Аппиан. Гражданские войны, 1, 7-27

Римляне, завоевывая по частям Италию, тем самым получали в свое распоряжение часть земли и либо основывали на ней новые города или в города, уже ранее существовавшие, отбирали для поселения колонистов из своей среды. Эти колонии они рассматривали как укрепленные пункты. В завоеванной земле они возделанную часть ее всякий раз тотчас же или разделяли между поселенцами, или продавали, или сдавали в аренду; не возделываемую же вследствие войн часть земли, количество которой возрастало в большом размере, они не имели уже времени распределять, но от имени государства предлагали возделывать ее всем желающим на условии сдачи государству ежегодного урожая в таком размере: одну десятую часть посева, одну пятую часть насаждений. Определена была также плата и за пастбища для крупного и мелкого скота. Римляне делали все это с целью увеличения народонаселения италийского племени, на которое они смотрели как на племя в высокой степени трудолюбивое и из среды которого они желали навербовать себе союзников. Но результат получился противоположный. Дело в том, что богатые, захватив себе большую часть не разделенной на участки земли, с течением времени пришли в уверенность, что никто ее никогда у них не отнимет. Расположенные поблизости от принадлежащих им участков небольшие участки бедняков богатые отчасти покупали у них с их же согласия, отчасти отнимали силою. Таким образом богатые стали возделывать обширные пространства земли на равнинах, заменившие таким образом участки, входившие в состав их поместий. При этом богатые пользовались как рабочей силой покупными рабами в качестве земледельцев и пастухов, с тем, чтобы не отвлекать земледельческими работами свободнорожденных от несения военной службы. К тому же обладание рабами приносило богатым и большую выгоду: у свободных от военной службы рабов беспрепятственно увеличивалось потомство. Все это приводило к чрезмерному обогащению богатых, а вместе с тем к увеличению в стране количества рабов. Напротив, число италийцев уменьшалось, среди них шла на убыль энергия, так как их угнетали бедность, налоги, военная служба. Если даже они бывали и свободны от нее, все же они продолжали оставаться бездеятельными: ведь землею владели богатые, и для земледельческих работ они пользовались рабами, а не свободнорожденными.

С неудовольствием смотрел на все это народ. Он боялся, что из Италии не будет уже больше притекать к нему союзников в достаточном числе, да и самое господствующее положение его станет опасным из-за такой массы рабов. Как поправить создавшееся положение, они не могли придумать... Некогда с трудом, по предложению, внесенному народными трибунами, народ постановил, что никто не может владеть из общественной земли более чем 500 югерами и занимать пастбища более 1000 югеров для крупного рогатого скота и 500 - для мелкого...[142] Но на деле оказалось, что они вовсе не заботились о соблюдении ни закона, ни клятвы. А те из них, которые, казалось, заботились, распределили, для отвода глаз, земли между своими домочадцами, большинство же относились к соблюдению закона с пренебрежением.

Так продолжалось до тех пор, пока Тиберий Семпроний Гракх, человек знатного происхождения[143], очень честолюбивый, превосходный оратор, благодаря всем этим качествам очень хорошо всем известный, стал народным трибуном и произнес пышную речь... С негодованием говорил Гракх о массе рабов, непригодных для военной службы, всегда неверных по отношению к своим господам. Он напомнил о том, как незадолго до того в Сицилии господа пострадали от рабов, сильно увеличивавшихся в своем числе из-за нужды в рабочих руках для земледельческих работ; как трудно и долго римлянам пришлось бороться с этими рабами; как затянулась эта борьба и сколько разнообразных и опасных перипетий она имела. После своей речи Тиберий возобновил действие закона, в силу которого никто не должен был иметь более 500 югеров общественной земли. К этому закону Тиберий сделал еще прибавку, что сыновьям полагается иметь половину этого количества югеров. Всю остальную землю должны были распределить между бедными трое выборных лиц, сменяющихся ежегодно.

Последнее всего более досаждало богатым. Они не имели уже теперь возможности, как раньше, относиться с пренебрежением к закону, так как для раздела земли назначены были особые должностные лица, да и покупать участки у владельцев их было нельзя: Гракх, предвидя это, запретил продавать землю. Богатые объединились частично между собою, стали выражать свои сетования, указывали бедным на сделанные ими, богатыми, в давние времена еще насаждения, на возведенные ими постройки... получались беспорядочные жалобы и негодования. Со своей стороны бедные жаловались на то, что они из людей, обладавших достатком, обратились в крайних бедняков, что вследствие этого жены их бесплодны, что они не могут кормить имеющихся у них детей, что их положение стало невыносимым. Они перечисляли все походы, совершенные ими за обладание своими участками, и выражали негодование, если они должны будут лишиться участия в общественном достоянии. Вместе с тем бедные поносили тех, кто вместо них, свободнорожденных граждан, воинов, брали на работы рабов, людей, не заслуживающих доверия, всегда враждебно настроенных и вследствие этого, непригодных для военной службы. В то время как и богатые, и бедные плакались и упрекали друг друга, появилось еще много другого народа, проживавшего в колониях или муниципиях, или людей, имевших свою долю в общественной земле. Теперь они тоже были в страхе за свои участки и присоединились одни к богатым, другие к бедным. И у тех, и у других, опиравшихся на свое многолюдство, настроение стало накаленным. Объятые пламенем не знающих границ волнений, все ожидали исхода голосования законопроекта Тиберия. Одни не соглашались ни в каком случае допустить его утверждения, другие стояли за его утверждение во что бы то ни стало...

Цель Гракха заключалась не в том, чтобы обогатить [бедных], но в том, чтобы вдохнуть в них мужество. Воодушевленный, главным образом, мыслью о большой и существенной пользе, которую осуществление его цели могло принести Италии, Гракх не думал о трудностях своего дела. До предстоящего голосования он произнес длинную, содержащую много привлекательных сторон, речь... Римляне, говорил он, завоевали много стран и владеют ими; они надеются подчинить себе и огромную часть обитаемой земли; в настоящее время перед ними встает решительный вопрос: приобретут ли они ее благодаря увеличению числа боеспособных людей или же и то, чем они владеют, враги отнимут у них вследствие слабости и зависти. Напирая на то, какая слава и благополучие ожидают римлян в первом случае, какие опасности и ужасы предстоят во втором, Гракх увещевал богатых поразмыслить об этом и отдать добровольно, коль в этом скоро является нужда, эту землю ради будущих надежд тем, кто воспитывает государству детей, не упустить из виду большего, споря о малом. К тому же они получали уже достаточное вознаграждение за понесенные ими труды по обработке земли: каждый из них получает в вечное владение, законом подтвержденное, бесплатно 500 югеров отличной земли, а дети их, у кого они есть, получат каждый половину этого числа югеров. Своею длинною и содержательною речью Гракх вызвал возбуждение среди бедных и всех прочих, кто руководствовался скорее доводами разума, нежели жаждою приобретения, а затем приказал своему секретарю огласить его законопроект.

Другого народного трибуна, Марка Октавия, крупные землевладельцы настроили на то, чтобы помешать проведению законопроекта Тиберия... Тогда Гракх... заявил, что в следующее народное собрание он предложит на голосование и свой законопроект, и вопрос о полномочиях Октавия: должен ли трибун, противодействующий народу, продолжать оставаться в своей должности? Так Тиберий и поступил. Когда Октавий снова ополчился на него, Гракх первым поставил на голосование вопрос об Октавии. Первая триба высказалась за отрешение Октавия от должности; тогда Гракх, обратившись к нему, стал просить его изменить свое мнение о законопроекте. Ввиду отказа Октавия Тиберий собрал голоса у остальных триб. Их было тогда 35. 17 первых триб высказались с гневом за предложение Тиберия, и 18-я триба должна была решить все дело. Гракх снова, на виду у всего народа, стал горячо умолять Октавия, попавшего в очень критическое положение, не мешать делу, столь священному, столь полезному для всей Италии, не уничтожать столь великого рвения народа, для которого он, в качестве трибуна, при желании, должен был бы кое-что еще прибавить в его законопроекте; для Октавия же, в случае осуждения его, будет далеко не безразлично потерять свою должность. С этими словами Гракх, призвав богов в свидетели, что он против воли подвергает своего товарища бесчестию, после того как не мог убедить его, продолжал голосование. И Октавий, тотчас же после того как голосование было против него, стал частным человеком и незаметно скрылся. Вместо него трибуном был избран Квинт Муммий.

Аграрный закон был утвержден. Для раздела земли избраны Гракх, автор законопроекта, брат его и тесть законодателя Аппий Клавдий. Народ все еще сильно опасался, что закон не будет приведен в исполнение, если Гракх со всеми родными не положит начало осуществлению закона...

Наступило уже лето, когда должны были происходить выборы народных трибунов. Когда время их было уже близко, стало совершенно ясно, что богатые приложили все усилия к тому, чтобы провести в народные трибуны лиц, наиболее враждебно настроенных к Гракху. Он же, предвидя угрожавшую ему опасность и боясь не попасть в трибуны на следующий год, стал сзывать на предстоящее голосование поселян... Последние заняты были жатвой, а Гракх был стеснен коротким сроком, назначенным для производства выборов. Поэтому он обратился к плебеям, проживавшим в городе, и, обойдя часть из них, просил избрать его трибуном на предстоящий год, так как ради них он подвергается опасности. При голосовании две первые трибы подали голос за Гракха. Тогда богатые стали указывать на то, что двоекратное, без перерыва, отправление должности одним и тем же лицом противозаконно... Гракх, боясь не получить большинства голосов в свою пользу, перенес голосование на следующий день. Отчаявшись во всем, он, хотя и продолжал еще оставаться в должности, надел траурную одежду, ходил остальную часть дня со своим сыном по форуму, останавливался с ним около отдельных лиц, поручал своего сына их попечению, так как ему самому суждено очень скоро погибнуть от своих недругов.

Тогда бедные начали очень сетовать. С одной стороны, они думали о самих себе: не придется им впредь пользоваться одинаковыми правами с прочими гражданами, но предстоит служить в рабстве у богатых, так как сила на стороне последних; с другой стороны, думали они и о Гракхе, который теперь боится за себя и который столько вытерпел из-за них. Бедные вечером провожали с плачем Гракха до его дома, убеждали его смело встретить грядущий день. Гракх ободрился, собрал еще ночью своих приверженцев, дал им пароль на случай, если дело дойдет до драки, и захватил храм на Капитолии, где должно было происходить голосование, и среднюю часть того места, где происходило народное собрание. Выведенный из себя трибунами и богачами, не позволявшими голосовать за его кандидатуру, Гракх дал условленный пароль. Внезапно поднялся крик в среде его приверженцев, и с этого момента пошла рукопашная. Часть их охраняла Гракха, как своего рода телохранители, другие, подпоясав свои тоги, вырвали из рук прислужников жезлы и палки, разломали их на куски и прогнали богатых из собрания. Поднялось такое смятение, нанесено было столько ран, что даже трибуны в страхе бросались со своих мест, а жрецы заперли храмы. С другой стороны, многие бросились в беспорядке бежать и спасаться, причем стали распространяться неточные слухи, вроде того, что или Гракх отрешил от должности всех остальных трибунов - такое предположение создалось на основании того, что трибунов не было видно, - или что он сам назначил себя без голосования трибуном на ближайший год.

В то время как происходило все это, сенат собрался в храме богини Верности... Сенат, приняв свое решение, отправился на Капитолий. Шествие возглавлял Корнелий Сципион Назика, великий понтифик. Он громко кричал: «Кто хочет спасти отечество, пусть следует за мною»... Вступивши в храм, Назика наткнулся на приверженцев Гракха. Последние уступили ему дорогу из уважения к лицу, занимавшему столь видный пост, а также и потому, что они видели сенаторов, следующих за Назикой. Последние стали вырывать из рук приверженцев Гракха куски дерева, скамейки и другие предметы, которыми они запаслись, собираясь идти в народное собрание, били ими приверженцев Гракха, преследовали их и сбрасывали их с обрывов Капитолия вниз. Во время этого смятения пали многие из приверженцев Гракха. Сам он, оттесненный к храму, был убит около дверей его, у статуй царей. Трупы убитых были брошены ночью в Тибр.

...Это гнусное дело, имевшее место в первый раз в народном собрании, потом неоднократно повторялось без всякой последовательности и в отношении других подобных же Гракху лиц. А город убийство Гракха поделило надвое: одни печалились, другие радовались. Одни жалели себя, жалели Гракха, жалели то положение, в каком находилось государство, где не было уже больше законного правления, но где господствовало кулачное право и насилие. Зато другие полагали, что они достигли исполнения всех своих желаний.

После убийства Гракха и смерти Аппия Клавдия для раздела земля младшему Гракху были противопоставлены Фульвий Флакк и Папирий Карбон. Так как крупные собственники не торопились записывать на себя приходившиеся на их долю участки, то триумвиры для раздела земли стали привлекать их к судебной ответственности. В скором времени началось много судебных процессов...

Между тем владельцы земельных участков, под различными предлогами, все откладывали и откладывали раздел их на долгий срок. Некоторые предлагали даровать права римского гражданства союзникам, всего более сопротивляющимся разделу земли. Италийцы с удовольствием приняли это предложение, предпочитая, конечно, получение прав римского гражданства разрешению аграрного вопроса. Фульвий Флакк, консул и вместе с тем член комиссии по разделу земли, в особенности хлопотал за италийцев. Однако сенат был недоволен, что римские подданные получат одинаковые права с римскими гражданами. Таким образом, и эта попытка не удалась. А народ, до тех пор надеявшийся получить землю, стал приходить в уныние. При таких обстоятельствах Гай Гракх... с удовольствием выставил свою кандидатуру в народные трибуны. Блестяще избранный, Гракх тотчас же встал в оппозицию к сенату. Он провел постановление о ежемесячном распределении продовольственных денег каждому плебею из общественных сумм - ничего подобного до тех пор не было. Одним этим государственным актом, в проведении которого он имел помощником Фульвия Флакка, Гай решительно добился расположения народа к себе и благодаря этому тотчас же был избран трибуном и на следующий год. Дело в том, что тем временем был утвержден закон: если народный трибун нуждается в продлении своих полномочий, народ должен избирать его из всех граждан.

Итак, Гай Гракх стал трибуном во второй раз. Подобно тому как раньше он подкупил народ (своим аграрным законом), так теперь он склонил на свою сторону и так называемых всадников, занимавших по своему положению среднее положение между сенатом и плебеями. Прибегнул он при этом к такому государственному мероприятию: он передал суды, пользовавшиеся из-за допускавшегося в них взяточничества дурною славою, от сенаторов в руки всадников... Говорят, что Гай немедленно, после того как закон был принят, выразился так: «Я одним ударом уничтожил сенат». Эти слова Гракха оправдались еще в большей степени позже, когда реформа, проводимая Гракхом, стала осуществляться на практике. Ибо предоставление всадникам судейских полномочий над римлянами, всеми италийцами и самими сенаторами, их власть наказывать всяческими мерами воздействия: денежными штрафами, лишением гражданских прав, изгнанием, - все это ставило всадников, как должностных лиц, выше сената, и членов последнего или сравняла с всадниками, или даже поставила их в положение подчиненных. Если всадники были заодно с трибунами в вопросах голосования и, в благодарность за это, получали от трибунов все, что бы они ни пожелали, то сенаторам они стали внушать большие опасения. И скоро дело дошло до того, что самая основа государственного строя перевернулась вверх дном: сенат продолжал сохранять за собою только свой авторитет, вся же сила была в руках всадников. Значение всадников стало расти, они не только начинают заправлять всем в судах, но даже откровенно издеваться над сенаторами. Они усвоили от последних присущее им взяточничество и, получив вкус к наживе, еще более позорно и неумеренно пользовались возможностью наживаться. Против богатых всадники выдвигали подосланных обвинителей, процессы против взяточничества они совершенно отменили, сговорившись между собою или применяя друг против друга насилие. Самый обычай требовать отчета от должностных лиц вообще пришел в забвение, и судейский закон Гракха на долгое время повел за собою распрю, не меньшую, чем прежнюю.

А Гракх стал проводить в Италии большие дороги, перетянув на свою сторону множество подрядчиков и ремесленников, готовых исполнять все его приказания. Он вывел также много колоний. Латинов он побуждал требовать всех тех прав, какие имели римляне; сенат не мог противодействовать в этом латинам под благовидным предлогом, так как они были в родстве с римлянами. Остальным союзникам, не имевшим права голоса при выборах римских должностных лиц, Гай с этого времени даровал это право, чтобы иметь и их при голосовании на своей стороне. Взбешенный преимущественно этим, сенат заставил консулов обнародовать закон, что при предстоящем голосовании этого закона никто из лиц, не имеющих права голоса, не может проживать в городе и приближаться к нему на расстояние 40 стадий. Другого трибуна, Ливия Друза, сенат убедил препятствовать проведению законов Гракха, не объясняя народу причин, по которым он делает это. Такое право - не объяснять причин - дано было трибуну, выступавшему противником своего товарища по должности. Сенат дал также полномочия Друзу, с целью задобрить народ, вывести 12 колоний. Это весьма обрадовало народ, почему он и отнесся с пренебрежением к законам Гракха.

Гракх, уязвленный нерасположением к нему народа, отправился в Ливию вместе с Фульвием Флакком, который, после окончания своего консульства, был избран для выведения колоний в Ливию. Отправить туда колонию было постановлено ввиду плодородия почвы Ливии, а основателями колонии были избраны Гай и Флакк с той целью, чтобы во время их отсутствия сенат мог хотя бы на короткое время заглушить нерасположение к нему народа. Гай и Флакк выбрали то место для основания колонии, где некогда стоял Карфаген... По возвращении в Рим они стали сзывать из всей Италии 6000 человек (желающих отправиться в колонию). В то время когда Гай и Флакк проектировали основание города в Ливии, пришло известие, что волки вытащили и разбросали пограничные столбы, поставленные Гаем и Фульвием, и что авгуры истолковали это как дурное предзнаменование для будущей колонии. Сенат созвал тогда народное собрание, в котором закон о ней должен был быть аннулирован. Гракх и Фульвий, ошибившись в своих расчетах и здесь, словно обезумевшие, стали утверждать, что сенат введен в обман рассказом о волках. Самые смелые из плебеев стали на их сторону и с кинжалами явились на Капитолий, где должно было заседать народное собрание по вопросу о колонии.

Когда народ собрался, и Фульвий начал речь о колонии, Гракх поднялся на Капитолий, охраняемый стражей из числа своих сторонников. Обеспокоенный сознанием того, что совещание идет о вопросе, не имеющем принципиального значения, он уклонился от участия в собрании и, миновав его, направился в портик, выжидая, что будет дальше происходить. В таком смятенном настроении Гракха увидел Антилл, плебей, совершавший жертвоприношение в портике, схватил его за руку и стал просить пощадить родину... Кто-то из присутствовавших при этом, хотя не было дано никакого сигнала, никакого приказания, а только на основании пронзительного взгляда на Антилла, вообразил, что уже пришло время, и, решив угодить чем-нибудь Гракху, первым принялся за дело: он извлек кинжал и поразил им Антилла. Поднялся крик, когда увидели его труп. Все бросились из храма в страхе пред случившеюся бедою. Гракх, отправившись на форум, хотел там объяснить все случившееся. Но никто не посторонился перед ним: все отстранялись от него, как от человека, оскверненного убийством. Гракх и Фульвий не знали, что делать. Они упустили удобный случай приступить к тому, о чем они решили говорить в собрании, и побежали к себе домой. Их сторонники собрались у них, а остальная толпа уже среди ночи, как если бы угрожала какая-нибудь беда, захватила форум. Консул Опимий, находившийся тогда в городе, отдал приказ нескольким вооруженным лицам собраться рано утром на Капитолий и при посредстве глашатаев созвал туда сенат...

Так обстояло дело. Сенат пригласил Гракха и Флакка оставить их дома и явиться в сенат для оправдания [во всем происшедшем]. Но они, вооруженные, бежали на Авентинский холм в надежде, что если они его займут, сенат скорее вступит с ними в переговоры. Во время бегства они созывали рабов, обещая им свободу, но никто их не слушал. Гракх и Флакк со своими приверженцами заняли храм Минервы и укрепились в нем, сына же Флакка, Квинта, послали к сенату с просьбой о заключении перемирия на условии жить дальше с сенатом в согласии. Сенат приказал Гракху и Флакку сложить оружие, явиться в сенат и объявить о своем желании, никаких же иных послов больше к ним не посылать. Так как Квинт все-таки был отправлен вторично, то консул Опимий, руководствуясь ранее сделанным объявлением, приказал арестовать его, потому что он не имел уже больше полномочий посла, против же Гракха и его приверженцев отправил вооруженный отряд. Тогда Гракх по свайному мосту бежал на другую сторону Тибра в рощу, в сопровождении только одного раба, и приказал ему убить его, лишь только он будет схвачен. Флакк бежал в мастерскую одного своего знакомого. Преследователи, не зная дома (где Флакк скрылся), просили сжечь дома по всей улице. Знакомый Флакка, принявший его к себе, не хотел донести на него, так как он искал у него защиты, и приказал донести другому лицу. Флакк был схвачен и убит...

Хрестоматия по истории древнего мира. Под ред. В.В.Струве.

Т. 3. - М.: Учпедгиз, 1953.

Дата добавления: 2015-08-03