Я. А Смирнова

Среди многообразия сказок выделяется отдельный жанр — это волшебная сказка. Наиболее полно этот вид сказок описан В. Я. Проппом. Он же дал и определение волшебной сказки, имея в виду тот «жанр сказок, который начинается с нанесе­ния какого-либо ущерба или вреда (похищение, изгнание и др.) или с желания иметь что-либо (царь посылает сына за жар-птицей) и развивается через отправку героя из дома, встречу с дарителем, который дарит ему волшебное средство или по­мощника, при помощи которого предмет поисков находится. В дальнейшем сказка дает поединок с противником (важнейшая форма его — змееборство), возвращение и погоню. Часто эта композиция дает осложнение. Герой уже возвращается домой, братья сбрасывают его в пропасть. В дальнейшем он вновь ■ прибывает, подвергается испытанию через трудные задачи и [воцаряется и женится или в своем царстве или в царстве сво-[его тестя» [6, с. 18].

Традиционно волшебная сказка в различных ее аспектах [исследовалась в фольклористике, где рассматривалась ее связь 1с важнейшими явлениями природы, такими как движения [солнца и луны (натурмифологи во главе с М. Мюллером), с социальными институтами прошлого, например, с обрядом

(Фрэзер, Пропп) и т. д.

В психоаналитической литературе волшебная сказка рас­сматривается как отражение в символическом виде проблем

пения.

Иной подход к сказке мы встречаем в работах К. Г. Юнга, рый относился к волшебной сказке, как к источнику изна­чальных, универсальных образов, архетипических тем. «В ми-и сказках, так же как и сновидениях, душа высказывается себе самой, а архетипы обнаруживаются в своей естественной

¹ Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (код проекта р7-06-08193).

282 _____________________________________________________ Н Л Смирнова

сыгранности, как * оформление и преобразование вечного смыс­ла вечного содержания» [16, с. 93]. М. Л. фон Франц, анали­тический психолог, сосредоточила свои исследования непо-, средственно на волшебных сказках как на «самом простом и отчетливом выражении коллективных бессознательных пси-" хических процессов» [9, с. 43]. Таким образом, волшебные сказки наряду с мифами, с одной стороны, и сновидениями, с другой, оказались теми областями человеческой деятельности, с помощью которых, по мнению Юнга, возможно изучать ар-хегипическое поведение, связанное с универсальными жиз­ненными событиями и процессами.

Одним из таких универсальных архетипических жизнен­ных процессов для Юнга являлся процесс индивидуации. В* ряде работ прослеживается связь между этим процессом внут­реннего психологического развития человека и сюжетом мифа, жизнью его персонажей [2, 4]. Отечественных работ, которые опирались бы на юнгианский аналитический подход при ана­лизе русских волшебных сказок, практически не существует, исключение составляют работы В. Мершавки, в которых предпринята попытка сравнительного анализа индивидуаци-онного пути западного и русского человека [3]. На наш взгляд, сама символика русской волшебной сказки столь многозначна, рассыпана по разным сказкам, что необходима ее системати­зация, за которой появляется возможность посмотреть на сказку целостно, как на единый материал. Цель настоящей работы состоит в том, чтобы показать психологическое значе­ние волшебной сказки как отражения на символическом уров­не процесса внутреннего развития человека, его индивидуа­ции. Увидеть русскую волшебную сказку в ее целостности нам помогают работы В. Я. Проппа [5, 6]. В процессе исследования волшебных сказок им было показано тесное родство их между собой. «Родство это настолько тесное, что нельзя точно огра­ничить один сюжет от другого. Это приводит к двум дальней­шим, весьма важным предпосылкам. Во-первых: ни один сю­жет волшебной сказки не может изучаться без другого, и во-вторых: ни один мотив волшебной сказки не может изучаться без его отношения к целому*[б, с. 19].

В работе «Морфология сказки» Пропп выдвинул четыре основополагающих тезиса:

1. Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц независимо от того, кем и как они выполняются;

Психологические особенности русской волшебной скажи _________________ 283

2. Число функций, известных в волшебной сказке, ограничено;

3. Последовательность функций всегда одинакова;

4. Все волшебные сказки однотипны по своему строению. Все «основные составные части» сказки были сведены

Проппом к 31 функции:

1 — Один из членов семьи (герой) отлучается из дома.

2 — К герою обращаются с запретом.

3 — Запрет героем нарушается.

4 — Антагонист пытается произвести разведку.

5 — Антагонисту даются сведения о его жертве.

6 — Антагонист пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть его или ее имуществом.

7 — Жертва поддается обману и тем самым невольно помо­гает врагу.

8 — Антагонист наносит одному из членов семьи вред или ущерб.

8а — Одному из членов семьи чего-либо не хватает или хо­чется что-то иметь.

9 — О беде или недостаче узнают. К герою обращаются с просьбой о чем-либо.

10 — Герой-искатель соглашается или решается на проти­водействие.

11 — Герой покидает дом.

12 — Герой испытывается, выспрашивается, подвергается нападению и т. п., чем подготавливается получение им по­мощника или волшебного средства.

13 — Герой реагирует на действия будущего дарителя.

14 — В распоряжение героя попадает волшебное средство.

15 — Герой переносится или приводится к месту нахожде­ния предмета своих поисков.

16 — Герой или антагонист вступают в непосредственную борьбу.

17 — Героя метят.

18 — Антагонист побеждает.

19 — Первоначально понесенный ущерб или ошибка ис­правляются.

20 — Герой возвращается.

21 — Героя преследуют.

22 — Герою оказывают помощь.

23 — Герой инкогнито пребывает домой или в другую страну.

24 — Ложный герой выступает с необоснованными притя­заниями (или осуществляет их).

284 ____________________________________________________ Н Л Смирнова

25 — Герою предлагается трудная задача. "26 — Задача решается.

27 — Героя узнают.

28 — Ложный герой или антагонист, вредитель изобличается.

29 — Герою дается новый облик (трансфигурация).

30 — Ложный герой или антагонист наказываются.

31 — Герой вступает в брак и воцаряется.

В своей работе «Исторические корни русской волшебной сказки» Пропп «впервые предпринял изучение генезиса сказки как целого», которое привело его к заключению, что значи­тельная часть мотивов волшебной сказки отражает обряд по­священия, «цикл инициации — древнейшая основа сказки». В психологической жизни ритуал инициации соответствует пере­ходу из одного психологического состояния в другое. Юнг видел в обряде инициации аналогию «психологическим процессам и прогрессиям, которые индивид осуществляет на различных ста­диях жизни» [8]. Таким образом, мы обнаруживаем сходные представления о мотивах волшебной сказки в трудах не только психологов, но и исследователей-фольклористов.

Прежде чем перейти к исследованию связи между внутрен­ним содержанием волшебных сказок и процессом личностного развития, остановимся на понятии индивид у ации подробнее, поскольку оно является ключевым для всей данной работы. «Смысл и цель данного процесса — осуществление <...> лич­ности во всех ее аспектах. Это восстановление и развертывание изначальной, потенциальной целостности» [12, с. 160]. С по­нятием индивидуации тесно связаны другие идеи и понятия Юнга, такие как самость, эго, архетипы, синтез сознательных и бессознательных элементов. Самость является центром цело­стной личности, в то время как эго является центром созна­ния. Цель процесса индивидуации — гармонизация созна­тельного и бессознательного через борьбу этих двух противо­положных начал, в результате которого происходит психоло­гическое рождение личности.

По сути дела, под индивидуацией понимается такой уро­вень развития личности, при котором происходит обособление индивида от коллективной психологии: «индивидуация есть процесс образования и обособления единичных существ; спе­циально же говоря, она есть развитие психологического инди­вида как существа отличного от общности, от коллективной психологии. Поэтому индивидуация есть процесс дифферен­циации, имеющей целью развитие индивидуальной личности»

Психологические особенности русской волшебной сказки285

[14, с. 522]. Юнгом постоянно подчеркивалось отличие инди­видуации от индивидуализма. «Индивидуализм означает скорее умышленное предпочтение особых личных качеств, чем коллек­тивных соображений и обязательств. Индивидуация же означа­ет более полную реализацию коллективных качеств» [8, с. 61].

В жизни процесс индивидуации протекает естественным об­разом, в силу собственной внутренней необходимости. Процесс же психотерапии, такой каким его видел Юнг, способен сделать осознанным этот спонтанный процесс. Несмотря на естествен­ность этого процесса, далеко не каждый человек встает на этот путь, поскольку для многих индивидуумов достаточно следовать коллективным нормам и конвенциям. Процесс индивидуации с необходимостью возникает в тех случаях, когда «из-за смеше­ния с другими индивидуум совершает поступки, которые тол­кают его на разлад с собой. Ведь всякое бессознательное смеше­ние и неотделенность вынуждают быть и действовать так, что это не совпадает с собственным бытием. Поэтому невозможно ни находиться с этим в единстве, ни нести за это ответственность. Человек ощущает, что попал в унизительное, несвободное и не­моральное состояние. Однако разлад с собой — это как раз нев­ротическое и невыносимое состояние, от которого хочется найти спасение. Спасение же от этого состояния придет лишь тогда, когда ты способен быть и поступать так, что ощущаешь это соб­ственным бытием. Для этого людям дано чувство, поначалу, может быть, сумеречное и неверное, но с продвижением вперед оно становится все сильнее и отчетливее. Если о своих состоя­ниях и поступках можно сказать: *Это я, и я поступаю так», то можно и двигаться в согласии с собой, даже если приходится тяжело, и можно брать на себя за это ответственность, даже, если это неприятно. <...> Но и это труднейшее свершение ста­новится возможным, только если человек способен отличить себя от бессознательных содержаний. Интроверт обнаруживает эти содержания в себе самом, экстраверт же — как проекцию на человеческий объект. В обоих случаях бессознательные со­держания вызывают ослепляющие иллюзии, искажающие и делающие недействительными нас самих и наши отношения с ближними. По этим причинам индивидуация для некото­рых людей необходима — не только как терапевтическая по­требность, но и как высокий идеал, как идея лучшего, кото­рое мы в состоянии совершить. <...> Идея, лежащая в осно­вании этого идеала, состоит в том, что из верного убеждения рождается правильное поведение и что нет никакого спасения

286 _____________________________________________________ Н. Л. Смирнова

и исправления мира, которое не начиналось бы с самого ин­дивидуума» [12, с. 298].

В процессе индивидуации выделяются четыре ступени: 1. Встреча с Тенью. Тень — архетипический образ, выра­жающий вытесненные неприемлемые аспекты человека. В процессе индивидуации происходит встреча с Тенью, с темной стороной человеческого существования, в результате этого происходит интеграция в сознание материала личного бессоз­нательного, тех его частей, которые вытесняются из-за того, что человек не может их объединить с представлениями о са­мом себе. 4 Интеграция вызывает, с одной стороны, то, что че­ловек падает в своих собственных глазах и опускается в низ­менность человеческой жизни; с другой стороны, происходит одновременное разрушение той роли (Маски, Персоны), кото­рую человек играл прежде. Персона — как обманчивая инди­видуальность, с которой Я-сознание идентифицирует себя — должна быть сломлена и упразднена. Если человек научается отделять себя от той роли, которую он играет в жизни, то вы­полнено предварительное условие для последующей индиви­дуации». Проработка теневого материала приводит к активи­зации коллективного бессознательного, поскольку «психичес­кие энергии, связанные по причине этого самого вытеснения, становятся свободными и активируют коллективное бессозна­тельное; они доносят до сознания те содержания, о существо­вании которых человек ранее даже не догадывался. Этот про­цесс может удачно протекать только тогда, когда «сознание в состоянии ассимилировать содержания, продуцируемые бес­сознательным, т. е. понять их и переработать» [11, с. 245]. Та­ким образом, мы подходим к следующей ступени процесса — интеграции материала коллективного бессознательного, в пер­вую очередь архетипов Анимы и Анимуса.

Встреча с Анимой/Анимусом. Архетип Анимы — это жен­ское начало в бессознательном мужчины, и, соответственно, Анимус — мужское начало в женском бессознательном. Пер­воначально Анима проецируется на мать, а затем — на жен­щин, затрагивающих чувства мужчины. То же относится и к Анимусу. Оба этих архетипа, как и любые другие архетипы, оказывают на человека амбивалентное действие. Оба архетипа располагаются на пороге между сознанием и бессознательным, и таким образом, могут стать «необходимыми связующими звеньями в раскрытии творческого потенциала личности» [8, с. 27] в том случае, когда удается интегрировать их содержа-

Психологические особенности русской волшебной сказки 287

ние в сознание. «Разбирательство с ними должно вывести на свет их содержания; и только если эта задача довершена и имеется удовлетворительная осведомленность сознания отно­сительно процессов бессознательного, разыгрывающегося в Аниме, то Анима действительно будет ощущаться только как простая функция»[1б, с. 247]. С другой стороны, эти фигуры, являясь независимыми автономными комплексами бессозна­тельного, могут овладевать сознанием и оказывать разруши­тельное действие. «Одержимость Анимой или Анимусом изме­няет личность, выдвигая на передний план те индивидуальные особенности, которые представляются психологическими ха­рактеристиками противоположного пола». [8, с. 28]. Если Анима оказывает негативное влияние на жизнь мужчины, то это может выражаться в раздражительном, депрессивном на­строении, в чувстве неуверенности, в обидчивости и ранимо­сти. Анимус же в негативной форме проявляется в женщине в жесткости, беспрекословности убеждений, наличии неподкон­трольных деструктивных идей.

В позитивном аспекте Анимус женщины может «превра­титься в неоценимого внутреннего друга, который наделяет ее такими маскулинными качествами, как инициативность, сме­лость, объективность и духовная мудрость» [9, с. 233]. В то же время позитивная Анима способна стать в жизни мужчины проводником к глубинным внутренним ценностям.

Таким образом, когда автономия архетипов преодолевается и они интегрируются в психике, то происходит «единение ин­теллекта и чувства, что является необходимым условием для становления цельности; ведь интеллект поручительствует за Анимуса, а чувство — за Аниму» [11, с. 247].

Следующая ступень индивидуации — интеграция архети­па, который Юнг называл мана-личность (архетип Духа, Зна­чения, Старого Мудреца, Мудрой Старухи). Данный архетип обнаруживается как проекция силы, жизненной энергии, ма­гических знаний на определенные объекты. В процессе же идентификации возникает задача разотождествления с этим архетипом и реализация отличия между собой и им. «Осоз-нанивание содержаний, которые выстраивают архетип мана-личности означает для мужчин второе и истинное освобожде­ние от отца, для женщины — от матери, а вместе с тем и пер­вое ощущение собственной индивидуальности» [16, с. 248].

Четвертый и последний этап процесса индивидуации — достижение самости, которое выражается единством личности

Дата добавления: 2015-08-03