Количество жертв мы не узнаем никогда

...Утром 4 октября я проснулся от выстрелов бронетранспортеров. Убедился, что здание оцеплено и идет обстрел здания Дома Советов. Тем не менее, как обычно, мы с коллегами начали работать в моем кабинете, затем нас пригласили в Зал Совета Национальностей. Убедившись, что приглашение было в целях безопасности, а не для совещаний, сотрудники комитета и несколько членов парламентской фракции "Россия" пошли в мой кабинет, чтобы элементарно позавтракать.

Эта наша попытка временно отделиться превратилась в длительную отлучку. Буквально через пол часа обстрел парламента усилился, снайперы с мэрии стали простреливать всю лестничную клетку, которая отделяла мой кабинет от центральной части здания. В течении всего дня 4 октября мы были отрезаны от центральной части здания. Мы находились на 6 этаже правого крыла ВС. Но поскольку крыло простреливалось полностью можно понять как мы себя чувствовали.

Мы перебрались к стене которая была наиболее безопасной и легли на пол. Кабинет простреливался очень интенсивно. Ни у кого из нас никакого оружия не было, и мы в течении 5 часов лежали на полу и говорили о жизни. Среди нас были люди очень разные. Был адмирал, было 2 офицера российской армии, 3 сотрудницы нашей парламентской фракции, которые показали себя очень мужественными людьми. Женщины которые были в течении всей осады это были работницы парламента, работницы фракции, депутаты, и глядя на них мы безусловно становились сильнее. Даже в самый жестокий период осады они имели возможность уйти и не приходить. Однако они каждый день приходили, несмотря на категорические требования президента прекратить работу в парламенте. Некоторые служащие приходили с детьми: кто-то не мог оставить их дома, дети более старшего возраста 10-15 лет не отпускали мать или отца одного.

На защиту парламента пришло молодежное политическое объединение, человек 15-20. Юноши и девушки 15-18 лет. И они не имели оружия, но выполняли любые поручения которые им давались и когда пришла пора выходить, стоило большого труда заставить их покинуть парламент.

Как только появилась возможность, мы решили перебраться в центр здания, где были остальные депутаты. Нам удалось без потерь миновать простреливаемую площадку на лестнице. Собрались все в зале заседаний Совета Национальностей. В это время на нижних этажах уже были омоновцы, и когда мы пришли в зал, ко мне подошел генерал Макашов, и сказал, что ведутся переговоры о выводе людей из парламента. Эти переговоры велись интенсивно, т.к. на парадной лестнице Д7С7 скопилось несколько сот боевиков. Они были пропущены ОМОНом и не скрывали агрессивных действий. В руках у них были арматурные прутья. Представители «Альфы» начали разговор с того, что главная их задача обеспечить безопасность выходящих из здания безоружных людей.

Макашов попросил, чтобы я принял участие в переговорах, и в его сопровождении я прошел на 5 этаж к Хасбулатову. Там был Руцкой, Баранников, Ачалов и 2 офицера из «Альфы». Договоренность была достигнута. Баранников и Ачалов поехали к начальству, чтобы все было сделано, как обещано.

Порядок вывода людей должен быть таким: все защитники складывают оружие внутри здания и выходят вместе с депутатами и работниками В.С. под охраной «Альфы» из здания, садятся в автобусы, их развозят к ближайшим станциям метро и они без препятствий расходятся.

Руцкой, надеясь сохранить свои материалы и материалы работы Съезда, которые доказывали непричастность депутатского корпуса и исполнявшего должность президента к кровопролитию и абсолютно мирные позиции защитников конституционного строя, планировал укрыться в одном из посольств и передать эти материалы на Запад. Он убедил сделать то же самое Хасбулатова. В 16.30 состоялось последнее Заседание В.С. и Съезда. Обращаясь к депутатам и работникам, Хасбулатов коротко охарактеризовал трагическую ситуацию, попросил простить за те ошибки, которые он допускал. После него я в порядке законодательной инициативы предложил принять обращение Съезда РФ к гражданам России. Я огласил текст. Смысл этого документа сводится к тому, что народные депутаты, все работники ВС выполнили свой конституционный долг по защите конституционного строя и Конституции России. Обращение было принято. К этому моменту защитники и часть сотрудников покинули зал заседаний. Стали выходить депутаты, а вскоре вошла большая группа ОМОНа. Предложили Хасбулатову с охраной, Воронину, мне и еще нескольким депутатам остаться отдельной группой. В этот момент к стоящему рядом со мной Воронину наклонился его охранник и сказал, что ситуация очень нехорошая, что удаляются из зала посторонние, остается только руководство и не исключено, что здесь может что угодно произойти, а свидетелей потом не будет, и докажи, как в такой ситуации прекратило свое существование руководство ВС. Воронин тут же повернулся ко мне и сказал «Сергей Николаевич, уходим!». А мне пришлось еще вести за собой литобъединение. Мы догнали основную группу, выходившую через первый подъезд. Я шел замыкающим. Справа и слева цепи омоновцев контролировали выход. Я оглянулся на здание парламента - пожар разрастался. Первую партию отвезли, и никаких автобусов больше не было. В этот момент подъехал бронетранспортер, а затем появился автобус. Хасбулатов, Руцкой и их охрана оставались еще в здании.

Через некоторое время Хасбулатова с Руцким увезли. Мы думали в посольство. Потом выяснилось что в противоположную сторону. И никакие обещания, данные руководством ВС, выполнять никто не собирался. Вскоре стало темнеть. Транспорта не было. Раздалась чья-то команда, чтобы колонна двинулась пешком вдоль набережной. Как бы в сторону метро. Неожиданно нас стали загонять внутрь здания под предлогом того, что тут перестрелка. Нам это сразу не понравилось, мы почувствовали подвох. Но что-то обсуждать было уже поздно: меня отделили от основной массы, и сказали, что Бабурина надо расстрелять. Это было сказано прямо. В это время начали бить прикладами. Меня поставили лицом к стенке и стали решать техническую сторону расстрела. Меня спасло несколько обстоятельств. Разборки начали в присутствии большого числа людей, среди которых были журналисты. Их сразу вытолкали из здания, но один успел сообщить по рации, что кого-то начинают бить. В это время мне на помощь бросились мой помощник Алексей и депутат Исаков. И началось зверское избиение сначала тех, кто начал мне помогать, затем всех остальных. Также помогло то, что наиболее крутые каратели отвлеклись на новую группу задержанных. Они начали избивать этих людей. Но один из тех, что стоял от меня с другой стороны, воспользовался этой ситуацией и дал команду двум омоновцам вывести меня и присоединить к остальным. Меня вывели и скомандовали идти в освещенный подъезд. Во дворе почти никого не было. Но чуть в стороне стояла группа работников ВС. И они вдруг стали взволнованно кричать «Сергей Николаевич, не ходите туда, идите к нам». Их не остановило даже то, что один из моих конвоиров дал очередь из автомата в их сторону. Я понял, что они просто так кричать не стали бы, и на свой страх и риск двинулся в сторону этой группы. Присоединиться к ним мне не дали, провели через несколько домов, через улицу и привели в полевой штаб своей части. Там история начала повторяться: «А, Бабурина задержали, сейчас мы с ним разберемся!» Командир части, которому доложили, что меня привели, дал команду поместить меня в микроавтобус и охранять. Минут через 20 ко мне присоединили депутата из Рязани Любимова, изрядно побитого. И вскоре нас отправили на Петровку 38. Там не знали, как с нами быть, потому что привезли двух членов ВС. Поступило указание поместить нас в камеру. У нас изъяли все вещи, которые были. Мне повезло больше, чем многим моим коллегам. У них вещи изымались, и все было утрачено. Многое ценное с них было просто снято. Мне же все было возвращено.

Через сутки, вечером 5 октября, нам показали официальное постановление о нашем освобождении. Принесли извинения за незаконное задержание.

Когда я был дома, убедился что правильно поступил, когда не пошел в упомянутый подъезд. Там был просто пыточный конвейер. На входе отбирали все ценные вещи, мужчин раздевали до пояса как минимум, и начиналось избиение. Там были чудовищным образом избиты Исаков, депутат Донков, который 40 лет прослужил в органах, дослужился до генерала но отказался признать конституционность действий Ельцина и остался в парламенте. Страшно избивали депутата Шашвиашвили. Возле этого подъезда расстреляли членов Союза офицеров. Особенно много жертв было в 20-ом подъезде и около стадиона за ДС.

Первых убитых я увидел еще утром, в палаточном городке, они лежали расстрелянными прямо у палаток. Огонь по защитникам парламента открыли без предупреждения, и они погибли, еще не поняв, что происходит.

Огромную помощь защитникам парламента оказали жители соседних подъездов, которые прятали их на ночь, а утром помогали добираться к метро.

Последствия государственного переворота могут исчисляться в неизмеримых моральных утратах, в утрате российской государственности, но, прежде всего, нужно говорить о человеческих жертвах, количество которых сейчас не известно никому. В течение нескольких дней тела погибших находились в ДС. Парадокс в том, что к числу погибших официально относили только тех, кто погиб на улицах.

В этом есть нечто странное. Даже те цифры, которые назывались генералом Волкогоновым, западной прессой - 500,600, а затем даже 900 человек, сейчас стремительно дезавуируются. А иначе получается, что с «миротворческой» президентской стороны, штурмовавшей парламент, погибло, кажется, 17 человек. С другой стороны неисчислимо больше. Невозможно установить количество погибших иногородних.

Конфликта как такового между парламентом и президентом не было. Разговоры о несовместимости этих двух институтов носят антидемократический характер. Парламент - главный элемент демократии, выраженное народовластие на верхнем уровне. Можно бороться с теми или иными депутатами, можно бороться с парламентским большинством, для этого в конституциях многих государств у президента есть право распускать парламент и назначать выборы. Но бороться с парламентом как таковым может только диктатор. И в этом отношении за разговорами о противостоянии парламента РФ и президента Ельцина на самом деле скрываются конфликты внутри правящей группировки. Той самой группировки, которая пришла к власти в 1990 г. Которая укрепила свою власть в 1991. Ведь Ельцин, Руцкой, Баранников, Хасбулатов, Дунаев, Гайдар и прочие - это представители одного политического направления. Не политическое противостояние, и тем более не личные взаимоотношения между Ельциным, Руцким, Хасбулатовым, а характер экономических отношений России лежал в основе всего кризиса и был причиной государственного переворота.

Я убежден, что многовариантность событий существовала и в сентябре, когда начался государственный переворот. Депутаты должны были быть готовы к очередной попытке президента растоптать конституцию. Можно связать его декабрьское выступление с роспуском Съезда и депутатского корпуса, его мартовское выступление об особом порядке управления страной. И в том и в другом случае антиконституционным шагам президента дан был немедленный отпор. Конституционный строй был сохранен, но президент видел безнаказанность своих шагов, и очень жаль, что в сентябре 1991 силы и структуры, которые призваны защищать Конституцию: министерство безопасности, МВД, прокуратура - не выполнили своего конституционного долга, лишь парламент, система представительных органов власти и конституционный суд остались верны своим обязанностям. У депутатского корпуса был выбор - подчиниться произволу и уйти, президент пообещал каждому депутату, отрекшемуся от своих обязательств перед страной и избирателями, и квартиру в собственность в Москве, и несколько миллионов рублей единовременного пособия, и льготы в медицинском и санаторно-курортном обслуживании, и проч., либо остаться в парламенте, вызвав тем самым не только негативные материальные последствия, но поставить себя перед опасностью физической расправы. Для большинства перевесило второе. Депутаты остались. Я однозначно пришел к выводу, что как бы ни были чудовищны последствия того, что сделано, на гражданскую войну Россия на имеет права. Во имя тех, кто погиб.

Любые недостатки той системы, которая создана сегодня произволом Ельцина, не смогут оправдать бойкота выборов. И каким бы ни был этот орган символическим и декоративным, мы должны бороться за любую форму народовластия в России. И бороться максимально демократическими средствами. А значит участие в выборах 1993 г. просто необходимо.

Главная ошибка в том, что мы не сформировали структуры на уровне партий и движений, которые стали бы эффективным противовесом государственному механизму при повороте к диктатуре. После краха и разрушения КПСС партийные структуры всех направлений были в зачаточном состоянии и практически не развивались в течение этих полутора лет. А это сегодня ставит очень сложные проблемы на выборах. Ведь когда вначале 30, а затем 50 процентов мест в думу было отведено для партийных списков - этот шаг вполне объясним. Правящая группировка, благодаря экономическому и финансовому контролю, хочет захватить большинство мандатов. И эта опасность действительно есть. Оппозиционные средства массовой информации закрыты, структур, через которые можно было бы донести до людей истину о том, что происходит, а самое главное, объяснить людям, что есть альтернатива тому что делается, таких структур в реальности почти нет. Есть некоторые формы у компартии РФ. Есть очень небольшие структуры у РОСа, у других организаций, но это во многом чисто символические, нежизнеспособные структуры. И мы ставим главной нашей задачей на этих выборах использование трибуны способствующей формированию и укреплению гражданского общества, и формирование политических структур самых разных направлений. Миллионы людей остались безучастными к октябрьским событиям в Москве. Самая большая трагедия не в том, что разгоняют Советы и ликвидируется представительная власть на местах, трагизм в том, что огромные массы людей не представляют, что их ждет в самом недалеком будущем. Но где и кто им будет об этом говорить, если мы откажемся от выборов, от встречи с избирателями, с народом?

Бабурин С.Н.

Дата добавления: 2015-08-05