Глава 14. Юра ясно себе представлял, что не я один его принял и признал

Юра ясно себе представлял, что не я один его принял и признал. В моем лице он сейчас получил признание самой передовой научной мысли планеты. Ведь нам достаточно было в двух-трех словах обмолвиться о наших делах и мы тотчас узнавали, кто чем дышит и чего достиг. Я достиг многого и тому есть существенные подтверждения. Нобелевскими премиями мир ведь не разбрасывается. И в интернете моя фамилия была чуть ли не первой из самых востребованных. В нашем, разумеется, кругу. Я приглашал его в свою команду, и, главное, — признавал беспомощность и бессмысленность своего будущего без его участия в нашем деле. Все это очень возвышало его в собственных глазах, это брало за живое, цепляло…

— Кстати, — сказал я, — уже готова и виртуальная модель Пирамиды, — и добавил, не меняя тона, — там и для тебя местечко нагрето!

— Какое?

Мне больно было смотреть на него. Он еще не верил в то, что вдруг оказался кому-то нужен. Нужен не для того, чтобы кого-то убрать точным выстрелом в лоб, не для того, чтобы мстить, убивать, ненавидеть, просить, даже не для того, чтобы протянуть руку помощи или подставить плечо, кого-нибудь напоить или поделиться последней лепешкой, нет, — а для чего-то другого, непостижимо-величественного! О таком он мечтал все последние годы! Неужели дождался?

— Какое же?!

Нетерпение подводило его. Еще бы! Терпение терпело фиаско. Когда мечта достижима, и, кажется, что ты уже хватаешь ее за роскошный павлиний хвост, хочется быть уверенным, что на этот-то раз, что сегодня, сейчас вот, она уже никуда от тебя не ускользнет, никуда не денется, твоя мечта.

— Ты должен делать то, что ты умеешь делать лучше других — месить и лепить. Из глины генов ваять основание…

И тут Юра не удержался. Он расхохотался бешеным истерическим смехом, я даже испугался. Он просто выпрыгнул из кресла, катапультировался, как из горящего самолета, несколько раз подпрыгнул, затем замер, поднял голову вверх, протянул руки к небу, словно пытаясь ухватиться за облака, и так стоял не меньше минуты, колосс Родосский, бог в джинсах… Затем он снова упал в кресло, снял очки и, как обиженный школьник, кулаком вытер слезы, катившиеся из глаз. Он не мог удержаться от слез, тер и тер кулаком свои красные щеки, тер и всхлипывал, икая, как ребенок, которому вернули любимую игрушку.

— Да-да, — почти шепотом сказал он, — ваять жизнь — это то, что мне надо.

Я не знал, что мне делать: утешать его или радоваться вместе с ним. Я знал точно одно: я попал в десятку: он теперь — мой. И дал вволю ему наплакаться. Потом мы шли по ночному Иерусалиму и молчали.

— Я до сих пор не верю, — произнес он, наконец, — но как тебе все это удалось провернуть? Знаешь, ты — гений…

— Знаю, — сказал я.

— Я бы до Пирамиды никогда не додумался!

— Пирамиду не я придумал, — сказал я, — мы ее все вместе придумали, ты, я, Аня и Стас, Ия и Юля, Архипов и Тамара, и…

— Да, и Славик, и Ксения и Наталья…

— И Жора, и Вит…

— Да, Жора — гений всяких придумок…

— Бог, — сказал я.

— Да, Жора тоже… Ты уже называл Юлию, кто это?

— Пирамиду, — сказал я, — придумал Сам Бог. В Его Книге все написано, там начертан и план нашей жизни. В ней все есть и маркетинг, и менеджмент, аудит и консалтинг, даже бонусы и дивиденды, абсолютно все, надо просто уметь читать… Пришло время прочитать ее заново и по-новому, и досталось это нам, понимаешь, не кому-то, а нам. На нас Он возложил это Его плодоносное иго, это бремя небесное, понимаешь, нам нельзя Его подводить.

— Ты строишь свою Пирамиду так уверенно и с таким вдохновенным смирением, как это может делать только глубоко верующий в правоту своего дела человек.

— А ты разве в нее не веришь?

Тут я вспомнил Аню, наш спор, и сказал то, что говорил ей:

— Сrede ut intelligas! Верь, чтобы понимать!

— Да-да… Чтобы понимать, — согласился Юра, — требуется вера.

Видимо, этот мой небесный спич, свято вырастал и ширился по ночным вымершим переулкам Иерусалима, и наводил на нас некий таинственный трепет, звуча как молитва, как клятва, которую мы давали на верность служения Небу. Это был наш катарсис.

— Так кто эта твоя Юлия? — снова спросил он.

— Муза, — сказал я, — наша муза… Чистый креатив! Кстати, и Тина…

— И она с вами?

— Ты знаешь Тину, — спросил я, — какую Тину?

Юра посмотрел на меня и ничего не сказал.

Вот так, рассуждая о Боге и Его исповедимых для нас путях, мы и добрели до гостиницы.

— Только бы не оказалось все это благими намерениями, которые приведут нас известно куда, — сказал Юра, — ведь самый главный бич человечества — невежество и неверие…

Но этой капельки пессимизма было не достаточно, чтобы затушить тот костер, который, я это видел, в нем уже разгорался.

— Знаешь, — он сделал еще одну попытку уйти, — мне кажется, у тебя ничего не получится.

— Чудак, — сказал я, — у тебя уже нет выбора!

Мы не знали тогда, что костер этот превратится в пожар.

О Тине он больше не проронил ни слова. А я не спрашивал. Видимо, речь шла не о нашей Тине.

— А была ещё какая-то? — спрашивает Лена.

— Были, были… И Тины, И Инны, и Кристины…

«Тиннн-н-н…».

Дата добавления: 2015-08-03