Впрочем, хватит одежду хаять. Ее и сменить можно. Было бы желание. Пора к роже переходить!

Сергей с большой опаской посмотрел на свое лицо. Да, пожалуй, уши слегка выпирают. Но небезнадежно. Если волосы и впрямь отрастить подлинней, все будет нормально. Или ненормально? Куда, скажите, девать этот ужасный огромный нос? Он выпирает покруче ушей, и ничем его не прикроешь. Удивительно, что Первухина по нему не прошлась. Хотя того, что она сказала, и так достаточно. Конечно же, он урод! Самый настоящий! Длинный, тощий, одежда висит как на вешалке. И правое плечо, если расслабиться и встать в привычную позу, конечно же, выше левого. Ну не на двадцать сантиметров… но выше… В глаза бросается… А какой кошмарный рюкзак! Впрочем, неудивительно. Он ходит с ним в школу третий год. Мать предлагала купить новый, а он отказался: привык, дескать… удобный…

Серега отошел от зеркала и решил проделать еще один эксперимент. Он поднялся на третий этаж, где у них должен был начаться урок литературы, и вышел в рекреацию, где у окон тусовались девчонки. Подойдя к ним, он окликнул одну из признанных красавиц класса, Таню Лебедеву:

Тань, можно тебя на два слова?

Лебедева удивленно вскинула бровки, передернула плечами, но с подоконника, на котором сидела, спрыгнула и пошла к нему.

Я вот что хочу у тебя спросить… — начал Серега и повел разговор о сочинении по «Слову о полку Игореве», которое им задали на дом. Собственно, «Слово» его совершенно не интересовало, да и сочинение он уже не только написал, но даже и сдал, но ему надо было проверить реакцию Таньки на разговор с ним. И чем дольше он говорил, тем более убеждался в том, что Ольга Первухина права. Прехорошенькой Лебедевой было явно стыдно стоять с ним рядом. Она все время пятилась от него, и он вынужден был наступать. А Танечка снова пыталась от него оторваться и всем своим видом показывала окружающим, что не имеет с этим уродом ничего общего. Он сам привязывается, а она из элементарной вежливости не может отказать ему в разговоре. В конце концов он пощадил Лебедеву и отошел от нее еще до того, как прозвенел звонок на урок.

Оставшиеся уроки Серега провел как во сне. Он не смотрел на Веру не потому, что ему запретила Первухина. Он не смел поднять на нее глаз. Какой смысл ему, уроду, засматриваться на девчонку, которая так же шарахнется от него, как Лебедева, если он вдруг решится подойти к ней. Да он теперь и не решится. Впрочем, он и раньшето не решался… Хотя раньше ему никто и не нравился. Неужели Вера ему нравится? Или, может быть, Первухина была права и в другом? Может, он влюбился в Филимонову? Очень похоже на то… И что же теперь с этой любовью делать?

Вечером Новиков никак не мог сосредоточиться ни на уроках, ни на своей коллекции моделей автомобилей, которую любовно собирал уже несколько лет. Это не были купленные в магазинах детские игрушки. Он сам собирал автомобильчики из картонных деталей, которые сам же и чертил, и вырезал, глядя на фотографии в Интернете. Потом он машинки раскрашивал и покрывал лаком. Получалось здорово. Моделек набралось уже более двадцати, и он не так давно как раз подумал о том, не похвастаться ли комунибудь своей коллекцией. Он стал перебирать своих одноклассников и вдруг остро почувствовал, что у него нет настоящих друзей. Он, Серега, только и делал, что изо всех сил учился, поскольку это было ему очень интересно. В свободное время с упоением решал дополнительные примеры и задачи и клеил свои машинки. И теперь выходило, что он упустил в жизни самое главное, а именно — друзей. Почемуто до этого они не были ему нужны. А что сейчас? А сейчас ему очень хотелось с кемнибудь пообщаться не только на предмет школьных заданий на дом. Именно за общением он пришел тогда к Илюхе Булатову. Он хотел пригласить его к себе в гости и показать коллекцию автомобилей. Но Илюха был сильно занят созданием группы «Мы любим Веру Филимонову!». Было ясно, что в этот момент ему явно было не до машинок. Собственно, вполне может быть, что ему вообще никогда не будет дела до коллекции. Скорее всего, она покажется ему смешным детским увлечением. Все сейчас как развлекаются? Слушают музон да сидят в Интернете. Кому они нужны, его машинки?

Но он, Серега, бесконечно благодарен Булату за то, что тот привлек его внимание к Вере Филимоновой. Сама Вера, конечно, никогда не снизойдет до него, но любитьто ее тайно он вполне может. Неужели он и впрямь ее любит? А что? Он ведь сегодня это абсолютно точно понял. Любит… Словото какое хорошее… И чувство тоже… И как же это радостно — любить, даже безответно.

Но вот быть уродом — это отвратительно. Конечно, можно завтра же надеть в школу и новые джинсы, и сеструхины кроссовки, и даже попросить на день у отца кейс, а сразу после уроков купить себе какуюнибудь красивую сумку через плечо… мать денег сразу даст… Но у него уже сформировался определенный имидж — незаметного и не интересного никому человека. Разве это можно побороть новыми штанами? Да он и общатьсято нормально не умеет. Одно дело — спросить Лебедеву про сочинение и совсем другое — говорить о чемто постороннем. О чем люди разговаривают друг с другом? Что интересно девчонкам? Уж точно не коллекция автомобилей! Хотя… о чем бы он ни завел с девчонками разговор, он будет им смешон. Они будут мечтать от него отделаться. Хоть Лебедева, хоть Вера Филимонова…

Серега посмотрел на лежащую перед ним тетрадь по алгебре и вдруг понял, что она ему отвратительна. Да! Тетрадь по алгебре — и вдруг отвратительна! И от написанных в ней формул — тошнит! От всего тошнит! От никчемной, никому не нужной коллекции! От комнаты в идиотских голубых обоях! И особенно от собственного дурацкого существования!

Новиков вышел из комнаты и огляделся в квартире. Его тошнило от вида всей квартиры в целом! Не только от дивана, покрытого стареньким, потертым покрывалом, но и от нового телевизора с жидкокристаллическим экраном. От всего, что вокруг! А что делать, если его будет тошнить, когда он посмотрит на родителей, вернувшихся с работы? И от сестры Наташки? Что ему тогда делать? С этим же надо както бороться…

Сергей вышел в коридор, сдернул с вешалки куртку, с трудом попал руками в рукава и выскочил на улицу. Уже прилично стемнело. Он пометался возле подъезда. Куда пойти? Ведь никуда не хочется… Но кудато же надо себя деть… Разве что в башню? Еще, конечно, рановато, там никого нет… Но сейчас, пожалуй, это как раз и хорошо. А то вдруг от песен тоже станет тошнить.

Башней в их районе назывался дом, построенный еще во времена Сталина. Он был интересен тем, что несколько напоминал Спасскую башню Московского Кремля. Только купол не так сильно сужался кверху, и, естественно, не было на нем рубиновой звезды. Внутри купола существовала винтовая лестница, на ступеньках которой поздними вечерами собирались местные барды с гитарами. Жители дома несколько раз пытались прекратить эти музыкальные посиделки, вызывали милицию, бардов разгоняли, но они потом приходили снова. Их снова гнали, но они возвращались. В конце концов жители както к концертам притерпелись, потому что песни в их доме исполнялись неплохие, беспорядков и грязи не было. Они даже сами стали приходить слушать: в домашних шлепанцах на босу ногу, в тренировочных штанах или халатах.

Винтовая лестница вела на плоскую крышу башни — залитую бетоном площадку. С нее открывался красивейший вид на город. Только находиться на крыше было опасно: ограждение низенькое, запросто можно загреметь вниз. Костей потом не соберешь. Но если сесть прямо на бетон, просунуть ноги сквозь решетку ограждения, то локти придутся как раз на перила. Очень удобно сидеть и смотреть прямо в небо. Ощущение такое, будто ты паришь над городом. Пожалуй, это именно то, от чего его, Серегу, сейчас тошнить не будет.

Решив, куда пойти, Сергей направился к башне через проходной двор, которым, в общемто, редко ходил, поскольку он пользовался дурной славой. Но сейчас ему было все равно. Если вдруг в этом дворе на него нападут и пристукнут — будет даже хорошо: сразу прекратится тошнота, которая уже подкатывает к самому горлу. Опустив голову, чтобы не видеть того, кто из этого двора может выскочить ему навстречу, Новиков прошел через подворотню. Таким же быстрым шагом он намеревался пересечь небольшой квадрат двора, но очень скоро споткнулся обо чтото мягкое и довольно объемное. Перелетев со всего маху через это мягкое и объемное, Серега грохнулся во весь свой рост рядом и его лицо оказалось нос к носу с чьимто другим, мертвенно белеющим в вечерних сумерках. Он подумал, что здорово вляпался, поскольку это наверняка лицо трупа: уж очень какоето синюшное, с черными подглазьями… Но «труп» вдруг неожиданно резко открыл глаза, завозился и сел, нахохлившись. По щуплой фигуре и длинным волосам Новиков понял, что это девчонка. Он тоже перевел свое тело в сидячее положение и спросил:

Дата добавления: 2015-08-05