Возникли проблемы и с Эхнатоном.
— Да, ты говорил уже.
— Его биополе то и дело давало сбои, Юра не мог добиться стабильности и уже просто выбился из сил, денно и нощно возясь с генератором.
— Тамара, — волновался Стас, — мы верно выбрали время?
Это был третий день молодой луны. 17. 47 местного времени. Все, как и значилось в протоколе. Тамара всегда работала, как часы, и вопрос Стаса казался нелепым. Она даже не посмотрела на него. На ее сторону встал Жора.
— Не цыплят выращиваем, — сказал он, — фараонов…
Это значило, что к Тамаре не должно быть претензий. Между тем, гомогенат ДНК фараона никак не структурировался в полноценный геном, и у Юры появилась мысль заменить Эхнатона на другого фараона. К делу подключился сам Жора. Он с завидным терпением и щепетильностью добивался искомых характеристик гомогената, не отходя от Юры ни на шаг. Просил даже Аню помочь им своей энергетикой в получении желаемых результатов, можно сказать, спал стоя, как конь, только бы не менять Эхнатона. Здесь пришлось вмешаться и мне. Ты помнишь, что я силой собственной мысли могу не только…
— Помню-помню, — говорит Лена.
— Так вот…
Юра злился. Жора настаивал. Доходило до ссор.
— Да брось ты его в помойное ведро, своего Эхнатона, — в который раз выговаривал Жоре Юра. — Этих фараонов — как грязи. Выбери себе кого хочешь: Хеопса, Тутанхамона, Рамзеса или, на худой конец, того же Хоремхеба, перечеркнувшего все реформы твоего Эхнатона. Возьми на худой конец Клеопатру…
Жора неожиданно повернулся ко мне:
— Тинка где?!
Я молчал. Жора хмыкнул и продолжал:
— Клеопатру или Тиу, или как там её, Тиу, Ти… На худой конец…
Юра улыбался.
Мне всегда казалось, что Юра был у нас со времен фараонов.
— Клеопатру я бы взял, — ухмыльнувшись, произнес он, — но Эхнатон, знаешь ли…
Жора стоял на своем: нет!
— Тома, скажи им, что Эхнатона менять нельзя.
— Ни-ни, — сказала Тамара, — никак!..
Никто ему кроме Эхнатона не был нужен. Только много месяцев спустя всем стало ясно, почему он так уцепился за своего подопечного.
— Почему? — спрашивает Лена.
— А вот клетки Леонардо да Винчи вели себя уверенно и спокойно. Так ведут себя клетки совершенного Человека, знающего свое предназначение, Человека посвященного и продвинутого, реализовавшего потенциал своего генофонда.
— В чем же? В чем его предназначение? — спросила Тая.
— Быть Лео! Только Лео и никем другим! Лео — Лео, а Сократу — Сократом…
— Это известно сегодня каждому школьнику, — говорит Лена.
— Да, история нашла им свое место на полочке, свою нишу. Но только сегодня, глядя на формулу генома наших сверстников, можно сказать, кто из них выполнит свою миссию на земле, а кто просочится через сито истории, как вода сквозь песок.
— Но это же…
— Я не просто уверен, я — вижу.
Жора, в подтверждение сказанного, поднял вверх указательный палец.
— Вижу, — повторил он.
— Ты упомянул Сократа, — говорит Лена.
— Да, и Сократ, и, конечно, Сократ… Сократ — это яркая манифестация совести. Как Иисус — это Бог в человеческом обличье, так Сократ — это воплощенная совесть. Совесть в самом чистом виде. Это был голос крови Сократа. По реакции его клеток в дальнейшем мы строили калибровочную кривую совести для квантификации основных добродетелей.
— Для чего, для чего? — спрашивает Лена.
Я не отвечаю.
— Слово-то какое — квантификация! — говорит Лена.
— Я не раз его еще назову. Для определения количества совести в человеке, мы вычислили единицу совести — 1 сократ, и она стала самой весомой единицей при разработке формулы Любви. Формула Любви — это основной закон Жизни.
— Мы опять славим идеи расовой дискриминации, — с грустью заметила Инна, — среди них нет ни одного черного!
Ирена воскликнула:
— Вот беда!
— Меняем твоего Хаммурапи на… на кого? Пусть это будет Отелло! Или Поль Робсон. Или, на худой конец, Кондолиза Райс… На худой конец…
Мы словно перебирали картошку.
Противился и Конфуций. Его клеточкам пришло в голову есть по две порции каротина. Мы убили уйму времени, пока Юра, как-то не бросил:
— Он же желтый! Дайте ему лишнюю морковку…
— Или апельсин! — предложила Ия.
Юра редко ошибался в диагнозах, вот и на этот раз угодил в десятку. Как только в среду добавили несколько нанограмм каротина, клетки Конфуция аж прослезились в благодарностях.
Цезарь требовал Брута и Клеопатру, от которой потом отказался. Да-да! Так и было! Сначала клеточки Цезаря отказывались даже флюоресцировать. Каких только композиций мы не перепробовали!
— Юра, что скажешь? — приставали мы к Юре.
Но и он разводил руками, мол, не могу понять, что ему еще нужно. Только на следующее утро он пришел в бокс ни свет, ни заря и объявил: «Плесните-ка им пару доз Клеопатры…». Да-да! Именно «Клеопатры». Когда питательную среду проэкспонировали известное время в биополе Клеопатры, Цезарь тот же час воспрянул духом, а когда ему в друзья добавили Брута, он и вовсе разулыбался: это то, что мне нужно! Потом, конечно, был поражен: «И ты, Брут?!».
— А как вел себя Папа Римский? — спрашивает Лена.
— Требовал тишины. Просил…
—?..
— Ведь тишина, говорил он, — это все самое лучшее, что я хотел бы слышать от этих людей. Тишина — как залог единения. Не покой — тишина. Тихая революция сознания. Папа это сразу признал: через геном! Притчи, призывы и лозунги позастряли в зубах.
В те дни мы сделали еще одно удивительное открытие. Оказалось, что по реакциям клеток можно прогнозировать поведение личности. А что говорить о клонах!
— А что Ленин?
— Он переболел свинкой, и остался бесплоден. Что ж до Сократа… Знаешь, тут такая веселая история. Сперва он стал олимпийским чемпионом на стометровке, по метанию копья и, кажется, по лыжам… Прыжки с вышки, да!.. Ну что-то зимнее на лыжах… А затем… ох-хо-хо…
— Интересно, — говорит Лена, — что же затем?
— …м-да… Залез в бочку к Диогену…
— К Лаэртскому?..
— И жили там, как сиамские близнецы, вместе…
— Голубые?
— Знаешь, вонь жуткая…
И т.д. Спорили, спорили…
— …и Эйнштейн показывал свой язык?
— Ага! Как мальчишка!
— Язык, — поучительно заверил нас Маврин, — как и радужка глаза, впрочем, как и стопа — прекрасные индикаторы состояния нашего здоровья. Это для посвящённого — как экран телевизора: все болезни как на ладони!
— Эээээээээээ… — раскрыв рот и вывалив свой малиновый язык, проэкала Тая, — и что ты там видишь?
— Покажись гинекологу, — сказал Маврин, — ты беременна.
— Я?! Правда?! Ой, Мавруша… Если это правда, я тебя расцелую!
— Покажись, покажись…
— А что, — сказал тогда Юра, — думаете, из всей этой мишуры можно будет что-то слепить?
— Тайка точно кого-то родит! — сказала Эдит.
— Ты сомневаешься? — спросил Жора.
— Что же? — Юра поправил очки и посмотрел на Жору.
— Рай, — просто сказал Жора, — рай! Я уверен!
Он положил руку Юре на плечо и добавил:
— Будь уверен! Dixi! (Я сказал, — лат.)
— Не забудьте только вот что, — сказала Ната, — и Цезарь, и Наполеон были левшами. Вообще, надо сказать, что ген леворукости принадлежит к тем рычагам управления, без которых нельзя строить ваше совершенство. Вы не считаете?
— Скажу тебе честно, — признался мне тогда Юра, — в этих Цезарях и Наполеонах я сразу увидел угрозу нашей Пирамиде. Я же говорил: нужен Гермес!
Как же он был тогда прав!
— А Тина? — спрашивает Лена.
— Мы уже к ней подбирались вплотную…
— Когда же вы её заарканите?
— Ну ты, мать, сказала! Не сплели еще в мире такое лассо, чтобы можно было её заарканить.
— Но в конце-то концов вам это удалось?
— Удалось? Не думаю… Она соблазнилась на звуки свирели… Да и то…
— Что?
— Тина…
— Ну?!.
— Мы строили дом, которому вскоре судилось стать нашей могилой. Тина сразу об этом сказала… Она…
— Говори уже!..
Я же сказал: мы строили свою Пирамиду, свой Мавзолей… Гроб!.. Если быть точным.
— И вот что еще меня поразило: наш Ленин вскоре стал-таки матерым христианином, новым апостолом, яростно проповедовал Новый завет, отчаянно спорил с атеистами и звал на интеллектуальные баррикады в защиту Христа.
— Скажите-ка! — воскликнула Лена.
— Да!
— А Тина?..
— Я же сказал!.. Она тоже левша…
Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава 19 | | | Глава 1 |