Читайте также: |
|
- А что?
- Ну, может, вчера что было не так, а?
Катя оборачивается, уже приняв угрожающий вид, но ее немного обескураживает отсутствие на лице Олеси этой ее фирменной улыбки.
- В каком смысле?
- Ну, в смысле Яколева…
- Че? – Катя протягивает это настолько агрессивно, что Олеся отскакивает от нее, как от кипящего котла.
- Ну, он же вчера тебя на свидание звал…
- И что? Меня много кто зовет и много куда, это не значит, что я яшкаюсь со всеми подряд мудаками, особенно – такими, как Яковлев.
- То есть, тебя с ним не было вчера? – накаляет обстановку своим вопросом Люда – еще одна сотрудница-соседка Кати, женщина в возрасте глубоко за тридцать.
- Да вы вконец все свихнулись? – головная боль заставляет Катю дать выход искренним эмоциям. – С кем угодно, только не с ним.
- Господи, Кать, не нервничай ты так, ну ошиблись… - тушуется Олеся. – Ну, я подумала, вдруг ты что-то могла бы знать. Нас просили сообщать, ну, и…
- Кто просил? – Катя в отчаянии подпирает голову рукой и смотрит прямо на Олесю.
- Ну, когда ты отходила, полчаса назад, заходил паренек из полиции, вроде как давал указания сообщать, если кто в курсе, и говорил, что, мол, еще зайдут, если понадобится всех опросить, - пожимает плечами Олеся.
- А что случилось-то?
- Яковлева ночью нашли в его «икс-трейле» мертвым, - комментирует Люда. – С перерезанным горлом. Жутко.
Катя медленно моргает и понимает, что перед глазами встала странная невесомая пелена. Махает головой.
- Ну, ты не переживай, лишнего никто про тебя не сболтнул, это мы так, между собой, вдруг кто… - Олеся пытается оправдаться, и ее прерывает рывок Кати вверх, с кресла.
Катя вскакивает и убегает из кабинета. Бежит снова в туалет. Ей трудно дышать. Она пытается понять, как возможно в реальности то, о чем ей только что сообщили, и не понимает. Зато она понимает, что ей ни на чем не сосредоточиться, понимает, что ее рабочие ошибки произрастают отсюда же. Садится на пол рядом с дверью туалета. Накрывает лицо руками. Ей плевать, что подумают окружающие. По крайней мере, сейчас. Ей жутко от того, как все складывается в последние дни, и страх сковывает ее по рукам и ногам, заставляет уходить в себя. Ей плохо, хотя для того вроде и нет повода, никаких болезней, никаких ссор никаких мощных источников стресса. Месячные должны дать о себе знать не раньше, чем через неделю, хотя, вспоминает Катя, небольшое смещение цикла у нее уже было в том месяце, и она отдает этому должное, но это слишком мало объясняет. Возможно, бунтуют гормоны, думает она. Возможно, просто затаившийся в глубине нервный срыв. Она не может понять, что именно внутри нее не так, но все ее внутреннее состояние напоминает огромный взбесившийся часовой механизм, шестеренки которого пошли вразнос, рассоединившись, но не перестав двигаться.
Понимает, что необходимо вернуться в кабинет, объяснить, при необходимости, свое поведение, хотя что тут объяснять – еще вчера вечером она послала человека куда подальше, а сегодня он уже мертв. Разумеется, это шок. Как бы ни был ей неприятен Яковлев, и какой бы мерзкой ни была его вчерашняя попытка подкатить к ней, она никому никогда не желала зла – увечий, болезней, и, тем более, смерти. Да и не так уж плох был сам по себе этот эффективный менеджер.
В кабинете никто ни о чем не спрашивает. Все всё понимают или никто не понимает ничего. Через некоторое время взгляд Кати приковывают заголовки статей, крупным шрифтом напечатанные на номере «Аргументов и Фактов», лежащем на соседнем столе.
«Опасен ли новый вирус»
«Вожди-вампиры омолаживались кровью»,
«Как к нам проникают гастарбайтеры»
«Гигант из космоса»
От прочтения этих фраз Катя теряет ощущение реальности, впадает в очередной припадок страха. Берет сумочку. Снимает с вешалки плащ и зонт. Молча уходит, несмотря на негодование коллег и понимание того, чего ей может стоить этот уход. Ей слишком дурно от всего, что движется вокруг нее, от всего, в чем есть хоть какая-то угроза или ее подобие.
Она выбегает из офиса, не меняя темп с того, который взяла на лестнице. Игнорирует ударяющий в лицо взгляд Ромы, как на грех курящего около выхода, как и его «Кать?», расплывающееся в холодном осеннем воздухе. Небо посветлело, дождь прекратился. Мир завис в странном, неопределенном состоянии погоды, в смеси намека на продолжение дождя и обещания потепления и скорого «бабьего лета».
Кате все также трудно дышать, но она бежит к метро. На ней обычный серый деловой костюм с юбкой, накрытый легким бежевым плащом. Ей не хочется, чтобы кто-либо обращал на нее внимание. Уже в вестибюле метро, купив жетон и направившись к турникету, она ощущает на себе едкий взгляд со стороны и обнаруживает, что на нее откровенно пялится худощавый высокий паренек относительно приятной славянской наружности, но избыточно напыщенный и явно мнящий о себе больше, чем следовало бы, с учетом очевидно невысокого социального статуса. Катю это раздражает – сильно, даже заводит, - но она не может ничего с этим поделать, постанывает от бессилия, отворачивается, ощущает, как кружится голова. Останавливается и опирается на стену плечом. закрывает глаза. Стоит так, как ей кажется, буквально пару секунд. Открывает глаза и понимает, что все пришло в норму, и ей стало даже несколько легче, чем было на выходе из офиса. Проверяет того паренька, и теперь он обнаруживается уже по ту сторону турникетов, оборачивается на нее и ухмыляется – вроде как довольный тому, что ему удалось так безнаказанно полапать взглядом красивую девушку. Но Кате уже плевать на этого незнакомца, и она, немного осмотревшись и поняв, что ей действительно лучше, сжимает в ладони жетон и выдвигается с ним к турникету.
Хочет пробежаться вниз по эскалатору самым быстрым способом – перескакивая через ступеньку, но понимает, что сделать это безопасно не хватит сосредоточенности. Продолжает стоять и, периодически закрывая надолго глаза, выжидать, когда же закончится эскалатор.
Отключает звук, когда на «айфон» поступает звонок от директора. Понимает, чего ей это будет стоить. Начинает прикидывать варианты отговорок на завтра. Ощущает подступающий приступ паники и отталкивает все эти мысли.
Православные календари, обложки для паспортов, игра на бонго и флейте, сбор средств на операцию ребенку, бесконечные пластыри, фонарики со светодиодами, фантастические высокотехнологичные овощечистки, наноковрики – на промежутке между «Пионерской» и «Парком Победы» Кате везет услышать это все, и она едва не плачет от того напряжения, которое создает этот неиссякаемый поток информации, и музыканты с бонго заходят, как назло, на перегоне «Черная речка» - «Горьковская» и лупят по нервам в течении двух слитых из-за ремонта «Петроградской» остановок.
По дороге к маршрутке от метро до дома Катя морщится, завидев беременную женщину с коляской, где мирно посапывает уже подросший малыш – очевидно, первенец. Не то, чтобы ей был неприятен институт беременности как таковой, просто примерять на себе роль будущей мамаши с оттопыренным пузом ей как-то неприятно. С другой стороны, она понимает, что в каком-то скором времени и ей надо будет продлить свой род, породить самое ценное, что может быть, по мнению рядового обывателя, создано человеком естественным путем. Женщина подводит коляску ближе к стене здания нотариальной конторы, останавливается, оглядывается по сторонам, вытягивает пачку «кисс дрим» и закуривает тонкую сигарету, трогательно стараясь хотя бы не пускать дым в коляску.
В лифте Катя поднимает взгляд от пола и отшатывается от своего отражения. Качает головой. Замечает, что в зеркале справа ее лицо кажется округлым, а слева –худым. Пытается смотреть на оба отражения сразу, но выходит нескладно, и ей не создать полноценную картинку своего облика со всех сторон. Ее это смущает. Двери открываются, и время для этого ребячества заканчивается.
Основательно расслабленная теплым душем, Катя старательно игнорирует паразитные посты в новостной ленте «вконтакте» - шаблонные комиксы с различными подписями в пузырях, популярные картинки с подписями сверху и снизу то ли на злобу дня, то ли от больной головы, очередные «селфи» в зеркале на «айфон» в новом платье или с новыми, еще не перегоревшими после занятия в спортзале мышцами пресса. Натыкается на видеозапись в группе остросюжетного видео. На ней – взятие бойцами ОМОНа общежития, напичканного нелегальными иммигрантами. Кадры, манера съемки, поведение странной девушки в кадре, стойки и сухие реплики сотрудников полиции, крики – все это напоминает Кате сцены из американских боевиков, и ей даже не верится, что так бывает в жизни и что можно это заснять на обычную камеру в мобильнике. Ей кажется, что ее жизнь проходит до безобразия скучно, потому что ей в последнее время нечего вот так снять на мобильник.
Очередной знакомый по «экзисту», в котором Кате сегодня удивительно скучно, заявляет, что нашел катину анкету на «мамбе», и Катя испытывает легкий стыд за то, что не удалила созданную когда-то назло бывшему парню анкету на этом помойном сайте, и обещает себе удалить ее при первой же возможности. Разговор не задается, парень оказывается идиотом и попадает в «черный список».
Она пытается продумать завтрашний день, понимая, что завтра пятница, и ей жизненно важно спланировать способ сбросить стресс, но напиваться она не хочет. Открывает почтовый ящик. Обнаруживает новое письмо с того же адреса, с которого ей писала странная барышня с закрытым лицом. С содроганием открывает.
«Не хочешь поболтать? Тебе не кажется, что ты вообще болтаешь лишнего? И что желающих с тобой говорить все меньше? Знаешь, я ведь не успокоюсь, пока ты кое-чего не поймешь. А поймешь ты это только тогда, когда исчезнут все, кто появятся на твоем пути. Я не хочу, чтобы ты продолжала в том же духе. Учись на свои ошибках. Помни – я всегда где-то рядом»
Холод и мурашки распространяются по всему телу Кати, и она дважды промахивается курсором мимо кнопки закрытия окна, прежде чем убрать с экрана окно браузера с текстом этого письма. Теперь уже ей не удается пропустить мимо сознания такое послание, и она судорожно начинает соображать, кто мог бы над ней так подшучивать. Определенно, думает она, это кто-то из тех, кому она чем-то насолила в жизни. Случайного человека, которому зачем-то нужно пытаться довести ее до края, причем в период, когда у нее невесть из-за чего подходит нервный срыв, она исключает. Этот кто-то должен знать, что ей сейчас плохо и сыпать соль на рану сознательно. Она решается снова открыть письмо и выбирает «Ответить».
«Кто ты такая? Или такой? Что тебе от меня нужно? Что ты знаешь обо мне? Прекрати меня пугать, не такие пытались»
Последнее звучит как-то глупо, но Катя оставляет все как есть и отправляет. Думает, имеет ли отношение к реальности суть угроз этой незнакомки. С чувством выполненного долга идет к холодильнику и достает овощи. Моет и нарезает, чтобы поужинать легким миксом из томатов, огурцов и салата и запить его бокалом красного вина.
Выдержки Кати хватает где-то до середины бокала вина, и она кидает вилку в тарелку и откидывается в кресле. «Айфон» сигнализирует о заблокированных звонках и принятых смсках от Ромы, и Катя заливается слезами, глядя на дисплей, но ничего не может с собой поделать и просто переворачивает его снова. Залпом допивает содержимое бокала и выкидывает остатки салата. Берет в руку мобильник, открывает смски и, не читая, удаляет их все.
Выключает ноутбук, но не закрывает его. Умывает лицо. Следуя сигналам из мозга, вызывающим сонливость, на этот раз сознательно снимает нежно-розовый халат, который одела после душа и падает в постель. Засыпает.
Она думает о том, что парень сам обрек себя на все это, и эта мысль успокаивает. Он лежит перед ней на кровати, привязанный по рукам и ногам, с завязанными глазами, тяжело дышит и несет какую-то нелепицу, и вожделение окончательно застилает ему внутренний взор. Он и не задумывается о том, что дал себя обездвижить и ослепить совершенно незнакомому человеку, и на нем сейчас нет презерватива, и шансов получить множество наград за эту вопиющую беспечность у него море.
Девушка думает обо всем этом с усмешкой, поглаживая уродливое, с широким отверстием и массивными зазубринами лезвие ножа для разделки сыра. Она подходит к кровати, и болтовня парня ее умиляет, и она решает его наградить. Кончиками пальцев ласкает его дрожащий, накачанный кровью член, напряженную мошонку, бедра. Он стонет, и это разъяряет девушку, и она решает перейти непосредственно к основному действию. Забирается на голову парня и прижимается клитором к его рту и хватается руками за спинку кровати, ощущая, как старательно работает язык чрезмерно возбужденного парня.
В момент оргазма девушка разражается криком, и он не наигран, потому что ей действительно чертовски хорошо, и она берет парня за волосы и прижимает к себе одной рукой, а другой взрезает ножом его напряженный живот, и кровь толками начинает изливаться на кровать, на грудь и живот парня, брызжет на спину девушки. Парень пытается кричать, но его партнерша закрывает ему рот ладонью, и, несмотря на активные потуги вывернуться, он не может даже отвернуться, потому что наручники достаточно крепко держат его руки и ноги, да и вес сидящей сверху уже на его горле девушки не позволяет.
Она устает держать его рот и, убрав ладонь, ударяет ножом внутрь, рассекая язык, но не проникая глубже, чтобы не убить его. Только на секунду вырвавшийся крик тут же превращается в булькающее мычание. Некрепко прилаженная повязка сползла, и в глазах парня ужас, и это снова возбуждает девушку, но ничего сексуального с ним она делать уже не хочет, и ее даже немного раздражает его взгляд, и она решает ослепить его двумя точно рассчитанными ударами ножа в середину каждого глаза. Мычание усиливается, и девушка начинает делать длинные рваные надрезы по телу парня – на руках, ногах, на груди, и ее это забавляет, но в комнате слышится шорох, и это заставляет ее замереть. Она видит, как в дверь заходит недоумевающее мяукающая кошка. Девушка замирает и начинает смотреть в ответ, потом пятится и пытается уйти. Девушка гонится за ней и ловит уже на кухне довольно приличной, хотя и неухоженной квартиры.
Закончив где-то через полчаса, она умывается, снимает перчатки и фотографирует свой, как ей кажется, шедевральный результат мести за нанесенное ей намедни оскорбление. Ей нравится результат.
Она закрывает дверь. Вызывает лифт. Смотрит на свое отражение в исцарапанном вандалами зеркале. Восхищается.
Вдыхает свежий ночной воздух.
Исчезает.
Небо сегодня чище, и на улице гораздо теплее, и солнце наконец-то балует своим визитом промозглый, успевший промерзнуть за последние хмурые дни город. Катя не заходила в интернет утром, и ей кажется, что это здорово сберегло ее нервы, и настроение у нее гораздо лучше, чем во все последние дни. Она подумывает о том, чтобы встретиться этим вечером с Ромой и начать переосмысливать жизнь. С усмешкой она думает о том, что стимул к этому она, наверное, получила из фразы «Я не хочу, чтобы ты продолжала в том же духе». Ей и самой уже тошно от того состояния, в котором она находится в последние недели, и сейчас она понимает, что надо что-то менять.
В метро она натыкается взглядом на плакат «Мечтаешь о лучшей жизни? Кредит 11,9 %», и на нем потрясающе крупногабаритная тетенька явно доминирует над очкариком-деградантом. Катя вздыхает, задумываясь о том, что мужчин такого типа – слабых, беспомощных, способных принять материальную помощь женщин или берущих кредит для того, чтобы купить подарок своей жене, стало слишком много, и что именно эта слабость, которая не видна при знакомстве, но наверняка вскроется в первый же день относительно близкого общения или совместной жизни, пугает ее, заставляет трижды обдумывать каждое начало общения с новым парнем, и в результате этого она теряет шансы иметь постоянный секс и кого-то, кто поддержит в трудные времена. Снова вздыхает. Садится на освободившееся место. Глядя вправо, на девушку у двери вагона, спрашивает себя, может ли быть что-то хуже сочетания платья и массивного рюкзака за плечами. Тут же отвечает, заметив сидящее напротив подобие женщины со стрижкой «под мальчика», в очках с массивной черной оправой, с чрезмерно широкими скулами и в обвисших, мешковатых штанах оливкового цвета. Это определенно гораздо печальнее, думает Катя, и в ее мыслях баланс социально-половой деградации мужчин и женщин подравнивается.
Она в который раз вспоминает, как ныне усопший Яковлев жаловался директору на ее якобы неправомерную задержку его дел из-за необходимости планомерной обработки документов, и как директор не раз вызывал ее в связи с этим на «деликатный разговор». Кате было мерзко выслушивать, что она просто обязана идти на компромисс, хотя дословно звучало это как «пожалуйста, пойми ситуацию». Катя борется с ощущением глубоко запрятавшейся радости от восстановления справедливости. С переменным успехом.
С утра она долго объясняется с директором насчет вчерашнего срыва, но достигает-таки понимания и идет продолжать работу. К обеду она ощущает себя жутко уставшей и плетется на улицу, чтобы погреться на солнце и выкурить сигаретку «нирдош», хотя и от этого варианта курения, ей казалось, она уже избавилась. Выкуривает одну сигарету. Начинает вторую. Проверяет мобильник. Нервничает. В кои-то веки, она позволяет себе ждать чьего-то внимания, а это внимание не подоспевает. На перекур выходит ее знакомый из отдела продаж Витя Кузьмин – довольно молодой и уже женатый парень. Он вернулся из отпуска только вчера, и они еще не успели поболтать.
- Ну, как отдохнулось? – Катя сама удивляется своему дружелюбию и понимает, что действительно устала от замкнутости, и знакомое лицо «продажника» ее радует, как и солнце этого дня.
- Да так себе, честно говоря, - пожимает плечами Витя и по привычке теребит мизинцем обручальное кольцо.
- А что так?
- Вылет обратно задержали на три часа.
- Ну, погода, наверное.
- Да, не страшно. Но не круто было там сидеть и ждать.
- А сам отдых? Ну, пляжи там, все такое.
- Да, как-то нормально… Спокойно. Как всегда.
- А-а.
- А ты сама как?
- Ровно как-то. Не знаю. Немножко нервно.
- Устала? У тебя суровый ритм нынче.
- Да, знаешь…
Катя забивает паузу длинной затяжкой. Давится дымом. Вся сжимается, лишь бы не показать дискомфорта и не раскашляться. Выдыхает.
- Не хочешь сегодня потусить где-нибудь – мы с Викой и еще двумя парами знакомых собираемся в бильярд или типа какой-нибудь развлекательный центр, на Бухарестской, например. Потом в бар.
- Круто, но я, вроде как… М-м-м… Договаривалась о встрече кое с кем…
- Ну, слава тебя яйца, - Витя смеется. – Тебе нужна… эм… близкая дружба, мне кажется.
- Это не то, о чем ты подумал, - натянуто улыбается Катя.
- Жаль, - пожимает плечами Витя. – Пойду обзванивать дальше.
- Ага.
Катя докуривает в одиночестве. Ждет еще полминуты. Смотрит на экран «айфона». Шепчет неожиданно для самой себя «Вот оно, блин, как», разворачивается и возвращается в здание. В процессе случайно узнает о том, что Рома срочно выехал домой, в Волгоград – у него что-то случилось с матерью. Возможно, думает Катя, вчера он хотел ее об этом предупредить. Возможно, нужно было просто перезвонить. Возможно…
Она обрывает мысль, чтобы продолжить работу.
Открывает личный ящик и обнаруживает еще одно письмо от незнакомки, которая ей угрожает. Вскипает яростью, едва не ударяет кулаком по столу, но вовремя вспоминает, что находится в офисе, и вокруг люди, и после вчерашнего эксцесса лучше не развивать репутацию неврастенички новыми выходками.
«Знаешь, в чем-то тут есть и твоя вина. Возможно, кто-то тебя и пугал сильнее, но у меня и цели нет пугать, Катенька. И я знаю о тебе больше, чем тебе хотелось бы. Увы, я даже слишком хорошо знаю тебя, и мне это не нравится, но все слишком запущено. Слишком глупо. Заметь, я не прохожу мимо твоих контактов, я искренне забочусь о том, чтобы тебе жилось интереснее. Скажи спасибо»
Катя уже не пугается. Ей овладевает злость на какую-то полоумную, которой, видимо, так нравится писать всякую чушь. Она подумывает попросту пометить письма, как спам, и заблокировать адрес отправителя, но тут же ловит себя на мысли, что завести новый ящик для столь искусно изобретающего угрозы психа точно не составит труда. Решает ответить.
«Иди на хер, ты больная, по ходу. Или больной – что скорее. Мне плевать на твои угрозы. Еще одно такое письмо – и я передам твой адрес, чтобы тебя отследили, и за тебя возьмутся специалисты. Настоятельно рекомендую прекратить мне угрожать. Я ни в чем ни перед кем не виновата»
Отправляет. Перечитывает письмо в «исходящих». С горечью осознает, что этот короткий текст выглядит слишком жалким и полон примитивной лжи. Выходит из почты и закрывает браузер. После еще часа работы решает выйти еще на пару минут и обнаруживает говорящего по телефону с кем-то Витю. Он старается держать приличный тон, но видно, что это ему удается с трудом. Кладет трубку. Если при первой встрече вид у него был просто немного отстраненным, то теперь он откровенно мрачен.
Катя улыбается ему и прикуривает «нирдош». С трудом глотает слюну, пропитанную мерзким травяным привкусом.
- Слушай, а ты умеешь плавать?
- Блин, - Витя улыбается. – Ты опять?
- А что? – Катя недоумевает, потому что вроде как попыталась открыть отвлеченную тему, чтобы увести собеседника от сути неприятного телефонного разговора, а он смотрит на нее, как на идиотку.
- Ты каждые два месяца меня об этом спрашиваешь. И больше ничего к этому не добавляешь.
- Да?
- Точно. Зачем тебе это?
- Да я даже не знаю.
- Но я неплохо плаваю. С детства.
- Ну, да.
- Ты помнишь?
- Не знаю. Извини.
Катя бросает недокуренную сигарету в урну и бежит обратно, в кабинет.
Еще час поработав и закрыв «скайп», по которому общалась с представителем клиента, она быстро вносит новые данные в таблицу в «экселе» и закрывает ее. Отодвигается от стола и смотрит на настенные часы.
«Знаешь, в чем-то тут есть и твоя вина»
С усмешкой она думает, что наверное, признала бы себя антихристом, убийцей Влада Листьева и Элвиса Пресли, и даже автором идеи болей в критические дни, если бы за это она смогла бы спокойно взять отпуск и уйти от всего этого организационного бардака и постных физиономий считающих себя уникальными офисных зомби. Подумывает, что неплохо бы действительно обратиться в полицию, раз уж ей присылают столь странные угрозы. Ведь только следящий за ней дома может знать, что она ищет знакомства в интернете, кажется ей. И тут же она одергивает себя при мысли, что одной только фотографии в любой анкете достаточно, чтобы понять, что это она сидит с аккаунта, и что это она готова познакомиться с кем-либо, даже не видя его в лицо. Понимает, что сама поставила себя в эти рамки. Понимает, что принести в полицию распечатку этих писем в эпоху, когда можно создавать сотни тысяч липовых страниц в социальных сетях и изображать из себя кого угодно и при этом не нарушать никаких законов – значит выставить себя конченной дурой и быть направленной к соответствующему специалисту. Решает больше не задумываться об этом до конца дня.
По всему городу на асфальте нарисованы странные трафаретные граффити – надпись «Не долбись в зад. Не ешь трансжиры» и портрет скандально известного депутата Госдумы. Катя старательно обходит один из таких рисунков и проходит мимо гранитных кубов и забитых урн к крутящейся двери в торговый центр. На подходе к ней ощущает острый запах табачного дыма и залежалых окурков. Пригламуренность относительно сексуально одетых девушек и серьезность парней, стоящих рядом и проходящих через дверь, на фоне этой мерзкой вони теряют какой-либо смысл.
Катя не совсем понимает, для чего ей нужно обойти добрую половину магазинов «Галереи», но что это ей нужно, она знает точно. Она находит пару-тройку приличных рубашек в «BeFree», меряет их и покупает одну. Выпивает чашку эспрессо в «Coffeshop Company». Присматривает приличный деловой костюм. Спускается на первый этаж.
Перед ее глазами проплывают вывески, вещи, ценники, ее удручает навязчивая любезность продавцов, и…
Bossco, Starr Continentals, Cacharelle, Individuelles, Rendez-Vouiers, на тетке-продавщице футболка с надписью «I’m shopping all my life and have nothing to dress»…
…Катя пытается понять, что из представленного ей нужно, но ей становится душно, и трудно сосредоточиться на чем-то конкретном, и она меряет вещи, но они, как ей кажетс, на ней не сидят, и ей кажется, что в более-менее приличных магазинах она выглядит чересчур глупо с одним пакетиком из «BeFree», и со временем…
Grate с какой-то органической косметикой; Coste; Baldini, в который даже нет смысла заходить, косметика из Il de Beautel, вызывающий омерзение HM, вызывающая усмешку презентация нового Galaxy Note; вывеска «Бриллианты, золото, серебро», вызывающая желание получать подарки от мужчины; явно силиконовые сиськи идущей навстречу телки – ну, не могут они, пятого размера, так упруго держаться без лифчика, с выпирающими сосками, будучи натуральными…
…сознание Кати расплывается по ярко освещенному пространству торгового центра, уносится на эскалаторы, в примерочные, в закусочные, на прилавки, в витрины, в туалеты. Растекается по рекламным слоганам, по недовольным физиономиям примеряющих платья откровенно жирных девушек, по серым лицам продавцов в магазине колготок, по бодрым движениям лиц разной национальности, снующих по Centro, по жующим бургеры и блины семьям и нищим или просто сумасшедшим, методично сметающим в себя объедки со столов ресторанного дворика.
Обнаружив у себя в руках три бумажных пакета с вещами, Катя понимает, что пора уходить. По дороге к выходу она замирает, и в ее сознании ярко всплывает ассоциация с одним из дней, когда она проходила здесь же. Это было то самое время, о котором она вспоминает с содроганием. Время одиночества, боли, беспрестанных вопросов к самой себе, работы на дому, работы по ночам, работы, работы…
Она помнит ту себя и поражается тому, как она умудрилась довести себя до такого истощения, чтобы однажды рухнуть в обморок по приходу домой вечером. Она помнит слишком долгие вечера и слишком короткие ночи и то, как
…она стоит, сжав в руке наполовину опустошенный за вечер пузырек «ново-пассита» и не понимает, что делать дальше, потому что она уже должна была уснуть, но вместо этого стоит на кухне, смотрит в окно, а все ее тело трясет, и она хочет выпрыгнуть из самой себя, и ей не видно ничего, кроме полосы света на крыше небоскреба, контрастирующего с невысокими типовыми зданиями и какими-то низкими техническими постройками вдалеке. Она ложится спать в четыре ночи, и в ее голове гудят слова, цифры, знаки, и спокойная речь директора, ставящего ей задачи, кажется ей гласом из ада, и она просыпается уже спустя полчаса от этого странного, спокойного, голоса, ни слова из произносимого которым она не может разобрать…
…она сидит до половины пятого, и завтра у нее сделка, которую нельзя сдвинуть или отложить, и никто больше не разбирается в этих документах, и у нее начинается приступ паники, потому что ее мозг сам по себе требует сна и покоя, и она ощущает слабость в руках и ногах, но где-то в груди у нее горячий стержень затвердевшей воли, и она не может лечь и продолжает работать, но паника все сильнее, и она закрывает ноутбук и выходит на балкон, но воздуха все равно не хватает, и она хочет кому-то позвонить, но не знает кому, или просто некому…
…она встречала с тех пор кого-то, кто пытался стать к ней ближе, но так и не нашла нужного, и все, что ей оставалось – следовать бесхребетному, пустому совету знакомой «Крепись, будет и на нашей улице праздник». Она помнит, как в тот период иногда также замирала от того, что переставала понимать, что с ней происходит, теряла ощущение реальности, и чаще всего это происходило в таких массивных помещениях, как «Галерея». Все вокруг становилось мешаниной из цветов, звуков, ограниченного пространства, подвижных объектов, и в какой-то момент даже страх от осознания того, что мир вокруг стал чужим, незнакомым, перестал ее донимать, потому что переросшая саму ее усталость принесла безбрежную апатию, и искать выход иногда совершенно не хотелось.
«Связь-Нэт», «Антиквариат»…
Улица встречает ее другими вывесками, шумом и все той же вонью. Она старается как можно быстрее пройти в метро, потому что желания продолжать какую-либо деятельность в центре у нее не было и не появилось. Сравнивая свое состояние тогда, в период повышенной интенсивности труда, и сейчас, когда она может отложить на завтра даже то, что нужно было сделать вчера, Катя не совсем понимает, стоило ли оно того. Но ей кажется, что сам факт того, что она пережила этот период и выстояла, значит немало.
«Курсы иностранных языков», «Профессиональная чистка зубов», «Новый вкус – миндаль», «Петроградская недвижимость», «10 лет OPI», «Поверьте своим глазам»…
На нее несутся рекламные плакаты, установленные вдоль эскалатора, и каждый из них проходит сквозь ее сознание, и каждый уходит в никуда. Увидев внизу девушку, обнимающую огромного плюшевого медведя, Катя ощущает, как из нее понемногу просятся наружу слезы. Когда-то тот самый ее парень подарил ей такого же медведя, только более естественной расцветки. Это было незадолго до начала их регулярных ссор и расставания. И в один прекрасный вечер, когда расставание можно было считать оформленным, снарядив организм парой бокалов шампанского, Катя взяла строительный нож и порезала игрушку в клочья, превратив в нечто бесформенное, и вынесла в таком виде на помойку. Наутро она не совсем понимала, зачем это сделала, но умом видела в этом символический акт прощания с прошлым. Увы, это не помогло ей сразу же избавиться от чувства потери.
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Таких «неслучайных» встреч каждый день по несколько сотен проходит, если не больше, также думает она. Если бы все заканчивались свадьбами, загсы давно разнесли бы в хлам. 2 страница | | | Таких «неслучайных» встреч каждый день по несколько сотен проходит, если не больше, также думает она. Если бы все заканчивались свадьбами, загсы давно разнесли бы в хлам. 4 страница |