Снова бег с жестянкой

Билли приставил мне ко лбу дуло ружья, и в это время на меня нацепили наручник. С цепью длиной в фут. А на цепи – жестянка.

Представьте себе: заваренный кусок металлической трубы толщиной с огурец и длиной с руку от локтя до запястья. Внутри трубы фитиль, от которого торчит наружу только кончик. Когда его подожгут, выдернуть его невозможно.

Я держал эту штуку обеими руками, и она была тяжела, как смерть.

Оставалось только одно: бежать, будто сам Сатана хочет откусить кусок твоей задницы. По дорожке, через ворота, по дороге в деревню и к церкви.

Потом лезть на колокольню, тащить ключ из стеклянного кувшина, отмыкать наручник и кидать бомбу как можно дальше.

У некоторых получалось, у других нет – иногда Билля для смеху делал у бомбы короткий фитиль. Тогда ты успевал добежать только до ворот.

Я сидел и не шевелился. И лицо оставалось бесстрастным. Просто ничего другого мне от этих гадов не следовало ожидать.

Придется пробежать, отстегнуть от себя бомбу. Если этого не сделаю, то Сара, мой сын и все, кто здесь есть через неделю погибнут.

– Видишь, Ник Атен... – Джонатан глубоко затянулся, раскаляя кончик сигары добела. – Ты сам виноват

Вел бы себя как следует, мог бы вступить в Команду. Подобрать себе девушек, чтобы согревали по ночам. Курт улыбнулся:

– Если добежишь до церкви вовремя – добро пожаловать. Только уж постарайся бежать как следует. Джонатан еще раз глубоко затянулся:

– На старт, внимание... – Он коснулся сигарой кончика фитиля, торчащего из отверстия. – Марш!

Фитиль зашипел, рассыпая искры, и пламя исчезло в трубе. И виден был только голубой дымок из отверстия.

Я облизал губы:

– А что, если я останусь здесь... с вами? И посмотрим, что будет.

Команда с тревогой переглянулась и начала пятиться. Джонатан сунул сигару обратно в рот и вытащил из кармана куртки пистолет.

– А что, если я тебе голову прострелю? А что будет, посмотрим потом из гостиницы. Ник Атен, у тебя осталось примерно сто секунд.

Я побежал.

Жестянку я зажал в обеих руках, цепь болталась. Под издевательские крики Команды я рванул в сторону дорожки. Добежав до кустов, откуда им было меня не видно, я срезал путь обратно к строениям у гостиницы.

Я знал, что Джонатан ревнует Курта за его дружеское отношение ко мне. И не будет рисковать, переживу ли я этот бег. Он постарался, чтобы у жестянки был короткий фитиль.

Строения вылетели на меня размытыми контурами. Я остановился, тяжело дыша и оглядывая сараи, конюшни и гараж, не зная, чего я ищу – только надеясь, что когда увижу – узнаю.

Я забежал за бойлерную.

Давай, Атен! Еще десять секунд – и тебя разорвет к свиньям собачьим!

Я побежал быстрее.

Нашел!

За бойлерной был тяжелый бревенчатый люк в земле. От угольного погреба.

Я схватился за железное кольцо и потянул так, что мышцы на плечах затрещали. Люк поднялся, изъеденный временем. Молись, Атен, чтобы эта штука выдержала.

Я быстро бросил бомбу внутрь на всю длину цепи, потом захлопнул люк, прижав им цепь между самой крышкой и железной рамой люка.

И присел на эту крышку. В десяти дюймах у меня под ногами дымилась бомба, отделенная от меня только тремя дюймами столетней древесины.

И стал ждать.

И ждал.

Представляя себе, как искрящийся огонек ползет по фитилю к заряду.

Взрыва я не слышал.

Вот я сидел, неотрывно глядя на цепь, которая уходила под крышку люка, – и вот я уже лежу под стеной бойлерной, пытаясь дышать, но почему‑то без особого успеха.

Я закашлялся, кое‑как поднялся на ноги и тут же привалился к стене. Ноги тряслись, в голове гудело, а колени и кисти пульсировали адской болью.

Я потрогал лоб. На руках осталась кровь.

Сорванная взрывом крышка люка лежала в десяти футах от входа в погреб. На ней я стоял.

Тогда я посмотрел на руку. Волосы опалило, от наручника висели пять дюймов почернелой цепи.

Давай, Атен! Ты это сделал!

Как только смог, я захромал в сторону гостиницы, обогнув ее с тыла, и подошел к Команде со спины.

Они стояли, закрывая ладонями глаза от солнца. Сквозь звон в ушах я услышал, как они спрашивают друг друга, что со мной сталось. Взрыв они точно слышали.

Джонатан хмыкал и взволнованно затягивался своей толстой, как член, сигарой.

Я подошел к столу, взял бутылку синего спирта и отвернул крышку.

Они повернулись как один и посмотрели на меня с изумлением.

– Что смотрите, будто привидение увидели? – сказал я. Когда я поднял бутылку, Джонатан увидел оборванную цепь, висевшую у меня на запястье.

– Ты не добежал до церкви... Ты что сделал – цепь обрезал?

Я только улыбнулся. Он зажал сигару между зубами.

– Смухлевал, подонок? Сейчас опять понесешь жестянку... Только на этот раз честно.

Я подошел к нему почти на пару шагов и посмотрел в глаза. Ощутил, как сзади мне в спину ткнули стволом.

– Ладно, – сказал я. – Но я заслужил право выпить. И набрал полный рот синего спирта.

И выплюнул его в лицо Джонатану.

Спирт попал на сигару.

И вспыхнул с легким хлопком, окружив голову этого гада ярким оранжевым пламенем. Он с воем дернулся назад, покатился по террасе, волосы его горели и сплавлялись в шапку булькающей смолы.

Курт и Команда смотрели с отвисшими челюстями, будто на них обрушился Судный День.

Это было никак не дольше секунды, но казалось, она тянется вечно.

Я резко отмахнул назад бутылкой спирта, залепив по носу тому типу, что тыкал мне в спину стволом.

Он опрокинулся, прямой как палка.

За ним стоял Билли, лихорадочно дергая предохранитель своего “узи”.

Раньше, чем он успел передернуть затвор, я влепил ему в рожу пять хороших ударов, размозжив нос, губы и глаза. Потом дернул его на себя, вывернул автомат из рук и повалил его мордой вниз на землю.

Это был хаос. Команда орала, вопила в панике, кто‑то прятался под стол, кто‑то бежал. Только Курт сидел и смотрел на все это, накачанный наркотиками до бровей, полностью отделенный от реальности.

Двое из Команды на той стороне стола вытащили револьверы, но не успели они их поднять, как я нажал на спусковой крючок автомата, выпустив в них полную обойму, просто поливая горячим металлом, как из шланга. Они свалились, нашпигованные пулями.

Выискивая себе другое оружие, я взглянул вверх.

Джонатан приподнялся на локте. Два круглых лишенных век глаза смотрели белыми кругами с сожженного лица.

Я застыл: у него был в руке пистолет, наведенный мне в грудь.

И тут раздался этот шум.

Сначала так тихо, что едва можно было его различить. Тихий, тихий топот шагов.

И Джонатан тоже его услышал. Хотя лицо его было сплошной обгорелой массой, я увидел выражение этого неприкрытого, неудержимого ужаса на этом лице, когда Джонатан увидел, кто идет к нему.

И он смотрел на пистолет у себя в руке, будто тот вдруг превратился в шоколадку. Джонатан знал, что сейчас будет.

Слэттер шагал через террасу, и его сапоги гремели по плитам.

Джонатан успел повернуться, и последнее, что он видел, это был сапог Слэттера, опускающийся ему на череп, чтобы одним ударом отправить беспересадочным экспрессом в неувядающие сады вечности.

Команда дрожала от ужаса, видя приближение Слэттера. Они переводили глаза с сапог Слэттера на мертвого Джонатана, на татуированное лицо Слэттера и опять на сапоги.

Я был рад, что не на меня это направлено. Выражение глаз Слэттера было бы лучше сейчас не видеть.

– Положь, – сказал он тому из Команды, у которого был дробовик. Парень бросил ружье, будто оно было заразным. – А теперь... – Слэттер стоял и смотрел, как они пятятся от него, съеживаясь. – Все в бассейн.

Команде не надо было повторять дважды. Они побежали к бассейну и попрыгали внутрь, проламывая лед собственным весом.

– Так. Всем стоять и ждать, пока я не вернусь. Они отчаянно закивали, стоя по грудь в ледяной воде. Слэттер вернулся на террасу, где я стоял, приставив пистолет к голове Курта. Этот грустный гад и не шевельнулся. И на морде у него была смесь удивления, злобы и страха.

Я подал Слэттеру дробовик. Он покачал головой:

– Ружья – это для пидоров, слабаков – и трусов... Правда, Курт?

Курт задрожал, с отвислых губ закапала слюна. Слэттер протянул руку и взял снаряженную бомбу со стола. Застегнул наручник на руке у Курта.

– Ты усрался, Курт.

Полгода назад я бы попытался остановить Слэттера. Но не теперь. Не теперь, когда я видел, как Курт и его Команда насилуют, пытают, убивают и морят голодом один из последних фрагментов сохранившего разум человечества, упорно цепляющегося за жизнь в умирающем мире. Я отступил, чтобы Команде из бассейна было видно. Когда Слэттер поджег фитиль, страх вернул глаза Курта обратно в фокус.

– Да ты что? – завопил он. – Как ты смеешь? Звериные глаза Слэттера смотрели на Курта в упор.

– Спасите! На помощь! – завопил он своей Команде, загнанной в бассейн. Они испуганно глядели, не решаясь от страха шевельнуться.

С врем досады и страха Курт побежал по дорожке к деревне, прижимая бомбу к животу.

Я смотрел, как он бежит, и жалости не испытывал.

– Думаешь, он успеет?

– Мог бы. Он быстро бегает... Только... – Слэттер засунул руку в карман и вытащил серебристый ключик, – я успел раньше.

Мы молча ждали. Я представлял себе, как Курт бежит, карабкается на лестницу колокольни, сердце готово выпрыгнуть из горла, он выскакивает на крышу, нашаривает кувшин, поднимает, видит, что ключа нет, в ужасе орет, хочет вернуть время назад, чтобы не сотворить всего зла, что сотворил, и тут...

Дальний взрыв нарушил тишину.

– Что сделать с этими в бассейне. Ник?

– Скажи им, что у них есть выбор. Те, кто согласен стать добрыми гражданами Эскдейла, могут переодеться в сухое. Тех, кто не согласен, отведи в яблоневый сад и растопчи им головы. Их закопают с Куртом и Джонатаном.

Дата добавления: 2015-08-18