Колдун, потомок королей

«Он продал чёрту душу!» — говорили о нём в Москве и Санкт-Петербурге, и поводов для того было немало: уединённо живущий отставной фельдмаршал Яков Брюс, не таясь, творил колдовство, невозможное, по общему убеждению, без помощи потусторонних сил.

Знойным июльским днём в поместье Глинки, принадлежащее графу Якову Вилимовичу Брюсу, стягивались гости. Путь по тогдашним временам неблизкий — 42 версты от Москвы (здесь сейчас станция Монино), однако приглашённые ехали с большой охотой. Ну, во-первых, хозяин славился хлебосольством, свойственным закоренелым холостякам, которые, за неимением супруги, сами искусно и требовательно руководят поварами — какое блюдо и как приготовить, да чтоб на особинку. Во-вторых (обстоятельство, немаловажное для мужеской половины званых), граф, получивший закалку ещё в царёвых, государя Петра Алексеевича пиршествах, любил и умел пить, к этому же и остальных настойчиво понуждая, но не пьянел.

Об усадьбе в Глинках ходили пугающие слухи. Якобы никогда не спал её владелец, и в ночной темени светились окна. Иногда они распахивались сами собой, оттуда вылетали молнии, рвущиеся к небу, рассыпались на искры, и там, куда они падали, вдруг вставали мерцающие столбы дыма.

Особо любопытным удавалось, взобравшись на дерево, заглянуть в комнаты. Поверх занавесей, всегда задёрнутых, виделось немногое: непонятного назначения стеклянные сосуды, соединённые прозрачными трубочками, разнокалиберные бутыли, пучки сухой травы на стене и сам Брюс с толстой книгой в руках. Впрочем, по утверждению иных наблюдателей, то вовсе и не книга была — подброшенная, она парила в воздухе, исторгая из себя яркие камешки, кои хозяин, подпрыгивая, ловил в рукав, а потом выплёвывал в ковш. И трепыхало над ковшом синее пламя.

Подобные рассказы вроде бы подтверждали подозрения, будто граф-чернокнижник занимался алхимией — разную чепуху, например, лягушечьи черепа или песок, извлечённый из куриных желудочков, превращал в золото, и было его у графа видимо-невидимо. Однако, думается, это не соответствовало истине, поскольку в 1714 году Яков Брюс, как шептались придворные, оказался причастен к хищению казённых денег, и только благорасположение императора спасло лихоимца от батогов. И действительно, разве станет запускать в казну руку человек, умеющий из мусора получать звонкую монету да ещё и в любом количестве? Разве опустится он до мелкой мести купцам, привычно объегорившим графскую прислугу, посланную в лавку за сахаром, за чаем, за лоскутом ткани?

Между тем за Брюсом такое водилось. Выслушав жалобу плачущей экономки на торговца, обвесившего или обмерившего, обсчитавшего или подсунувшего товар с гнильцой, бывший сенатор, бывший президент Берг- и Мануфактур-коллегий молча натягивал камзол, брал трость и отправлялся к месту происшествия, отнюдь не чрезвычайного, — в среде московских лавочников обман покупателя считался делом профессиональной доблести, отчего и распространён был бескрайне.

И вот, вообразите, сидит такой пройдоха, радуясь, что хорошо «общипал» Брюсову экономку, а тут и сами их сиятельство в дверях. И — ни ругательного слова, ни укоризны во взгляде. Замер на пороге истуканом. Только трость уронил. И она, эта палка, вдруг зашевелилась, вздулась изнутри и — толстеет, толстеет! И уже не деревяшка, а — крокодил. Извивается, клацает зубами, ползёт к сидельцу, скованному ужасом, вот-вот ногу отхватит! Вдарит раз хвостом — мешок с крупой лопается и — вроссыпь по полу. Вдарит второй раз — весь мучной запас до потолка облаком. Тварь же лапой когтистой норовит зацепить за купцовы штаны, стонет и пасть разевает — сейчас сожрёт!

Благим матом орёт бедолага, будоража квартал. Сбегается окрестный люд: что за тревога? Неужто разбойники? Ан нет, пусто в лавке, лишь хозяин за бочкой вопит, вопит...

Легенды о столь оригинальных расправах Якова Вилимовича над мошенниками ходили в Москве ещё и в начале нынешнего века — немало записал их незаслуженно теперь забытый фольклорист Евгений Баранов. И следовало из легенд: «напускал» на нечестных торговцев Брюс то огнедышащего зелёного дракона, то стадо голодных свиней, то кровожадного великана... Очевидно, и впрямь владел он искусством гипноза, что, впрочем, неудивительно, если знать: был петровский вельможа Я.Брюс уникальнейшей личностью.

Он родился в 1670 г. в Пскове (есть и версия — в Москве) в семье потомка шотландских королей, вынужденного переселиться в Россию и назначенного в полковники царём Алексеем Михайловичем. Был юный Яков записан в потешное войско Петра Первого и с тех пор, по желанию молодого монарха, сопровождал его во всех походах и путешествиях, в том числе и заграничных. За отличие при взятии городов противника жалован не единожды воинскими званиями и поместьями. В сражении под Полтавой командовал всей русской артиллерией из 72 орудий и после одержания верха над шведами награждён орденом св. Андрея Первозванного...

Приметил, однако, Пётр, названный позже Великим, сильную склонность соратника к наукам и командировал его в Лондон совершенствоваться в математике и астрономии. В обеих этих областях, по свидетельству современников, весьма преуспел Яков-артиллерист. К тому же, влекомый интересом, освоил он тонкости точной инженерии, географии и минералогии, ботаники и химии, упражнялся в физике и переводах с немецкого и английского всяческих учёных трудов. Дерзал в конструировании придуманных им самим по надобности приборов и механизмов. Смастерил, говорят, вечные часы, — как завёл их ключом, так и шли бы они по сию пору, если бы не впало позже кому-то в голову привнести в часы некое новшество — чтобы вместо кукушки появлялся из них часовой и брал «на караул». Короче, гласит легенда, сломали вещь.

Да что там часы? Пустяк! Молва приписывает Брюсу создание первого летательного аппарата. Якобы, используя секреты магии, соорудил он из стальных полосок и пружин большую птицу, напоминающую орла, садясь на которую, приводил в движение нажатием потайной кнопки — орёл растопыривал крылья и, задрав клюв, устремлялся в воздух и планировал над московскими крышами и куполами. Полагаю, что нужда в «самолёте» возникла у Якова Вилимовича при выполнении поручения царя — составить карту государства Российского... Никому иному, мол, Пётр поручить это не мог, поскольку Брюс по его повелению надзирал за ходом всего типографского дела и похвально зарекомендовал себя печатанием знаменитого сейчас «Брюсова календаря».

В нём, этом календаре (справедливости ради надо сказать, «изобретённом» тщанием царского библиотекаря Василия Киприянова, но «под наблюдением» Якова Брюса), на многие годы вперёд предугаданы характерные признаки каждого дня, что само по себе принималось за волшебство. А такое по плечу только чернокнижнику и чародею...

Необычные способности графа Якова Брюса были ведомы Петру Первому. Вероятнее всего, из «доброжелательных» доносов. Например, зная, сколь охоч царь до женского полу, донесли: а у затворника Брюса — новая горничная, красавица писаная! И статью взяла, и умом, и обхождением. Он, Брюс, только подумает: «Кофейку бы сейчас!» — она уже с подносом плывет павою. Один недостаток — говорить не умеет, потому что — искусственная, сотворил её граф из цветов и проволоки. Что же касается остального, по девичьей части, — зело резва и естественна, отчего — обратите внимание, ваше величество! — дряхлый Брюс юношей держится.

По всем расчётам, должен был Пётр ту цветочную горничную затребовать к себе на предмет близкого знакомства, однако доноситель не учёл момента: накануне ночью Пётр застиг в спальне царицы кавалера Монса и теперь мучился, не находя ему достойной казни. А когда вспомнил и призвал старого колдуна, тот, прочитав государевы мысли, ещё не произнесённые, коснулся его руки, и начисто забыл государь о Брюсовой красавице, словно её и не было никогда.

В Сухаревой башне, где Яков Вилимович оборудовал обсерваторию и лабораторию для химических опытов, совершил он, если верить преданиям, богопротивное открытие — вычислил состав зелья, называемого в сказках живой водой. Первое испытание провёл над издыхающей собакой, изрядно потрёпанной собратьями в уличной схватке. Истекающий кровью худущий пёс, омытый загадочным зельем, в течение часа превратился в игривого щенка, принявшегося с весёлым гавканьем кружить по комнате. Ободрённый успехом, Брюс спешно распорядился доставить к нему с паперти самого убогого нищего, но непременно лысого, беззубого, желательно слепого, который вдобавок не в состоянии ходить... Притащили такого, раздели, отмыли, осыпали красным порошком, обрызгали всё той же неведомой жидкостью, накрыли рогожкой. Брюс помощников выпроводил, приподнял рогожку, а под ней спит, чмокая во сне, толстомордый парень!

Действительно ли обладал Яков Вилимович столь чудесным снадобьем, документальных подтверждений нет. Но есть ещё одна легенда, зафиксированная в середине прошлого века историком П.Пекарским: дескать, Брюс, умирая, вручил Петру склянку с некоей водой — если Пётр «пожелает видеть его ожившим, то пусть велит вспрыснуть его труп тою водою. Прошло потом несколько лет, и вот, вспомнив о завещанной Брюсом склянке, порешили разрыть могилу. К ужасу присутствующих, оказалось, что покойник лежал, как живой, и у него даже отросли длинные волосы на голове и бороде... Поражённые этим эксгуматоры скорее могилу зарыли, а склянку разбили...»

Но в день, с которого мы начали рассказ, до смерти графа было ещё далеко, и ехали к нему гости в догадках: чем удивит волшебник? Вызовет среди жары снегопад, что он уже делал в Москве? Или — наводнение, как в Санкт-Петербурге? Тогда, на балу, вдруг стал мокрым паркет, чему танцующие по первости не придали значения, однако затем вода хлынула буйно и напористо, повергнув в панику и дам, и кавалеров. Дамы, задрав юбки, взбирались на столы, мужчины залезли на подоконники. И лишь Брюс не двинулся, хлопнул в ладоши, и все опешили: в зале-то сухо! Экое наваждение!

На сей раз старый граф преподнес гостям иной сюрприз. В поместье Глинки имелось небольшое озерцо, такое прозрачное, что виделось, как рыбы, опустившиеся ко дну, лениво машут плавниками. Сюда, на берег, и привёл Яков Вилимович гостей после обеда, достал из кармана кисет, зачерпнул в нём горсть какого-то порошка и метнул в воду. И тотчас озерцо покрылось льдом ровным, будто отполированным. Брюс гикнул, прыгнул на лёд и покатился на согнутых ногах:

— Прошу, господа, смелее, смелее!

Старый фельдмаршал умер 19 апреля 1735 года, оставив после себя библиотеку, кабинет «куриозных вещей», рукописи, карты, около ста редких инструментов и множество предметов непонятного применения. Всё это было завещано кунсткамере Академии наук. Энтузиасты пытались отыскать в его записях секреты чудес, производимых Брюсом, но то ли Яков Вилимович искусно зашифровал их, то ли вообще не доверил бумаге — поиски оказались безрезультатными. И сохранилось его колдовство до наших дней только в изустных легендах...

Дата добавления: 2015-08-03