Выявление скрываемого обстоятельства по Л.Б.Филонову.

В интересной работе, обобщившей серию психологических экспериментов с подследственными, профессор Л.Б.Филонов отмечает, что "следствию и суду часто очень важно установить именно то, что может знать только непосредственный участник и исполнитель противоправного акта... однако именно эти обстоятельства часто являются наиболее сложными для расследования, так как именно они утаиваются наиболее тщательно" [119, с. 3]. В подобной ситуации подследственный (обвиняемый) выстраивает защитное поведение, проявляющееся в том. что он тщательно избегает разговоров на определенные, опасные для него темы, напротив, сам не замечая того, зацикливается (застревает) на других определнных темах, наконец, возражает против "произвольного" и опасного, как он считает, истолкования следователем излагаемых подследственным событий. Уже на этом этапе нетрудно заметить, что и подследственный и следователь работают с определенными версиями событий (первый – с той, которая выдается за правду, второй - которая напрашивается, исходя из имеющихся фактов и предположений).

Л.Филонов схематизирует защитное поведение подследственного, выделяя в нем следующие четыре момента. Во-первых, он считает, что для сознания подследственного характерен своеобразный "смысловой барьер", то есть оно "закрыто" для опасных тем, не относит их к себе, переосмысляет под безопасным углом зрения. Во-вторых, подследственный осуществля

ет тотальный "контроль" за своей речью в целом, включая отдельные выражения и слова. В-третьих, в ситуациях "проигрыша" или сильной фрустрации у подследственного возникает "установка на запирательство", которую уже весьма трудно преодолеть.

Все вместе взятое (и это четвертый момент), утверждает Филонов, "представлялось схематично как несколько "заслонов", которые необходимо преодолевать на "подступах" к скрываемому событию". Несколькими страницами дальше он поясняет последний момент так: "При реализации защиты этим способом практически контролируются сразу много элементов, которые необходимо в тактических целях скрывать одновременно... широкий диапазон скрываемых "вещей" охраняется успешно в связи с тем, что входит в систему организованного контроля" [119, с. 30, 34, 44]. Другими словами, четвертый момент можно назвать "системной организацией" (обороной) сознания, ориентированного на сокрытие опасных для подследственного обстоятельств. В познавательном отношении перед нами ситуация, когда подследственный всеми силами стремиться не выдать истинное положение дел, одновременно подсовывая следователю ложную версию событий.

Чтобы преодолеть защиту подследственного, Б.Л.Филонов предлагает четкую систему действий, при этом он опирается на определенные психологические соображения. Прежде всего следователь должен нащупать контакт с подследственным, установить с ним доверительные отношения. С этой целью он, с одной стороны, изучает биографию подследственного, с другой - просит последнего рассказать о себе и своих проблемах (другой вариант - "абстрактный рассказ" о якобы постороннем человеке, хотя на самом деле этот посторонний весьма напоминает самого подследственного). Понятно, что установка на доверительные отношения - это учет общего психологического положения о роли общения, вне рамок которого вообще невозможно решить ни одной психологической задачи. Установка же на рассказ о себе - это реализация положения философа и литературоведа М.Бахтина о том, что всякий человек стремится реализоваться в диалоге с Другим, выражая себя в слове и речи.

Отчасти, защитное поведения Л.Филонов рассматривает по аналогии с бессознательным сопротивлением, возникающим, как утверждает З.Фрейд, в ответ на нежелание психики допускать в сознание какую-то тему или сюжет, а отчасти, как сознательное, произвольное поведение. Поэтому Филонов предлагает, во-первых, выводить подследственного на запретные темы, например, с помощью приема "отгадывания" последнего (для этого используются автобиографические сведения или психологические наблюдения за личностью подследственного; в результате у подозреваемого складывается ощущение, что следователь "читает его как книгу", говорит о нем более того, "чем он сам мог о себе сказать"). Во-вторых, важно ослабить "цензуру"; по Фрейду именно цензура ответственна за контроль.

При этом Филонов считает возможным использовать психологические знания о роли сильных эмоций. "Основным способом ослабления барьера, - пишет он, - является путь общего повышения эмоционального состояния испытуемого вплоть до аффективного возбуждения. Только в этом случае можно ожидать снижение контроля в связи с "сужением сознания", которое имеет место при аффекте" [119, с. 37]. В-третьих, Л.Филонов явно под влиянием практики психоанализа предлагает использовать свободные речевые высказывания в неопределенной интерпретации (или неоконченные высказывания) с целью побудить подследственного неосознанно для себя выйти на запретные темы.

"Ожидается, - отмечает он, - что в этом случае сама неопределенность и будет стимулом для работы индивида прежде всего отбирающего для себя все относящееся к нему, во-вторых, организующего материал так, как для него это кажется правильным и соответствующим внешнему объекту" [119, с. 38]. При этом Л.Филонов утверждает, скрещивая здесь идеи З.Фрейда и М.Бахтина, что у подследственного сталкиваются две противоположные тенденции: желание скрыть опасные темы и сюжеты и желание рассказать о них, излить свою душу, облегчить ее. Практически, замечает он, мы одновременно искали как то, что может заставить человека скрывать, так и то, что может заставить человека открыться [119, с. 44].

С точки зрения Л.Филонова оборона подследственного разрушается в том случае, если удается разгадать его тайну (то есть скрываемое обстоятельство), причем даже не всю, а одно из звеньев контролируемой системы, а далее возникает эффект домино и защита как бы теряет смысл. Скрываемое состояние, считает Л.Филонов, является рациональным моментом. Если этот момент раскрыт, то настаивание на нем - противоречит рациональной логике. Подозреваемый испытывает фрустрацию и предпочитает сознаться и рассказать о том, что было.

"Мы можем представить, - пишет Филонов, - что кульминационным пунктом, вызывающим явление фрустрации... является сам момент, когда раскрыта тайна. Именно открытием тайны, повидимому, нарушаются планы субъекта относительно дальнейших перспектив, к которым должно было бы привести детально запрограммированное поведение, включающее наряду с остальными и планируемое сокрытие... Само состояние фрустрации является не только следствием нарушенных планов, но и условием, обеспечивающим разрушение всей оборонительной системы" [119, с. 41-43].

Таким образом, успешное завершение данного метода работы, позволяет следователю выйти на истинную версию событий, то есть получить реальное знание, о том, что было на самом деле.

§ 4. Три тактики преодоления защиты по В.Журбину.

Анализ работы следователей позволил психологу В.Журбину различить три тактики ведения допроса, в которых защитное поведение подследственных преодолевалось по-разному.

Первая тактика названа им "ситуативной". Она применяется при задержании подозреваемых на короткий срок (до трех суток) и, следовательно, реализуется в условиях дефицита времени. Ситуативная тактика по В.Журбину включает следующие приемы работы следователей: "форсированный темп ведения допроса", разные формы "давления" (угрозы, нагнетание напряжения, преувеличение тяжести совершенного правонарушения, формирование ложного ощущения о том, что следователь уже все знает и т. п.), "внезапность", "перебивки", непонятные "паузы" или "эмоциональные реакции следователя" и другие фрустрирующие приемы ведения допроса, "парный допрос" с разным распределением функций следователей, "манипулирование УПК".

Признание, полученное в результате такой тактики, отмечает В.Журбин, "носит также ситуативный характер, когда задержанный признается и дает показания, либо не имея сил сопротивляться, либо потеряв логическую нить аргументов защиты, либо боясь упустить возможность сократить срок наказания, то есть потеряв контроль над ситуацией. В то же время личностно он не согласен со своим признанием, не готов к нему. Поэтому часто на суде обвиняемый, подписавший признание в такой ситуации, отказывается от него..." [42, с. 43]. В познавательном же отношении понятно, что такое признание может выводить следователя как на истинную версию событий, так и на ложную.

Вторую тактику В.Журбин назвал "игровой", она включает пять основных приемов: "вовлечение в ситуацию логической "дуэли" (следователь специально подставляется, выдавая подследственному ряд слабых мест обвинения, с тем, чтобы у последнего сложилось ложная надежда на успешную защиту и он на нее пошел), "выдвижение контверсии", то есть предоставление подследственному возможности строить свою версию событий, "повторение допроса" (в расчете, что подследственный забудет детали выстроенной им ложной версии), "создание пустых мест" в картине объяснения (с тем, чтобы подозреваемый сам заполнил эти места и предоставил следователю дополнительный материал для его игры). "Основная цель этой тактики, - пишет В.Журбин, - заключается в том, чтобы дать возможность подследственному исчерпать все ресурсы защиты, сделать ее неэффективной и обессмыслить саму ситуацию защиты.

При данной тактике ведения дознания часто формируется доверительный контакт, понимание позиций и интерпретаций обеих сторон. Следователь нередко становится в позицию подозреваемого и как бы вместе с ним проверяет аргументацию защиты перед общепринятыми нормами рациональности... Признание имеет для личности подследственного негативный смысл "поражения", сохраняет отчужденность личности от общества, так как признание сделано под давлением логики аргументов обвинения, а не вследствии осознания подозреваемым своей вины перед обществом" [42, с. 45]. Опять же в познавательном отношении полученное признание может представлять собой как истинную версию событий, так и ложную. Но в данной типе работы следователя именно манипулирование с интерпретациями (версиями) событий ставится во главу угла.

Следователи, придерживающиеся третьей "личностно-ориентированной" тактики допроса, не пытаются переиграть подследственного, зато, исходя из изучения личности последнего, они стараются изменить смысловую структуру защитного поведения, сделать оправданным признание и дачу показаний. Они убеждают подозреваемого, что возможная мера наказания минимальна по отношению к содеянному и, главное, справедлива, что признание в интересах самого подозреваемого как необходимое условие его спасения и дальнейшей возможности нормальной жизни [42, с. 46-47]. Можно заметить, что третья тактика принципиально отличается от первых двух, она направлена на обретение человеком нового смысла. В познавательном отношении это случай, когда следователь пытается воздействовать на сознание подследственного, с тем чтобы последний сам рассказал о своем преступлении, то есть вывел следователя на истинное знание.

Взглянем теперь в целом на характер юридического познания, имеющего место в работе следователя. Каковы познавательные критерии, позволяющие утверждать, что интерпретация следователя может быть рассмотрена как правдоподобное знание? Таких критериев, очевидно, четыре: убедительность и правдоподобность выстроенной версии (интерпретации), что, конечно, включает в себя эмпирическую верификацию, то есть подтверждение версии имеющимися и найденными в ходе следствия фактами; законность всей следственной деятельности; серьезная работа по критике и контркритике имеющихся версий; наконец, исчерпанность всех ресурсов следователя - работы с подследственным, построений версий, их критике и конткритике, сбора фактов и прочее.

Если теперь вернуться к вопросу, поставленному выше, о типе юридического познания, то важно подчеркнуть следующее. В чистом виде юридическое познание не может быть сведено ни к естественнонаучному, ни к гуманитарному, ни к социальному, хотя, безусловно, последние два типа более характерны для следствия. Действительно, юридическое познание имеет дело не с явлениями первой природы, а с деятельностью и поведением человека, всякая версия следователя субъективна, его расследование влияет на поведение участников, оно направляется интерпретациями и т.д. Но, с другой стороны, в юридическом познании имеет место "обоснование и опровержение" выдвинутых версий, т.е. процедуры относимые обычно науковедами в слой оснований науки; осуществляется критика версий, включающая целый ряд психологических моментов (например, критика может быть логически слабой, но, тем не менее, убедительной, именно по психологическим мотивам); происходит воздействие на сознание и поведение участников следствия. Все эти специфические моменты, включая процедуры по выстраиванию правовой реальности (т.е. проверка законности всех действий) практически отсутствуют в других видах познания. Таким образом, юридическое познание, включая в себя гуманитарное и социальное мышление и фрагментарно естественнонаучное (например, когда проводятся следственные эксперименты или криминальные доказательства), тем не менее, не может быть целиком сведено ни к первому, ни ко второму.

Теперь несколько соображений, касающихся судопроизводства. Целью суда является не только всестороннее выяснение обстоятельств дела, но и оценка версий, предложенных сторонами, а также правонарушения (виновности или невиновности) и, наконец, определение санкции. В тоже время суд, естественно, не обладает теми возможностями, какими обладает следствие, поэтому выяснение обстоятельств дела происходит главным образом через анализ и оценку версий сторон. Это первое отличие. Второе - увеличение веса и значения психологических моментов. Нередко обе версии сторон выглядят или одинаково убедительно или одинаково неубедительно, т.е. нет перевеса одной из сторон. В этом случае начинают сказываться психологические факторы: мифы и склонности судей и присяжных, образы преступника и жертвы (первого мы склонны ненавидеть, второго - жалеть), личность прокурора или обаяние адвоката. Третье отличие - в целом на суде возрастает роль мыслительного эксперимента и других мыслительных процедур, ведь судья, стороны и присяжные могут опираться только на те данные и доказательства, которые непосредственно представляются в суде.

Дата добавления: 2015-08-05