К свободному от теории игр реализму уступок

Хотя вышеупомянутая дискуссия ни в коей мере не приводится в качестве серьезной критики применимости теории игр для анализа международных отношений, она все-таки имеет определенное значение для возможного даль­нейшего хода спора неореалистов и неолибералов. Неудачные попытки теории игр адекватно учесть интересы отдельных акторов МО или неопределенность международной системы подводят к вопросу: как бы выглядели неореализм и неолиберализм, будучи лишенными суперструктуры теории игр? Последую­щий «мысленный эксперимент» предлагает лишь описание. В отличие от возра­стающего осознания необходимости подвергнуть утверждения неореализма и неолиберализма более тщательной эмпирической проверке (Keohane, 1993), «мысленный эксперимент» подчеркивает важность прямого тестирования на эмпирическом материале. Эксперимент также пытается поддержать принятый историками дипломатии взгляд, согласно которому реализм представляет со­бой как теорию принятия решений, так и просто структурную теорию фор­мирования поведения государств и объяснения его результатов.

Предлагая пересмотр утверждений теорий неореализма и неолиберализма, представленных в приложениях 17А и 17Б, я вслед за И. Лакатосом утверждаю, что все теории имеют 1) в значительной степени бесспорное и нефальсифи­цируемое «ядро» и 2) набор проверяемых утверждений, выводимых в боль­шей или меньшей степени из этого ядра (Lakatos, 1970). Среди проверяемых утверждений, я различаю а) высказывания, которые можно оценить эмпи­рически, посредством подробного изучения процесса принятия решения от­дельным политиком («уровень лица, принимающего решение»), и б) выска­зывания, требующие эмпирической проверки в контексте транснациональной модели интересов или сотрудничества («структурный уровень»).

Читатель без сомнения сам разберется, насколько адекватны теоретические положения, выделенные в приложении в таблицах А 17а и А 17б. Особого внимания заслуживают следующие моменты.

Ясно, что содержание таблиц нельзя назвать слишком сложным даже при самом большом полете фантазии. По сравнению с недавними работами Р. Кеохейна, Д. Снайдола, Дж. Греко, Р. Пауэлла, Д. Болдуина и многих других авторов, проведенные в них упрощения наносят колоссальный ущерб абст­рактности и теоретической строгости. В ответ на возможную критику зададим­ся вопросом: имеет ли это действительно какое-либо значение? Если работать над проблематикой, указанной в таблицах А 17а и А 17б, то особого продви­жения в теории, конечно, не предвидится. Однако это вовсе не означает, что подобная работа обязательно меньше расширит наши знания о мире фактов,

мире, который мы хотим так или иначе понять и объяснить, чем более совер­шенный, строгий и абстрактный анализ. Сильная сторона содержащихся в таблицах А 17а и А 17б утверждений состоит отчасти в их немногословности и отчасти в недвусмысленности предполагаемой ими проблематики эмпиричес­кого исследования: ряда гипотез, которые можно проверить по отдельности и непосредственно на основе многочисленных исторических примеров.

Другая отличительная черта предлагаемых таблиц касается понятия инте­ресов. «Гибкий» реализм придает существенный вес осознанию национальных интересов. Но очевидно, что потребуется большая работа эмпирического ха­рактера для определения того, как политики в действительности понимают интересы своих стран⁶. Подобное исследование предполагает учитывать пони­мание интересов, которое зависит от исторических особенностей конкретной страны, институтов, национальных и международных обязательств. В свою очередь это требует особого внимания к внутригосударственным политичес­ким структурам и процессам, что, как правило, не допускается неореализмом. Важность именно этой стороны вопроса, однако, определенно осознавалась неолибералами и неоинституционалистами. Исходя из очевидной важности учета внутриполитических факторов при изучении внешней политики кажет­ся уместным, что предполагаемой теории международных отношений следует особо отразить возможное влияние внутренних факторов на формирование линии поведения государства.

Еще одна особенность таблиц А 17а и А 17б связана с понятием структуры. Можно сказать, что утверждения в том виде, как они сформулированы в таблицах, в значительной мере принижают роль международной структуры и что единственный намек на анализ влияния структуры (в том смысле, как понимал это Уолте) содержится в нефальсифицируемом ядре реализма (в табл. А 17а утверждение 26). В описываемой Уолтсом дискуссии об аналогии теории идеальной конкуренци и теории баланса сил нет ничего сравнимого с результатами влияния структуры. В ответ на эту критику можно сказать, что модель воспринимаемых интересов в целом, которую можно уточнить, лишь сначала рассмотрев осознание государствами своих интересов, является в той же мере структурной характеристикой, как и «распределение потенциала» у Уолтса. В этом смысле, рассматривая пересекающиеся и противоположные ин­тересы, модель, выделенная в таблице А 17а, учитывает-таки возможные структурные эффекты. Если это рассматривать как слабый анализ структур­ных эффектов, в понимании Уолтса, пусть так и будет. Чтобы смягчить кри­тику, могу заметить, что, насколько мне известно, никому, в том числе Уолтсу, не удалось составить перечень результатов влияний международной структуры, сравнимый с проявлениями структурных эффектов в условиях идеальной конкуренции.

Заключительное замечание относительно новых формулировок, представ­ленных в таблицах А 17а и А 17б, касается мнимых трений между неореализ­мом и неолиберализмом. Хотя неореализм и неолиберализм принимают ряд общих предварительных допущений, в особенности относительно того, что международная система анархична и состоит из заботящихся о собственных

⁶ В силу возрастающей роли современных международных институтов взгляд на «пони­мание политиков» следует, возможно, расширить, включив в число акторов руководите­лей основных транснациональных институтов.

интересах и стремящихся к их максимальному удовлетворению государств, общепринято, что эти две теории приводят к различному видению перспек­тив сотрудничества государств. При этом взгляд неолибералов, очевидно, бо­лее оптимистичен. Общепризнанно также, что неореализм, по-видимому, со­здает лучшую модель анализа стоящих перед государствами проблем в области военной безопасности, в то время как неолиберализм предлагает более полез­ный способ характеристики отношений в политико-экономической области (Grieco, 1993a, р. 131).

В таком контексте с очевидностью встает вопрос: почему следует рассмат­ривать этот образец различного успеха? Греко ближе других подошел к отве­ту, когда рассуждал о коэффициенте k, измеряющем «чувствительность» го­сударств к «расхождению в затратах и выгодах» при взаимодействии с други­ми государствами. Греко писал, что «в общем k, скорее всего, возрастает при переходе от отношений, которые К. Дойч называл "сообществом плюралистичной безопасности", к отношениям, близким к состоянию войны... Уровень k, например, будет ниже, если партнер является долговременным союзни­ком, а не сиюминутным противником» (Grieco, 1993b, p.323).

Таким образом, Греко предполагал, что характер взаимоотношений лю­бой пары государств будет зависеть от особых исторических обстоятельств. Если между странами в результате длительного периода сотрудничества ус­тановился достаточный уровень взаимопонимания и доверия, они будут в меньшей степени озабочены относительными выгодами, нечувствительны к «разрыву в затратах и выгодах» и, следовательно, в большей степени склон­ны к сотрудничеству в будущем, нежели страны, которые в силу каких бы то ни было исторических обстоятельств сохранили глубокую взаимную по­дозрительность. Для историков, конечно, это самоочевидно, тогда как тео­ретики международных отношений значение этого обстоятельства, кажется, все еще недооценивают. Если рассуждать формально, то Греко совершенно справедливо включил коэффициент k в свою модель выработки решений в условиях анархии международной системы. При этом, однако, он непра­вильно оценил значимость исторического контекста. Вполне возможно, что государства меньше заботятся об относительных выгодах в отношениях с давними союзниками и друзьями. Важно, когда «реальные» государства всту­пают в отношения с традициоными союзниками и дружественно настроен­ными партнерами, чтобы характер их взаимодействия принципиально от­личался от взаимодействий со странами, для которых данное государство остается носителем «гоббсовского страха». Коэффициент k Греко — весьма разумный инструмент, просто его возможности не столь велики. Он не учи­тывает в достаточной мере тот факт, что государства по-разному относятся друг к другу. Подобно человеку, относящемуся по-разному к своим друзьям и знакомым, поведение государства будет различаться в зависимости от стран, с которыми оно вступает в контакты. Именно в силу избирательного харак­тера проводимой политики государство по-разному подсчитывает свои зат­раты и выгоды от сотрудничества. Что касается определения государств как «единиц» международной системы, данного Уолтсом, то национальные го­сударства могут как походить, так и не походить друг на друга в плане стоящих перед ними проблем. «Реальные» политики, т.е. те, которые по-разному относятся к разным странам, совершенно точно не рассматривают другие государства в качестве одинаковых «единиц»: они однозначно счита-

ют одних партнеров «друзьями», а других — реальными или потенциальны­ми «врагами».

Все изложенное предполагает, что попытка создания единой схемы выра­ботки решений, основанной на абсолютных или относительных выгодах, для анализа процесса принятия решений национальным государством едва ли по­может справиться с проблемой полнейшей непоследовательности принятия решений в «реальном» мире. Необходимо как минимум развивать две модели принятия государствами внешнеполитических решений: одну для случаев, когда в силу исторических обстоятельств страны испытывают по отношению друг к другу «гоббсовский страх», вторую для случаев, когда «гоббсовский страх» в силу каких бы то ни было исторических причин преодолен. Если задуматься, можно обнаружить, что именно это уже сделали, хотя и по-разному, неореа­лизм и неолиберализм. Там, где существует «гоббсовский страх», вопросы военной безопасности преобладают и неореалистическая модель оказывается более пригодной. Там, где «гоббсовский страх» преодолен, преобладают про­блемы политико-экономического плана и хорошо работает неолиберальная модель. Если такая классификация не может объяснить, почему в одних случаях «гоббсовский страх» преодолен, а в других нет, не стоит беспоко­иться: это, скорее, вопрос исторической случайности, а не теории⁷. Если данный аргумент принимается, то следствия для содержащихся в таблицах А Па и А 176 утверждений ясны. Восьмое утверждение из таблицы А 17а предполагает, что барьеры анархии и «гоббсовского страха» при отсутствии Левиафана можно передвинуть через изменение союзов государств и участия в блоках, но не устранить. Там, где барьеры «гоббсовского страха» между государствами уничтожены, легче наладить политическое и экономическое сотрудничество.

Неолиберальную теорию можно рассматривать как набор субгипотез, ук­ладывающихся в рамки восьмого утверждения. Там, где «гоббсовский страх» устранен, вступают в действие неолиберальные утверждения, суммированные в таблице А 17б; там же, где страх остается, будет продолжать господствовать реализм⁸. Получаемое в результате можно назвать «гибким» реализмом. Подоб­но тому, как реализм, преобразуясь в неореализм, пошел на эпистемологическую «уступку» позитивизму (Spegele, 1983), неореализму сейчас нужно пойти на существенную уступку неолиберализму, признав, что при опреде-

⁷ Возьмите, например, послевоенные англо-американские отношения. Было бы неле­по предположить, что абстрактная теория может объяснить, почему отношения США и Великобритании были столь близкими в 60-е годы, что американцы могли доверять бри­танцам в достаточной мере, чтобы продать им ядерное оружие. Как об этом писал Уолте, не следует ожидать от теории «объяснения, почему государство Х предприняло опреде­ленные действия в прошлый вторник» (Waltz, 1979, р. 121). Для США внешняя политика Великобритании в широком контексте была покрыта завесой неопределенности. Ясно было, однако, что 1) Британия никогда не применит ядерное оружие против США и 2) что британцы достаточно ответственны, чтобы не использовать его без предварительных кон­сультаций с Вашингтоном. Решение США, конечно, можно анализировать с позиций либо относительных, либо абсолютных выгод, но это не объяснит, каким образом за предыдущие двадцать пять лет сложились необычайно доверительные отношения. По сути расчеты правительства США зависели от характера существовавших между Вашингтоном и Лондоном отношений, что, в свою очередь, определялось случайными историческими обстоятельствами.

⁸ В какой мере неолиберальные утверждения имеют отношение к ситуации сохраняюще­гося «гоббсовского страха»,можно по-прежнему изучить эмпирическим путем.

ленных условиях он дает всего лишь более правдоподобные объяснения. Следует подчеркнуть, что рассмотрение неолиберализма как особого слу­чая «гибкого» реализма не «разрушает» неолиберализм, а всего лишь поме­щает его на более подходящее место. Неолибералов следует заверить, что это не означает снижения теоретической мощи их анализа. Устранение «гоббсовского страха» не означает конца анархии. Оно свидетельствует лишь о том, что анархичная структура, в которой действуют государства, стано­вится «зрелой» в отличие от «незрелой» (Виzап, 1991). Все еще нет Левиа­фана, следящего за соблюдением правил игры, и все еще сохраняется зна­чительная неопределенность как относительно целей и будущего поведения других акторов, так и относительно результатов сотрудничества и конф­ронтации. При всех компромиссах предлагаемый синтез неореалистического и неолиберального мышления, скорее всего, не будет поддержан ни тем, ни другим. Поживем — увидим.

ПРИЛОЖЕНИЕ 17А

Таблица А 17а

Дата добавления: 2015-08-03