Сказочка про то, как царь Балобдуй учился рисовать у Матвея-крестьянского сына

Жил да был в стародавние времена в одной европейской стране жестокий и гордый царь Балобдуй. Правил он довольно справедливо, царство-государство его процветало в экономическом отношении, соседи войной ходить боялись, а разбойников в своей стране он и вовсе повывел. Словом, управлял царь рукой твердой и крепкой.

Но вот, во зрелых годах, наслаждаясь силой и финансовой стабильностью, роскошью и всяческими забавами и удовольствиями, царь Балобдуй почуял в своем сердце некую тоску, некое томление тихое. Поразмыслив о сем явлении, он призвал к себе мудреца Чин-ганч-пука, дабы посоветоваться или хотя бы просто облегчить душу. Родившийся в далеких краях Чин-ганч-пук частенько разговаривал с царем не только о государственных делах, но и, так сказать, неформально.

Выслушав Балобдуя и пошевелив мозгами, мудрец молвил:

– О великий государь! Я вошь, я права не имею ничего тебе советовать. Но скажу лишь то, что мне сейчас на ум пришло. А ты уж сам решай, полезная ли это информация или чисто моя дурь. Ибо ты велик, а я ничтожен. А может ли ничтожный советовать великому?!

– Говори! – приказал царь, которому пришлась по душе речь Чин-ганч-пука.

– Есть на востоке изрядно великая страна, называемая Россией, или Русью. Ты сие, государь, конечно, ведаешь. Когда-то мне доводилось недолго побывать там и пообщаться с некоторыми представителями народа, населяющего ту большую по территории и разнообразную по формам самовыражения тамошних жителей страну.

– Как-то ты… это… мудрено говоришь. Словоблудствуешь. А я этого не люблю, – строго молвил царь. – Говори по существу и понятно. А то: «представители самовыражения»… Тьфу! Как твой язык такое выговаривает?!

– Прости, о государь, мое скудоумие! Воистину, ты мудр, а я лишь путающийся в своих выражениях, убеждениях и заблуждениях интеллектуал.

– Ну-ну… – уже ласковей произнес Балобдуй.

– Русские люди, государь, страсть какие непонятные. У нас в Европе, а особенно в твоем чудесно устроенном государстве все, как говорится, тип-топ, все в ажуре, везде полный порядок. Может, это и гнетет тебя, о великий? «Когда все предсказуемо, начинается скука», – так говорил кто-то из древнеримских поэтов…

– Ха! – встал с трона царь и приосанился. – Съезжу в Россию и погляжу. А ты, Чин-ганч-пук, будешь во время моего отсутствия страной править. И не вздумай отнекиваться! Не зря же твоя должность называется «мудрец»!

– Тяжкая ноша, о великий государь… Но я твой раб и готов служить тебе… – смиренно ответствовал Чин-ганч-пук, с трудом сдерживаясь, чтобы не захихикать от радости.

– Ну-ну! И чтоб все было тип-топ! – строго приказал Балобдуй. – Я выезжаю завтра.

* * *

Долго ли, коротко ли, доехал царь Балобдуй до русских земель. Поездив немного по России в карете, он решил вступить в более тесные контакты с русскими людьми, для чего оставил всю свою челядь и охрану на постоялом дворе, переоделся в простое платье, взял чуток денег и пошел искать приключений и откровений.

Уже через пару часов дошел он до небольшой деревни – дворов пятнадцать. Стояло начало июня, все кругом цвело и пахло, и царь Балобдуй почувствовал себя бодрее и моложе.

Он прошел немного дальше. И тут-то повстречался ему Матвей-крестьянский сын, парнишка лет одиннадцати, но уже с характером и с творческим подходом к жизни. Матвей пас гусей близ живописно текущей речки и при этом рисовал карандашом эскизы в большом блокноте.

– Эй, пацан, чем это ты занимаешься? – окликнул его Балобдуй. – Акварели пишешь?

– Пишут письма. А я рисовальщик, – хмуро ответил Матвей. – Шел бы ты, дядя, мимо. А то гусей напугаешь. Да и мне недосуг. Я работаю.

– А что, сынок, тебе за твое рисование деньги платят? – решив сменить тон на более почтительный, спросил царь мальчишку.

– Не. Я просто гусей рисую и реку. И что хочу.

– А научи меня, – вдруг попросил Балобдуй неожиданно для себя. – Я, вправду, хочу. У меня и краски есть немецкие с собой – я их случайно в карман сунул.

– Импортные… Акварельные… – удивленно протянул Матвей, увидев вытащенные царем краски. – Ух ты! А кисти есть?

– Нема, – развел руками Балобдуй.

– Ну ничего. Волос пряди срежем и ниткой к палочкам примотаем. А для воды у меня кружка большая есть.

И они сели рядом и принялись рисовать.

* * *

Балобдуй совершенно обалдел. Он забыл, что он царь, что он взрослый, что у него куча денег и огромная власть, что у него есть одна официальная жена и несколько неофициальных, что он знает много-много всякого, что у него имеется огромный жизненный опыт… В данный момент силу и значение имело лишь одно: как и куда положить краски на листе бумаги.

Матвей руководил процессом. Сначала он попросил Балобдуя нарисовать барашка. Когда царь успешно справился с этой задачей, они вдвоем принялись изображать стадо гусей, потом – реку с кувшинками, потом – небо с птичками…

Крестьянский парнишка похвалил взрослого дядю и предложил:

– Давай я буду карандашом рисовать, а ты раскрашивай! И дорисовывать что-то свое можешь.

Они взялись за это дело. Солнце весело грело с неба, гуси спокойно щипали травку, ласточки летали и ловили мошек… А на листках бумаги появлялись все новые и новые откровения.

– Весело с тобой рисовать! – одобрительно молвил Матвей. – Хороший ты дядька!

– Ладно уж! – улыбнулся царь. И подумал, что это самая приятная и самая искренняя похвала, которую он когда-либо слышал в свой адрес.

Они пообедали бутербродами с сыром и молоком, которые были у Балобдуя в котомке, и куском черного хлеба и квасом, которые были у мальчика. Дожевав и допив, пошли купаться в речку, оставив гусей под командой вожака стада умного гусака Свирьки. Свирька, поняв возложенную на него задачу, кивнул, перестал щипать травку, поднял голову и, уже не отвлекаясь, стал наблюдать за своим стадом и окружающим пространством.

Накупавшись до одури и чуток обсохнув, Матвей и Балобдуй снова сели рисовать. На сей раз они работали каждый сам по себе и лишь изредка поглядывали, что получается у другого. Свирька снова хотел было пастись, но, поняв, что эти двое с головой ушли в творчество, вздохнул и продолжил наблюдение.

Хорошо, что у Матвея оказался с собой толстый почти новый альбом. И красок хватило. И карандашей. И вдохновение было.

* * *

К вечеру они простились. Матвей погнал стадо гусей в деревню. А Балобдуй, подумав, пошел на свой постоялый двор. Они договорились встретиться завтра, если получится. Рисунки поделили, а краски Балобдуй оставил мальчику.

На постоялом дворе царя ожидало письмо от его тайного советника по делам государственных служб Морфия. Советник сообщал, что Чин-ганч-пук ворует из казны в неслыханных масштабах, гноит в тюрьме половину министров и собирается воевать с Австрией. Народ недоволен, в стране начался экономический кризис, дети не хотят учиться в школах.

Балобдуй, прочитав письмо, тут же вызвал своего походного управляющего и приказал немедленно закладывать лошадей. Он понимал, что надо спешить изо всех сил, и уже прикидывал, как будет восстанавливать порядок и справедливость в своем государстве.

Через полчаса все было собрано и Балобдуй в сопровождении полусотни слуг и охранников уже мчался по направлению к Европе.

* * *

Меняя лошадей, скакали день и ночь. И вот царь въехал в свою столицу. Доведенный за время его отсутствия до отчаянья народ радостно приветствовал правителя, высыпав на улицы. Балобдуй вылез на крышу кареты через специальный люк и махал людям рукой, в то время как кони несли его ко дворцу. «Вот ужо он теперича задаст Чин-ганч-пуку!» – говорили в толпе.

И впрямь. Ворвавшись в свой дворец, Балобдуй, как молния, промчался по лестницам и коридорам и влетел в тронный зал, где неудачливый мудрец сидел на царском троне и жевал сухарики, запивая их пивом из шикарной, украшенной бриллиантами чаши.

Увидав грозного царя, глаза которого сверкали подобно раскаленным углям, Чин-ганч-пук поставил недопитую чашу на мраморный столик, отбросил мешочек с сухариками и, спрыгнув с трона, бухнулся на колени. Он елозил своим лицом по полу и хныкал:

– Я больше не буду… Я исправлюсь…

* * *

Порядок Балобдуй восстановил быстро. Чин-ганч-пука он пощадил, но послал подальше – в Гренландию рисовать овцебыков. Предварительно, конечно, царь отнял у мудреца все награбленное. Экономика снова заработала четко. Министров выпустили из тюрьмы. Дети стали послушно ходить в школы. Народ успокоился.

И только тогда Балобдуй вспомнил о Матвее и о чудесном дне, проведенном на берегу реки в далекой России. Царь достал рисунки и долго их разглядывал. И понял, что ездил не зря. На душе было ясно и радостно.

Балобдуй взял лист бумаги, кисти и краски и, прямо сидя на троне, принялся рисовать…

Дата добавления: 2015-08-18