Имитация суицидального поведения

Существует немало свидетельств об имитации и зара­зительности самоубийств, например, проявляющихся во влиянии средств массовой информации на частоту пос­ледующих суицидов среди подростков и молодежи.

В современной суицидологии под имитацией понима­ют процесс, при котором одно самоубийство становится подражательной моделью для другого. Имитацией объяс­няется заразительность аутоагрессии, если один суицид облегчает возникновение последующего. Последнее поня­тие, как и ряд других, например восприимчивость, спо­соб передачи, вирулентность и зависимость от дозы, ис­пользуются в учении об инфекционных болезнях. Но они позволяют раскрыть некоторые механизмы заразительно­сти самоубийств. Например, способность осознавать и выражать чувства делает человека менее восприимчивым к суициду. Способ передачи известий об аутоагрессии может быть прямым (от человека к человеку) и косвен­ным. Вспышки суицидов среди близких друзей являются аналогом первого способа. Самоубийство знаменитости косвенно, посредством СМИ, влияет на миллионы лю­дей. Вирулентность в контексте суицида означает степень воздействия суицидента, имевшего, например, харизма­тическое влияние на определенную группу населения. Влияние дозы сравнимо с частотой аналогичных (модель­ных) суицидов или репортажей о них в определенном районе (суицидальном кластере).

Историей и научными исследованиями доказано, что заразительность чаще повышает частоту самоубийств на некоторой небольшой территории в ограниченный промежуток времени. Допущение возможности имита­ционных суицидов впервые порождено не трагической смертью Мэрилин Монро или Курта Кобейна. Еще в 1774 г. Иоганн Вольфганг Гете опубликовал романти­ческую повесть «Страдания юного Вертера» о молодом человеке, «одаренном глубокими, чистыми чувствами и проницательным умом, который потерялся в своих фантастических мечтаниях и отравил себя бесплодны­ми размышлениями так, что, разрываемый безнадежной страстью и неразделенной любовью, выстрелил себе в висок» {Кони, 1967. С. 460). Повесть сразу стала очень популярной в Европе. Ряд впечатлительных юно­шей под ее влиянием покончили с собой. Поэтому в некоторых странах власти не только запретили откры­тую продажу, но и уничтожали ее экземпляры из-за страха повторения примера героя Гете. Вскоре возник термин «эффект Вертера», обозначающий имитацион­ное суицидальное влияние. Аналогичное влияние в Рос­сии имела повесть Н.М.Карамзина «Бедная Лиза».

Реакция группирования, объединяющая людей, спо­собствует заразительности. Чаще всего имитация ауто­агрессии встречается среди подростков и молодежи в школах и колледжах, в армии, тюрьмах и религиозных группах.

Несмотря на противоречивые данные, прослежива­ются две основные тенденции влияния СМИ: (а) чем больше они освещают реальные суициды, тем чаще возникают имитационные последствия; и {б) описания вымышленных самоубийств (в романах, «мыльных опе­рах») скорее отрицательно влияют на имитацию. Кро­ме того, прослеживается так называемая «суицидальная волна», затухающая со временем, но периодически да­ющая всплески.

Механизм суицидальной заразительности основан на том, что человек формирует свое поведение, обучаясь и наблюдая за моделями. Ее сущность состоит в быстром распространении аутоагрессивного настроения или по­ведения на группу людей. Заразительность зависит от: (а) мотивации следовать этой форме поведения; (б) зна­ния, каким образом ее реализовать; (в) наблюдения за ней; и (г) реализации модельного поступка. На моти­вацию влияет индивидуальная восприимчивость (се­мейная история суицидов, проблемы с психическим здо­ровьем и т.д.). Она усиливается при наличии личного суицидального опыта, когда возникает чрезмерное отож­дествление с жертвой. Имитационные суициды или ин­формация о них влияют на мотивацию, обеспечивая че­ловека моделью поведения, снижающей внутренние запреты на самоубийство. Естественно, что СМИ обеспе­чивают знаниями о том, как можно совершить суицид. Для имитации имеет значение, как, когда и где в СМИ подается информация (фактор сенсационности), кто по­кончил с собой, время подачи, характер иллюстраций, популярность СМИ и т.д.

Влияние СМИ является достаточно противоречивым, но определенно СМИ следует избегать:

• детально описывать или изображать технологию суицида,

• упоминать о его тяжелых последствиях,

• сообщать о психическом здоровье жертвы,

• упрощенно объяснять его причины и факторы,

• привлекательно описывать жертву (внешность, личностные черты, социальное положение),

• указывать на преимущества поступка (слава, по­чести),

• проявлять внимание к близким ушедшего.
Наиболее авторитетные СМИ на Западе считают, что о самоубийстве следует сообщать, если: (а) оно про­исходит в общественном месте; (б) жертвой является известный человек или (в) самоубийством выражается символический протест. При этом репортажи обязатель­но сопровождаются интервью или комментариями ра­ботников служб неотложной телефонной помощи или профессионалов в области превенции суицидов.

Особо следует остановиться на влиянии интерактив­ной коммуникации, которая с полным правом может быть причислена к СМИ, на суицидальное поведение. В этом смысле Интернет становится как мощным инст­рументом суицидальной превенции на соответствующих Web-страницах[46], так и местом, где любой человек может поделиться своими суицидальными намерениями, приглашать к совместным действиям и т.п. Поэтому проблема интерактивной коммуникации и самоубий­ства находится в русле влияния СМИ на последующее суицидальное поведение.

Следует описать некоторые группы риска, с кото­рыми сталкиваются телефонные консультанты в своей деятельности.

Сексуальные меньшинства. Гомосексуалисты отличаются высоким риском самоубийств: геи совершают суицидаль­ные попытки в 6 раз, а лесбиянки в 2 раза чаще, чем их холостые гетеросексуальные сверстники. Наиболее уязви­мыми являются подростки и юноши, у которых идет поиск эго-идентичности. Ее формирование невозможно без осознания и принятия сексуально-ролевой идентифи­кации. Современное общество дискриминирует людей с гомосексуальной ориентацией. Ее носители под влияни­ем этой дискриминации стигматизируются, у них возни­кает бессознательная ненависть к себе, способствующая изоляции от окружающих. У подростков и юношей воз­никает три выбора: (а) принять гомосексуальную ори­ентацию, что из-за давления среды очень трудно или не­возможно; (б) продолжать скрывать ее, поддерживая имидж гетеросексуала, что приводит к эмоциональному напряжению, снижающему личностную самооценку и (в) трагический выбор самоубийства, поскольку страх, ненависть и страдание оказываются невыносимыми. Мно­гие кончают с собой, так и не зная, что значительное число сверстников имеет сходную ориентацию. Существу­ющие табу лишают их систем поддержки и затрудняют идентификацию с положительной ролью при решении кризиса идентичности. Находимый идентификационный образец, чье поведение имитируется, далеко не всегда положителен, примером чего может быть самоубийство в 1994 г. лидера группы «Нирвана» Курта Кобейна. При гомосексуальной ориентации риск суицида усугубляется частотой СПИДа, злоупотребления алкоголем и т.д. Род­ственники и близкие после их кончины оказываются весь­ма уязвимой группой из-за давления тройной стигмы: сексуальной ориентации, самоубийства и СПИДа;

Заключенные в тюрьмах. Проведенные в США иссле­дования показали, что частота суицидов в местах зак­лючения зависит от типа пенитенциарного учреждения (следственный изолятор или тюрьма), строгости режи­ма и условий содержания заключенных. В этой стране уровень самоубийств среди находящихся в заключении подследственных и осужденных составляет соответствен­но 107 и 21 на 100 тысяч. Кроме того, суициды чаще встречаются в тюрьмах со строгим режимом. Совершив­шие преступления против личности более подвержены суицидам, чем наказанные за имущественные право­нарушения. Если в общих камерах преобладают суици­дальные попытки, то в одиночных — чаще предприни­маются завершенные самоубийства методом самопо­вешения. Как показывают исследования американских ученых, больше половины суицидентов не подают ни­каких сигналов о совершении грядущего действия и не находятся в состоянии депрессии.

Во всех странах мира, где предпринимались подоб­ные исследования, уровень аутоагрессивного поведения в тюрьмах оказался в 3—11 раз выше, чем на свободе. Этому способствуют такие факторы лишения свободы в ходе следствия, как: (а) страх неизвестности; (б) ав Описываемая автором мотивация присуща преимущественно подросткам, переживающим кризис сексуальной идентифика­ции. Что касается взрослых, то существуют четкие половые раз­личия: у мужчин с гомосексуальной ориентацией суицидаль­ное поведение много чаще, чем у женщин; эти различия свя­зывают с тем, что основной причиной являются проблемы интимных отношений, которые у мужчин возникают раньше и решаются (если решаются) труднее. Сам по себе факт гомосек­суальности у взрослых редко становится причиной суицида.

торитарная среда; (в) отсутствие контроля над будущи­ми событиями; (г) изоляция от близких и систем под­держки личности; (д) стыд перед лишением свободы; (е) антигуманные аспекты пребывания в следственном изоляторе; (ж) знакомство с материалами уголовного дела, предъявление обвинительного заключения, при­ближение даты суда или вынесение приговора. У осуж­денных к совершению самоубийства ведут: (а) отчая­ние из-за длительного срока наказания; (б) реальная или воображаемая виктимизация другими заключенны­ми; (в) серьезные конфликты внутри пенитенциарно­го учреждения; (г) большая численность осужденных в отрядах (120—150 человек); (д) разрыв или утрата свя­зей с семьей и окружением; (е) удлинение срока на­казания или неудача поданной апелляции; (ж) харак­тер преступления (например, при убийстве жены или другого близкого человека); (з) страх и неопределен­ность в отношении своего места в обществе после выхо­да из мест лишения свободы; (и) низкое качество медико-психологической и социальной помощи. В случае стече­ния обстоятельств все вышеперечисленные факторы непосредственно влияют на принятие решения о само­убийстве. И у осужденных суицидентов зачастую не хватает жизненного опыта преодоления кризисных ситуаций, в которых они оказываются. Риск суицидов в тюрьмах усугубляется злоупотреблением алкоголем и/или нарко­тиками, большой частотой психических расстройств и прецедентами покончить с собой в прошлом.

Военнослужащие. Риску аутоагрессивного поведения в армии наиболее подвержены военнослужащие срочной служ­бы при всеобщей воинской обязанности, характерной для постсоветских государств. Например, в украинской армии Уровень самоубийств в настоящее время драматически рас­тет, превышая их частоту в общем по населению в 8—15 раз (1993—1994 гг.) В мирное время гибель от суицидов являет­ся главной причиной смерти, составляя от 18 до 50% всех смертей в армиях различных стран бывшего СССР. Обяза­тельность военной службы для некоторых юношей, неред­ко с доармейскими проблемами (здоровья, семьи и окру жения) является существенным психотравмирующим фак­тором, вызывающим эмоциональное перенапряжение. Оно возникает и поддерживается рядом мотивов: (а) утратой привычных систем поддержки личности и жизнеобеспече­ния; (б) потерей чувства общности со значимым окруже­нием; (в) утратой надежд на положительные изменения в ближайшем будущем; (г) страхом потерять здоровье или жизнь; (д) состоянием подавленности в случае внеуставных отношений; (е) коллективной травмой, «негативной общ­ностью» с находящимися в аналогичных условиях сослужив­цами, что впоследствии может привести к посттравматичес­ким стрессовым расстройствам; (ж) участием в военных действиях. На фоне переживания утрат облегчается зарази­тельность аутоагрессивного поведения в виде частых имита­ционных самоповреждений. Некоторые из потерь оказыва­ются существенными для офицерского состава, особенно в условиях сопутствующего социально-экономического кри­зиса в обществе, если под сомнение ставится смысл многих лет армейской службы или проявляется неспособность адап­тироваться к жизни в иных условиях.

Врачи. В США 3% мужчин и 6,5% женщин врачебных специальностей кончают с собой, что ежегодно состав­ляет более 100 человек. Особому суицидальному риску подвержены психиатры и анестезиологи. Эти преждевре­менные смерти означают не только утраты для семей, друзей и пациентов — в обществе они знаменуют пара­доксальную потерю тех, кто призван и способен предот­вращать самоубийства. К фатальному исходу врачей при­водит сочетание предрасполагающих факторов, особен­но — финансовые проблемы, недостаточная самооценка, отсутствие систем поддержки личности, а также аддик-тивное поведение (у анестезиологов) и депрессия (у пси­хиатров). Возможно, в последних случаях играют роль особые условия работы и контингент больных. Помощь при суицидальных угрозах у лиц, принадлежащих, в ча­стности, к этим специальностям, должна учитывать труд­ности осознания врачами себя как консультируемых, и поэтому требует гораздо большей настойчивости и уве­ренности консультантов.

«Советский синдром». Социально-психологическая характеристика и влияние этого феномена на телефон­ное консультирование описаны ранее (см. глава 2). Как эквивалент посттравматического стрессового расстрой­ства он имеет прямое отношение к саморазрушающе­му поведению в посттоталитарном обществе, являясь фактором риска. Демонстрация его влияния наиболее очевидна при сопоставлении с общими чертами само­убийства по Э.Шнейдману:

• цель (поиск решения) достигается сниженной са­мооценкой личности до степени отождествления себя с «Мы» и стремлением человека и групп к наибольшей зак­рытости от опыта внешнего мира;

• задача (прекращение сознания) решается потерей чувства реальности и появлением пассивности, гипомотивационного синдрома; настоящее становится точ­кой пересечения симметричных прошлого и будущего: «жизнь» протекает в прошлом (полном страхов и агрес­сии) или в будущем (полном иллюзий);

• стимулом (невыносимой психической болью) яв­ляется ненависть или зависть из-за принадлежности к неспособному управлять своей судьбой обществу и отлученности от цивилизации;

• стрессором (фрустрированными психологическими потребностями) является стремление избегать неудач, а не достигать положительных результатов;

• эмоция (беспомощности—безнадежности) прояв­ляется в приобретенной беспомощности из-за бессмыс­ленности и бесполезности любых действий, желаний и
чувств, опасениях и страхе из-за отсутствия безопасно­сти, «идентификационной растерянности», ведущей к панике или страданию;

отношение (амбивалентность) характеризуется расщеплением личного и социального Я (агрессивностью и конформизмом, паникой и страданием, фанатизмом и
релятивизмом, властностью и беззащитностью и т.д.)» приводящим к социальному «скорбному бесчувствию»

(anaesthesia publica dolorosa);

• состояние психики (сужение когнитивной сферы) проявляется в закрытости сознания личному опыту при некритическом доверии некоему коллективному разуму,
дающему неадекватное чувство превосходства;

• действие (бегство) состоит в уходе от активной де­ятельности, переносе на внешние инстанции ответст­венности за неудачи, принятие на себя ответственности
лишь за желательные результаты деятельности, анархичес­ки-пассивное отношение к обществу и его стереотипам;

• коммуникативное действие (сообщение) выражается системой псевдоинформации или ее вакуума для поддержания искажения картины реального мира;

• закономерность (соответствие суицида стилю жиз­ни) состоит в недостаточной рефлексивности, манипулятивности, догматичности, ригидности, консерва­тизме, снижении критики к результатам своей деятель­ности как отдельных индивидов, так и групп[47].

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Актуальные проблемы суицидологии // Труды Моск. НИИ

психиатрии. М., 1981. Т. 92.

, Амбрумова А.Г., Тихоненко В.А. Диагностика суицидного поведения. Метод, рекомендации. М., 1980.

Амбрумова А.Г., Шаповалова Л.И. Социальные и клинико-психологические аспекты самоубийств в современном мире // Обозрение психиатрии и медицинской психо­логии им. В.М.Бехтерева, 1991. № 1. С. 26—38.

W Дюркгейм Э. Самоубийство. Социологический этюд. М.: Мысль, 1994.

Кони А. Ф. Самоубийство в законе и жизни // Собрание сочи­нений: в 8 т. М.: Юридич. литература, 1967. Т. 4. С. 454—481.

Суицидология: прошлое и настоящее. Проблема самоубий­ства в трудах философов, социологов, психотерапевтов и художественных текстах / Сост. А.Н.Моховиков. М.: Когито-центр, 2001.

Attempted Suicide in Europe /A. J.F.M.Kerkhofet al. Leiden: DSWO Press, 1994.

Baume P., Cantor C.H., Rolfe A. Cybersuicide: The Role of Interactive Suicidal Notes on the Internet // Crisis, 1997. № 2. V. 18. P. 73-79.

Fuse T. Hopelessness: An Anatomy of Despair and Suicide Reflections of a Suicidologist // Help & Hope.The XIII Congress of IFOTES. Papers. 1994. P. 66-91.

Gould M.S. Suicide Clusters and Media Exposure // Suicide over the Life Cycle / SJ.Blumental, DJ.Kupfer (Eds.). Washington; London: American Psychiatric Press Inc., 1990. P. 517—532.

Liebling A. Suicides in Prison. London: Routledge, 1992.

Mishara B.L. Suicide, Euthanasia and AIDS // Crisis, 1998:, № 2. V. 19. P. 87-96.

Mokhovikov A.N., Donets O.Y. Suicide in Ukraine: Epidemiology, Knowledge and Attitudes of Population // Crisis, 1996. № 3. V. 17. P. 128-134.

Mokhovikov A.N. The Posttotalitarian Pattern of Suicidal Beha­viour: Impact on Youth // Crisis, 1998. №1. V.19. P. 8—14.

Schlozar H. Befriending in Prison // Crisis, 1997. № 4. V. 18. P. 148-151.

Suicide and Depression among Adolescent and Young Adults / G.L.Klerman (Eds.). Washington: American Psychiatric Press Inc., 1986.

Tremblay PJ. The Homosexuality Factor in the Youth Suicide Problem // 6th Annual Conference of CASP, Banff, Alberta, 1995.

Varnik A. Suicide in the Baltic Countries and in the Former
Republics of the USSR. Stockholm, Gotab, 1997

Дата добавления: 2015-08-05