Джиллиан Локхарт 3 страница

— Все искусство — от Бога, и мы обучаемся ему в меру сил. — Его лицо перекосило, когда он посмотрел на Петера. — Максимальная дань, которую мы можем отдать совершенству, состоит в совершенном подражании Ему.

Он снял перстень со стержня и натянул на свой указательный палец до сустава. Затем он сделал нечто такое, чего я не видел прежде: взял бутылку, налил немного чернил в блюдечко и окунул перстень в лужицу. Потом извлек его — почерневший и липкий. Он провел пальцем по печатке, а после этого со всей силой придавил ее к листу бумаги на столе. Когда он поднял руку, на бумаге осталось идеальное изображение бегущего оленя. Потом он окунул перстень в чернила еще раз, еще раз протер печатку пальцем, вдавил в бумагу, и точно такой же олень появился рядом с первым. Конрад разорвал бумагу пополам и подал половинки мне и Петеру вместе с болванками перстней со стержня.

— Вот вам образец. Пфенниг тому, кто создаст более точную копию.

Пфенниг меня не волновал — я знал, что получу его. Конрад в чем-то ошибался, казалось мне. Работая с перстнем, я размышлял над этим. Сначала я взял тоненький кусочек пергамента, напитанный водой до прозрачности, и, используя освинцованное стило, перевел на него изображение. Далее нанес на болванку перстня тонкий слой воска и натер заднюю часть моего пергамента свинцом. Потом я зажал болванку в тиски, положил сверху пергамент и, нажимая на него, перевел на воск изображение. Когда я снял пергамент, на воске появилось светло-серое изображение оленя.

Взяв исходный перстень, я сравнил два изображения и сразу же понял, в чем загвоздка.

— Герр Шмидт, — сказал я. — Какое изображение вы приказали нам скопировать?

Он оставил свой разговор с Герхардом и скосился на меня, как на идиота.

— Изображение на печатке.

— Но дело в том… — Я запнулся, но набрался сил, чтобы продолжить. — Олень на вашей печатке смотрит вправо, а олень на бумаге — влево. Идеально точная копия… — Мой голос замер.

— Изображения на печатке, — повторил он и отвернулся.

Теперь мой мозг занялся отысканием способа разрешить эту задачу. Я соскреб воск с перстня, стер оленя, смотрящего не в ту сторону, и начал все заново. Взял шарик воска побольше, размял его на столешнице, сделал плоским и ровным. Петер молча смотрел, широко раскрыв глаза; его собственные усилия пока что привели к созданию чего-то похожего на хромую собаку, но никак не оленя.

Я перенес изображение на вощаную плашку, прочистил его резцом, потом обмакнул воск в блюдечко с чернилами и придавил его к листу бумаги, как это делал Конрад. В конечном счете у меня получилась вторая копия оленя — на бумаге она расположилась задней частью к первой, и голова этого оленя смотрела вправо. Воодушевленный успехом, я перевел изображение на болванку перстня.

Но чем больше я вглядывался в то, что у меня получилось, тем меньше оно мне нравилось. Этот олень смотрел в нужном направлении, но во всех других отношениях был куда как хуже первого. Рога его представляли собой нечеткий клубок. Одна нога была тонкой, другая напоминала окорок, а хвост словно торчал из мягкого места. Нос оленя исчез полностью.

Я принялся изучать его очертания — сначала на бумаге, потом на пергаменте, воске и золоте. Каждый переход выявлял удручающие изменения. С каждой копией олень удалялся от совершенства, которого я искал, пока не превратился в неузнаваемое чудище, годящееся только для страниц бестиария.

Колокол в соборе на другой стороне площади отметил еще один час. В лавке начали собираться клиенты, и я знал, что вскоре Конрад даст нам новое задание. У меня не было времени на еще одну попытку. Я прочертил животное таким, каким оно получилось, исправив в меру сил огрехи с помощью резца. Так он стал чуть больше похож на оленя, но все еще был далек от оригинала.

Закончив, я показал перстень хозяину. Он мельком взглянул на него, крякнул и бросил пфенниг Петеру, лицо которого засветилось от редкого счастья. Мое же лицо пылало от стыда. Я с трудом сдерживал слезы. Конрад, видимо, заметил это, так как мягко сказал:

— Истинное совершенство существует только у Бога.

Но я знал, что в моих силах сделать большее.

XI

Нью-Йорк

После смерти Брет стал необычайно популярным, чего ему никогда не удавалось при жизни. Ник стоял в коридоре, накинув одеяло на плечи, и смотрел, как целая армия специалистов и экспертов входит в квартиру и выходит из нее, словно армия муравьев, отрывающая кусочки от тела Брета. Зачем для всего этого нужно столько людей, когда он своими глазами видел, как умер Брет? Они даже не впускали его в квартиру — держали в коридоре, дали только чашку кофе и одеяло. Дверной проем был перекрыт черно-желтой полицейской лентой.

Он был на грани изнеможения: еще немного — и свалится с ног. Он уже рассказал все, что знает, двум полицейским. Они отнеслись к нему вовсе без того сочувствия, которого он ожидал. Теперь с ним должен был поговорить детектив, но это было обещано уже полчаса назад.

В дверях появились два человека, один в форме, другой в сером костюме, судя по виду дорогущем, — у Ника никогда ничего подобного не было. Человек в форме показал на Ника и пробормотал что-то — Ник не расслышал что. Тип в костюме кивнул, поднырнул под ленту и подошел к Нику.

— Мистер Эш? Я — детектив Ройс.

Детектив Ройс был худощавым и слишком загорелым для января; глядя на него, можно было принять его за марафонца. Его волосы, вроде бы начавшие седеть, были подстрижены ежиком, а баки, словно шпоры, рассекали щеки.

— Я слышал, у вас есть на этот счет целая история.

Ник прислонился к стене и плотнее закутался в одеяло.

Он был на грани обморока.

— Еще чашечку кофе как-нибудь можно устроить?

— Я не отниму у вас много времени. Если бы вы просто могли рассказать мне своими словами…

А чьими еще словами это можно рассказать?

— Брет…

— Вы имеете в виду убитого? Мистера Диэнджело?

— Он позвонил мне на мобильник.

— Приблизительно в какое время?

— Кажется, около пяти. Я могу проверить по телефону.

— Мы так или иначе запросим сведения у телефонной компании. Вас в это время не было в квартире?

Ройс что — вообще не слышал его?

— Я же вам сказал: он позвонил мне на сотовый. Меня не было дома.

— А вы помните, где вы были?

Ник мысленно вернулся на два часа назад. Ему показалось, что с того времени прошла целая вечность.

— В кофейне на углу пятнадцатой и десятой. У меня телефон был выключен. А когда я…

Он замолчал. Ройс повернулся и смотрел в конец коридора, где появился человек в комбинезоне, белом капюшоне и маске — он шел к ним. Вид у человека был такой, будто он только что вышел из зала ядерного реактора. Рукой в перчатке он держал пистолет киллера, уложенный в пластиковый мешок.

— Мы нашли это на крыше. Направим на баллистическую экспертизу и снимем отпечатки пальцев.

Ник вздрогнул.

— Постойте. На нем будут мои отпечатки.

Ройс с большим любопытством посмотрел на него.

— Я вытащил его оттуда, где он был спрятан — за кондиционером. Я вам говорил.

Эксперт кивнул в сторону детектива.

— Занесите это в протокол.

Он направился в квартиру, а детектив повернулся к Нику, на лице у него было написано: это не моя компетенция.

— Извините. Я знаю, вы думаете, что сейчас для этого не лучшее время. Поверьте мне, время всегда не лучшее. Вы слышали сентенцию: девяносто процентов убийств раскрываются за двадцать четыре часа или вообще никогда?

Ник устало кивнул.

— Вроде бы.

— Это вранье. Но чем больше мы выясним сейчас, тем скорее разберемся с этим позднее. — Ройса переполняли какая-то неуемная энергия, беспокойство и нетерпение. — Остальную часть вашей истории я выслушаю завтра в участке. А пока мне просто необходимо знать: известно ли вам, не был ли мистер Диэнджело втянут в какую-нибудь криминальную или противозаконную деятельность?

Ник помедлил. Что он мог сказать такого, что не свидетельствовало бы против Брета? Ничтожный, бесчестный, может, даже отвратительный… но никак не уголовник.

Ройс увидел его неуверенность и сделал собственные выводы.

— Нам это необходимо знать, Ник. — Он стоял слишком близко к Нику, смотрел на него сверху вниз, голос его звучал чересчур громко в тесном коридоре. — Это сделала не ревнивая любовница и не какой-то чокнутый ворюга, который ошибся адресом. У убийцы был мотив. Брет не был связан с торговлей наркотиками?

Ник чувствовал себя как уж на сковородке. Он прекрасно понимал: эти ребята так тщательно шуруют в квартире, что все равно очень скоро найдут травку.

— Он курил коноплю. Многие теперь курят. — Он хотел сказать это небрежным тоном, подумаешь, мол, дела, но получилось у него так, будто он оправдывается.

— А вы курите?

— Нет. — Ник плотнее завернулся в одеяло. — Ну, баловался. — Насколько это прозвучало убедительно? — Я думаю, дело здесь не в Брете. Думаю, на самом деле им был нужен я.

— Им? — Ройс вытащил тоненький блокнот и пролистал его. — Сержант, с ваших слов, сказал, что в комнате был только один преступник.

— Да, один. — Ник с трудом преодолевал усталость. — Я имел в виду, им… — Он неопределенно развел руками. — Ну, вы понимаете… тем, кто это сделал.

— Хорошо.

— Послушайте. — Ник схватил Ройса за рукав. Одеяло соскользнуло на пол. — Вчера вечером я получил по Интернету послание от моей бывшей подружки. Такое отчаянное… будто кто-то ее преследовал. Когда я включил веб-камеру, то услышал только крик, а потом какой-то тип выключил ее компьютер. — Он увидел выражение лица Ройса и понял, что стороннему человеку его слова могут показаться бредом сумасшедшего.

Ройс высвободил рукав, разгладил складку, оставленную Ником.

— Мы с этим разберемся. У нее имя есть — у вашей подружки?

— Бывшей. Джиллиан Локхарт. Она теперь работает в Париже у Стивенса Матисона. Это аукционный дом.

Ройс убрал блокнот, ничего не записав.

— Мы снимем с вас полные показания завтра. А теперь, я думаю, вам нужно отдохнуть.

Ник отошел в сторону, пропуская еще двух человек в комбинезонах, выходящих из его квартиры. Они несли большую серебряную коробку, завернутую в пленку. Он не сразу понял, что там внутри.

— Это же мой компьютер.

— Улика, — сказал один из экспертов. Из-за маски на лице голос его звучал приглушенно. Он сунул в руки Нику планшет с прикрепленным листом бумаги. — Распишитесь здесь.

— Брет никогда не прикасался к этому компьютеру. — «Я бы его убил, если бы он прикоснулся», — чуть не добавил Ник. — Он пользовался собственным компьютером, когда… когда это случилось.

— Его компьютер мы тоже взяли, — сказал Ройс. — Но если киллер на самом деле пришел за вами, как вы сказали, то, может, это как-то связано с чем-то еще. И потом, ноутбук был в той же комнате, где находился Брет, когда его убили. Если камера была включена или что-нибудь… — Краем глаза он увидел, как один из полицейских делает ему знаки из квартиры. — Посмотрим, что там обнаружится.

Он кивнул человеку у дверей, потом снова повернулся к Нику и уставился на него безжалостным взглядом.

— Мы поймаем того, кто это сделал. Это я вам обещаю.

Ник и понятия не имел, сколько бюрократических процедур сопровождает уход человека в мир иной. Отпустили его только к полуночи. Он говорил с полицейским художником, который должен составлять фоторобот киллера. Он общался с лаборантом, который кисточкой снял пробы с его ладоней — не обнаружится ли остаточного пороха, и сунул влажный тампон ему в рот, чтобы взять образец ДНК. «Чтобы уж все разом», — успокоил он. Ник отказался от услуг серьезной женщины из бюро помощи жертвам преступлений, но она всучила ему визитку и заверила — он может звонить в любое время. Когда все закончилось, он еле держался на ногах. У него даже не осталось сил пройти два квартала до кровати — там были друзья, которые приютили бы его, но одна только мысль о том, что ему придется что-то объяснять, отвратила его от этой идеи. Он снял номер в отеле у Вашингтон-сквер и сразу же рухнул в постель.

Как только голова его коснулась подушки, из глаз потекли слезы.

XII

Кельн, 1421–1422 гг.

Конрад Шмидт был щедрым учителем, но об одной из сторон своего ремесла он никогда не рассказывал. Он никогда не говорил, сколько денег зарабатывает. А я никогда не спрашивал — не было нужды. Состояние моего отца всегда казалось чем-то неопределенным (рассредоточено по складам и баржам вдоль Рейна), в отличие от вполне осязаемого богатства ювелира, выставленного напоказ в окне лавки и размещенного в шкафу с металлической оплеткой. Месяц за месяцем в ходе моих ночных экспедиций я обнаруживал, что сокровищ становится все меньше и меньше. Изделия исчезали, а новые не появлялись; оставшиеся передвигались вперед, чтобы клиентам не были видны пустые полки за ними. Как-то раз я застал Конрада — он стоял на карачках перед плавильной печью. Руки его были черны от сажи — он просеивал холодный пепел. Когда он посмотрел на меня, я поразился, увидев безумное выражение в его глазах.

— Золото, которое вытекает из формы, когда мы делаем отливки, — куда оно девается? — спросил он. — Тут должно быть целое состояние в поде, но я не нахожу ни грана. Тебе что-нибудь об этом известно, Иоганн?

Я ничего не ответил. Решетки должен был очищать Петер, но вместо него это делал я. Я ему сказал, что так будет лучше — у него останется больше времени закончить работу в мастерской — и что если его отец узнает, то лишь добавит ему еще какую-нибудь работу. Я подбирал крошки перелившегося золота и держал их в мешочке под половой доской на чердаке. Это было, конечно, не состояние, но вполне достаточно для того, чтобы я мог изготовить мой шедевр, когда придет время.

Настроение Конрада отвечало уменьшению его достатка. Он колотил меня и Петера за малейшие огрехи и злобно ругал Герхарда за воображаемое отсутствие усердия. Герхард вымещал свое раздражение на мне и Петере, еще больше колотя нас. В ту зиму мы не засиживались допоздна. По ночам мы лежали голые на кровати и сравнивали наши синяки, а я при этом пытался скрыть свою похоть.

В доме стали происходить странные вещи. На полках в мастерской появились новые склянки и кувшины с загадочными символами, которые ничего мне не говорили. Конрад запретил нам даже открывать их. Раз в месяц, нередко в канун полнолуния, он отправлял нас в постель пораньше, и до поздней ночи из мастерской доносились звуки серьезного разговора. Мы никогда не видели, кто приходит к нему. Как-то раз вечером, выйдя на лестницу облегчиться, я увидел раскаленную кузню. Перед ней сидел Конрад с обнаженной грудью. Щипцами он держал что-то вроде большого яйцеобразного сосуда, засовывая его в огонь и бормоча слова, которые я не мог разобрать. Он не видел, что я наблюдаю за ним.

Однажды майской ночью я раскрыл тайну Конрада. Он отправился на встречу с приятелем в таверну. Я дождался, когда Петер, уснув на подушке рядом со мной, принялся привычно похрапывать, выбрался из комнаты и спустился по лестнице в мастерскую. Я взял с собой кошелек и ключ. Конрад теперь постоянно наблюдал, как Петер вычищает под, но ему приходилось ждать до утра, когда угли остынут. Я обнаружил, что если буду спускаться ночью, то смогу извлекать для себя самые большие зерна и при этом оставлять достаточно, чтобы Конрад не замечал обмана. Иногда я обжигал руки, в особенности если мы делали отливки ближе к концу работы, но ожоги и мозоли были ценой, которую я охотно платил.

Я лежал на животе перед жаровней и держал руку над углями, чтобы она привыкла к жару. Я уже готовился запустить руку внутрь, когда вдруг услышал какие-то звуки с улицы перед мастерской. Шаги нескольких пар ног приблизились к нашей двери, до меня донесся сухой кашель, я сотни раз слышал его в мастерской.

Я вскочил на ноги, обжег тыльную сторону ладони о решетку и побежал к двери, которую оставил открытой. Но любопытство остановило меня. В углу комнаты стояли две бочки с водой, и я спрятался за ними как раз в тот момент, когда передняя дверь распахнулась.

Кто-то зажег лампу. Дешевое масло зашипело, забрызгалось, по лавке разлился дьявольский свет, который, к счастью, не достигал угла, где я спрятался. Я смотрел в просвет между двумя бочками.

Вокруг стола стояли четверо. Мой хозяин, спиной ко мне, горбоносый человек, в котором я узнал аптекаря с соседней улицы, дьякон из собора, чье имя мне было неизвестно, и четвертый, которого я видел в первый раз. Он был карликом или, по крайней мере, таким коротышкой, что вполне мог сойти за карлика, у него была щетинистая борода и надетая набекрень шапка. Он на моих глазах подтянул табуретку от жаровни и запрыгнул на нее, чтобы быть вровень с остальными, потом отстегнул небольшой мешочек от ремня и положил его на стол.

— Аптекарь сказал мне, что вы потерпели немало неудач. Возможно, я могу предоставить то, чего вам не хватает.

Голос у него был резкий, хриплый, как у совы. Он вытащил что-то из мешочка. За его руками я почти ничего не видел, но сумел-таки разглядеть маленькую коробочку.

— Я купил это в Париже под сенью церкви Невинных. — Злобный смешок. — Человек, который продал мне это, не знал подлинной стоимости товара. Но я знаю — и вы узнаете, если сумеете убедить меня расстаться с ним.

— Покажи. — Дьякон протянул руку над столом.

Когда его рука прошла над лампой, на стене появилась жуткая тень, задрожавшая как-то так, что я подумал: нет, причина этой дрожи не свет.

— Все, кто хочет, могут посмотреть, — пренебрежительно сказал карлик и протянул коробочку дьякону.

И только когда церковник открыл ее, я увидел, что это не коробочка, а книга. В свете лампы поблескивали бронзовые ремешки на обложке.

Дьякон перевернул несколько страниц и без слов передал книгу аптекарю, который уже исследовал ее внимательнее.

— И Фламель[6]пользовался только этим? — задал он загадочный вопрос.

— Все его секреты из Книги Авраама,[7]— последовал не менее загадочный ответ карлика.

Аптекарь передал книгу Шмидту.

— Что ты думаешь?

Конрад долго молчал. Лица его я не видел, но заметил, как он сутулится над книгой, разглядел узлы на его руках, упирающихся в стол. Колени у меня начали болеть, бедра затекли от долгого сидения в неудобной позе.

Наконец Конрад заговорил.

— Если все, что ты сказал, правда, то почему ты предлагаешь книгу нам?

Карлик рассмеялся — резкий, неприятный звук.

— Почему люди продают тебе слитки золота, когда могут сделать из него кубок и продать за более высокую цену? Да потому что я не владею ни мастерством, ни знаниями, ни инструментами. Да и исходных материалов у меня нет. У меня есть лишь эта книга. А вам только ее и не хватает для доведения вашего искусства до совершенства.

Он, злобно ухмыляясь, уставился на Конрада и потянулся, чтобы забрать книгу. Конрад тяжело шлепнул рукой по книге, останавливая карлика.

— Мы ее берем.

Он снял с шеи шнурок с ключом и отпер шкаф. Карлик спрыгнул с табуретки и последовал за Конрадом — принялся разглядывать кубки, чаши, тарелки и блюда на полках. Потом облизнул губы. Взял одну из вещиц, осмотрел ее, потом — другую. Иногда ему приходилось показывать на вещи, стоящие на верхних полках, куда ему было не дотянуться. В том, как он прикасался к этим драгоценным вещам, я почувствовал трепет, родственную душу.

— Вот это. Вот это за книгу.

Он поднял повыше богато разукрашенный кубок. Основание было расписано сценами из жизни Иоанна Крестителя, чаша покоилась на опорах из замысловато сплетенной проволоки. Кубок этот заказал настоятель, который вскоре после этого умер; его преемник, монах более аскетический, отказался выполнить контракт. Конрад пришел тогда в бешенство, но, я думаю, отчасти испытал облегчение, когда вещица осталась у него, потому что это была великолепная работа. Такую и я бы выбрал.

Конрад сглотнул слюну, потом кивнул. Пламя лампы замигало, облизывая чашу, словно змеиное жало. Карлик сунул вещицу себе в мешок.

— Поздравляю с хорошим приобретением.

После ухода карлика другие долго не задержались. Дьякон и аптекарь вскоре откланялись. Конрад посидел несколько минут за столом, глядя в книгу, потом неохотно закрыл ее и запер в шкафу. Я ждал. Наконец он ушел, а я дождался, когда стихнет звук его шагов по наружной лестнице, затем наверху надо мной, по скрипучей доске у порога к спальне, потом кровати под его грузом. Я досчитал до ста, наконец выбрался из-за бочек, зажег лампу и отпер шкаф.

Книга была маленькая и видавшая виды, кромки переплета пообтрепались, страницы были захватаны. На книге была медная застежка, но в остальном ничто не подтверждало той цены, которую заплатил за нее Конрад. Я расстегнул застежку.

Книга была написана на латыни маленькими, наскоро начирканными буквами с множеством исправлений и примечаний, сделанных на полях коричневыми чернилами. Семь страниц были отданы под рисунки: змея, обвившая крест, сад, в котором росло разветвляющееся надвое дерево, король с гигантским мечом, наблюдающий, как его солдаты расчленяют детей. Меня пробрала дрожь при мысли о том, какие истории могут быть рассказаны в этой книге.

Я переворачивал страницы, и мне бросались в глаза отдельные фразы. «Я открыл „Книгу философов“ и из нее узнал хранимые ими тайны». Потом: «Когда я сделал проекцию в первый раз, я использовал меркурий,[8]которого взял полфунта или около того, и превратил его в чистое серебро, качеством лучше, чем добытое на руднике». И наконец: «В год спасения человечества 1382, в двадцать пятый день апреля, в присутствии моей жены я сделал проекцию красного камня на такое же количество меркурия, которое истинно преобразовалось в почти полфунта чудесного, мягкого, идеального золота».

Следующий день я провел как во сне, голова у меня кружилась от открывающихся возможностей. Я был девственником, обретающим любовницу, я не мог дождаться наступления ночи. Герхард поколотил меня за то, что я расплескал слишком много золота, выливая его из реторт, потом поколотил меня еще раз, когда неосторожным движением резца я оставил уродливую царапину на броши, над которой работал. Конрад был ничем не лучше. Его лицо за ночь постарело на десять лет. Он бродил по мастерской, как призрак, трогая ключ у себя на шее и проверяя шкаф по три раза в час.

В ту ночь Конрад лег спать поздно. Кафедральный колокол отбивал часы, и я вел им счет. Наконец я услышал скрип ступеней, приглушенные шаги по доскам пола в спальне, сонное бормотание его жены. Но я все ждал и ждал, пока самым громким звуком в доме не стало дыхание Петера на подушке рядом со мной.

Наконец я прокрался вниз по лестнице. К тому времени я уже мог пройти этот путь с закрытыми глазами. Я знал, что пятая и восьмая ступеньки скрипят слишком громко, умел без скрежета открывать засов, точно знал, какое усилие нужно приложить, чтобы без щелчка открыть замок шкафа. Я на ощупь забрался внутрь. Мои пальцы шарили на полке, ощущая знакомые очертания блюда, наконец они наткнулись на кожаный переплет.

За спиной у меня раздался какой-то звук, и я замер. Я прислушался к ночи, и тишина меня ничуть не успокоила. Возможно, это всего лишь угли остывали в жаровне или Конрад повернулся в своей кровати… но мне нужно было сосредоточиться. И еще мне требовался свет, а я не хотел, чтобы какой-нибудь усердный дозорный заглянул этой ночью в окно.

Я вернулся к себе на чердак. И, только дойдя до верхней ступени, понял, что оставил шкаф открытым. Я выругался. Впрочем, это не имело значения. Мне так или иначе до рассвета нужно было вернуть книгу на место. Я зажег лампу у кровати и прикрутил фитилек на минимум. Петер повернулся и пробормотал что-то во сне, он выпростал руку, словно при падении. Она упокоилась на моем бедре, и я не стал ее снимать. Моя эйфория от этого только усиливалась.

Не знаю, сколько я так пролежал, пытаясь разгадать таинственную книгу. Для меня все это не имело никакого смысла. Там рассказывалась удивительная история о том, как автор, француз, десятилетиями размышлял над секретом камня, который вроде был и не камень вовсе, а элемент, и с его помощью ртуть превращалась в золото или серебро. Но несмотря на все заверения карлика, этот секрет так и остался нераскрытым. Он говорил о змеях и травах, луне, солнце и меркурии, красном и желтом порошках и даже о крови младенцев. Но что он имел в виду, говоря об этом, оставалось выше моего понимания.

«Еврей, который нарисовал эту книгу, украсил ее с огромными изобретательностью и мастерством, и хотя она была хорошо и умно расписана, все же ни один человек не мог понять ее, если не был искушен в их каббале». Я вглядывался в рисунки, пока не начинали болеть глаза, но я понятия не имел о еврейской каббале. Тайны, скрытые в очевидном, оставались недоступными.

В какой-то момент я, видимо, заснул. Все мои сны были золотыми. Я стоял на вершине горы, купаясь в жарких солнечных лучах, которые обращали траву, камни, холмы и долины в золото. У меня за спиной стоял золотой крест. Потом я опустил взгляд и увидел двух змей, ползущих по траве ко мне. Я закричал, но змеи не стали атаковать меня — они набросились друг на дружку. Одна проглотила другую, потом напустилась на себя, с безумной скоростью завращалась кольцом в траве, ухватила себя за хвост и принялась заглатывать.

Я посмотрел еще раз — змея превратилась в золотое кольцо. Я подобрал его и надел себе на голову, как корону, и в этот самый момент почувствовал, как столб золотистого света хлынул вверх сквозь меня, словно фонтан, соединив гору у меня под ногами с небесами наверху в совершенную гармонию. Появился ангел с трубой, и ангел этот был похож на моего отца. Он прикоснулся к моему лбу, и на нем появилась золотая печать пророков. Я упал на колени и обнял золотую землю, которая была мягкой, теплой и бесконечно великодушной.

Я проснулся. К моему ужасу и наслаждению, я обнаружил, что вытянутая рука Петера спустилась к моему паху и накрыла то, что между ног. Я во сне терся о него. Золотое наслаждение затопило мое тело.

Увы, демоны, которыми мы одержимы, знают наши слабости и лишь выжидают своего времени. Мои сны отравили меня: я знал, что должен остановиться, но не мог. Я не знаю, то ли Петер был одержим тем же демоном, то ли он так глубоко погрузился в сон и не отдавал себе отчета в том, что делает, но он отвечал мне с охотой, даже со рвением. Я принялся целовать все его тело, я запустил пальцы в его золотые волосы и прижал его лицо к моей груди, я мял его мягкую кожу, пока он не застонал. Он перекатил меня на бок и прижался ко мне, принялся целовать меня в затылок. Мы пришлись друг к другу, как ложки в столовом ящике. Все мое тело дрожало от желания, а горячая кровь текла по жилам, словно расплавленное золото.

С грохотом распахнулась дверь на чердак. Золото в моих жилах превратилось в свинец. На лестнице снаружи стоял Конрад Шмидт с фонарем в руке, на его лице застыло выражение изумления. Не знаю уж, что он предполагал увидеть, но уж точно не своего голого сына, сплетшегося с его учеником в самом омерзительном из всех воображаемых грехов.

Недоумение обратилось в ярость. Он вошел в комнату, прикоснулся к тому месту на поясе, где обычно был нож. Пробежать мимо него к двери по узкому и тесному чердаку было невозможно.

Я бросил последний тоскующий взгляд на Петера, который скорчился голышом на кровати и кричал, что это не он, он не виноват. Потом я выпрыгнул из окна.

XIII

Нью-Йорк

Пять или десять секунд Ник не помнил случившегося. Он лежал между жестких гостиничных простыней, чувствуя тепло и не понимая, где он. Дождь кончился, сквозь белые занавеси в комнату проникал солнечный свет.

А потом он вспомнил, и одновременно к нему пришло осознание того, что мир уже никогда не будет прежним. Ник перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку, словно так мог смирить мысли, переполнявшие его. Потом зарыдал и принялся биться под простыней, как тонущий в море. Перед его мысленным взором мелькали картинки пережитого: Джиллиан, Брет, киллер, преследующий его по бесконечной лестнице. Он чувствовал себя сломленным.

В его скорбь ворвался звонок сотового. Он застонал и решил не отвечать. Ему хотелось, чтобы звонок смолк. Но тот продолжался.

Он протянул руку и пошарил по прикроватной тумбочке.

— Ник?

Женский голос. Британский акцент. Узнал он его или нет?

— Это Эмили Сазерленд. — Она подождала. — Из музея «Клойстерс».

— Да-да. — Какая-то часть Ника все еще могла функционировать. — Слушайте, на самом деле…

— Я тут провела небольшое расследование — я говорю о карте, что вы принесли. Это… довольно любопытно.

— Хорошо.

— Могли бы мы встретиться и поговорить об этом?

— А сейчас вы не можете сказать?

Она помедлила.

— Я… лучше будет сделать это лично. Тут возникают кое-какие интересные вопросы. Мне нужно сегодня в Метрополитен-музей. Не могли бы вы встретиться со мной там на одном из балконов на крыше?

— Конечно.

Что угодно — лишь бы закончить поскорее этот разговор.

— Я буду там в четыре.

Он пробормотал «до свидания» и отключился. Но еще не успел положить трубку, когда та зазвонила снова. Он поднес телефон к уху.

— Да?

— Ну как вы утром? — Это был Ройс. Голос из его ночного кошмара. Он продолжил, не дожидаясь ответа: — Нам нужно, чтобы вы явились в участок и объяснили нам события вчерашнего вечера.

Дата добавления: 2015-08-05