Александръ Суворовъ».

Ну да, ну да. И графа Рымникского приспособили для правого дела. А я-то надеялся, что за столько-то лет власть, наигравшись в патриотизм, утихомирит эту публику…

– Ну? – сказал Румын.

– Чего – ну? – спросил я, растягивая зачем-то время.

– Что делать надо, дядя? – спросил Пузо.

– Смолить и к стенке становить, – сказал я. – И вообще ты был ничем не примечательным сперматозоидом, когда я убил своего первого португальца…

Такие шикарные фразы я придумывал для Панина в годы юношеских драк – в прежние годы жарких, но не смертельных…

– Неправильный ответ, дядя, – сказал Румын. – Тут думать не надо. Тут прыгать надо. Джамп, сволочь, джамп!

– Куда? – спросил я.

– Не куда, а зачем, – сказал Румын. – Когда увидишь такой плакат, падла старая, прыгай как можно выше!

– Зачем? – спросил я и нашарил рукой лямку рюкзака. Мог бы он у меня быть и потяжелее… Захватил бы я гантели… Одну гантель… В уголок…

– От восторга, что русский, падина жидовская! Пузо, у меня руки заняты…

И Пузо, рыхлый на вид и неуклюжий, молниеносно врезал мне по голове чем-то вроде резиновой дубинки.

Рай всегда там, где радость.

Августин Блаженный

…Мерлину показалось, что убыла вся компания на следующий день, хотя Панин объявил, что наотдыхался на три года вперёд и вообще детям пора в школу.

– Думал я тебя для деток Дедом Морозом нарядить, – сказал он Мерлину, – да ты и так себе справил праздничек… Танька – девка хорошая. Можно.

Милостиво так сказал.

Панин в своей фирме вершил всем. В том числе и личной жизнью соратников. Как Король-Солнце, персонально дававший разрешение (или повеление) вступать в брак своим придворным. Как Наполеон, переженивший всех своих маршалов на нужных бабах. Как товарищ Сталин, регулярно проводивший ребрендинг жён у Калинина, Молотова и Ворошилова…

Мерлин сильно подозревал, что Лось, устраивая семьи подчинённых, как бы передоверял мужьям свои королевские прерогативы. То есть даже в постели они должны были представлять хозяина и действовать от его имени. Ведь точно так же и Мерлин отдыхал здесь, в Доме Лося, вместо самого Сохатого. Заместитель по отдыху…

Верно про Панина оговорилась одна столичная тележурналистка: «Страшный вы человек, Сергей Петрович, – в хорошем смысле этого слова…»

Значит, нравится ему Таня. «Драл бы сам, да некогда»…

Это, конечно, подразумевается.

– Сука ты, Панин, – сказал Мерлин.

– Пожалуйста, – не обиделся Лось. – Вот и верь после этого людям. Разврат народа! А ещё оба педагоги! Вот из-за таких горе-наставников и выросло потерянное поколение: дрисня какая-то, а не молодёжь! Рома! Сосут страну минетжеры, досасывают! Добро бы они своевольничали, дерзили! Нет, с начальством они почтительные, службу понимают… Непоротые дворяне, мать их Софья… Холуй на холопе сидит и лакеем погоняет… Поколение пепси…

– Не отвлекайся, Сохатый, – сказал Мерлин. – Посмеяться хочешь – спалю к херувимам твой Монплезир и не отвечу: у меня справка есть. Будешь потом причитать: ах, что же я старичка со старушкой не нанял…

– Рома, да что ты! – испугался Панин то ли за Дом Лося, а то ли и по совести. – Как ты на меня подумать мог такое? Я же всё вижу и понимаю, должность обязывает. Всё у вас будет хорошо. Вот слетает весной Татьяна Павловна со своей капеллой в Ватикан – и я её мигом сюда доставлю. К тому времени разберётесь, так сказать, в чувствах…

– Ага, – сказал Мерлин. – Возьми с полки пирожок…

– А тебе только такой образ жизни и подходит, – сказал Лось. – Вахтовая любовь. Каков ты семьянин, мы уже видели, нагляделись… И вообще я за тебя отвечаю.

– Всё ты, Лось, за меня продумал.

– Колдунский, ну сам посуди. Вот собираю я движок. Я ведь вижу, куда какую деталь определить, чтобы фурычило. Так и тут. И всем хорошо: и блоку, и цилиндру, и болту, и гаечке. И всем вокруг меня должно быть хорошо и удобно…

– Да ты инженер человеческих душ, – зло сказал Мерлин.

– Эффективный минетжер это сейчас называется! – расхохотался Панин. – Но, Роман Ильич, тебе же удобно? Ловко ведь тебе так? Ну и не брыкайся. Мы тебя бережём. Где бы мы без тебя сейчас были? Далеко в Северном Ледовитом вмёрзли бы в лёд наши тела…

Мерлин отвернулся, чтобы Лось не увидел его глаза.

А Таня попрощалась с ним как-то наспех, словно стыдилась законных жён и законных детей.

– Значит, в Ватикан? – спросил Мерлин.

– Я… я ни разу ещё за границей не была, – сказала она. – А детям… Им такое и вообще никогда не светило. И я не могу надолго их оставить… Их же там никто не жалеет! – вдруг закричала она так, что Мерлину стало страшно. – Если бы Сергей Петрович их за карман не держал, всех этих… нянечек, – произнесла она с лютой ненавистью, – там бы вообще никто не выжил… Уж я-то знаю, видела…

– Успокойся, фея Мелюзина, – сказал он. – Всё будет хорошо – и с нами, и с уродиками твоими талантливыми…

До него покуда не дошло, что всё безнадёжно.

Только вместо «Подсолнухов» на стене появилась монотипия Хокусая «Ураган», на которой люди, животные, брёвна, бочки и целые дома, да и вся Япония, завиваясь в спираль, улетали к чёртовой матери.

Дата добавления: 2015-08-03