Нерешенная проблема

Оформление места для пиршества было простым. Концентрические круги под навесом: первый – свечи; второй – наши, сделанные из банановых листьев тарелки; третий – мы сами, севшие в круг; а четвертый – вновь свечи. Впечатляющее и внушающее ужас зрелище. Оранжевые лица, свет, мерцающий в облаках дыма от марихуаны. И еще жуткий гам. Люди не говорили – они орали во всю глотку. Кто‑то визжал. Одни лишь шутки или просьбы передать кастрюлю с рисом, но голоса срывались на визг.

Я настоял, чтобы мы все сели вместе. Это значительно облегчило наше положение. Мы смогли без проблем избавиться от рагу, и Кити с Франсуазой были под надзором у меня и Этьена. Это также уменьшало вероятность того, что нашу относительную трезвость заметят остальные, иначе у нас могли быстро возникнуть трудности. Спустя примерно час после начала пиршества первым обратил внимание на происходящее Кити:

– Говорю тебе, что они в отключке, – сказал он. При стоявшем галдеже Кити даже не было необходимости понижать голос до шепота. – Ты бухнул туда слишком много травы.

– Думаешь, они точно в отключке?

– Наверное, они еще не глючат, но…

Я посмотрел на Сэл, сидевшую как раз напротив меня. Странно, но, несмотря на оглушительный шум, она казалась персонажем из старого немого фильма. Выкрашенные сепией, мерцающие подергивающиеся губы, издающие неразличимые звуки. Застывшие губы. Изогнутые брови. Должно быть, она смеялась.

– Да, они в отключке, – повторил Кити. – Или они, или я.

Позади нас возник Грязнуля:

– Рагу! Добавка! – закричал он.

Я вскинул руку:

– Я сыт! Больше не могу!

– Съешь еще! – Он нагнулся и вывалил передо мной солидную порцию овощей. Варево поползло через края бананового листа, подобно потоку лавы, покрывая рисовые зерна и увлекая их за собой. Маленькие люди в потоке лавы, подумал я, и неожиданно мне показалось, что я тоже поплыл. Я сделал одобрительный знак Грязнуле, подняв большие пальцы рук кверху, и он пошел дальше по кругу.

Через полчаса, примерно без четверти девять, я покинул пиршество под предлогом, что мне нужно отлить. Мне на самом деле приспичило, но прежде всего я желал повидать Джеда. Судя по тому, как развивались события, я предполагал, что маниакальное состояние празднующих продлится не дольше полуночи, поэтому мне захотелось узнать, не решилась ли наша последняя проблема.

Я облегчился перед палаткой‑больницей. Плохой, конечно, поступок в обычной жизни, но гражданская ответственность больше не входила в число моих приоритетов. Затем я просунул голову в палатку. К моему удивлению, Джед спал. Он был на том же самом месте, где просидел весь день, с тем лишь отличием, что сейчас он лежал на боку. Наверное, не спал всю предыдущую ночь.

Еще более удивляло то, что Христо был все еще жив и делал свои жалкие вдохи‑выдохи – настолько слабые, что язык не поворачивался назвать их настоящим дыханием.

– Джед, – позвал я его, но он даже не пошевелился. Я позвал громче, и ответа снова не последовало. Вдруг со стороны навеса донеслись оглушительные крики. Они продолжались довольно долго, и когда Джед не пошевелился даже на этот раз, я понял, что у меня есть редкая возможность.

Я добрался до головй Христо, проскользнув вдоль левого края палатки. Потом, как я и думал сделать раньше, я зажал его нос и закрыл ему рот рукой. Он не дернулся и совсем не сопротивлялся. Через несколько минут я убрал руки, досчитал до ста двадцати и выскользнул в прохладу ночи. Дело было сделано. Все оказалось очень просто.

Когда я вернулся на площадку, прищелкивая пальцами в такт своим шагам, я понял причину раздававшихся до этого криков. В центральном круге свечей находились югославки, которые, положив друг другу головы на плечи, под общий шум танцевали медленный танец.

Здесь что‑то происходит…

К тому времени как я снова занял свое место, югославки сумели вдохновить на танец еще несколько человек. Сначала пошли танцевать Сэл и Багз, затем – Грязнуля с Эллой, а потом – Джессе с Кэсси.

С моей головой творилось черт знает что, но я смог оценить красоту этого зрелища. Наблюдая за четырьмя парами, которые кружились одна вокруг другой, я вспомнил, как проходила наша жизнь на пляже. Казалось, даже Сэл успокоилась и на время оставила все свои планы и увертки, казалось, в ней не осталось ничего, кроме пылкой страсти к своему любовнику. Она выглядела совершенно другим человеком. Во время танца ее обычная уверенность исчезла. Шаги стали медленными и неуверенными, она обхватила Багза обеими руками, а ее голова покоилась у него на груди.

– Ее прямо не узнать, – сказал мне Грегорио, проследив за моим взглядом. Пока я убивал Христо, он занял мое место, чтобы поболтать с Кити. – Ты ведь никогда не видел ее такой.

– Нет… не видел.

– А знаешь почему?

– Нет.

– Потому что сегодня мы празднуем Тэт, а Сэл пьет и курит только во время Тэта. В остальные дни года ее ум сохраняет ясность. Мы отрываемся, а она держит свою голову трезвой ради нас всех.

– Она очень заботится о пляже.

– Очень, – эхом отозвался Грегорио. – Конечно. – Он улыбнулся и поднялся на ноги. – Пойду принесу еще кокосового пива. Хотите?

Мы с Кити отказались.

– Значит, я буду пить один?

– Значит, один.

Он неторопливо направился к рыболовным ведрам, в которых еще оставалось кокосовое пиво Жана.

Десять часов. Танец прекратился. Там, где раньше были танцующие, стоял Моше. Одной рукой он высоко держал свечку, а другой – касался своего лица. Не знаю, вызывал ли он интерес у остальных, но у меня точно вызвал.

– Это пламя, – произнес он, когда горящий воск потек на его запястье и дальше, по предплечью, образовав на локте изящный сталактит, – смотрите.

– Смотри‑ка, – сказал Этьен, обращаясь к Кэсси. Она тоже созерцала пламя свечей с выражением восхищения и удовольствия на лице. Возле нее сидел Джессе и шептал ей на ухо что‑то такое, отчего у нее отвисла челюсть. За ними, прислонившись спиной к одному из бамбуковых шестов, сидел Жан. Он то закрывал пальцами глаза, то отнимал их от глаз, моргая при этом, как котенок.

– Спокойной ночи, Джон‑бой, – крикнул один из плотников‑австралийцев.

Человек шесть‑семь сразу выкрикнули имена. Под навесом раздался взрыв хохота.

– Спокойной ночи, Сэл, – крикнула Элла, перекрывая соревнующиеся друг с другом голоса. – Спокойной ночи, Сэл, спокойной ночи, Сэл, спокойной ночи, Сэл!

Вскоре пожелание Эллы подхватили остальные, негромкое скандирование продолжалось, пока я курил сигарету.

– Спасибо, дети мои, – наконец ответила Сэл, вызвав новый взрыв хохота.

Через несколько минут плотник, крикнувший «Спокойной ночи, Джон‑бой», спросил:

– Кого‑нибудь еще вставило? – Ему никто не ответил, и он добавил: – Я вижу такое…

– Потчентонг, – как колокол, загудел Жан.

Моше уронил свечу.

– О йес, тут столько всякого….

– Потчентонг.

– Вы что, добавили в потчентонг галлюциногенных грибов?

– Это пламя, – произнес Моше, – оно обожгло меня. – Он принялся сдирать со своей руки полоску воска.

– Моше сбрасывает свою чертову кожу…

– Я сбрасываю кожу?

– Ты сбрасываешь кожу!

– Потчен – fucking – тонг…

Я наклонился к Кити:

– Такое не может произойти от одной марихуаны, – прошептал я ему. – Даже если съесть ее, она так не подействует, правда?

Он смахнул с затылка бусинки пота: – Они все с ума посходили. Быть трезвым еще хуже. Голова дуреет от одного их вида.

– Да, – сказал Этьен. – Мне это совсем не нравится. Когда мы сможем уйти?

Я в пятнадцатый раз за последние пятнадцать минут посмотрел на часы. Я не особенно продумал все, однако предполагал, что лучше покинуть лагерь около двух‑трех часов ночи, когда станет немного светлее. Но Этьен был прав. Мне тоже не нравился ход событий. В крайнем случае, можно, наверное, отправиться еще затемно.

– Подождем часок, – сказал я. – Думаю, через час мы сможем двинуться в путь.

Дата добавления: 2015-08-18