Статья 254

В статье установлены формы и методы дознания, причем характерно, что розыск здесь выступает как составная часть дознания. Вместе с тем, А. А. Квачевский отмечал, что «дознание иногда называют розыском — это неточно». «В своем особенном значении розыск, — писал он, — составляет часть дознания, в обширном смысле — один из способов его производства, направленный к обнаружению и указанию скрытого, тайного, преимущественно виновника преступления» П. В. Макалинский также подчеркивал: «Дознание и розыск употребляются часто в одном значении, но понятие о дознании обширнее понятия о розыске; последний представляет как бы часть первого, направленную на обнаружение чего-либо скрытого, не легко доступного; он предполагает быстроту действий и потому упоминается тогда, когда говорится о делах или обстоятельствах загадочных или важных, требующих особенной деятельности со стороны полиции». По Уставу функция розыска в равной мере возлагалась на органы дознания и следствия. Причем, как отмечали различные комиссии, создаваемые во второй половине XIX века, этой функцией в равной мере тяготились и считали ее второстепенной как следователи, так и полиция.

Стремление составителей судебных уставов отделить дознание от следствия проявилось не только в разграничении их целей, но и в формах осуществления этих действий. К ним отнесены только розыски, словесные расспросы и негласное наблюдение. Термин розыск, причем во множественном числе, употребляется в Уставе только один раз — именно в ст. 254. По мнению И. Я. Фойницкого, розыски в данном случае включают в себя осмотры местности, потерпевшего, вещественных доказательств, публикации в газетах, обходы ночлежных приютов и т. п.. По всей видимости, сюда же следует отнести преследование преступника по горячим следам и использование данных криминалистических учетов. К числу действий полиции, предусмотренных дознанием в соответствии с комментируемой статьей, Сенат относил вскрытие трупа в случае, когда причины смерти не ясны и существуют подозрения в «постороннем насильственном действии». Однако это толкование не распространялось на «вскрытие трупа, уже преданного земле».

Другой формой дознания были словесные расспросы. Они противопоставлялись формальным допросам, к которым, согласно ст. 258, полиция могла приступить только в самом крайнем случае. Как отмечали составители судебных уставов, «по важности формальных допросов, производство их должно быть отнесено к обязанностям судебных следователей, а не полицейских чиновников, от которых не требуется качеств, необходимых для судьи, а снятие допросов принадлежит к действиям чисто судебного свойства». Вследствие этого запрета на производство допросов полиция не получила право на вызов, а тем более на привод не только свидетелей, но и подозреваемых. Свидетели не обязаны были давать показания полиции, действующей в качестве органа дознания; по данной статье. Сенат указал, что полиция не имела права на формальный допрос обвиняемого даже по поручению мирового судьи.

В соответствии с вышеизложенным, полиция, действуя в порядке комментируемой статьи, была не только не обязана но даже не имела права на составление какого-либо протокола в котором показания были бы засвидетельствованы подписью иных, кроме дознавателя, лиц. Правда, Сенат пришел к выводу не только о возможности, но и о желательности протоколов полицейского дознания по делам мировой юстиции. Но тем - не менее инструкции прокуроров судебных палат чинам полиции предписывали: «Сведения, собранные полицией при дознании, заносятся с указанием источника, из которого они получены, в один общий акт, за подписью только одного должностного лица, производившего дознание»). Однако на практике протоколы дознания были сравнительно распространенным явлением, с которым безуспешно боролись работники прокуратуры. Как отмечает П. В. Макалинский, полиция стремилась к составлению протоколов, подписанных свидетелями и иными лицами, «для того чтобы оградить себя от нареканий или обвинений в неправильности действий». Однако показания, записанные в таких протоколах, нередко опровергались на следствии и на суде. «Притом полиция, считая подписи расспрошенных ею лиц и посторонних свидетелей достаточною для себя гарантией, не особенно и заботится о правильном изложении дознания, а какому же практику не известно, что неграмотные или малограмотные люди, с которыми большею частью и приходится полиции иметь дело в уголовных преступлениях, не только не всегда в состоянии понять при беглом чтении бумагу, писанную дурным канцелярским языком — каким до сих пор пишутся постоянно полицейские протоколы, — но и весьма редко этим интересуются и никогда не откажутся от приглашения полиции подписать ее, хотя бы и не отдавали себе ясного отчета в ее содержании». Поэтому Сенат не рекомендовал читать акты дознания в судебном заседании и в особенности подчеркивал, что признание обвиняемого на дознании, не подтвержденное в присутствии суда, не имеет доказательственного значения.

Дата добавления: 2015-08-05