ПЕНЗА. Полдень. Выстрелы прозвучали оглушительно, речной песок продрал ладони

Выстрелы прозвучали оглушительно, речной песок продрал ладони. Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла. Эти строки, написанные Севиным земляком – Лермонтовым, как колеса паровоза, ритмично крутились в голове беглеца под стук сердца и хрип дыхания. Он вылетел из воды на четвереньках, прорвался сквозь кусты и бросился бежать вдоль дороги, скрываясь за редкими тополями и разбрасывая во все стороны струи воды. Время пошло на секунды. Сева, миновав глубокий поворот, расслабленно встал у обочины и выкинул в сторону руку с оттопыренными пальцами. Машин было мало, но Фортуна сегодня не дремала: сразу же плавно притормозил старенький «Москвич». Сева плюхнулся на сиденье и промямлил:

- Отец, мне до Ахун (восточный район города), э-э-э, до леса подбрось. Сотка устроит тебя?

Водитель, седенький старичок, закивал, и толчками тронул свой экипаж вперед.

- Ты, отец, это… Прости только, я тебе салон, э-э-э, залью маленько. Видишь, мокрый я весь. Пацаны меня сейчас, козлы, в речку столкнули. Понимаешь, нет?

Старик кивнул.

- Такая короче, фигня. Пацаны мои, стояли на набережной, я Гошу толкнул Толстого, а эти два барана меня взяли, и пихнули со всей дури. Типа, говорят, не знали, что я в воду упаду. Вообще, блин, скажи, отец! Офигела молодежь!

Старик кивал, вцепившись в истертую баранку. Когда уже стал виден сине-зеленый океан сосен, Севино сердце сбавило обороты.

- Вон, братан, вторая пятиэтажка, ага. Которая к лесу поближе. Вот здесь тогда встань, ага.

Водитель притормозил и скрипучим голосом произнес:

- Горазд же ты брехать, парень. Что ж думаешь, если старый, значит – дурак?

Сева напрягся, внешне только больше размякнув:

- Э-э-э, не понял, братуха.

- Все ты понял. Что ж, думаешь, я выстрелы не слыхал, что ли? Лягавых на мосту не видел? А руки-то чем у тебя натерты, не наручниками? А?

Сева предпринял последнюю попытку:

- Какие лягавые, какой мост? Ты что, бредишь, что ли?

- Не лепи горбатого. Видал я тебя, как ты в речку ласточкой сиганул.

Сева на несколько секунд растерялся. А потом улыбнулся.

- Твоя правда, отец. И денег у меня нет, тебе за провоз отдать, ты уж прости меня. Потом отдам, обещаю.

Старик довольно хмыкнул.

- То-то. За что ж страдал-то, родимый?

- За русских, отец. Цыган я порешил, что девочку изнасиловали. Слышал, может, про злодея - русского фашиста? Я это.

Старик молчал, отвернувшись в сторону.

- Отец? Чего молчишь-то? Прости уж, бежать мне надо. А деньги отдам. Потом, обещаю.

Старик обернулся, мутные глаза его были полны слез.

- Сынок, - прошептал он, - сынок, да я… - Он рванул из-под сиденья пакет, полный мятой мелочи и вывалил Севе на колени. – Бери, бери все, тебе сейчас нужнее. Бери, сынок и беги скорей, скоро волки нагрянут…Я ведь и Юлечку-то знал… Как тебе еще помочь, родной?

Сева аккуратно перевалил деньги обратно в истертый пакет.

- Спасибо, батя. Не надо. Скажи, как тебя найти, чтоб долг отдать? Или хоть так в гости загляну?

Старик махнул рукой.

- Беги, беги, родной.

Сева низко, как мог, поклонился и бросился в лес. Он сразу углубился в посадки, рванул по узким тропинкам, стараясь не терять силы. Все здесь было ему знакомо, здесь он бегал в юности на лыжах, сдавал эстафету в институте, собирал грибы, и ходил с друзьями в поход – праздновать многочисленные дни рождения. Бежать надо было еще долго. Уже подняли по тревоге курсантов школы милиции, уже прыгают в машины кинологи с собаками, уже перекрывают дороги. Будем надеяться, что до вертолетов дело не дойдет. Бежать надо было еще около трех часов.

После поворота на Заречный досчитать до шестой вышки ЛЭП и углубиться в лес. У двух сосен, растущих из одного корня, повернуть налево. Отсчитать около ста шагов. А дальше просто – дальше чуть заметные метки красной краской. Раз, два, три. Вот она, большая сосна, прямо у подножия стоит нетронутая пустая бутылка из-под пива. Считаем тридцать мелких шажков длиной в стопу. Отлично. Даже пробка из-под пива лежит на месте. Чуть разрыхлить дерн – и вот она, саперная лопатка! А дальше копать, копать, пока штык не воткнется в мякоть чемодана, обмотанного целлофаном! Открывается просто – все цело! Сработал весь план, который весь был построен только на авось! Нет, нет, рано еще переводить дух!

Десятки вооруженных людей только вбегали в лес, а на самарской трассе уже голосовал молодой усатый лейтенантик в новенькой форме с небольшим чемоданчиком. Он смело бросился наперерез корявому ЗИЛу, с выставленным удостоверением личности офицера в красной обложке.

- Ты чего, ошалел, под колеса бросаться? – заорал лохматый водитель, высунувшись в окно.

- Извини, друг, - тонко запищал лейтенантик. – От наших я отстал, по тревоге всех подняли, а меня в части не было! Подбрось, пожалуйста, сотку дам! А то комбат меня живьем сожрет!

- Ну садись, - сразу подобрел усач, - у бабы что ль был?

Лейтеха не ответил, но по густому румянцу, залившему его щеки, водила понял, что угодил в цель.

- Бабы, это, сам знаешь – дело такое, - заключил он, - погубят они нас. Я помню, тоже сколько раз на губу из-за них попадал…Я только это, до Золотаревки – дальше не могу, сам понимаешь.

- Да хоть так, дружище, я там доберусь как-нибудь. – Лейтенант сунул в лапищу водиле сторублевку. Хорошо, что карманы не перепутал: в одном лежали российские сотни, а в другом – уже тысячи долларов – стоимость проданной квартиры. От Золотаревки до самарской трассы совсем рукой подать.

А к капитану милиции Сергею Воробьеву, начальнику штаба по розыску сбежавшего из-под стражи, доставили свидетеля, сухонького седого старичка.

- Лысый такой, небритый, в кофте синей, мокрый весь - описывал старик, бешено жестикулируя. – Деньги у меня все отобрал, подлец этакий! Все, что заработал! Товарищ капитан, что ж такое? Кто же мне кровные мои отдаст?

- Отдадим, батя, отдадим, - подпевал своей ликующей душе капитан. – Ну, вот тебе карта, показывай, куда ты его вез? – И проследил за сморщенным пальцем. – Так. Вот сучонок, все карты нам перепутал. Посиди пока, отец. – Он поднял трубку. – Шестобоев, ситуация меняется в корне. Тут свидетель говорит, наш удалец машину у него угнал. Заставил в другой конец города везти и отпустил. Потом - пешком, без машины, машину деду оставил. Ну да, кто же знал-то? Давай своим бойцам отбой и тащи всех в Арбековский лес (западный район города). Оставь немного для страховки. Он, видать, не на восток, а на запад решил махнуть, на Москву или на Тамбов. Ну, в Москве его точно не найдешь. Отставить разговоры. Выполняйте. А тебе, отец, спасибо, поймаем – лично деньги отдам. До свиданья, проводят тебя. – Мешковатый сержант распахнул дверь, поддерживая под локоток посетителя.

Вдалеке бабахнул гром. Воробьев усмехнулся и выглянул во двор сквозь пыльное, давно не мытое стекло. Небо стремительно чернело.

- Везет, везет парню. Если дождь пойдет, собаки его точно не найдут. Уйдет.

Старик, ступая по коврам коридоров с золотопогонными портретами, что-то бормотал себе под нос, совсем не слышимое:

- Не нужны, не нужны мне деньги ваши…

И только когда отошел за километр от ненавистного белого здания, рванул на груди ворот, так что сверкнули четыре вождя, выколотые пережженной резиной на груди, и завопил в небо:

- Не возьмешь наших!!

А Сева уже смотрел на мокрый асфальт, блестящий под фарами дальнего света, и на миллионы иголок дождя. Огромный 30-тонный Супер-МАЗ, словно крылатый танк, несся по шоссе на север, обгоняя указатели и оставляя далеко позади деревеньки и городки. Водитель включил свою самодельную магнитолу с единственной кассетой. Эту запись, похоже, слушали все дальнобойщики России, и Сева, проколесивший экспедитором не одну трассу, тихонько начал подпевать:

- Это не я имею машину, это она имеет меня…

Водитель, молодой еще парень, добродушно усмехнулся:

- Сами далёко, товарищ лейтенант?

- В Самару! – с гордостью ответил офицер. – Матушка там меня ждет… Уж пять… Да, пять лет и пять месяцев как меня не видела. Я ж сам куйбышевский.

Было уже темно. Это радовало. Успел! Еще когда он решил идти сдаться в милицию, чтобы ценой своей зачеркнутой судьбы спасти судьбы четверых совсем молодых еще парней, своих младших товарищей и учеников, веры в спасение не было. Но в самый последний момент все же он решил попробовать рискнуть. И хотя на побег особой надежды не было, в душе все равно проблескивала какая-то искорка везения. Перед арестом он продал квартиру русским беженцам из Узбекистана, а все деньги, дедовский подарочный «Маузер», несколько париков, накладных усов и комплектов одежды спрятал далеко в лесу.

До Самары его довезут к завтрашнему утру. А дальше куда? Махнуть до Москвы? Через Польшу в Германию? В белые поселения ЮАР? В Америку? На берега туманного Альбиона? Там знакомые есть, и они должны помочь хотя бы на первое время. А может в самом деле, начать другую жизнь в глуши сибирской деревеньки… Или в Питер, к Владе, навстречу собственной гибели?

Дата добавления: 2015-08-05