Глава XXIX. Пришла суббота

Пришла суббота. Огюст, горя от нетерпения и волнуясь, явился в новую мастерскую пораньше, и когда Камилла не опоздала, вздохнул с облегчением.

Новая мастерская, около площади Италии, на пересечении улиц Рубенса и Веронезе, оказалась меньше, чем ожидала Камилла, но была тщательно прибрана, в ней было много света и какой-то особый уют; перед домом – двор, а позади – ухоженный сад. Камиллу, правда, несколько разочаровала чересчур скромная обстановка: из мебели только самое необходимое для работы. Зато ей понравились кованые ворота под высокой сводчатой аркой, мраморный фонтан в центре вымощенного булыжником двора и, огораживающая его, высокая стена.

– Мастерская, – сказал он, – только часть трехэтажного дома. Я снял весь дом, чтобы ничто не мешало.

– Наверху есть жилые комнаты?

– Да. На втором этаже спальня, на случай если вздумается здесь ночевать, а на третьем – кладовая для материалов.

– Все это, должно быть, очень дорого?

– Как все мастерские. Но она того стоит, мадемуазель.

– Вам видней, мэтр. – У нее не хватало смелости возражать ему; а он гордился мастерской, как ребенок новой игрушкой.

– Потратил целый день на поиски. Осмотрел множество, прежде чем остановиться на этой. Вам нравится?

Камилла улыбнулась, довольная, что он все-таки интересуется ее мнением.

– Да-да. Она куда лучше других. Тут спокойно. Тихо.

– Вот и отлично, У меня много планов, которые надо осуществить.

– А что мне делать, мэтр?

– Вы будете просто прогуливаться взад и вперед. Непринужденно, как натурщицы в большой мастерской.

Ей казалось, что она ходит взад и вперед уже много часов, а он еще и не прикоснулся к бумаге. Затем, почти не глядя на нее, сделал десятки набросков. Весь первый день ушел на эскиз головы. И это было все, но, когда он сказал: «До следующей субботы!» – ей вдруг стало весело.

На следующей неделе, хотя она была очень занята в главной мастерской, ей казалось, что время движется чересчур медленно. Помимо бюста мэтр заставил ее работать над деталями для «Врат», преимущественно женскими фигурами. Подсобной работы у нее теперь убавилось, и большую часть времени она уделяла лепке.

В следующую субботу в новой мастерской он вдруг перешел к лепке рук. «У вас прекрасные руки», – проговорил он и, словно устыдившись, умолк. Но стал лепить их с еще большим усердием.

О следующей неделе не было сказано ни слова. И хотя шел сильный дождь, оба явились точно в урочный час. Он отрывисто сказал:

– Поскольку мы уже достаточно знакомы, пора бы перестать величать друг друга «мэтр» и «мадемуазель», а звать друг друга просто по имени.

– Как хотите, мосье.

– Я буду звать вас Камиллой, а вы меня Огюстом, Но не в главной мастерской. Там это неуместно.

Она кивнула, но они по-прежнему держались друг от друга подальше. Весь день прошел в работе. Он не спрашивал, устала ли она, и, только выбившись из сил, прекратил работу. Затем проводил Камиллу через мощеный двор, окруженный высокими стенами. Раньше она восторгалась мраморным фонтаном посреди двора, теперь ей стало почему-то грустно при виде его. Огюст расстался с ней у кованых ворот, еле бросив на прощание короткое «до свиданья». Ни он, ни она не называли друг друга по имени.

В последующие недели работа настолько захватила Огюста, что он, казалось, совсем не замечал окружающих, да и Камилла была лишь частью его работы. Рада она или, наоборот, сожалеет, спрашивал он себя. А ему, твердил он себе, лишь бы двигалось дело, а теперь оно шло успешно. Он лепил ее голову, кисти рук, руки – все порознь. Она вдохновляла его – он работал упорно и держался с ней вежливо, – друзья вечно упрекали его за грубость с натурщицами, но при Камилле он старался быть сдержанным. Его мучило желание увидеть ее тело, но он не мог побороть свою робость, чего раньше с ним не случалось. Он страдал от этого искушения и сознавал свою беспомощность. У нее, должно быть, идеальная фигура натурщицы. Как-то в субботу Огюст машинально начал гладить ее руки, чтобы убедиться, правильно ли уловил их линии, но она вся сжалась. Как объяснить ей, что он ничего не может с собой поделать? Что поступает так со всеми моделями. С минуту он смотрел на нее сердитым, удивленным взглядом, затем резко бросил:

– У каждого скульптора свои правила и свои привычки.

Она не слушала – вся во власти страха и желания.

Огюст с негодованием сказал:

– Я не соблазнитель. Камилла молчала.

– Вы можете идти, мадемуазель, – сказал он. – Господи, на что мне модель, которая беспокоится, не остыл ли обед на плите, или опасается за свою невинность.

Она не двигалась с места. И вдруг спросила:

– У меня подходящая для натурщицы фигура? – Может быть.

– Вы хотите увидеть мое тело?

Он пожал плечами – еще бы! Тело есть тело.

– Хотите, чтобы я позировала для «Евы»?

– Спасибо, нет! Хватит с меня этих Ев!

– Чего же вы хотите?

– Это зависит от того, что я увижу.

Она с минуту колебалась, потом сказала:

– Вы отвернетесь, пока я разденусь?

Ему вдруг захотелось крикнуть, что это глупо, но при виде ее смущенной улыбки, он понял без слов: она вверяет ему себя, свое будущее, и послушно повернулся к ней спиной.

Через несколько минут Камилла прошептала:

– Я готова, Огюст. Я около станка.

Сложена она была изумительно, как он и предполагал, ее тело было столь же прекрасно, как и лицо. Идеальное тело натурщицы, ликуя, говорил он себе, именно о таком он и мечтал: белоснежные девственные плечи, длинный изящный торс, тонкая талия, красивые бедра, стройные, хорошо развитые ноги, небольшие, но округлые ягодицы и самое волнующее – высокая грудь. Господи, какие великолепные груди! Еще совершенней, чем он воображал, – высокие, совсем как на египетских фресках, полные, упругие. И он был доволен матово-розовым оттенком ее кожи. Такая кожа прекрасно отражает свет. Наконец-то перед ним тело, достойное мрамора!

Камилла не узнавала мэтра, так он преобразился. Его глаза сияли, лицо горело, порывистым шагом он подошел к ней. И вдруг остановился.

– В чем дело? – пробормотала она. – Что-нибудь не так?

Такой бледной он ее никогда не видел. Она вся дрожала, охваченная страхом.

– Вы боитесь? Вам нечего бояться.

– Я не боюсь. – Но она продолжала дрожать. Он набросил ей на плечи одну из своих рабочих блуз, затопил камин. Когда она согрелась и кожа ее порозовела, он приказал ей снять блузу и походить по мастерской. Сначала она держалась неловко и скованно, и он, теряя терпение, сказал:

– Ну чего вы согнулись, еще будете такой, когда ягодицы опадут и живот обвиснет. – Тут она поборола свою робость и с гордым видом, величественной походкой зашагала по комнате; природный румянец снова заиграл на ее лице.

Огюст сделал с нее десятки набросков. Нарисовал множество фигур в движении, но ни одна его не удовлетворяла. Уже наступили сумерки, когда он наконец велел Камилле остановиться. Она падала от усталости. Но мэтр еще не кончил. Она слишком благородна, говорил он себе. Он внушал себе, что смотрит на нее с профессиональным бесстрастием, но, когда она, повернувшись, улыбнулась ему смущенной улыбкой, он понял, что обманывает себя. Эта девушка необычайно волновала его. Вид ее обнаженного тела разжигал в нем страсть. Он желал ее, как никогда еще не желал ни одну женщину. Его влекла к нему сила, с которой не совладать. Он резко сказал:

– Вы все еще слишком скованно держитесь.

Наступило долгое молчание. Камилла стояла, опустив голову. Ее обидела его резкость, но теперь она не сомневалась, что должна принадлежать этому мужчине. Она чувствовала на себе его неодобрительный взгляд, и это было невыносимо – какой он мужественный, именно такой, каким должен быть мужчина.

– Пройдитесь передо мной, – приказал он.

Она прошлась медленно, нерешительно. Огюст вдруг остановил ее. Надо прикоснуться к телу, чтобы уловить ритм движений. Он провел ладонями по талии, чтобы запомнить точно линию, ощутить пульсирующую плоть, неуловимый аромат ее кожи. Она так отличалась от всех его моделей! Близость этой девушки вызывала в нем непреодолимое желание.

Прикосновение чудесных рук Огюста родило в Камилле бурную волну ответных чувств. Под его руками тело ее трепетало. Он должен взять ее, она возненавидит его, если он этого не сделает. Она любит его, она его не боится. В порыве чувств Камилла судорожно прильнула к Огюсту.

Он повел ее наверх, его робость сменилась уверенностью. Романтическая любовь – самая опасная, он это знал, но ему было уже все равно. Как хорошо, что между ними так много общего, благодаря ей он обрел в себе новые силы и уверенность, стал таким, каким хотел быть, и это, пожалуй, важнее всего.

А потом уже не было ничего важнее объятий.

Камилла была благодарна Огюсту: он не был с ней груб, резок и поспешен в любви; он сумел провести ее сквозь опасности, которые таятся в невинности и неведении, с тактом и бережностью, чего она не ожидала. Она наслаждалась полнотой переполнявших ее чувств, прижимала его сильные ладони к своим нежным щекам, целовала и ласкала их. И когда он вдруг отстранился, это ее потрясло. Не успела она спросить, в чем дело, как Огюст зажег свечу, набросил на плечи блузу и поспешил вниз, разговаривая на ходу сам с собой.

Ну и глупец же он! Стоя перед последним начатым с нее наброском, он вдруг понял, в чем была ошибка. Он идеализировал, когда надо было индивидуализировать. Он ошибся, подход был неверным.

В дверь постучали. Огюст вздрогнул; кто мог разыскивать его здесь? Оказалось, привратник, которого разбудил свет.

Огюст облегченно вздохнул.

– Я работаю.

– Извините, мосье, – сказал привратник, толстый пожилой мужчина.

– Спокойной ночи, – Огюст захлопнул дверь перед самым его носом.

Он так ушел в работу, что не заметил Камиллу. Она стояла у подножия винтовой лестницы и наблюдала за ним, завернувшись в одеяло – в спешке не нашла ничего другого. Ей пришлось громко кашлянуть несколько раз, прежде чем он заметил ее.

– Я был идиотом, – сердито сказал Огюст.

– Идиотом? – Она вздрогнула. Значит, все, что между ними произошло, ошибка? – А как же я? – спросила она.

– Как же ты? Я был глупцом, но и ты не лучше.

– А что мне еще было делать? – Слезы застилали ей глаза. Он – ее первый мужчина, и она поддалась его обаянию, разве она могла устоять?

– Я старалась. – В этот момент она его ненавидела.

– Да, конечно. Но этого было недостаточно. – Он хмуро смотрел на скульптуру.

– Я не о том. Я про нас, там, наверху.

– А, про нас. – Неожиданно он сказал: – Ты очень мила вот так, с распущенными волосами. Я и не знал, что они у тебя такие длинные. Стань вон там и не снимай одеяла.

– Где? – Она была растеряна.

– Возле станка. Зачем, по-твоему, я спустился вниз?

– Значит, тебе было со мной хорошо?

Он посмотрел на нее так, словно она сошла с ума.

– Милая, неужели надо спрашивать?

– Я думала… – Теперь она не могла сказать, о чем думала.

Он не слушал. Он снова разглядывал фигуру, над переделкой которой трудился, когда его оторвали.

– Я совсем запутался. Допустил ужасную ошибку. Как я мог оказаться таким глупцом? И ты мне не помогла.

– Огюст, это несправедливо. – Он обращался с ней, словно с ребенком.

– Несправедливо? – Он усмехнулся. – В искусстве не существует понятия «справедливость». Я видел в тебе идеал, а не индивидуальность. Когда я лепил тебя, я не был достаточно уверен в себе, достаточно объективен. Мало сделать тебя «Весной» иди «Данаидой», нужно видеть тебя такой, какая ты есть. А я был рабом своих чувств, а не их хозяином.

– Что же мне надо сделать?

– Позируя, быть естественней, самой собой. Чтобы я чувствовал в тебе Камиллу, а не женщину вообще.

Она испугалась. Нет, никогда она не сумеет удовлетворить его ни как натурщица, ни как ученица. Камилла плотнее закуталась в одеяло и стала подниматься по лестнице, но Огюст остановил ее, поцеловал и сказал:

– Камилла, дорогая моя. Что поделаешь, ведь я из крестьян, не умею говорить комплименты, я…

– О! – вдруг перебила она. – Ты пахнешь глиной. – Он отступил, и ей стало его жалко. Как бы он ни делал ей больно, она не хотела ранить его. – Прости, Огюст, я не всегда тебя понимаю.

Он спокойно сказал:

– Недавно ты стояла вот тут, и я говорил себе: бог мой, какая она неприступная, – и все еще не могу поверить в то, что случилось. Но когда я леплю твою фигуру, все обретает для меня реальность. Это мой язык, на нем я могу с тобой разговаривать. Ты можешь сейчас позировать?

– Конечно!

– Недолго, всего несколько минут.

Они работали почти до рассвета.

Дата добавления: 2015-08-18