Правильный подход

или пропедевтика на ВПХ

Этот забавный эпизод произошёл на Кафедре Военно-Полевой Хирургии, или как

принято говорить у военврачей - на ВэПэХа. Тогда я был всего лишь зелёный

курсант-первокурсник и там пробовал себя в качестве будущего хирурга в научном

кружке (выброшенное время - к хирургии в дальнейшем не подходил на пушечный

выстрел). Кто из младшекурсников не мечтает стать хирургом? Вот и я был не

исключение. В те юные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре

толкового молодого научного руководителя - майора Константина Яковлевича

Гуревича. Ныне этот дядька весьма известен - один из ведущих профессоров в

ГИДУВе, или как он сейчас обзывается - Медицинской Академии Последипломного

Образования. Ну а тогда сей учёный был заурядным клинордом*, только-только

отписавшем кандидатскую.

__________

*Неформальное сокращение от "клинический ординатор", младшая должность

военврача в клинике или госпитале.

Весна первого курса, снег ещё не стаял, ночами холодно. Позвал меня майор

Гуревич "на крючки" в своё дежурство - помощи не много, волосы брить, мочу

катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга

растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию - к оперативной

медицине. Надеюсь не забыли, что "хирургия", это "рукоделие" по латыни. Сам

Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького. И вот в

его дежурство поступает здоровенный химик с колото-резаным ранением в области

правой почки. Может сейчас термин "химик" не совсем понятен, на тогдашнем сленге

"химиками" называли зеков на вольном поселении - вроде как условно-досрочно

освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.

Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки

размера этак сорок шесть - сорок восемь. Да такой и в солидном костюме по

Невскому пройдет - от Адмиралтейства до Гостиного Двора народ в след смотреть

будет. А тут мороз, из "Скорой" весьма бодро соскакивает этот амбал с голым

торсом, на его бычьем теле не обнаруживается естественного цвета кожи - одни

тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и

сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему

прочему видно, что наш Геракл крепко пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки

как баскетбольные мячи, а пальцы веером - точно павлиний хвост. Как к такому

подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный

реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже

толку, как с козла молока. Ситуация патовая.

И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде как он не хирург и

кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.

Гуревич: "О-оо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали!

Проходи родной, не стесняйся."

Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на "хулигане" ещё год назад

погорел, ему "строгую Ригу" приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!"

Гуревич: "Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей

перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!"

Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре?"

Гуревич: "Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть

утопись!"

Зек: "Ну давай, пошли по маленькой".

Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там

остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная,

хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: "О, это моя

начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка,

золото, вишь ситуация - друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирту литра

два".

Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на

стеклянный шкафчик с бутылью и пулей выскакивает из предоперационной. Гуревич

лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль коричневого стекла, литров этак на пять

и почти полную. Открывает пробку и нюхает: "Чистый спирт! Самый лучший, самый

медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую".

Выходит он из предоперационной как будто ничего не происходит. Все к нему, на

мордах немой вопрос: "Что делать?" Гуревич голосом дежурного хирурга говорит:

"Пустую литровую банку, пару соленых огурцов и два стакана". И без всяких

дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: "Жорик, моя

бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захотим.

Только её на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь

принесут, ты забазарь всю историю. Ну чё за кипеж был, в натуре?"

Зек: "Да в натуре подляну кинули! Падлы - перо в спину".

Гуревич: "Сознанку не терял?"

Зек: "Ты чё, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново

было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал.

Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем

на лесоповал. Чё свистеть-то, вот и все дела".

Гуревич: "Жора, ну ты молодец, в натуре!"

Зек: "На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!"

Гуревич: "Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не

фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или

дешёвое фуфло, типа не фиг суетиться. Или тебе труба - через час ласты склеишь и

даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк

тебе эти падлы почку прошили".

Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре?"

Гуревич: "Да в натуре, Жора, сказал же - век воли не видать. Сейчас нам

закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча,

то тогда мой базар - пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки,

помажем ранку йодом и пойдёшь себе домой. Ну а если что серьёзное, то я тебе

листочек и карандашик дам - может успеешь прощальную маляву мамане или там

друганам накатать".

Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре? Ты - на воле, да и бабы через дверь смотрють,

мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!"

Реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе

литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берёт

поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается

открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в коридоре персонал клиники: "Вы

чё, в натуре? Чё театр? Чё не ясно? Не, ну в натуре!" Затем зек берет с подноса

банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная

бригада заглядывает в дверь.

Зек: "Не, ну вы чё, в натуре?! Щас мОзги вышибу!"

С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет

особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре.

Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теоретические предположения

крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже

разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом

наркотиков. Делать нечего, майор Гуревич, как главный на дежурстве, берёт риск

на себя - подкрадывается к дверям и чуть приоткрывает одну створку.

Голос Гуревича в момент снова становится властным голосом ответственного

хирурга: "Санитарка, приберите. Вынести всё и быстро дезинфицировать пол!

Бригада - мыться. Пенетрационное ранение правой почки, острая кровопотеря.

Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!"

Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны

нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно

голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его

громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев

наполненная ярко-красной артериальной кровью. Зек медленно поворачивает голову:

"Друганы, режьте меня!" А затем обращается персонально к майору Гуревичу:

"Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век

воли не видать. Да я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!"

Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное - индивидуальный подход к

больному!

Дата добавления: 2015-08-05