Глава девятнадцатая. Девятьсот девяносто девять частей

Пробуждение не принесло облегчения. У В. было чувство, что кто-то за ночь успел разобрать его тело на составные части и теперь ему придется долго собирать их воедино. Кое-как он встал. Во рту была страшная сушь, язык приклеился к нёбу. Накатывала слабость. В. потащился в ванную, тихонько молясь про себя, чтобы там вдруг появилась вода. Однако кран на все мольбы В. ответил только недовольным клокотанием. Здесь стояла такая же сушь, что и во рту у В. Чертыхнувшись, В. выполз из ванной и прошел на кухню. Здесь тоже ничего не изменилось. Добрая фея не оставила завтрак или хоть чашечку горячего чая. Или лучше стакан холодной воды… Вода, о, вода, водичка, водица, чистая прозрачная, сияющая! Хоть бы одну каплю уронить на этот жесткий колючий язык!

В. вздохнул. Он знал очень хорошо, что если сейчас будет думать о воде или еде, то этим только усилит свои мучения. Пока что единственное, что он может сделать, ждать. Ждать спасения. И В. старался, как мог, отвлечься. Он снова подробно изучил всю маленькую квартирку, а также содержимое чулана, но не нашел ничего интересного. Разве что Парадный Татачи хорош, но В. был так устал и разбит, что ему было не до холодного оружия, каким бы красивым оно ни было.

Особое внимание В. уделил стене, где должна была быть дверь, но опять ничего не отыскал. Он прополз несколько раз вдоль стены на коленях и ощупал каждый бугорок и неровность на ее шероховатой поверхности, надеясь на то, что где-нибудь найдется кнопка, открывающая потайную дверь. Поиски его, как и следовало ожидать, не увенчались успехом. Да В. и сам нутром чувствовал, что его заточение не случайно, и что о нем, конечно же, не забыли, напротив, его намеренно оставили взаперти. В. почти не сомневался, что за ним наблюдают. Потому В. не позволял себе ни стонать, ни жаловаться, ни каким-либо еще способом выражать недовольство.

Но каким издевательством выглядели теперь недавние разглагольствования Мистера о том, что В., видишь ли, не будет ни в чем нуждаться! Так вот чего стоят все эти рассуждения о свободе! Ох, если только В. выйдет из этой комнаты и встретится с Мистером, он задаст ему по первое число!

По правде говоря, если бы голова В. не была сейчас полна тяжелого тумана, то он посвятил бы время тщательной разработке плана мести. В. не сможет, скорее всего, отлупить Мистера и самые страшные ругательства и оскорбления ничего не значат для этого престарелого пакостника. В. уже понял, что ни его слово, ни его кулак не смогут уязвить Мистера. Но все равно В. нашел бы слабое место у противного старикана. Может быть, это Леяна? Даже ее сейчас не пожалел бы В., ведь и ежу понятно, что она заодно с Мистером.

В. вспоминал события прошедших дней и проклинал себя за то, что не покинул Дом, когда ему это предлагал Джадж! Хотя, с другой стороны, он сомневался, что Джадж действительно выпустил бы его на волю.

Не забыл В. и свой счастливый полет в Улете, но этот полет теперь казался В. только злой насмешкой, словно бы ему нарочно показали кусочек свободы для того только, чтобы он был еще несчастнее сидя взаперти. Лучше бы он остался в той безлюдной пустыне и сгинул там, чем умирать здесь, даже без надежды в последний раз увидеть небо!

Помнил В. и Детскую, и то, как хорошо ему было там, но тем мрачнее ему казалась его теперешняя тоска. И каким он был остолопом, когда держал перед отцом свою пламенную речь! Он-то думал, что Дом – это его обретенное счастье, а оказывается, что это темница, из которой В. нет выхода! Он думал, что нашел путь к спасению, а выясняется, что прав был отец, когда предостерегал его. Где же тот радостный В., что был позавчера? Где тот смех, которому научил его Эл Рэл? Все растаяло как дым. И остались только равнодушные молчаливые стены…

В. перебирал в памяти подробности своих встреч с Мистером, Леяной, Джаджем и другими обитателями Дома, силясь разгадать только одну загадку: зачем им понадобилось так подло глумиться над В.? Что они задумали? О том, что, возможно, он никогда уже не выйдет из этой комнаты живым, В. старался не думать.

Надо же, а ведь еще недавно В. мог бы поклясться, что эти люди его друзья. И Леяна, и Эл Рэл, и бородачи, казалось, так были добры к нему, так полны искреннего участия. Очевидно, это был всего лишь отвлекающий маневр, чтобы усыпить бдительность В. И им это удалось. В. и в голову не пришло сопротивляться, когда его, как барана в стойло, отвели в эту комнату. И снова В. злился на самого себя. В. еще не раз за вновь и вновь проходил этот порочный круг, злясь то на Дом, то на Мистера, то на самого себя. Он знал, что это ему ничего не даст, но не мог остановиться.

Как раненый зверь, он метался по комнате и боялся замедлить шаг, боялся расслабиться хоть на мгновенье, потому что знал, что этот стержень кипящей ярости раскрутится в нем в бешеную, сметающую все на своем пути махину. Может быть, он будет выть, как дикий волк, или биться головой о стену, В. страшился даже подумать о том, что произойдет, если он хоть на миг даст слабину. И потому он скрежетал зубами, но, преодолевая слабость, не переставал шагать по комнате без цели и без особого желания, но для того только, чтобы не останавливаться и не задумываться о том, как он зол на весь свет.

Он бродил из угла в угол, пока окончательно не выбился из сил. Его трясло, когда он рухнул на диван. Теперь у него не осталось сил даже на злость. Укрывшись одеялом с головой, чтобы никто не смог его видеть, он тихо, но самозабвенно заплакал. Он заглушал как мог рыдания, в которых изливались его ярость, его беспомощность и его обида. Он не плакал так с самого детства. Не плакал так искренне, забыв обо всем, кроме своей досады. Плача, он стал воплощенным горем и, как ни странно, это ему помогло. Слезы были такими горячими, что обжигали щеки, но они принесли облегчение.

Он плакал и плакал, потому что знал: он ни в чем не найдет утешения. Любящая рука не приласкает его, и верный друг не скажет слов ободрения. Ни любви, ни дружбы, ни родного дома, в жизни В. не осталось ничего. Если бы он только мог вспомнить хоть что-то, ради чего стоило бороться за свою жизнь. Если бы его ждал хоть кто-то дорогой и любящий за этими стенами. Кто-то, на радость встречи с кем В. мог бы уповать. Но сейчас он не мог рассчитывать ни на нежную заботу любимой, ни на успокоительное однообразие повседневных забот, ни на туманный шепот надежды. И вот он впервые совершенно один посреди неприветливого бушующего моря невзгод. В. никогда не знал, что одиночество бывает таким бесконечным, а отчаяние таким беспредельным.

У него не осталось ни одного щита, чтобы заслониться им от наваливающейся на него тяжести. Что-то большое, огромное, рядом с чем В. был всего лишь букашкой, надвигалось на него, и ему не было спасения. Когда же он успел все потерять? Он словно раздробил себя на тысячу частей и выбросил девятьсот девяносто девять из них. И вот теперь осталась только крохотная частичка его прежнего, только малая ничтожная часть того сильного и красивого В., каким он был когда-то.

Он знал, что не мог поступить по другому, но все же не мог понять, зачем он последовательно разрушил все, чем наградила его судьба. Если ему не нужен ни уютный очаг, ни стабильный заработок, ни крепкая семья, то что же, что же ему нужно? Если бы только В. понял это, тогда он смог бы обрести пусть и не цельность, но хоть какую-то духовную плотность. А сейчас он был неверным и зыбким, как туман. Неужели Мистер прав? Неужели все, чего ищет В., это свобода? Но свобода от чего? В чем она? И разве существует такая свобода, которая не ограничена ничем? И зачем такая свобода ему? В. предчувствовал, что в поисках этой свободы он потеряет самого себя, утратит даже воспоминание о том В., который жил когда-то. Так, терзаемый тягостными думами, он метался под одеялом, пока тяжелый сон как благословенное избавление не пришел к нему.

Дата добавления: 2015-08-18