервой, выдоившей чемпиона. «Жизнь с ним была сущим ужасом. Он не пропускал ни одной бабы», — сказала она кому-то из репортеров.

Первой реакцией на это было веселое удивление. Как — не пропускал? Да когда он это делал? Как он все успевал? Где брал силы? Разумеется, помянули фольклорный персонаж амери-

канских анекдотов Quickly Gonzalez (Быстрый Гонсалес). Чтобы объяснить, кто это такой, нужно рассказать древний, как Америка, неприличный анекдот.

Муж и жена приехали в мотель, но им сказали, что свободна только одна комната, селиться в которой им настоятельно не рекомендуют. На удивленный вопрос мужа почему, ему ответили, что в соседней комнате остановился Quickly Gonzalez. «Ну и что?» — спросил мужчина. «Дело ваше, — ответили ему, — но, если вы там поселитесь, он обязательно отымеет вашу жену». Мужчина в ответ только рассмеялся и взял номер. Однако едва супруги легли спать, как ему стало не по себе, и на всякий слу_т чай он положил руку между ног своей уже тихо спящей супруге. Все бы хорошо, но тут прилетел комар, сел ему на лоб и принялся сосать кровь. Мужчина долго терпел, но потом все-таки решился хлопнуть его, однако когда он через долю секунды попытался вернуть руку туда, откуда ее только что убрал, то наткнулся на голый зад Быстрого Гонсалеса, который уже делал с его женой именно то, что ему обещали. Вот с кем теперь сравнивали героического победителя Тайсона, примерного гражданина и неустанного богомольца Эвандера Холифилда.

В стране, где феминистки правят бал, так себя вести не рекомендуется. Однако угнетенное мужское племя было даже благодарно Эвандеру. Незадолго до выяснения подробностей личной жизни чемпиона Америка была поглощена изучением убогого орально-сексуального романа своего президента Билла Клинтона с Моникой Левински. Холифилд тогда пожалел бедолагу с высоты своих куда более затейливых приключений, о которых пока еще ничего не было известно, и сказал: «Не могу понять, как можно всерьез винить человека за то, что делают все кругом?»

Теперь ему припомнили эти слова, но, как и Клинтону, любовные эскапады неожиданно для многих принесли Ходифил-ду только дополнительную популярность. Раньше журналисты сокрушались по поводу его излишней правильности и отсутствия изюминки в его имидже. Выяснилось, изюминка была всегда, да еще размером с арбуз, но ее просто очень хорошо прятали от посторонних глаз. Эвандер оказался живым воплощением мужской силы во всех ее проявлениях.

Любопытно, что дамы тоже были от него в восторге. Даже самые ретивые феминистки не могли не оценить, что ни одна из многочисленных подруг Холифилда, а родившие детей представляли только верхушку айсберга из всех его женщин, не попыталась объявить себя жертвой сексуального насилия и никогда не подавала никаких жалоб. В стране, где за несанкционированный шлепок по оказавшейся под рукой женской заднице тебе могут вчинить миллионный иск, такое безропотное поведение боевых подруг вызывает понятное удивление и уважение. У представителей обоих полов, и угнетателей, и угнетенных, совершенно естественно возник вопрос: чем же он так их умаслил? В общем, репутация Холифилда в результате этой истории только укрепилась.

Подготовка к бою Холифилд — Льюис тем временем шла своим чередом. Последние месяцы 1998 года и январь — февраль 1999 года прошли под знаком ожидания, которое в Америке иногда начинало носить характер какой-то истерики.

В истории бокса было несколько случаев, когда чемпион мира, по мнению общественности, не имел права на поражение. Так было в 1938 году, когда Джо Луис дрался с немцем Максом Шмелингом, которого в Америке воспринимали только как представителя нацистской Германии, и Луис победил нокаутом в первом раунде.

Потом эта же история, но совершенно в другом контексте повторилась в 1962 году, когда чемпион мира Флойд Паттер-сон защищал свой титул против бывшего угловника Санни Листона. Америка не могла стерпеть, что самым почетным титулом в мировом спорте будет обладать человек с криминальным прошлым, к тому же ни в чем не раскаявшийся. Сам президент Кеннеди желал Флойду победы, но Паттерсон проиграл. Также нокаутом в первом раунде. Его простили только через много лет.

В 1999 году ставки в матче Холифилд — Льюис в глазах американцев были также высоки, как в 1938-м и в 1962-м. Впервые за последние сорок лет иностранец может стать абсолютным чемпионом мира в тяжелом весе. Американцы привыкли считать этот титул своим национальным символом, который никуда не может от них деться, и вдруг нате. Что Льюису совершенно искусственно не давали провести бой за этот титул в течение семи лет, разумеется, никто вспоминать не хотел. Легче и приятнее было представлять его себе выскочкой, явившимся ниоткуда, которого Эвандер прямиком с ринга отправит обратно в никуда.

От Холифилда требовали победы. Журнал «The Ring» провозгласил его сильнейшим чемпионом мира в истории после Мохаммеда Али и Джо Луиса. Он был великим укротителем зверя по имени Тайсон. Он был трехкратным чемпионом мира. Он был воплощением американской мечты. Наконец, он был образцом рыцаря без страха и упрека и, как выяснилось незадолго до этого, еще и героем-любовником, этаким нежным мачо, которого не выдавали женщины, с которыми он грешил. В общем, права на поражение он не имел.

У Леннокса Льюиса положение было много хуже. В случае победы он не избежал бы участи самого непопулярного чемпиона за долгое время. А в случае поражения... Нет, лучше ему не проигрывать. Тогда бы в Англии ему тут же припомнили, как это было после его поражения Макколлу, что он с 12 лет жил в Канаде и вообще выступал в 1988 году на Олимпиаде в Сеуле за Канаду, и никакой он не англичанин, а обычный канадский дровосек, который столько времени нагло делал вид, что имеет какое-то отношение к этому благословенному острову, населенному смелыми людьми, не чета ему. А мама и папа у него вообще с Ямайки.

Но это еще цветочки. «Фактор Льюиса» существовал в американском профессиональном боксе с 1992 года, с тех пор как новоиспеченный чемпион мира Риддик Боу отказался защищать свой титул против Леннокса, а Америка, прячась за трусливые и унизительные формулировки, его в этом поддержала. И вот теперь, если бы Льюис проиграл и выяснилось, что вся Америка в течение семи лет зря боялась британской угрозы, над ним бы стали без устали издеваться все кому не лень, так как стало бы стьщно за свой страх и особенно за то, что со страху наговорили.

Пока говорили сами участники предстоящего матча. «Я нокаутирую Льюиса в третьем раунде», — пообещал Эвандер Холифилд. Его спросили: «А если бой затянется, у вас есть какой-либо план, что делать?» «Никаких «если» не будет», — ответил он. Льюис в ответ на это посоветовал Холифилду «проснуться и извиниться» за глупости, которые он наговорил.

Скепсис Льюиса был понятен. В последний раз нокаутировать противника в третьем раунде Холифилд сумел в 1990 году, но тогда у него был совсем другой соперник — растренирован-ный и толстый Бастер Даглас, который пришел на ринг только за гонораром. Эвандер не обладает особо мощным разовым ударом, и просто непонятно, как он рассчитывал нокаутировать Леннокса так быстро.

Однако Холифилд, как и перед боем с Тайсоном, подводил религиозное обоснование под свою предстоящую победу. «Я христианин, который обрел новую жизнь, — сказал он, — и верю в слово Божье (несколько вольный перевод, из контекста не совсем понятно: верит он в слово Божье или в свое собственное). Каждый раз я должен быть лучше. Я буду не прав, если окажусь слабее».

Эвандер всегда обожал подобные малопонятные тирады. Впрочем, для него они исполнены смысла. Во время интервью Леннокс Льюис сказал фразу, которую я тогда, честно говоря, не очень понял: «Холифилд считает себя представителем Бога». Только теперь, во время подготовки к бою Холифилд — Льюис, я понял, что имел в виду Леннокс. Эвандер совершенно уверен, что он представляет собой добро, которое борется со злом, а потому Бог всегда на его стороне. Возможно, это также дальний отголосок знаменитой крылатой фразы Джо Луиса времен Второй мировой войны: «Мы победим, потому что мы на стороне Бога». Только если у Джо Луиса американский мессианский комплекс был выражен не слишком сильно и применительно ко Второй мировой войне абсолютно оправдан, то у Холифилда он уже носил слегка безумный характер, тем более что если Тайсона еще можно было считать олицетворением сил зла, то Льюис на эту роль подходил мало.

Местом проведения матча выбрали не Лас-Вегас, а знаменитый зал Медисон-сквер гарден в Нью-Йорке. Это тоже было симптоматично. Америка, которую представлял Холифилд, не должна защищать свою национальную честь в казино. Овеянный славой Медисон-сквер гарден, где Луис расправился со Шмелингом, подходил для эпической битвы Америки с Неаме-рикой куда лучше. Бой состоялся там 13 марта 1999 года.

Первый раунд был в общем и целом похож на неудачные для Холифилда раунды его боев с Боу. Он просто не доставал своего рослого соперника, а осторожный Льюис расстреливал его главным образом с дистанции длинными прямыми ударами с обеих рук. На последних секундах произошел некрасивый эпизод, который хорошо показал, насколько взвинчены бойцы. Холифилд ушел от ударов Льюиса вниз, и тогда Леннокс «лег» на него сверху. Эвандер ответил тем, что взял его рукой под колено и поднял. Льюис упал бы, если бы его не поддержал рефери. Прием, который использовал британец, относится к числу грязных, но не «запредельных». То, что сделал Холифилд, — это уже что-то из разряда атак Тайсона зубами. Так как ничего другого Эвандеру в первом раунде не удалось, его однозначно выиграл Льюис.

Второй раунд для Холифилда оказался еще хуже. Льюис по-прежнему расстреливал его с дистанции. Британец стал чувствовать себя совершенно свободно. Несколько его ударов справа, особенно правой сверху по согнувшемуся Холифилду, причинили Эвандеру массу неприятностей. Временами дело начинало пахнуть разгромом.

Пришло время третьего раунда, в котором Холифилд обещал нокаутировать Льюиса. Правда, начался он с того, что Льюис раз 10 достал Эвандера прямыми ударами с обеих рук. Но вот здесь-то Холифилд и показал, чего он стоит. Ему удалось провести один неплохой удар справа, после чего он просто полез на Льюиса и прижал его к канатам. Завязалась рубка, которую выиграл, хоть и с не очень большим преимуществом, Холифилд. В какой-то момент он просто отбросил Леннокса от себя. Велика была его вера, что в этом раунде он сделает что обещал. Эвандер провел еще один длинный удар справа, но Леннокс, который отнюдь не был потрясен, ответил прямыми с обеих рук. Тогда Холифилд слегка болтанул его довольно коротким правым боковым. Льюис между делом где-то всунул апперкот, а потом еще несколько прямых. От этого раунда осталось четкое впечатление, что победил в нем Холифилд. Однако в угол он возвращался каким-то потерянным. Как же сильно он верил, что нокаутирует Льюиса! А не получилось даже нокдауна, и сил израсходовано море.

Холифилд проиграл и четвертый раунд, а в пятом Леннокс устроил ему настоящий разгром, но об этом раунде еще предстоит особый разговор. Эвандеру крепко досталось и в шестом. Вообще было непонятно, как он удержался на ногах после правого апперкота Леннокса, а ведь много ударов он пропустил и после этого. Льюис начал даже несколько играть на публику.

Итак, первая половина боя осталась, безусловно, за Льюисом, который выиграл пять раундов из шести. К тому же он как будто приноровился к Холифилду и пристрелялся по нему. Временами начинало казаться, что Эвандер, скорее всего, не дотянет до финального гонга. Но в перерыве Стюард несколько раз настойчиво сказал Льюису: «Бой еще не закончен».

В начале седьмого раунда Холифилд сделал что-то вроде борцовского прохода в ноги, после чего оба упали. Вставая, раздосадованный Леннокс слегка пихнул Эвандера. Рефери призвал обоих «вести себя как чемпионы». В целом же раунд полностью прошел под диктовку Льюиса, который нанес огромное количество ударов, почти ничего не пропустив в ответ. Дважды, правым в разрез и кроссом он серьезно потряс Холи-фидда, и, безусловно, раунд остался за ним.

Видимо, Льюис посчитал, что дело уже сделано, и в восьмом и девятом раундах взял некоторую паузу, почувствовав которую оживился Холифилд. В принципе оба раунда можно отдать и в ту, и в другую сторону. Льюис попадал чуть чаще, но по сравнению с предыдущими раундами его преимущество было ничтожным, если оно вообще было.

Однако Холифилд почувствовал, что все еще можно изменить в свою пользу. В десятом раунде он стал наседать, Льюис отбивался джебами и изредка отвечал кроссами и апперкотами. Если считать удары, может быть, выиграл и Льюис, но навскидку безусловным победителем в раунде выглядел Холифилд. Эта же картина почти полностью повторилась и в одиннадцатом раунде, после которого Стюард крепко наорал на Льюиса.

Леннокс внял сказанному. И в двенадцатом раунде неплохо выложился, хотя работал по большей части вторым номером. Он бил справа, бил джебы, провел двойку, потом снова кучу джебов, еще справа, еще с обеих рук, мощный правый прямой. Еще несколько ударов справа, после одного из которых Холи-фидца крепко качнуло. На все это Эвандер не ответил практически ничем. Раунд, вне всяких сомнений, за Льюисом.

В результате Леннокс безоговорочно, с большим преимуществом выиграл как минимум семь раундов из 12. Три выиграл Эвандер, не столько благодаря тому, что больше бил, сколько тому, что лучше смотрелся. И наконец, два раунда сочли почти равными, то есть преимущество Льюиса было, но очень незаметное.

После небольшой паузы эннаунсер зачитывает, что насчитали судьи. Американка Юджиния Уильяме отдает победу Холифилду со счетом 115:113! Зал гудит, Льюис ошарашен. Юж-ноафриканец Стенли Кристодулу отдает победу Ленноксу со счетом 116:113. Симпатия к Холифилду, конечно, налицо, но не выходящая за рамки приличий. Последним судьей был британец Лэрри О'Коннелл. Казалось, что Льюис уже чемпион, но эннаунсер делает какую-то нехорошую паузу, после чего объявляет: 115:115. Ничья! Кажется, зал взорвется. Взбешенный Льюис почти тут же покидает ринг. Знаменитый телеобозреватель Лэрри Мерчент бросается к Холифилду и пытается выбить у него признание победы Льюиса. Не вышло. Холифилд говорит, что, по его мнению, действительно ничья и, наверно впервые в жизни, выглядит довольно жалко.

Самый великий, по общему мнению, боксер современности Рой Джонс, на тот момент чемпион мира в полутяжелом весе по версиям WBC и WBA, сказал после матча: «Мне стыдно за свою страну. Мне стыдно за то, как мы обошлись с англичанином Ленноксом Льюисом». Лэрри Мерчент сказал, что это «худшее судейское решение, которое он когда-либо видел». Старейшина цеха журналистов, пишущих о боксе, Берт Шугар, назвал Льюиса народным чемпионом и подтвердил, что его победа не вызывает никаких сомнений. Экс-чемпион Джордж Формен сказал, что от судейского решения «смердит». В общем и целом, ни один эксперт не согласился с мнением судей. Компьютерный анализ показал, что за весь бой до цели дошли 348 ударов Льюиса против 130 у Холифилда. Кому досталось в этом бою больше, красноречию говорили и лица боксеров, почти нетронутое Льюиса и все опухшее Холифилда.

После боя на фоне хмурых лиц резко выделялась сияющая физиономия промоутера матча Дона Кинга. Он был единственным, кто в тот день победил. Команда Льюиса умудрилась составить контракт на бой так, что, вопреки обыкновению, в случае победы чужого боксера, то есть в данном случае Леннокса Льюиса, Дон Кинг не получал на него промоутерских прав. Пусть так, но с паршивой овцы хоть шерсти клок, и выигрышем Кинга стал неминуемый матч-реванш, который он теперь должен был организовать.

То, что случилось дальше, стало для многих полной неожиданностью. Америка оказалась лучше и честнее, чем о ней принято думать. Она не приняла этой ничьей. Ни один эксперт не поддержал британского и тем более американского арбитра.

Возмутились как-то все и разом. В этой обстановке английский арбитр Лэрри О'Коннелл занервничал и выступил с заявлением. «Мне жаль, что я допустил ошибку, — сказал он корреспонденту газеты «The Sun». — Я считал, что Льюис выиграл. Когда мне сказали, что в сумме выставленные мной очки дали ничейный результат, у меня сердце упало. Я был так же удивлен, как и все остальные».

В отличие от него упертая американка продолжала стоять на своем. «У людей есть право на собственное мнение, — сказала она, — я выставляла очки в соответствии с тем, что видела». Однако, похоже, она видела какой-то другой бой. Например, она отдала пятый раунд Холифилду, в то время как это был лучший раунд Льюиса: на 11 ударов Эвандера он ответил 43 своими, причем куда более увесистыми. Однако леди настаивала на своем. «У меня нет никаких проблем с этим боем», — сказала она. Больше всех на этот образчик справедливости взъелись феминистки, которые считают, что женщинам не дают ходу в спортивных организациях, что в какой-то степени верно, а Юджиния Уильяме дала в руки их противникам сильный козырь.

Позже журналисты выяснили, что и у Лэрри О'Коннелла, и у Юджинии Уильяме были серьезные финансовые проблемы до боя Льюис — Холифилд, но после него они их каким-то таинственным образом счастливо разрешили. Однако ничего так и не было доказано. Правда, имя Юджинии Уильяме стало в боксерском мире нарицательным для обозначения крайне некомпетентного или предположительно «заряженного» судьи.

Матч-реванш был намечен на 13 ноября 1999 года. Однако интерес к нему оказался не так велик, как ожидалось. Америка ждала его с некоторой апатией, несколько показной, как скоро стало ясно, но все-таки апатией. Свой национальный символ она уже потеряла, теперь осталось только констатировать факт.

Со временем, однако, выяснилось, что потерять национальный символ совсем не так страшно, как потерять работу. Привыкли к этому быстрее, чем думали. Но на месте исчезнувшего символа осталась пустота, вакуум, который был тем более ощутим, что ранее его роль выполнял такой достойный человек, как Холифилд. Тайсон при всей его бешеной популярности вызывал некоторое чувство неловкости. Национальный символ все-таки не должен быть похож на Кинг-Конга, и именно поэтому широкая публика не огорчилась, когда сначала в 1990 году его лишил титула Бастер Даглас, а затем в 1996 — Эвандер Холифилд, который в жизни сыграл роль Рокки, оставив Тайсону играть роль Ивана Драго с соответствующим исходом. Когда в матче-реванше новоявленный Драго совершенно по-драконовски попытался откусить супротивнику голову или, по крайней мере, ту ее часть, на которую у него хватало зубов, это только укрепило репутацию Холифилда. Он поднялся теперь на недосягаемую высоту. Он оказался так велик, что против него просто невозможно драться честно. А то, что он оказался вдобавок кобелем, так репутация бабника еще никому не мешала. Даже среди феминисток. Они ведь выступают только против того, чтобы их шлепали по задницам в общественных местах, а не против того, чтобы их хорошо удовлетворяли в постели. В том, что Холифилд делает это хорошо, сомнений не было. Слишком уж симптоматичным было героическое молчание его подруг. К тому же он их явно не обижал, раз они даже не пытались слупить с него деньги.

И вот на месте такого матерого человечища, воплощения мощи американского духа и тела оказался какой-то англичанин, запойный шахматист и любитель путешествий. Впрочем, Леннокс Льюис не занял его место. Психологическая самозащита американцев не позволила ему встать на пьедестал поверженного Холифилда. Просто пьедестал опустел, а англичанин стал лишь обладателем некоего спортивного титула, к тому же неофициального.

Кстати, на первый взгляд странно, но почему-то страсть Льюиса к шахматам многих раздражала. Можно понять Эммануэля Стюарда, который не приветствовал задумчивое сидение над доской, так как шахматам Леннокс отдавался целиком, причем это могло с ним случиться и в «тренировочный сезон». Со временем стал известен поистине комический случай, как Льюиса едва оторвали от партии, когда ему уже давно надо было ехать на бой с Голотой. К тому же тренер, может быть и небеспочвенно, полагал, что шахматы неправильно влияют на него как на бойца, делая его слишком расчетливым и временами скучноватым, который разыгрывает партию на ринге до верной победы. Стюарду вторили многие другие, особенно после боя с Холифилдом. «Антишахматисты» говорили тогда, что, если бы он не считал набранные очки в перерывах между раундами и во время самого боя, то отдался бы делу с большей страстью, и судьи не смогли бы его ограбить.

По-моему, последнее утверждение очень сомнительно. Например, в пятом раунде он отдался делу со всей страстью и имел большой успех, что не помешало Юджинии Уильяме отдать победу в этой трехминутке Холифилду. Если деньги заплачены, их надо отрабатывать. А если выставляешь очки «патриотически» — никакая страсть тебе не помешает: не упал, значит, победил.

Мало кто в Америке ждал предстоящий 13 ноября матч с нетерпением. Бокс, конечно, абсолютно непредсказуем, но все же победа Холифилда казалась совсем уж нереальной. Можно научиться всему, но нельзя научиться быть выше ростом, а именно этого Эвандеру так драматически не хватало во время первой встречи. Надежды на то, что Льюис забудет потренироваться, тоже не было. К тому же Льюиса тренировал тот самый Эммануэль Стюард, который когда-то тренировал самого Холифилда. Своего бывшего ученика Стюард знал как облупленного, и если Холифилд мог еще преподнести сюрприз одному Льюису, то англичанина вместе с таким тренером ему не обмануть. Стюард знал наперед все, что мог придумать Холифилд со товарищи. Проще говоря, шансов на победу «своего» оставалось прискорбно мало.

Со времен Гражданской войны 1861—1865 годов в Америке существует некий водораздел между Севером и Югом. Думаю, никто из южан, кроме нескольких сумасшедших, не сожалеет, что рабство давно отменено. Но поражения где-то в глубине души они не могут простить по сей день. Южане, если условно рассматривать их как отдельную нацию, это единственный народ в Америке, чей исторический опыт включает в себя поражение. США как страна никогда не проигрывала никаких войн. Север, победивший в Гражданской войне, несет в себе эту глубоко укоренившуюся идеологию непобедимости. Северное мышление, безусловно превалирующее в стране и захватившее огромное количество людей и на юге, исключает саму возможность поражения — если не для себя лично, то для своей страны. Южане когда-то были заражены этой идеологией еще больше. Они отправлялись на войну, в которой у них заведомо не было никаких шансов, свято веря в победу. Но оказалось, что легковес может быть сколь угодно храбрым — тяжеловес все равно побьет его, сколько бы ударов он ни пропустил в начале встречи. Сила свое всегда возьмет.

Перед матчем-реваншем между Холифилдом и Льюисом американцы оказались в противоестественном для себя положении. Их боец, скорее всего, проиграет. И что, они должны болеть за него, за того, кто проиграет? Но это же нелепо. Пускай проигрывает себе сколько угодно, мы-то тут при чем? Болеть за аутсайдера американцы не могут. Они нация победителей, и мазохизм, в отличие от нас, вечно плачущих по поводу 326-го подряд «неожиданного» поражения наших футболистов, им тоже несвойствен. Болеть за аутсайдера, пусть он хоть десять раз свой, американцы не будут. Так что на этот раз Холифилду приходилось драться в одиночку. Он был теперь не столько представителем своей страны, сколько просто ее откомандированным невесть куда гражданином, которому предстояло утрясти сугубо личное дело. Правда, если бы он победил, то Америка, конечно, победила бы вместе с ним и вскоре бы выяснилось, что только эта великая страна может рождать таких героев. А если ему предстояло проиграть, то это должно было стать просто поражением некоего частного лица по имени Эвандер Холифилд.

Дата добавления: 2015-08-18