Глава девятнадцатая. Да будет вам известно, что я, с порога отказываясь от всяческого обсуждения

Да будет вам известно, что я, с порога отказываясь от всяческого обсуждения, присоединяюсь к мудрому старинному взгляду, согласно которому кит — рыба, и призываю святого Иону засвидетельствовать свою правоту.

Герман Мелвилл

— Нет, все‑таки правильно, что травка‑перелет растет редко и помалу, — сказал Жихарь, когда Принц, выплюнув из трубки очередную горошину, догнал его. — Иначе люди вовсе разучились бы ходить, у них бы ножки отсохли. Или поулетали все отсюда к зеленой бабушке…

Побратимы плыли над степью — невысоко, над самыми верхушками желтеющих трав. Все утро ушло на то, чтобы освоить новый способ передвижения. Оба откусили по малой доле стебелька — так, чтобы тело только‑только утратило — вес. Сперва пробовали загребать руками, как в воде, но получалось медленно и неуклюже. Так и до старости не доберешься к горам, возвышающимся за равниной. Жихарь в сердцах плюнул, и его сразу как будто кто толкнул вперед по воздуху.

Сообразив, что так никаких слюней не хватит, богатырь подплыл к месту ночлега и стал отбирать дикий горох и складывать в карман. Потом выломил полый стебель дурноцвета и сделал себе с Принцем две трубки. Теперь двигаться можно было быстро, как конь на рысях. Будимир летел впереди, пугая перепелов, и следил за опасностью.

— А я ведь эту травку как узнал? — продолжал Жихарь. — В малолетстве моем приходилось мне и пастушить. И вот один раз белая корова где‑то перелету нажралась и взлетела. Я за хвост успел ухватиться, а она все выше поднимается. Струсил, отцепился, чуть не поломал ноги. На корову в небесах сейчас же налетели всякие ясные соколы. Она от страха и сдохни, и грохнись об землю в лепешку. Гоню стадо домой — плачу, ведь хозяин теперь убьет…

— И чем же это кончилось?

— А ничем. Я сам его убил. Не обижай сироту!

— Сколько же вам было лет, сэр брат?

— То ли девять, то ли десять.

— И как же вы с ним справились?

— Ха! Да еще о пяти годах я справился с Ягой‑бабой, поедучей ведьмой!

Неужели не слышал? Давай‑ка ходу прибавим!

Они долго летели в полном блаженстве оттого, что не приходится переставлять ноги, говорили о том о сем. Принц вспоминал книжную премудрость.

— А еще там говорится так: «Благороднорожденный подтверждает свою добродетель активным испытанием силы, ловкости, отваги, либо также хитроумия, мудрости, находчивости, либо богатства и щедрости. Либо, наконец, состязанием в слове, то есть заранее восхваляя либо заставляя поэта или герольда прославлять ту добродетель, в которой он хочет превзойти соперника…»

— Правильно говорится. Сам себя не похвалишь — ни одна собака не похвалит.

— Знаете, сэр брат, — сказал Яр‑Тур, — перед сном я не удержался и отведал‑таки траву Царевы Очи.

— Ну и как? — оживился богатырь. — Как травка‑то?

— О, я тотчас же возомнил себя на троне! Ко мне со всех сторон подходили отважные воины, сметливые торговцы и трудолюбивые пахари, ища моего суда. И я отправлял закон, дивясь своей прозорливости и премудрости…

— Видишь, какая полезная травка! Вот придет твое время, залезешь на престол, а уже кое‑какие навыки есть! По мне же, все эти премудрости хоть провались, меня туда на аркане затянуть нельзя…

— Так ведь и я не ищу власти ради власти! Во‑первых, у меня долг перед отцом и королевством. Во‑вторых, моя держава будет не похожа на другие.

— Ой ли! Все государи так обещаются, а потом такое начинают вытворять…

— Нет‑нет, я соберу самых благородных, самых достойных, посажу за один стол с собой и буду лишь первым среди равных. Я установлю строгие правила для своей дружины, и всякий, кто оставит человека в беде, обидит слабого или нанесет в поединке бесчестный удар, поплатится изгнанием…

— Ну, мне за твоим столом, точно, не сидеть. Я ведь в бою не разбираю, какой удар честный, а какой так себе. Да и равенства за царскими столами не бывает — я же тебе рассказывал, что со мной все как раз на пиру и началось… Начнут спорить, кому на ближнем конце сидеть, кому на дальнем, слово за слово, и передерется твоя благородная дружина.

— Это верно, — загрустил Принц. — В самом деле, как же мне их рассадить, чтобы никого не обидеть?

— Вот уж это проще простого. Ты и стол вели сделать не как у людей — круглый. У круга ни конца нет, ни начала, не будет и обиды.

— Великолепно! — воскликнул Яр‑Тур. — А людей я стану подбирать подобных вам по верности и доблести.

— Круглый стол сколотить не диво, — сомневался Жихарь. — Диво переделать тех, кто за ним будет сидеть. Одного оскорбляет неравенство, другого — равенство…

— Это вы единственно из вредности говорите, сэр брат. Мой Круглый Стол войдет в легенды…

— Вот‑вот. Будет что дедушке Проппу рассказать. Батюшки мои, жрать‑то как охота!

К счастью, здесь водились суслики с доброго поросенка.

На следующий день, когда до гор оставалось рукой подать, кончились стебельки перелет‑травы. Задремавшие на лету побратимы, добром поминая сусликов, опустились на землю. Но легкость в теле оставалась, можно было еще бежать и бежать, то есть совершать далекие прыжки. А когда и последние капли волшебного зелья утратили силу, ноги показались неподъемно тяжелыми.

— Разбаловались мы, брат, — вздохнул Жихарь. — Какие, однако, странные тут горы — никаких предгорий, встают из земли, как будто их великаны навтыкали.

— Когда я думаю о величии дела, которое нам предстоит, — вдохновенно сказал Яр‑Тур, — то даже встреча с варкалапом кажется мне мелкой и незначительной.

— Фараон гордился, да в море утопился, — напомнил богатырь. — Может, там такой дяденька сидит, который варкалапов на ладошке нянчит. Возьмет и раздавит нас — не со зла, сослепу.

— А возможно, это и развалины древней крепости — я читал о таких…

Тут и камень был какой‑то особенный — влажный, ноздреватый, в мелких красных прожилках, как на пьяном носу. Камнеед, например, его жрать не стал. И пахло нехорошо.

— Мы неразумно потратили траву‑перелет, — вздохнул Принц. — Лучше бы как раз эти горы перелететь. Не забывайте, сэр Джихар, у нас все еще нет доброго оружия. Видите проход в скале? Вдруг это лабиринт, а в середине его притаился и поджидает нас неведомый враг?

— Ты, брат, гляжу, норовишь вовсе без врагов прожить…

Яр‑Тур покраснел и ринулся в пролом. Должно быть, это и вправду были развалины старой крепости, но такие древние, что стали уже частью природы.

Жихарь догонять отважного Принца не стал, шагал ровно, размеренно, а Будимир, видно, приуныл и струхнул — все время сшивался возле ног, мешал ходу.

Хуже всего было то, что ни справа, ни слева нельзя осмотреться — черный камень до небес. Жихарь вытащил дубинку и шел, хлопая себя по ладони. Он вспомнил, что именно так делали менты поганые — колдовали, поди, по‑своему.

Убегал вперед Принц красный, вернулся Принц бледный.

— Приготовьтесь, сэр брат, принять неравный бой.

Жихарь не стал выяснять подробности, кивнул.

Через несколько шагов они увидели врага. Необъятная туша словно застряла между скал — старая замшелая шкура, когтистые передние лапы толщиной с тысячелетний дуб, длиннющая шея, бородатая голова и большие человеческие глаза.

Побратимы остановились.

— Может, попросим достойного Будимира ослепить чудовище?

— Ну ты прямо палач какой‑то! — рассердился Жихарь, бросил дубинку, раскрыл руки и заорал, шагая вперед: — Дедушка Святогор! А вот и я! Свиделись все‑таки!

Он подпрыгнул и повис у чудовища на шее.

— …Разве не знаешь ты, что в старые годы все богатыри как раз такие и были?

— Я слыхал немало о великом сэре Святогоре и его неслыханной силе, — ответил Принц, которого все еще пробирала дрожь. — Но всегда полагал его человеком огромного роста.

— Чудак ты! Сам посуди, устоит ли такое тело на двух ногах? Как же ему не подпираться хвостом? А кости старых богатырей ты, поди, видел, так что спрашиваешь? Нынче богатыри иные, вот как мы с тобой…

— Да, — сказал Принц. — Возможно. Ведь великий Беовульф тоже был скорее медведь, чем человек. Но вы, кажется, понимаете его речь? Я разбираю лишь отдельные слова, и, по‑моему, старик в беде.

— Да еще в какой беде‑то — упавшей скалой перешибло самую хребтину. Это, как мы и думали, не горы, а древняя богатырская застава. Он пришел сюда умирать, как и собирался. Думал заснуть спокойно и навсегда, а теперь терпит муку.

— Что мы можем для него сделать?

— То, что один воин для другого. Вот когда меня неизлечимо ранят, а я попрошу у тебя последний удар — откажешь?

Принц смешался.

— Можно было бы угостить его сон‑травой, — соображал богатырь. — Но ведь ее у нас всего ничего, а ему копен десять надо, не меньше…

Святогор с хрустом поднял веки и вытолкнул из себя несколько слов, таких же тяжелых и замшелых.

Жихарь выслушал его, кивнул, взял побратима за руку и подвел к голове Святогора.

— Вот, — поклонился Жихарь и королевичу шею согнул. — Вот мой побратим, называется королевич Яр‑Тур. Мы с ним на крови поклялись делить все пополам…

— Что вы собираетесь с ним делать? — шепнул Принц.

— Стой да молчи! Дедушка, ты дохни‑то вполсилы, чтобы нам не перебрать, сам понимаешь.

Святогор приподнял голову над камнями, приблизил ее к самым лицам побратимов и фыркнул из ноздрей белесым паром. Запаха у пара не было.

— Дыши глубже, — велел Жихарь Принцу. Яр‑Тур все еще ничего не соображал.

…Они легко взобрались наверх, так же легко наломали скал и стали сбрасывать их вниз, возводя над старым Святогором полагавшийся ему по богатырскому чину курган. Жихарь, волоча к вершине громадную глыбу, даже не запыхался.

— Он не мог умереть, не передав кому‑нибудь свою силу, — объяснил Жихарь. — Не всю, конечно, иначе мы бы по горло ушли в землю. Так, а этот валунчик сюда положи. Вот и похоронили по всем правилам…

Яр‑Тур никак не мог прийти в себя от внезапно обретенной силы, разглядывал руки и ноги, словно чужие.

— Терпи, — сказал Жихарь. — Теперь другая жизнь начинается. Придется, к примеру, больше есть и пить…

— Сэр Джихар! — обрадовался. Принц. — Да ведь с такой силой меня уж наверняка признают королем!

— Ну, кто о чем, а вшивый о бане! Жалко, нечем тризну справить. А про еду я всерьез. Нам, сильно могучим, голодать никак нельзя — скоро свалимся и мизинным пальцем не двинем. И любой отрок спокойно зарежет.

— Я давно знаю, что за все нужно платить…

— Это хорошо, что знаешь,

И они, возрыдав над старым богатырем по обычаю, спев про трех воронов, пошли дальше, пинками расшвыривая валуны, и шли ходко, Будимир не поспевал.

Жихарь сжалился над петухом и посадил обратно на шляпу. Теперь петух даже сам‑друг с камнеедом для него ничего не весили.

Дата добавления: 2015-08-03