Таких «неслучайных» встреч каждый день по несколько сотен проходит, если не больше, также думает она. Если бы все заканчивались свадьбами, загсы давно разнесли бы в хлам. 4 страница

В метро внимание Кати привлекает худая девушка в черном платье, с пугающе темными глазами, в черных балетках не по погоде. Она говорит вроде как со случайно встретившимся парнем, и когда он выходит из вагона, выражение ее лица показывает, будто она съела что-то неимоверное кислое. Она держит в руках крутку, из внутренней части которой торчат огромные ярлыки, которые явно ей мешают, но отрезать которые она почему-то не решается.

Напротив Кати встает парень в расстегнутой кожаной куртке, и на его футболке кислотно-зелеными буквами выведена надпись «Diabolus Est In Details». Катя пожимает плечами и закрывает глаза. Принимает спящий вид и ждет объявления «Парк Победы», следующая станция «Московская»

За одну остановку ее отвлекает болтовня двух мужских голосов.

«Да посмотрел в зеркало с утра, так ощущение, что за ночь постарел»

«Так это потому что не пьешь ни хрена, вот и стареешь»

«Ну, наверное. Давно уже так»

«Организм нужно проспиртовывать, тогда он и сохраняется лучше»

«Как в Кунсткамере уроды?»

Смех.

Катя открывает глаза и смотрит на обладателей голосов. На них дешевая китайская одежда уже потрепанного, переношенного вида, сильно потертая обувь того же пошиба; они не причесаны и не очень приятно пахнут, и у них на плечах по большой типовой черной текстильной сумке не первого года свежести. Кате кажется, что эти двое уже достаточно проспиртовали себя, и уровень их жизни этому вполне соответствует.

Странное ощущение возбуждения, которое растет в Кате, когда она закрывает случайно вылезшую страницу порносайта, не хочет покидать ее и когда она думает о работе, и о том, что ей некуда пойти сегодня. Не покидает, когда она включает на мизерной громкости музыку и запускает «экзист». Она сдается, находит в истории этот сайт и, покопавшись в записях, решает включить что-нибудь спокойное, без извращений. Включает запись, где парень методично вылизывает промежность брюнетки, после чего ставит ее на четвереньки и жестко имеет в течение нескольких минут под наигранные стоны, типовые «Oh my god, yes…» и периодическое хлюпанье. Катя смотрит на это с сомнением, но небольшое возбуждение это все-таки вызывает, и она расстегивает халат и поглаживает себя по соскам, когда парень начинает мять обильные груди своей партнерши. Но когда он вытягивает член и переставляет его в анальное отверстие девушки и делает это даже слишком легко и непринужденно, Катя выключает запись. Ее терзают неприятные ассоциации с одним парнем, который как-то раз практически силой смазал ей задний проход и вставил в него свой немаленький член, чем принес обильные болевые ощущения и перечеркнул экстаз от мастерски и очень чувственно сделанного кунилингуса, после чего и был предан анафеме.

Включает запись с лесбийским сексом, и уже это видео вызывает у нее настоящее возбуждение, и она начинает ласкать себя, обильно смазав пальцы слюной, но что-то не так, и ее раздражает все вокруг, и она выключает звук у записи и прекращает попытку самоудовлетворения. На экране две девушки доставляют друг другу удовольствие в позе «69», а Катя сидит и едва не плачет от того душевного состояния, в котором она находится вопреки своей воле. Уходит в душ – уже во второй раз за вечер, на этот раз – чтобы снять вновь скопившееся на ровном месте напряжение с помощью теплой воды.

Тепло разливается по ее телу вместе с потоками воды, и она думает о том, что на улице холодно и сыро, потому что снова пошел дождь, и осознание того, что она сейчас в уютной теплой квартире, где никто ей не указ, что и как делать, и она единоличная хозяйка своей жизни, заставляет ее почувствовать душевный подъем. У нее начинает слегка потягивать внизу живота, и ее руки тянутся вниз, поглаживают живот, поднимаются к груди, откидывают волосы назад. Она прикасается ладонью к паху и понимает, что после этого уже не сможет остановиться. Опирается о стену, ставит ногу на край ванны и массирует клитор, содрогаясь и постанывая. Сплевывает на пальцы и аккуратно вводит их во влагалище. Представляет себе какого-то парня, идеальных форм тела, нежного и ласкового, сидящего у ее ног и вылизывающего всю ее вагину. Проходится пальцами по половым губам, снова трет клитор, но чувствует, что образ в сознании только мешает ей и отбрасывает его и думает только о чистом удовольствии. Ускоряет темп, гладит ягодицы, легонько касается пальцем анального отверстия, ощущает близость пика ощущений и, достигнув его, оседает на край ванны, зажимает руку ногами, закрывает глаза и стонет. Но уже спустя полминуты после того, как быстрый, слабый оргазм пролетает по ее телу, она ощущает не столько удовлетворенность, сколько странные, смешанные эмоции. Стыд. Смятение. Удрученность от осознания того, что рядом нет никого, кто разделили бы ее экстаз.

Моется заново.

Выключает воду.

Выходит из ванной.

«Привет. Подружимся?»

Попытка начать знакомство с такой фразы выглядит весьма оригинально, но Катю это не прельщает. Она вспоминает о том случае, когда она допустила секс по дружбе – первый и единственный раз в жизни. Тогда она была одинока, и друг – одногруппник, который пытался ухаживать за ней не один год, но получал только «давай останемся друзьями», - показался ей интересным вариантом. Она решилась дать ему шанс показать себя и проверить, сможет ли она сама построить с ним какие-то более близкие отношения. Потом она искренне жалела, что допустила эту слабость, но на тот момент вариант казался подходящим – наверняка безопасный партнер, который ни на что не будет в обиде. Она, конечно, не верила в то, что он любил ее одну, и все эти годы у него никого не было. Разумеется, она осознавала, что после секса что-то поменяется, и придется сделать какой-то выбор. Тем не менее, обычное животное вожделение перевесило все разумные доводы против, и в один прекрасный день Антон – тот самый друг, - получил карт-бланш от немного выпившей и повеселевшей Кати. В принципе, что-то он из себя представлял, да и старался, наверняка, изо всех сил, чтобы показать свою любовь, но Катю это не очень впечатлило. Крохотный оргазм, вымученный длительным толканием в ее теле, оказался ничтожным по сравнению с тем дискомфортом, который она ощущала, чтобы не дать себе волю просто отшить Антона сразу после того, как он в нее вошел. Пост-фактум, у них еще были дружеские встречи, но общаться с ним, как раньше – с приятельскими беседами, обширной откровенностью, гулянками в общей компании, - ей уже было не по силам. Она не могла смотреть на него, как на друга, потому что он не мог не смотреть на нее, как на самку, которую он одолел уговорами. Позднее она поняла, что просто попалась на его удочку и была его резервным вариантом на безрыбье, потому что с последней из девушек он расстался за день до их секса, а следующую завел неделю спустя – отчаявшись просить продолжения. По официальной же версии, у него никого не было черт те сколько до нее и после нее. Он создал приличную легенду, и Кате не хотелось ее разрушать, потому что она здорово повышала ее самооценку, но стоило ей на пьяную голову спросить у их общего незаинтересованного приятеля, как все было на самом деле, как иллюзия вечной любви рухнула, а вместе с ней – и остатки надежды на дружбу хотя бы по телефону. В любом случае, она сделала вывод, что секс без стойких чувств, по дружбе, как в американском кино, или по финансовому расчету – есть нечто совершенно безвкусное само по себе, но оставляющее, тем не менее, горькое послевкусие. Она не получила от него больше, чем от мастурбации собственной рукой, а близкий друг, не раз выручавший и поддерживавший ее в жизни, стал для нее лживой мразью и осквернителем ее тела.

Тем не менее, две случайные связи, также не принесшие ей качественного удовлетворения, произошли после этих событий.

Она возмущена тем что никто из ее последних знакомых по «экзисту» ей не пишет, но в пятницу вечером, с учетом того, что никаких предварительных договоренностей у нее не было, это уже не выглядит так странно. Мир гуляет, отказавшись от суровой будничной морали, думает Катя, и это ее жутко угнетает. Она сморит на початую бутылку вина. Вздыхает. Идет на кухню и готовит чай. Кидает в чайник поверх мелко помолотых листьев черного чая немного мелисы, привезенной когда-то тетей.

Но чай не помогает, и через какое-то время Катя натыкается в свежих новостях группы остросюжетного видео на странный пост. Открывает его.

«Вчера в интернет попали странные кадры с изображением тела молодого мужчины, над которым была произведена жесточайшая расправа. Возможно, это постановка или шутка, но, раз уж нам их прислали, выкладываем вам, любители пощекотать себе нервы. Ваши админы»

Катя дрожащей рукой открывает одну за другой фотографии. Зрелище ужасное, но когда-то она тренировала себе нервы просмотром таких жутких картин, закаляла выдержку. Со временем необходимость в этом стала для нее ей не столь значительной. Под каждой фотографией стоит одна и та же подпись.

«По словам отправителя, во рту, в пищеводе и в желудке у трупа – фрагменты его собственной кошки, нарезанной мелкими ломтиками. Видимые следы шерсти это вроде как подтверждают. Опять же, возможна инсценировка»

Огромные шрамы на теле трупа ужасают Катю, а когда она понимает смысл прочитанного в подписи, ее начинает тошнить, и она поспешно закрывает окно браузера. Идет в ванную и плещет в лицо холодной водой. Успокаивается. Ложится на кровать. Закрывает глаза. Дремлет. Просыпается спустя неопределенное время от ощущения падения. Вскакивает на кровати. Понимает, что, видимо, легла не в самой удобной позе. Подходит к ноутбуку, чтобы его выключить, но перед этим проверяет свои аккаунты на разных сайтах. На «вконтакте» только пара бессмысленных сообщений формата «Привет, как дела?» от подруг. На рабочем ящике глухо, и это радует. На личном – два спамовых письма и одно – снова от девушки с закрытым лицом. Катя чувствует, как внутри становится холодно, но открывает письмо.

«Странно, что ты не хочешь понимать некоторых вещей. Но я помогу. В конце концов, не зря же ты сидишь вечерами в чатах. И твои усилия вознаграждаются. А паренек славно поужинал кошкой. Вспомни тех, кто был. Забудь тех, кто будет»

- Господи, - стонет Катя и хлопком закрывает крышку ноутбука.

Она не хочет отвечать, потому что знает, что психам, подобным этому - или этой, - что-то доказывать бесполезно. В тексте – сплошные намеки, и идти с ним куда-либо выглядит все также бессмысленно. Катя хочет думать, что это всего лишь уродливые бессмысленные шутки, и что кроме написания этих писем никто ничего не делает. С другой стороны, понимает она, упоминание конкретного убийства что-то да значит. Но почему этот кто-то пишет именно ей? И что появилось раньше – публикация фотографий трупа в интернете или знание этого больного автора писем об убийстве?

Катя пытается расставить в голове все эти и многие другие вопросы и утверждения, но выдержка, скопленная за период относительного спокойствия, покидает ее, как песок из разбитых песочных часов, и она срывается.

Собирает все необходимое, чтобы уехать на дачу. Ей необходимо оторваться от всего происходящего. Она боится преследования с чьей-то стороны. Не понимает, серьезны ли эти угрозы. Не понимает, почему ей так противно в последнее время даже выходить из дома. Не понимает, откуда мелкие нервные срывы, аккумулирующие заряд для крупного. Не понимает, чего, на самом деле, хочет.

- Тетя Даша, ты на даче сегодня?

- Нет, милая, я не поехала, завтра дела еще в городе.

- Мне бы…

Катя запинается, словно бы забыв все слова, что знала всю жизнь.

- Что такое? Что у тебя стряслось, Катюша?

- Я нормально. Просто хотела бы поехать, все-таки.

- Да, какие проблемы-то? Забери ключи и…

- Хорошо, я скоро буду. Спасибо.

Катя материт себя за столь грубый тон, но на другой она сейчас не решилась бы, потому что это потребовало бы усилий, несовместимых с тем остатком самоконтроля, что у нее еще есть. Тетю явно обеспокоили ее тон и манера речи. Но с этим уже ничего не поделать.

Катя швыряет сумку на заднее сиденье «гетца», а сама плюхается в водительское. Несколько секунд напряженно вдыхает и выдыхает. Смотрит вперед. Заводит машину одним резким поворотом ключа, без паузы. Матерится на кряхтящий пару секунд стартер. Трижды поправляет сиденье, но так и не добивается приемлемого результата и едет, сгорбившись, словно вчерашняя ученица автошколы. Старается не уходить дальше второй полосы. В какой-то момент перестраивается левее и едва не оказывается сметенной по счастью успевающим затормозить «киа рио». Произвольно вскрикнув, возвращается в свою полосу. Водитель «киа» выравнивается с ней, требуя опустить стекло, и впереди маячит красный сигнал светофора. Катя надеется, что зеленый загорится раньше, чем ей придется остановиться, но красный к этому моменту только начинает мигать, и водитель «киа» успевает прокричать так отчетливо, чтобы Катя услышала и через поднятое стекло.

- Тебе че, курица, «поворотники» показывать религия не позволяет? Щас бы стояли оформлялись, дура!

Кате горько и неприятно выслушивать это, и она хотела бы ответить, но интернет научил ее, что в конфликтных ситуациях ни в коем случае нельзя идти на поводу у неадекватного водителя, и, несмотря на то, что она девочка, и ей не должно достаться физического насилия, она ничего не отвечает и не смотрит в сторону «киа». Дожидается-таки, пока впередистоящий начинает движение и едет дальше.

Заезжает с Металлистов во дворы и оказывается на улице Коврюк а. Бежит к дому и поднимается наверх, стараясь по дороге успокоить дыхание.

- Привет, теть Дашь. Как дела?

- Ты мне лучше расскажи, куда так торопишься? Жениха что ль нового везешь?

- Блин, ну ты даешь, - изображает смех. – Не, нервишки надо успокоить, ну очень тяжелая неделя была. Может, ты все-таки поедешь?

- Нет, милая, у меня завтра с утра делов не переделать, да и настроения нету.

Ключи ложатся Кате в руку, и она ощущает, насколько они нагрелись в ладони тети Даши.

- Ты прости, что я так резко, я…

Катя надеется, что собеседница прервет ее своим обычным «Не говори глупостей, тебе всегда пожалуйста», но ничего такого не происходит, и Катя делает беспомощный вид.

- Позвони, как доедешь.

- Ну, если со связью проблем не будет.

- Позвони, Катя, - более строгим голосом.

- Хорошо, построю вышку, если не будет ловить, - добродушно отвечает Катя.

Обнимает тетю Дашу – крепко, искренне, проникнувшись ее волнением.

- Спасибо тебе. Ты самая хорошая.

- А ты самая взбалмошная. Когда ж ты замуж выйдешь? Не забудь на ночь обогреватель включить.

Сев в машину, Катя кладет ключи на пассажирское сиденье, пытается снова отдышаться и, замерев на секунду, начинает рыдать. Сама не понимая, почему, она плачет, и в ее голове перемежаются слова и лицо тети Даши, тексты писем, предложение Яковлева, цифры номера Ромы, лицо отца…

Доехав до первого светофора, она открывает бардачок и извлекает из-под дорожного атласа припрятанную на случай конца света плитку «милка» с фундуком. Поспешно открывает и, невнятно пробубнив «фитнес, сука, фитнес», откусывает всем ртом сразу три кусочка плитки. Включает первую. Уходит со светофора с проворотом.

Ночью Катю знобит. Она не может уснуть и то стоит у окна, пытаясь всмотреться в непроглядную темень, то спускается на первый этаж, пьет апельсиновый сок, взятый с прочими съестными мелочами в «Ленте» по дороге, то выходит на улицу, чтобы прочистить легкие загородным воздухом и насладиться отсутствием привычного ей постоянного гудения и рокота ночного города. Она прикидывает, сколько сможет пробыть здесь и обнаруживает, что у нее не скопилось никаких важных дел или обязательств. А потому можно сидеть на даче все выходные. Ноутбук она с собой не взяла, а потому долгое и упорное сидение в интернете ей не грозит. Она ощущает дикую усталость при одной только мысли о том режиме, в котором провела неделю и кажется самой себе сумасшедшей. Обещает себе связаться с Ромой, как только вернется. Или не связаться принципиально, вот только почему – не понимает. Мысли в ее голове начинают скручиваться в спирали и обращаться сами в себя, и это означает, что настала пора спать. Выпивает на всякий случай – если легкий озноб, все таки, окажется зн а ком наступившей простуды, - «фервекс» из тетиной аптечки. Гасит свет. Проверяет мобильник. Ложится спать.

На этот раз – успешно.

Девушка идет по улице и плачет. Стирает кровь, брызнувшую ей на лицо, когда она воткнула нож прямо в мошонку мужика, которому делала минет. Она так хотела, чтобы перед смертью ему было веселее, что даже позволила себе попробовать на вкус его грязный отросток, а этот недоносок схватил ее за волосы и начал впихивать его прямо ей в глотку, и у нее не осталось выбора. Ей нечем было прополоскать рот, и она была вынуждена отсосать для этого немного крови из его остывающего тела, предварительно перерезав ему горло, хотя он уже умирал в тот момент от других ранений.

Девушка понимает, что ошибкой было пытаться дать мужчине хоть что-то, кроме обязательств и приказов. Но плачет не поэтому и даже не потому, что теперь у нее во рту главенствует привкус крови. Она плачет, потому что никто ее не любит такой, какая она есть – по крайней мере, ей так кажется. Она плачет, потому что этот мир слишком жесток, и ей даже в страшном сне не удастся соответствовать его истинной жестокости. Она думает о том, как это несправедливо – применять к ней хоть немного грубой силы, ведь она – нежное создание и создана для любви и ласки, и только такое отнощение должно приличествовать каждому, кто имеет право к ней прикоснуться.

Она думает о том, что все, чью жизнь она прервала, были достойны гораздо более страшной смерти, потому что не способны в этой жизни ни на что, кроме как засунуть свой вонючий член в нежное тело женщины, а потом еще и бросить ее ради какой-нибудь твари в самый ужасный момент. Думает, как низки и уродливы все те, кто гордо зовет себя мужчинами, мужиками, парнями. Вытягивает из кармана снятую с трупа пачку «мальборо», обнаруживает в ней зажигалку и решает закурить.

Ей жутко больно от несправедливости этого мира.

Утро переносит Катю в мир, лишь отдаленно напоминающий привычный. Смазанные краски и спутанные формы врезаются в ее сознание, когда она открывает глаза. Меняются меду собой. Стабилизируются. Она щупает горло, оценивает самочувствие и понимает, что не заболела, но и не совсем в идеальном состоянии. В любом случае, посмотрев в окно, она ощущает себя не в своей тарелке, но это ей даже нравится, и она позволяет своему рассудку выйти в свободное плавание в этом мире беспечности, длительность существования которого ограничена выходными.

В этом ее потоке сознания умещаются легкий завтрак; катание в течении пары часов на велосипеде по садоводству и редкому лесу; побег в дом от дождя, начавшегося совершенно внезапно; просмотр с «айфона» «Информаторов», рекомендованных когда-то ее хорошим знакомым-интеллектуалом - читай наркоманом, - Володей; редкое курение «нирдоша»; прогулка по местности после дождя в дачных куртке и сапогах на пару размеров больше, чем нужно. Заканчивается все это попыткой уснуть, но, несмотря на спокойно – если не сказать – в прострации, - проведенный день, уснуть удается не лучше, чем вчера.

Катя часто смотрит в окна. Прикидывает, следила ли за ней та больная, что присылает ей письма с угрозами. Прикидывает, мог ли вообще кто-то за ней следить и нужно ли это кому-то. Выходит на улицу и ощущает в темном влажном воздухе напряжение, и стоячая атмосфера садоводства сдавливает ее, и она, тяжело вздохнув, возвращается в дом. Называет про себя все свои мысли параноидальным бредом, шепчет сама себе «Сдаюсь» и достает из маленького холодильника заблаговременно отложенную туда бутылку вина. Не обнаруживает сколько-нибудь приличных бокалов и наливает спиртное в высокий стакан из толстого стекла. Включает на «айфоне» трек «R U Mine» от Arctic Monkeys. Послушав минуту, спрашивает себя в голос: «Почему я вообще слушаю эту хрень?» Выключает. Садится на край кровати и, отпивая небольшими глотками вино, начинает листать фотографии в мобильнике. Руки тянутся запустить один из обычных месседжеров – хотя бы тот же «скайп», - но она хочет отказаться от сети и старается утонуть в процессе поднятия ассоциаций с фотографиями, сделанными не год и не два назад и скопированными на «айфон» для периодических впадений в ретроспективу от нечего делать.

Фото с подругами. Пьяная гулянка. Спокойный день рождения за городом. А здесь она где-то в Праге, с двумя некрасивыми, но веселыми девочками Олей и Лизой. Здесь она пытается сделать удар по красному шару, но Маша, дрянь такая, уже подносит кончик своего кия к ее ноге, к внутренней поверхности бедра, и она не попадает. Здесь все по парам, кроме нее, Кати, но она улыбается, потому что надо быть в тренде, потому что не киснуть же из-за того, как все складывается. Здесь она уже изрядно накачалась. Здесь они фотографируются втроем в зеркале в туалете, вытянув губы, пародируя существующую идиотскую моду. А тут… Тут она снимает себя со своим любимым. И этот глупый, детский кадр вызывает приступ ностальгии, и воспоминания о тех временах. Цвета, запахи, мысли тех времен снова встают перед ней, как морская волна, и она знает, что не сможет убежать, и они рухнут на нее вот-вот. Волна захватывает ее и все вокруг, и она ощущает, как горячие слезы начинают бежать по щекам, и мысли о том, что теперь поздно что-то менять, вопросы о том, почему это оказалось для нее столь важно и почему она не ценила того, что у нее было, стимулируют поток слез, и она швыряет мобильник на кровать. Затем допивает залпом остатки вина и хочет кинуть стакан в стену, но вовремя вспоминает, что стакан не ее, и это заставляет ее успокоиться и взглянуть на себя со стороны, но то, что она видит, ей совершенно не нравится. Ей не нужна такая слабая, беспомощная, утопающая в ностальгии Катя. Может быть, ей нужно перерождение, но для него просто нет времени, как и для элементарного фитнеса.

Она вспоминает о том, что сразу после разрыва с ней ее парень нашел какую-то напрочь несимпатичную барышню из провинции, привез в метрополию, женился и сделал ей ребенка, и все это выглядело чем-то вроде мести, показательного выступления ради демонстрации той перспективы, которой лишилась Катя. Он осторожно подавал ей эту информацию о своей жизни, не давая никаких намеков и разъяснений, зная, что она сама поймет, что к чему. Она видела, что он не стал счастливее от такой перемены в жизни, но он не мог себе позволить сказать, что не любит мать своего ребенка, и это стало его сдерживающим фактором, и у него отвалилось всякое желание контактировать с Катей, даже на уровне коротких интернет-переписок, тем более, что жена его оказалась достаточно ревнивой, чтобы в смске с поздравлением с Днем рождения усмотреть повод для подозрения в чем-то пагубном.

Катя снова выходит на улицу. Делает пару шагов с крыльца и быстро убегает обратно. Снова смотрит в окно. Поднимается наверх, оглядываясь через каждый шаг по широкой деревянной лестнице. Что-то внутри подсказывает ей, что основания для беспокойства у нее все-таки есть. С другой стороны, умом она понимает, что вряд ли кто-то отслеживал ее досюда, иначе она узнала бы об этом в течении предыдущей ночи или дня. Выпивает еще полстакана вина, пытаясь смаковать каждый глоток, но вкус кажется сильно испорченным, и спирт перебивает ароматический букет слишком сильно. Ложится в постель. Чувствует периодические приливы дрожи. Боится закрывать глаза. Про себя матерится на себя же за свою детскую слабость. Не может уснуть. Сдается. Достает «айфон» и включает «скайп». Находит в онлайне старую знакомую и начинает болтовню «за жизнь». Чувствует, как темп переписки успокаивает и отвлекает от параноидальных мыслей. В окно и по крыше барабанит мелкий дождь, и мир снаружи, полный истерически бьющихся ветров, кажется агрессивно настроенным, а интернет – окном в светлое, уютное и дружелюбное пространство.

В «скайпе» появляется один старый катин знакомый по институту, и переписка становится еще увлекательнее, и Катя ощущает странный, теплый прилив уверенности в себе, потому что она уже невесть сколько толком не говорила ни с кем, кроме опостылевших офисных сотрудников, случайных интернет-знакомых и родственников. Волна спокойствия и ощущение маленького, уютного благополучия убаюкивают ее, и она, не ответив на очередное сообщение, засыпает, и на экране продолжает гореть наивное, не предназначенное к ответу «Ты где?»

Девушке холодно и одиноко. Она сидит на улице и пьет «джек дэниелс», делая большие глотки из кажущейся бесконечной бутылки. Ей не хватает так многого, и она отдала бы так много за самое малое из этого. Мысль об этом доводит ее до слез, и она рыдает, не сдерживая себя, несмотря на то, что на дворе ночь, и вокруг могут неверно истолковать ее рыдания. А она просто устала от всего этого. Но ей уже не остановиться. Она взяла приличный ритм, и теперь ей просто необходимо двигаться дальше.

Этой ночью она взяла паузу, и сейчас тепло, порожденное приемом приличного количества алкоголя, сдерживает ее порыв продолжить эту месть или это восстановление справедливости – как ни назови, суть не изменится. Но никакого физического тепла не хватит, чтобы согреть ее и растопить тот лед, который скопился в ее душе от всего пережитого, от необходимости быть холоднее, чем хотелось бы. Прокручивая в голове все это, повторяясь в мыслях и сосредотачиваясь на мелочах, она снова и снова рыдает и снова глотает горькую приправу к этому состоянию отчаяния.

Сегодня она одна.

С утра Катя ставит мобильник на зарядку, потому что он сел напрочь, хотя и был заряжен, по меркам обычного использования, где-то на двое суток. Катя предполагает, что все-таки не выключила фоновую музыку или еще какие-нибудь приложения и забывает об этом моменте. Ей дурно от выпитого вчера, и она обещает себе больше не поддаваться таким слабостям, как бы хорошо ни становилось в процессе. Принимает сразу три таблетки «нурофена». Выпивает в два подхода литр воды. Ложится обратно в постель, укутываясь. Ее колотит то ли от холода, то ли от похмелья, но через несколько минут уют постели и действие обезболивающего сказываются, и она умудряется немного задремать, но ее быстро вышвыривает из сна ощущение падения, и дрема улетучивается.

Она думает о том, что вчера вечером не мылась, и от нее, наверное, дурно пахнет, но топить баню, как бы ни хотелось, не хочет, хотя и считает себя физически способной на это. Решает дождаться дома и душа. Думает о том, что физически женщины способны практически на то же, на что и мужики. Ей почему-то вспоминается один из самых страшных кадров ее детства, и по коже бегут мурашки. Она помнит, как на ее глазах умирала от анафилактического шока родная бабушка со стороны матери. Она не помнит точно, почему той стало плохо, но помнит, что она не могла сдвинуться с места, и совсем маленькой Кате пришлось исхитриться, чтобы вызвать «скорую», но это уже не помогло. Она помнит, как над уже мертвым телом бабушки стоял врач «скорой» - мужчина, - а рядом стояли двое соседей, появившихся невесть откуда – один безработный алкоголик, другой – вообще неизвестно кто, и наиболее активно из всей компании смотрелась девушка-врач, по крайней мере, пытавшаяся восстановить сердечную деятельность, хотя толку от этого уже не было. Не выдержало сердце, как потом сказали Кате. Но самым главным, что она запомнила, было выражение лиц, позы, весь вид мужчин, стоящих рядом с телом. Они казались слабыми, беспомощными, бездейственными. Они, вроде как, уже ринулись поднимать и выносить бабушку, но когда стало ясно, что она мертва, просто начали недоуменно смотреть и думать, что делать дальше. Тогда Катя узнала, что мужчины могут быть слабыми. Это засело в ней довольно глубоко, и, наверное, благодаря этому, она довольно спокойно относилась к необоснованно претенциозному поведению отца в связи с ее переездом, да и вообще по жизни. Она помнила его сильным в ее глазах, но понимала, что он сломался под грузом своих же проблем, и ее это уже не удивляло. На похоронах потерянный вид был у всех, словно бы каждый из родственников и знакомых бабушки Тани совершил какую-то оплошность, приведшую к ее столь глупой смерти. Но Катя-то знала, что на самом деле произошло. Просто мужчины опоздали с помощью. И поняла, что надо рассчитывать только на себя.

День проходит в странном забытье. Дождь меняет интенсивность, но не пропадает, и Катя позволяет себе только выйти во двор и посидеть под навесом, прислушиваясь к белому шуму мира, наполненного тонкими потоками, несущимися с потрясающей высоты и разбивающимися о привычное человеку окружение на привычной ему высоте. Ближе к вечеру, перекусив оставшимися фруктами, Катя собирается и садится в «гетц». Легкая нервозность остается, и она чувствует себя несколько неуютно, и ее движения несколько скованы, но ехать нужно в любом случае, и она выезжает за пределы садоводства, быстро преодолевает расстояние до трассы и встает на прямой курс. Мурманское шоссе еще не стоит из-за возвращающихся домой поздних дачников, и Катя вспоминает, что завтра выходной, поскольку на субботу приходился какой-то там праздник. В любом случае, она не хочет больше висеть на даче в одиночестве, поскольку одиночества у нее хватает и дома, и уверенно продолжает путь. Ближе к городу движение замедляется, и спустя минут десять движения маленькими шажками, Катя видит, в чем проблема – на правой полосе лежит на боку маленький грузовик «хенде», и к его ходовой части плотно прилип «фольксваген пассат» с развороченной с водительской стороны передней частью, а рядом с ними прямо на двойной сплошной стоят «жигули» с неузнаваемым передом, вроде как прикрывая лежащий на крыше «матиз», из которого явно кого-то вырезали. Катя чувствует, как ее слегка мутит и крепче сжимает руль и ручку переключения передач.

Дата добавления: 2015-08-05