Русская культура XVII века

Семнадцатый век занимает особое место в истории русской культуры. Им завершается период русского средневековья и, вместе с тем, открываются пути в будущее, пока еще подспуд­ные, не проявленные. Многие художественные начинания века восемнадцатого зародились в семнадцатом столетия. Это время отмечено противоположными устремлениями и чаяниями, как и вся жизнь Руси.

В XVII веке началось разрушение религиозного средневекового мировоззрения, интенсивно пошел процесс обмирщения ху­дожественной культуры, которая становилась все более светской. В искусстве формировались новые вкусы и идеалы, противоре­чившие церковным канонам. Художник начинает воспринимать земную жизнь как самоценность со всеми се радостями и невзго­дами, взор творца обращается к человеку, к его роли в собы­тиях и определении собственной судьбы.

Искусство этого времени полно столкновений старого и но­вого. Ростки нового пробиваются даже в сфере церковной архи­тектуры и живописи. Нарядность и декоративность — доминанта русской культуры XVII столетия, истоком которой было народ­ное творчество.

В XVII столетии закапчивается история древнерусского ис­кусства, и создаются условия для рождения нового — светского, основанного на жизненных наблюдениях и точных знаниях.

1. АРХИТЕКТУРА

Русское деревянное зодчество.

В истории русской архитектуры XVII веку принадлежит осо­бое место. В этот период зодчество, так же как и другие виды искусства, стремится к отказу от старых канонов и обмирщению. «Дом Божий» превращается в красивое, нарядное сооружение, отвечавшее вкусам заказчика.

Много было построено в этом веке, и много славных имен русских плотников дошло до нас. Это обстоятельство особенно ценно, так как архитектура того периода дала нам гораздо боль­ше совершенных произведений, чем живопись. Особенно хороши были деревянные хоромы, богато украшенные, разнообразные по формам и очень нарядные. В Москве строились двух-трехэтажные деревянные дома, русские зодчие могли бы построить и более высокие, но в 1688 году из-за частых пожаров царем было запрещено строительство трехэтажных зданий.

Искусство русских зодчих ярче всего проявилось в крупных постройках, возводившихся по заказу царского двора, и в соору­жении храмов, на создание которых собирались большие «мир­ские» средства. В этих зданиях воплотилось богатство талантов русского человека, народное понимание красоты как дивного узорочья, в них с большой силой проявилась народная художест­венная культура.

Подлинного триумфа русское деревянное зодчество достигло в создании одного из прекраснейших затейливо-великолепных сооружений того времени - царского дворца в селе Коломен­ском (1667—1668 гг.). Он был построен плотничьим старостой Семеном Петровым и плотником-стрельцом Иваном Михайло­вым напротив знаменитой церкви Вознесения. Высокие шатры, скирды, бочки, гребни, маковки, купола — все эти элементы встречались и в крестьянских избах, и в боярских хоромах, и в деревянных церквях. В композиции дворца эти элементы использовались в сказочном многообразии. Их украшала ярко раскрашенная резьба с позолотой. Крыши дворца были тоже позоло­чены. В 1768 году дворец «за ветхостью» разобрали, до нас до­шли лишь рисунки и модель этого сооружения, а еще сохрани­лись отзывы современников о его великолепии и сказочной красоты. Известный поэт XVII века Симеон Полоцкий назвал Коло­менский дворец восьмым чудом света, а иностранец Рейтенфельс сравнивал его с «только что вынутой из футляра драгоценно­стью».

Развивалось и каменное зодчество. Интересно, что, если в XVI веке шатровые и камеиные храмы строились русскими масте­рами «на деревянное дело». То есть мастера использовали в строительстве каменных сооружений элементы деревянного зод­чества, то в XVII веке, наоборот, некоторые деревянные храмы строились «на каменное дело». Таков собор в городе Шенкурске Архангельской области, построенный в 1681 году.

Архитектура Москвы, Новый Иерусалим.

В первой половине века был возведен знаменитый Теремной дворец в Московском Кремле (1635—1636 гг.) - крупнейшая из гражданских построек того времени. Его воздвигали по заказу паря Михаила Федоровича «каменных дел мастера» Антип Кон­стантинов, Трефил Шарутин и Илларион Ушаков на высоком подклете, оставшемся от старых палат XVI века. Дворец был удивительно красив. Золотая крыша, два пояса лазурных израз­цовых карнизов, богатая каменная резьба — все это делало его похожим па сказочный чертог. Палаты дворца были богато изу­крашены: подоконники и дверные проемы покрывала тонкая деревянная резьба, стены и своды — травяной узор, печи — искусно выполненные цветные изразцы.

Воздействие деревянной архитектуры сказалось и в плани­ровке здания, и в обилии орнаментальных деталей, и в декора­тивных элементах. Красив был дворец, но до нашего времени его великолепие не сохранилось, поскольку в XVIII веке его перестроили, и нам остается только догадываться, каким он был.

Обмирщение архитектуры и включение в нее народных эле­ментов коснулось и церковного строительства. «Шеи» барабанов становились все длиннее, а сами главки вытягивались вверх и приобретали форму луковиц, которые известный искусствовед начала XX столетия Евгений Трубецкой сравнивал с пламенем свечи. Возводились устремленные в небо шатровые храмы, все изысканней и богаче становилось их убранство. Возникновение нового стиля было связано с тем, что часто заказчиками строи­тельства церквей становилось городское купечество, требовав­шее все большей декоративности и нарядности храма, внешнее убранство все чаще делалось самоцелью. Так церковь Рождества Богородицы в Путниках (1649—1652 гг.), построенная в самом центре Москвы, своим декором и миниатюрностью напоминает изящную игрушку. В 1631/35—1653 годах в Москве по заказу купца Григория Никитникова была построена церковь Троицы в Никитниках, Для ее украшения были приглашены лучшие ма­стера, которые создали храм, до сих пор пленяющий нас причуд­ливым многообразием форм и сказочным богатством деталей. Церковь похожа на боярский двор с различными постройками, связанными единым назначением. Храм в Никитниках оказал большое влияние на строительство многих церквей: это и Троиц­кий собор в Муроме, и Вознесенский в Устюге. Все они искусно и богато изукрашены декоративными деталями.

Декоративность проникла и в крепостное зодчество. В начале века продолжается перестройка Московского Кремля. В 1624— 1625 годах англичанин Христофор Галовей вместе с Бажсном Огурцовым воздвигли Спасскую (Фроловскую) башню, увенчан­ную высоким шатром. Новая башня оформила парадный въезд в Кремль и связала своей вертикалью крепостные соборы с хра­мом Василия Блаженного на Красной площади в единый ан­самбль. Через пятьдесят лет шатры появились и на других баш­нях цитадели. Благодаря этому вид Московского Кремля совер­шенно изменился, вместо строгой и суровой крепости возник тор­жественный и величественный ансамбль — символ величия Рос­сийского государства. Причудливая игра форм и красок, мощь опоясавших кремлевские храмы и дворцы стен, стремящиеся вверх нарядные шатры башен — все это создало редкую по красоте картину, в которой воплотился талант русского народа.

В XVII веке Москва приобретает новый архитектурный об­лик. Кремль окружают ансамбли подгородных монастырей; Си­монова, Ново-Девичьего, Донского и других.

Раскинувшийся на холмах, изрезанных множеством рек и ре­чушек, город восхищал русских людей и иностранцев сказочной живописностью своего силуэта. «Красивейшим и знатнейшим го­родом России» назвал Москву посол австрийского императора А. Мейберг, побывавший в России в середине XVII века.

Многие крепостные сооружения Древней Руси тоже оделись в богатый наряд. Стены и башни Калязинского, Троице-Сергиева монастырей стали более декоративными. Великолепные укра­шения появились и на мощной и в то же время нарядной башне Спасо-Евфимьева монастыря в Суздале.

Однако чувство торжественного соборного величия не было забыто русскими зодчими. Ярче всего оно сказалось в соборах Ярославля. Особенно хороши - величавый храм Иоанна Злато­уста в Коровниках и грандиозная церковь Иоанна Предтечи в Толчкове, построенная на средства прихожан. В архитектуре соборов соединяется торжественная монументальность и декора­тивная многоцветность. Церковь в Толчкове — изумительный па­мятник искусства народных мастеров: резчиков по дереву, куз­нецов, иконописцев и кирпичников. «Любовная рука художника не оставила без внимания ни одной детали — все было превра­щено в произведение искусства», - писал знаток древнерусской архитектуры Н. Н. Воронин.

С середины XVII века властолюбивый патриарх Никон пы­тался использовать искусство для утверждения могущества церк­ви. Патриарх установил новые правила церковного зодчества. Он хотел вернуть монументальные строгие формы древних хра­мов, требовал запретить шатровые кровли и возродить многоглавие. осуждал стремление к узорочью, нарядности храма. По повелению Никона был построен собор Воскресенского-Новоиерусалимского монастыря в Истре, что под Москвой. Этот со­бор должен был повторить в своих очертаниях композицию хра­ма над гробом Господним в Иерусалиме. Туда было послано спе­циальное посольство для того, чтобы привезти чертежи и модель иерусалимской церкви. Строил собор известный зодчий Аверкий Мокеев. Храм венчал, едва ли не самый большой а мировой ар­хитектуре, шатер (в данном случае патриарх отступил от своих требований). Стеньг храма покрывали, как тогда говорили, «цен­ные» изразцы, поражавшие своей роскошью. Искусные образцы и ажурную резьбу по дереву, украшавшую интерьеры храма, выполнили славные белорусские умельцы Степан Иванов по про­звищу Полубес. Игнатий Максимов и Петр Заборский. Прелесть нового архитектурного стиля победила запреты патриарха.

Ансамбль построек ростовского митрополичьего двора — Ростовский кремль был возведен по приказу ростовского митро­полита Ионы Сысоевича в семидесятые годы XVII столетия. Соо­ружение этого ансамбля демонстрировало могущество и силу церкви. Внушительные стены кремля имитировали неприступ­ную крепость, а нал Парными башнями ворот высились пятигла­вые храмы, подчеркивая своим величием превосходство духов­ной власти над светской. Храмы и палаты митрополичьего двора отличала строгость и сдержанность форм, лишь ворота с - надвратными церквями восхищали своей нарядностью.

Религиозная символика все более отступала перед жизнера­достной и живописной декоративностью, даже постройки Ростов­ского кремля приобрели сказочный вид, так любимый народным искусством.

Нарышкинское барокко.

В последние десятилетия XVII века в русское зодчество про­никают элементы западноевропейской архитектуры. В то время в Европе царил пышный стиль барокко, который отличали бо­гатство и сложность декора, причудливость форм и изыскан­ность композиции. Попав на русскую почву, стиль барокко пре­терпел значительные изменения и вошел в историю русского искусства под именем нарышкинского или московского барокко. Родственники Петра I Нарышкины (по имени которых и назван народившийся стиль) строят в Москве роскошные здания. Сре­ди них наиболее яркий образец нового стиля — храм Покрова в Филях. Красный кирпич гладких стен и белокаменные налич­ники с тонкими колонками, а над карнизами — ажурное камен­ное кружево «петушиных гребешков» и золотые кресты, сияющие над гранеными позолоченными главами. Все это изумляет своей легкостью, воздушностью и сказочной затейливостью.

В стиле нарышкинского барокко строились и светские зда­ния. Например, Сретенские ворота земляного города в Москве, более известные под именем Сухаревой башни (зодчий Михаил Чоглоков). Башня была построена в 1692—1695 годах как поме­щение для гарнизона, а затем в 1698—1701 годах перестроена по приказу Петра I для размещения «математической и навигатской школы». Здание имело очень торжественный вид: в центре постройки возвышался восьмерик с часами, увенчанный шатром с государственным гербом на шпиле. В тридцатые годы нашего столетия Сухарева башня была безжалостно разрушена. Сейчас в Моссовете ставится вопрос о ее восстановлении.

Московским — нарышкинским — барокко завершается разви­тие древнерусской архитектуры и вместе с тем начинается исто­рия русской архитектуры нового времени.

1. ЖИВОПИСЬ, СКУЛЬПТУРА, ПРИКЛАДНОЕ ИСКУССТВО

XVII век - переломное время в истории древнерусской жи­вописи. В ее недрах происходили сложные процессы, которые подготовил и вступление русского изобразительного искусства в новый этап — этап блестящего расцвета реалистической живопи­си. Общее дли всей древнерусской культуры того времени стрем­ление к «живству», усиление светского начала — характернейшая черта эстетики XVII века.

Еще в XVI веке о живописи горячо спорили, а в «бунташном» XVII столетии по этому поводу разворачивается яростная поле­мика. Сталкиваются две исключающие друг друга эстетические концепции, противоречия между которыми усугублялись церков­ным расколом, который быстро потерял характер внутрицерковной борьбы и превратился в широкое общественное движение.

Творчество Симона Ушакова.

Наиболее горячими сторонниками первой концепции были «жалованный» царский иконописец Симон Ушаков и его друг художник Иосиф Владимиров. Они ставили живопись выше про­чих видов «иконотворения» (то есть изобразительного искусст­ва), потому что она «деликатнее и живее изображает представ­ляемый предмет, яснее передавая все его качества». Ушаков на­писал «Слово к любителю иконного писания», где первым среди русских живописцев требовал от мастера правдивого изображе­ния «как в жизни бывает», ссылаясь при этом на отражение в зеркале / 20/. Однако Ушаков видел в искусстве гораздо больше, чем просто отражение действительности. Он писал, что образы, приносящие красоту,— это «жизнь памяти, памятник прежде жившим, свидетельство прошлого, возглашение добродетелей... бессмертия хвала и слава, возбуждение живых к подражанию, воспоминание о прошедших делах». Симон Ушаков был знаком с искусством современных ему западных художников, которые «всякие вещи и бытия в лицах представляют и будто живых изображают».

Друг Ушакова, художник Иосиф Владимиров написал «Трак­тат об иконописании», где самостоятельно развивал схожие по­ложения, утверждая, что икона, в первую очередь, должна быть красивой. Он особенно протестовал против канонической ико­нописи. Почему, спрашивал он, надо писать святых на одно лицо, обязательно смуглыми и темновидными? Разве все люди одина­ковы? Называя живопись «благообразным живоописанием», Ио­сиф подразумевал под этим художество, которое передает «богодарованую красоту» человека и его «живоподобный» образ.

Ярым противником подобного метода был знаменитый прото­поп Аввакум — один из самых замечательных русских писателей XVII столетия.

«Живоподобные» образы вызывали у протопопа омерзение, он считал, что нет ничего хуже, чем «будто живые писать», утверждал, что в иконе священна даже доска, поэтому какое-либо изменение в ней — это святотатство. Лица снятых не могут быть похожи па лица обычных людей. В поощрении же подобных новшеств он обвинял патриарха Никона, хотя в этом вопросе позиция официальной церкви была столь же неприми­римой. Никон пытался установить жесткую регламентацию ико­нописного дела, он даже требовал поругания икон, написанных не по «греческому чину». После падения Никона церковь продолжала исповедывать ту же идею. В 1668 году патриархи алек­сандрийский, антиохский и московским написали грамоту, в ко­торой утверждали, что первый художник есть Бог, создавший человека «по своему образу и подобию», я живопись - зеркало, отражающее дела провидения.

В этой полемике впервые с такой определенностью были вы­сказаны взгляды на искусство, заявлены два мироощущения. Однако ни одному из них не было отдано предпочтение, так как время первого еще не наступило, а второго - истекло. Неповто­римость и своеобразие придавала живописи этого периода жи­вая струя народного творчества, душа парода облагораживала ее, придавала нарядность, декоративность, сказочность. «Дивное узорочье» определяло тогда содержание русского искусства.

Прикладное искусство.

В середине века основным художественным центром Россий­ского государства делается Оружейная палата Московского Кремля. Во главе ее был поставлен один из наиболее образо­ванных людей того времени, близкий царю Алексею Михайло­вичу боярин Б.-М. Хитрово, как и сам царь, сторонник новых веяний в искусстве.

Мастера Оружейной палаты подновляли и расписывали двор­цовые палаты и церкви, писали иконы и миниатюры. При Ору­жейной палате состоял целый цех «знаменщиков», то есть рисо­вальщиков, которые создавали рисунки для икон, церковных хоругвей, полковых знамен, шитья, ювелирных изделий.

Среди мастеров были украинцы, белорусы, литовцы, армяне, нередко знакомые с искусством Западной Европы, и иностран­ные художники. Сотрудничество с ними способствовало обога­щению творческого опыта русских художников новой техникой и новыми живописными приемами.

Кроме выполнения прикладных задач, Оружейная палата служила чем-то вроде живописной школы. Здесь художники со­вершенствовались в своем мастерстве. Вес живописные работы возглавлял главный царский изограф Симон Ушаков.

Симон Федорович Ушаков (1626—1080) был крупнейшим художником России XVII столетия. Его взгляды разделялись многимиавторитетными людьми того времени, в частности, ему благоволил патриарх Никон. Выходец из посадских людей Ушаков еще в молодости был назначен царским «жалованным» живописцем и возведен во дворянство. Он достиг большой славы и
тридцать лет фактически стоял во главе нового художественного
движения в России. Как теоретик и практик искусства Ушаков
предвосхитил многое, что утвердилось в русской художественной культуре нового времени.

С первых лет самостоятельной работы определился интерес Ушакова к изображению человеческого лица. Самой любимой темой художника становится Спас Нерукотворный. Изображе­ний Спаса кисти Ушакова сохранилось довольно много. Самая ранняя из этих икон относится к 1657 году и хранится в Троиц­кой церкви в Никитниках в Москве.

В этом образе изограф стремится избавиться от канонов иконописного изображения. Он создает классически правильное лицо, передавая объем. Правда, произведениям Ушакова недостает одухотворенности, присущей русским иконам эпохи расцвета, но это искупается стремлением художника возможно правдоподобно воссоздать на доске человеческое лицо. До нас дошло немало созданий Ушакова, сыгравших значительную роль в становлении реалистического искусства. В 1668 году царский изограф создал большую картину-икону «Насаждение Древа государства Российского», посвященную триумфу государевой вла­сти. В нижней части ее изображены стены Московского Кремля, за ними - Успенский собор — символ власти московских государей. У подножия собора стоят князь Иван Калита - собиратель русских земель и митрополит Петр, перенесший митрополичью кафедру из Владимира в Москву. Они сажают древо русского государства, на ветвях его размещены в медальонах портреты всех наиболее значительных политических деятелей Древней Руси. В центральном, самом большом медальоне пред­ставлена Владимирская икона Богоматери, почитавшаяся покровительницей Москвы. Внизу, на Кремлевской стене, стоят царь Алексей Михайлович, царица Мария Ильинична и царевичи Алексей и Федор. Портреты царя и царицы Ушаков постарался сделать очень похожими.

1671 году Симон Ушаков создал икону на традиционный сюжет Троицы. Она сильно отличается от рублевской. На смену одухотворенности и поэзии шедевра XV века приходит грубоватая «телесность», «плотское» изображение фигур ангелов. Появились совершенно реалистические детали (ордерная архитектура, стол, уставленный посудой тонкой работы, ветвистое дерево на среднем плане). Объемность фигур никак не вяжется сих плоскостным изображением. «Троица» Ушакова занимает промежуточное положение между нарождавшейся картиной и иконой

Симон Ушаков по праву считается одним из основоположни­ков русского портретного искусства. Сохранились сведения о пор­третах, которые изограф написал в технике масляной живописи, совершенно не свойственной древнерусскому искусству. К сожа­лению, ни одной подобной работы до нас не дошло.

Мастерами Оружейной палаты, как русскими, так и инозем­ными, было создано немало парсун / 21/ — так назывались тогда пор­треты. В художественном отношении они не столь значительны. Выполненные еще в иконописной традиции парсуны ценны как свидетельства возрастающего интереса к личности, к запечатлению индивидуальных черт конкретного человеческого лица. До нашего времени дошли парсуны Ивана Грозного, князя М. В. Скопина-Шуйского и царевича Федора Алексеевича. При всей ус­ловности изображения и стремлении отразить не столько лич­ность портретируемого, сколько его социальное положение, они все желают нам редкую возможность увидеть человека XVII сто­летия.

Фрески Ярославля.

XVII век сохраняет любовь к фресковой живописи. Замеча­тельным явлением в истории русского живописного искусства была школа ярославских мастеров. Ярославль прекращается в это время в крупный торговый центр с развитыми посадами и богатым купечеством. На средства этих людей строятся храмы, великолепно украшенные настенной живописью. Вкусы заказ­чиков, их мирские интересы сказываются на трактовке фресок, поэтому, несмотря на то, что работы выполняли московские ма­стера, они весьма своеобразны и неповторимы, подобных им не найти в искусстве Москвы.

В росписях церкви Ильи Пророка в Ярославле, исполненной артелью мастеров под руководством Гурия Никитина, изобра­жена история «сотворения человека». Идиллические картины пе­ремежаются фантастическими мотивами, столь любимыми на­родным искусством. В сценах из Священного писания художники смело используют привычные образы русского быта. Так, в од­ной из фресок представлено чудесное исцеление святым отрока. Сцена чуда отодвинута к самому краю композиции, главное ме­сто здесь занимает жатва на золотом хлебном поле, где жнецы в ярких рубахах машут серпами на фоне русского пейзажа. Вся роспись храма проникнута идеей светлого и красивого мира, в котором живут не аскеты, а живые люди. Во фресках с необы­чайной для древнерусского живописца смелостью изображаются нагие женские тела. Сцена Страшного суда, столь популярная в предыдущем столетии, занимавшая важное место в церков­ной символике; вынесена на паперть из внутреннего помещения храма; Фрески покрывают стены сплошным ковром. Художники

зачастую сплетают контуры фигур в один замысловатый узор. В трактовке всех сцен росписи сквозит сочувствие к про­стому человеку.

В девяностых годах мастер Дмитрий Плеханов «со товарищи» расписал церковь Иоанна Предтечи. Здесь, с новой силой за­сверкало искусство ярославских живописцев. На стенах храма увидели Соломею, так похожую на русскую девушку, Ноев ков­чег в виде русского теремка. Даже сам Христос предстает в росписях очень буднично: он то у руля плывущей лодки, то с рукояткой меча, зажатой во рту. Во фресках ярославских хра­мов много стремительности, и движения,.они замечательны не только совершенной композицией, но и блестящим мастерством колорита. Даже в изображениях сцен Страшного суда и Апока­липсиса звучат сочные, яркие, жизнерадостные тона, и вся роспись выглядит празднично ненарядно.

Работы ярославских мастеров декоративны и вместе с тем монументальны. Это одна из последних прекрасных страниц истории древнерусской культуры.

В XVII веке продолжает развиваться искусство скульптуры. Она становится более реалистичной: выглядит все более объем­ной, что уже само по себе приближает образ к реальности. Трех­мерность скульптуры очень органично сочетается с традицион­ным русским узорочьем; мало того, изображения этого периода обычно раскрашиваются, что также придает работам реалисти­ческий характер,

В Русском музее находится серебряная рака святого Алек­сандра Свирепого, исполненная русским чеканщиком Гавриилом Овдокимовым. На фоне сплошного травяного узора выделяется фигура, выполненная в технике низкого рельефа, исключительно выразительная голова святого почти полностью выходит из плоскости, она трехмерна. Лицо, скорее всего, имеет сходство с оригиналом, и в то же время это идеализированные черты рус­ского святого.

Высокого расцвета достигло в XVII веке прикладное искус­ство. Изделия золотых дел мастеров составляют основу сокро­вищ Оружейной палаты Московского Кремля. Они созданы ра­ботниками Золотой и Серебряной палат. Оклады, напрестольные кресты, мортиры, братины, чарки, ковши, серьги самой тонкой отделки поражают своей сказочной роскошью, богатейшей фан­тазией и виртуозностью техники. Но Оружейная палата была в XVII веке не музеем, а мастерской. Здесь работали «литейцы» (литейщики) и чеканщики, басменщики и «сканых и черневых дел мастера», искусные эмальеры, обогатившие это искусство росписной и живописной эмалью. Трудились в палате резчики, творившие кружево белокаменной резьбы и создававшие чудо декоративного деревянного узорочья. Исстари в народе развивалось это искусство, а в XVII веке мастера Оружейной палаты выработали приемы особой монументальной резьбы: создавали роскошные иконостасы, золотили их, придавая им вид золотого литья. Пышной фигурной резьбой отделывались царские, патри­аршие и епископские «места», надпрестольные «сени», золоченые клиросы.

Слесари Оружейной палаты создали так называемую золо­тую решетку кремлевского Теремного дворца — сплошное кру­жево спиралевидных завитков, ромбов, цветов, диковинных чу­довищ и скоморошьих голов.

Вышивальщицы, трудившиеся в «царицыной мастерской па­лате», создавали воздухи, покровы, пелены, украшая их в изо­билии золотом, жемчугом, драгоценными камнями. Чудесные вы­шивки лицевого шитья создавались в мастерской Строгановых, они отличались искусностью исполнения и сложностью узора.

Изысканной узорчатостью, плавностью ритма и высоким де­коративным эффектом радует пас на прощание, все более выяв­ляя реалистическое начало и освобождаясь от канонов, древне­русское искусство, вступившее в переломную эпоху.

3. ПИСЬМЕННОСТЬ, ЛИТЕРАТУРА, ТЕАТР

В XVII веке па Руси еще были очень распространены ру­кописные книги. Они пользовались большим успехом и спросом, несмотря па постепенное развитие книгопечатанья. Книги стали изготавливать на продажу, хотя все еще практиковалась пе­реписка па заказ. Гораздо большее число людей стало собирать личные библиотеки, наиболее богатые собрания были у царе­дворцев и высшего духовенства, однако встречались библиотеки и у посадских людей. Большое собрание книг на русском, поль­ском, греческом языках было у патриарха Никона, около четы­рехсот в коллекциях князя В. В. Голицына и А. А. Ордина-Нащокина. Библиотека царского дворца отличалась своим богат­ством и изысканностью. В монастырях были свои книгохрани­лища, а многие монахи имели личные библиотеки, которые они держали в своих кельях, так называемые «келейные книги».

С 1621 года для царя Михаила Федоровича стали изготав­ливать некоторое подобие рукописной газеты, в которой сооб­щались иностранные новости, это издание называлось «Куранты».

Поскольку потребность в быстром изготовлении рукописей все возрастала, окончательно установилась скоропись. В шести­десятые годы в Москве начали действовать две «бумажные мель­ницы», но бумаги там производилось очень мало, поэтому ее закупали за границей.

В XVII пеке все еще писали на бересте, сохранились даже целые берестяные книги, датируемые этим временем.

Книги переплетались в доски, обитые кожей или дорогими тканями. На коже выделывались замысловатые узоры, перепле­ты часто покрывались металлическими украшениями, даже мас­сивные металлические застежки на книге делались «зело ис­кусно».

Сказочно декоративной была великолепная книжная миниа­тюра. Чаще всего фоном для нее служил «травный орнамент», который нередко покрывал все свободное пространство рисунка.

Во второй половине столетия появился новый стиль книжной миниатюры, который получил название русское барокко. Ему присуще сочетание травного орнамента с эллипсами и спираля­ми. Особенно красивы были царские грамоты, они писались на пергамене и украшались миниатюрами, выполненными в этом стиле жидким золотом и красками.

Вместе с рукописными книгами получает все большее рас­пространение и печатная продукция. Для ее издания был орга­низован московский Печатный Двор. Более двухсот наименова­ний книг было выпущено здесь в первой половине XVII века, а в 1648—1649 годах на складе Двора хранилось одиннадцать тысяч единиц печатной продукции.

XVII век занял важное^; место в истории русского просвеще­ния. Начали издаваться дешевые (I коп.) буквари. В 1651 году была напечатана «Азбука» патриаршего дьякона Василия Бур­цева. Ее распродали за один день. К этому времени Печатный двор выпустил триста тысяч букварей, около ста пятидесяти ты­сяч учебных «Псалтырей» и «Часословов». В 1648 году была напечатана «Грамматика» Мелентия Смотрицкого (та самая, по которой позднее учился М. В. Ломоносов), в 1682 году — таблица умножения. В сороковых годах в Москве начали открываться первые частные школы. Первой из нихбыла школа одного из видных государственных деятелей. Ф. М. Ртищева. Он выписал из Киева тридцать ученых монахов и организовал училище в Андреевском монастыре «ради в оном монастыре российского рода во просвещении свободных мудростей учения». Молодые дворяне и сам Ртищев стали обучаться греческому и латинско­му, риторике и философии.

Выходец из Киева ученый Епифаний Славинецкий возглавил греко-латинскую школу в Чудовом монастыре. В 1665 году от­крылось учебное заведение в Заиконоспасском монастыре, во главе которого встал приехавший из Белоруссии крупнейший ученый и поэт Симеон Полоцкий. В этой школе обучали подъячих русской грамматике и латыни. А в 1687 году открылась зна­менитая славяно-греко-латинская академия, давшая России столько славных имен. Во главе Академии стояли ученые греки Иоанникей и Софроний Мнхуды,

Сюда принимали людей «всякого чина, сана и возраста». В ней, приобщаясь к культурным достижениям своего времени, получало подготовку высшее духовенство и чиновничество.

Все эти школы, училища и академии дали серьезный толчок для дальнейшего развития культуры в русском обществе.

В XVII «бунташном» веке, веке бурных событий и историче­ских изменений, сказавшихся на судьбе России, еще большее распространение получила публицистика. Как и прежде, литера­тура часто обращалась к истории для доказательства определен­ных политических идей. В начале века появился целый цикл ано­нимных повестей, посвященных событиям смутного времени, в которых звучал страстный патриотический порыв, призыв к борьбе против, поляков, оккупировавших Москву, и прославление героев освободительной борьбы.

В 1630 году появляется, последняя русская летопись, кото­рая носит название «Новый летописец» или «Летопись о мно­гих мятежах». Она велась со времени смерти Ивана Грозного до возвращения из плена патриарха Филарета Никитича. «Но­вый летописец» дает обоснование законности избрания на рус­ский престол династии Романовых. Однако к этому времени летописная форма изложения уже изжила себя, более популяр­ными становятся другие виды сочинений, в частности появля­ется новый жанр — публицистические сюжетные повести, к ко­торым относятся и так называемые, «Сибирские летописи». В 1636 году дьяком Саввой, Есиновым была составлена «Есиповская летопись» (из цикла «Сибирские летописи»), однако она имела очень мало сходства с прежними хрониками, в ней отсутствовала погодная схема изложения. Перед нами не столь­ко летопись, сколько повесть. о завоевании восточных земель. Главный герой произведения Ермак Тимофеевич изображен борцом за распространение христианства в Сибири.

Очень интересным, историческим произведением рассматри­ваемого периода был цикл из четырех повестей, носящий назва­ние «О начале Москвы». В этом сочинении автор продолжает развивать идею о Москве — третьем Риме, противопоставляя русскую столицу всему миру; в, повестях излагается легенда о том, что власть Рюриковичей, одновременно установилась и в Киеве, и в Москве, а сама Москва была основана родственни­ком князя Игоря. Легенда эта возникла как реакция на воссо­единение Украины с Россией и должна была доказать, что с древних времен два центра Русского государства были связаны одной властью, а новая столица не намного моложе Киева.

Как и в прошлые века, литература этого периода насыщена публицистическими мотивами, ее отличает живой отклик на важнейшие явления современности. Однако XVII столетие для древнерусской литературы, как и для всей культуры в целом, - время перехода к новой эпохе. Появляются новые формы, меняется содержание произведения.

Светская стихия все настойчивее проникает в литературу, ее обмирщение связано с коренными сдвигами в жизни общества. Все больше появляется образованных посадских и приказных людей, что способствует распространению демократических и публицистических мотивов, возникновению новых жанров, досе­ле неизвестных.

В XVII веке в русской литературе появляется сатира. Сати­рические произведения разоблачали и высмеивали несправедли­вость общественных порядков. Даже такая громадная общест­венная сила, как церковь, не избежала ядовитых уколов. В пер­вой половине XVII века было написано «Сказание о куре и о лисице», представляющее собой сатиру на внешнее и формаль­ное благочестие. Лисица хочет поймать кура и словами священ­ного писания обличает его «грехи». Поймав же, съедает его, заявляя: «А я теперь сама голодна, хочу тебя скушать, чтоб мне с тебя здоровой быть». Показное благочестие церковников обличается и в «Службе кабаку» — пародии на всенощное бого­служение, и в «Калязинской челобитной», в которой осмеива­ются пьянство, распущенность монахов, монастырские порядки и нравы. Той же теме посвящены «Повесть о Карпе Сутулове», «Сказание о попе Савве», «Слово о бражнике». Вполне естест­венно, что все эти произведения официально были запрещены и назывались церковью «ложными» книгами.

Сатирическому обличению подвергалась не только церковь, но и приказные порядки. Весьма популярна в это время была едкая и остроумная «Повесть о Шемякиной суде», которая, рас­сказывая о судье-взяточнике, носившем очень распространенное в то время ими — Шемяка, изобличает неправый суд на Руси. Столь же остроумна «Повесть о Ерше Ершовиче»; ее темой яв­ляется тяжба между рыбами из-за владения Ростовским озером. Главный герой повести Ерш — мелкий служилый, бессовестно захватывает чужие владения, однако, в конце концов, хитрость и ум «бедных крестьян» побеждают коварство Ерша Ершовича.

Во второй половине XVII века на Руси появляется насмеш­ливая пародия, носившая название «Лечебник, как лечить ино­земцев», в которой сказалось пренебрежительное отношение не­которых русских купцов к своим иностранным конкурентам. В «Лечебнике» остроумно пародируются загадочные средства, которыми пользовались иноземные врачи в России. Например, в качестве составных частей лекарства рекомендуются: «свиной визг», «тележный скрип», «конский топ» и др.

Сатирические повести пользовались большой популярностью, они распространялись в пословицах и поговорках.

Семнадцатое столетие, особенно его вторая половина, знаменательна подчеркнутым вниманием к повестям, в которых изображаются люди разной социальной принадлежности. Вид­ное место занимают произведения, посвященные дворянству. Среди них «История о российском дворянине Фроле Скобееве», рассказывающая о похождениях плута и ябедника. Герой ее бедный дворянин очень удачно устраивает свои дела, женившись обманом на дочери богатого и влиятельного боярина Нардина-Нащокина. Его невеста Аннушка подстать своему избран­нику, она тоже предприимчива и энергична. Старый стольник Нардин-Нащокинв конце концов вынужден признать неравный брак и удовлетворить все претензии Фрола Скобеева. Ловкач и пройдоха Фрол, благодаря женитьбе на стольничьей дочери, достигает богатства, почета и уважения. В повести торжествует житейский практицизм, столь харак­терный для мелкого дворянства, пробивающего себе путь па вершину общественном лестницы. Автор повести не осуждает поступки Фрола, а наоборот, одобряет их. «История о Фроле Скобееве» — один из самых талантливых образцов нового лите­ратурного жанра — бытовой повести.

Многие произведения того времени посвящены посадским людям. Героями их были предприимчивые купцы, увеличиваю­щие свои богатства умом и хитростью. В этих сочинениях судь­бы героев связываются не с «божественным провидением», как это было в повести XVI века, а с личными качествами, ловкостью и деловитостью. Очень интересна в этом плане «Повесть о Сав­ве Грудцыне», в которой блестяще описаны сцены русской жиз­ни XVII века, нравы купечества, события русско-польской вои­ны, быт солдат и обучение их иноземцами. В повести рассказы­вается о купеческом сыне богатых и благочестивых родителей, который пытается отступить от заветов благочестивой старины и расплачивается за это пострижением в монахи.

С обмирщением литературы связан особый интерес к внут­реннему миру человека, к сфере его чувств. Так, и повестях по­является тема чувственной любви, которая никогда раньше не возникала в древнерусской литературе. Хотя чувственная лю­бовь объясняется пока еще по-старому демоническим наважде­нием, но занимает нетрадиционно большое место в жизни и судьбе героя. В повестях о Фроле Скобееве и о Савве Грудцыне описанию этих переживаний авторы уделяют достаточно много места.

Очень важной приметой проявления нового в литературе XVII века стало развитие ранее наметившихся тенденций по вве­дению в повествование вымышленных персонажей. До XV века в русской литературе действовали только исторические лица, существование которых не вызывало сомнений. В XVII столетии, в связи с изменениями в мировоззрении средневекового человека, «историзм», господствовавший ранее в сознании лично­сти, начал сдавать позиции. Кроме того, появление подобных героев явилось своеобразным показателем снижения авторитета церкви, поскольку последняя категорически запрещала какой-либо вымысел, утверждая, что всякое сочинительство — «дья­вольский обман». Третьей причиной появления литературных персонажей послужило то, что теперь героями повестей стано­вятся не только известные люди, но и простые крестьяне, мел­кое купечество, посадские и приказные, которые просто не мог­ли быть исторически достоверными. Значение такого нововве­дения для литературы оказалось огромным. Безымянный герой давал возможность более глубокой характеристики человеческой личности, и здесь уже не высокое социальное положение, а сам характер, сама индивидуальность привлекает внимание читателя.

Еще одна актуальная и вечная проблема литературы XVII сто­летия - взаимоотношения нового и старого, отцов и детей. Этой теме посвящено очень известное сочинение того времени, напи­санное народным стихом: «Повесть о Горе и Злосчастии, как Горе-Злосчастие довело молодца во иноческий чин». Начинается она с грехопадения Адама и Евы, дальше автор размыш­ляет о нравственных причинах людских бедствий, которые он объясняет отказом от «отцова учения». Далее рассказывается история жизни добра молодца из богатой купеческой семьи, нарушившего заповеди старины и тяжело за это поплативше­гося. Избавляет молодца от окончательной гибели «спасенный путь», приводящий его в монастырь, у стен которого, наконец, отстает от него Горе-Злосчастие. Молодец вздумал было пре­небречь старинным укладом, решил жить, как ему любо, и от­сюда пошли все злоключения. Горе-Злосчастие одновременно символизирует внешнюю, враждебную силу и внутреннее состоя­ние человека, его душевную опустошенность. Это — двойник, в котором концентрируются все недостатки героя. Молодец нахо­дит свое спасение в монастыре, где человеку заказано всякое проявление самостоятельности. Такова тяжелая расплата за отступление от заветов отцов, за проявление своей воли. За богоспасаемой стариной остается пока победа, попытка жить по-новому для молодого поколения оказывается неудачной. В этом основной смысл повести, очень талантливо изображаю­щей судьбу «детей» на переломе двух эпох. «Повесть о Горе-Злосчастии» стоит в ряду значительных произведений мировой литературы. Устно поэтическая стихия придает этому сочинению особую красоту. Фольклор буквально пронизывает повесть поч­ти на всем ее протяжении и оказывает на ее композицию и язык очень сильное влияние. Вся предшествующая литература не да­ет нам ни одного образца, который мог бы сравниться с «Повестью о Горе-Злосчастии» по масштабам использования народ­ного творчества и его изобразительных средств.

В литературе XVII века отразилась жизнь России со всеми се бедами и противоречиями. Естественно, нельзя было обойти вниманием н такое крупное событие, как раскол. До нашего времени дошло довольно много произведений, рассказывающих о фактах истории и судьбах людей, связанных с расколом.

Самой интересной и совершенной в художественном отно­шении была автобиографическая повесть протопопа Аввакума. Его «Житие» написано между 1672 и 1675 годами. Аввакумбыл не только наиболее ярким и влиятельным вождем старо­обрядцев, но и талантливым писателем. Он обладал большим литературным даром, что сделало его сочинения выдающимся явлением в истории древнерусской литературы.

Человек огромного темперамента, фантастически упорный в защите старой веры, шедший в своей борьбе на тяжкие страда­ния, обрекший на них семью и закончивший дни на костре, Аввакум прожил жизнь, полную всяческих испытаний и нечеловеческих лишений. О них и шла речь в его «Житии». Автобио­графия Аввакума написана простым бесхитростным языком; читая ее, мы погружаемся в стихию живой речи людей того времени.

Будучи консерватором по своим религиозным убеждениям и эстетическим взглядам, протопоп становится, как это ни стран­но, новатором в творческих исканиях, что проявляется, в част­ности, в том, как он изменяет традиции житийной литературы, писавшейся всегда по определенному шаблону. Пол пером про­топопа «Житие» превращается в автобиографическую повесть, в повествование не о каком-то постороннем угоднике, а о самом себе. Старая русская литература не знала ничего похожего. Средневековый писатель обычно воспитывался в духе прене­брежения к своей индивидуальности; он счел бы проявлением кощунственной гордыни создание собственного жития, исполь­зование своей личности в качестве объекта внимания и нази­дания. Аввакум же, обладая повышенным самомнением и чув­ством огромного духовного превосходства над обыкновенными людьми, посчитал возможным сделать историю своей жизни предметом повествования. Мало того. «Житие» насквозь про­никнуто неприятием официальной церкви. Мужественно и страст­но защищает автор свои взгляды. Эта полемическая напряжен­ность произведения была причиной того, что протопоп Аввакум не стеснялся, с одной стороны, приписывать сроим противникам те отрицательные качества, которых у них. может быть, и не было, а с другой — употреблять по их адресу самые изощрен­ные ругательства Никон у Аввакума — «носатый и брюхатый борзой кобель», «адов пес», «плутишко». А царь Алексей Михайлович — «бедной, бедной безумной царишко! Что ты над со­бой сделал? Ну, сквозь землю пропадай! Полно христиан тех мучить!»

Умное, острое, бескомпромиссное произведение Аввакума было очень популярно у современников. Раскол породил и дру­гие произведения, но по сравнению с «Житием» они выглядели менее значительными.

Еще одна столь же яркая страница древнерусской литера­туры— это казацкие повести. Особенно интересны в этом отно­шении сочинения об «Азовском осадном сидении донских каза­ков». Возникли они в среде донского казачества, которое обра­зовалось в основном из беглых крестьян, уходивших на «воль­ный тихий Дон». В почестях рассказывается о событиях 1637— 1642 годов, когда донские казаки штурмом взяли и долго удер­живали мощную турецкую крепость — Азов.

Эта история вызвала к жизни несколько литературных про­изведений, создававшихся непосредственно за описываемыми событиями. Первой появилась так называемая историческая по­весть, скорее всего, она была составлена сразу же после взятия Азов? казаками, так как отличается точностью изложения фак­тов. Вторая —поэтическая — написана в Москве зимой 1641 — 1642 годов, когда на Земском соборе шли яростные споры об Азове: сидеть казакам в крепости или уйти, оставив ее туркам. Эта повесть возникла как агитационное произведение, целью которого было вызвать сочувствие к героям-казакам у москов­ских читателей, убедить их в необходимости присоединения Азова к России. В основу повести положены достоверные события, ихподлинность подтверждается мемуарами турецкого путешественника Эвлия-Эфенди и свидетельством очевидца осады — аст­раханского стрельца Куземки Федотова.

Форма войсковой казачьей отписки, избранная автором по­вести, била привычной для современников. Канцелярский, при­казной стиль изложения событий был в то время широко распространен на Руси. Его вносили в литературу подьячие, писцы и другие грамотные городские люди. Именно эта форма отписки оказывалась наиболее убедительной, так как создавала впечатление живого взволнованного рассказа героев осады о пережи­том. Предполагается, что повесть написана есаулом «станицы» казаков, поехавшим сотпиской об осаде Азова в Москву — ФедоромИвановичем Порошиным.

Повесть проникнута глубоким презрением к врагу и гордым сознанием достоинства русских воинов. Казаки — подлинные донские «рыцари», бесстрашные, крепкие духом и телом «бога­тыри святорусские», проявляющие чудеса храбрости, с малыми силами отстаивающие Азов-город от бесчисленных вражеских войск «Поэтическая» повесть вобрала в себя казачий фольклор, песни, сказания, меткий народный язык, что очень обогатило это произведение и сделало его одним из блестящих памятни­ков тон эпохи.

В семидесятых—восьмидесятых годах возникла третья, «ска­зочная» повесть об Азове. Здесь уже нет достоверности, сочи­нение вобрало в себя вымышленные истории, в нем множество легенд и преданий, хранящих память о героическом подвиге донских казаков.

В XVII веке значительно вырос интерес к переводной лите­ратуре, которая теперь гораздо тире могла проникать в Россию.

Самые популярные и любимые русским народом были «По­весть о Бове королевиче» и «Повесть о Еруслане Лазаревиче». При переводе на русский, эти сочинения сильно изменились и превратились из рыцарских романов, столь популярных в За­падной Европе, в сказки, вобрав в себя многое из русского фольклора. Читателя привлекали занимательность сюжета, описание любовных коллизий и волшебных превращений героев. «Повесть о Бове королевиче» попала на Русь через Белорусию, а «Повесть о Еруслане Лазаревиче» — через казаков проникла с Востока.

В России был известен и любовно-авантюрный роман ран­него средневековья: «История о храбром рыцаре Петре Золо­тых Ключей и о прекрасной королеве неаполитанской Магилене». Из Чехии пришли повести о чешском короле Брунцвике, с польского перевели «Повесть об Оттоне цесаре Римском и о супруге его цесаревне Олунде». Переводные сочинения других жанров тоже были достаточно известны на Руси. Среди них четыре сборника анекдотов и изречений, приписываемые извест­ным античным философам и называемые «Апофегмата», сбор­ник нравоучительных рассказов «Римские деяния». В 1677 году с польского был переведен сборник рассказов о мирских грехах и подвигах святых под названием «Зерцало примеров» или «Ве­ликое зерцало».

Распространение переводов на Руси в XVII веке имело своп особенности; прежде всего, такого рода произведения демон­стрировали возросший интерес к бытовым, реалистическим изо­бражениям человеческой жизни, свидетельствовали о далеко зашедшем процессе обмирщения русской литературы. Кроме того, переводная литература не противопоставлялась русской, а, наоборот, испытывала очень сильное влияние национального народного творчества.

Новым явлением в литературе было распространение силла­бического стихосложения. Его особенностью является равносложность стихов (обычно по 13 или 14 слогов в каждом), в середине стиха обязательная цезура (пауза) и в конце стро­ки - женская рифма. Силлабическое стихосложение пришло к нам из Польши через Украину. В польском постоянное ударе­ние приходится на предпоследний слог, и силлабическая система органически связана с устройством языка; в русском нет по­стоянного ударения, поэтому равносложные стихи ограничива­ют возможности поэзии. Однако для того времени силлабиче­ский стих был весьма прогрессивным явлением. Его привил на Руси киевский монах, белорус по национальности, Симеон По­лоцкий (Петровский-Ситианович), пристрастившийся к стихо­творчеству еще в период своего учения в Киево-Могилянской коллегии. В Москву Полоцкий был приглашен в качестве вос­питателя царских детей. В 1680 году Симеон создал свою «Рифмотворную Псалтырь» (сборник духовных песен и гимнов). В том же году она была переложена на музыку композитором В. П. Титовым. Эта «Псалтырь» долгое время оставалась одной из самых популярных духовных книг и служила учебным посо­бием. В 1678—1679 годах появились два сборника стихотворе­ний Полоцкого: «Ветроград многоцветный» и «Рифмологион». Стихи эти воспевают Российское государство и его правителей. Творчество Симеона связано со стилем барокко, который отли­чается пышностью, нарядностью и даже помпезностью стиха. Вирши плешке тщательно отделывались, поэтому поэты того вре­мени так любили ребусы, криптограммы, акростихи, полиндромы — все то, что делает поэзию искусной и изощренной.

Сборники Полоцкого посвящены большому кругу проблем, но их главная тема — идея просвещенной монархии. Это направ­ление получило свое дальнейшее развитие в поэзии Сильвестра Медведева и Кариона Истомина.

Мы уже не раз упоминали, что XVII век — это время появ­ления новых видов искусства. Одно из самых важных нов­шеств — возникновение русского театра и русской драматургии.

Церковь довольно долго отрицательно относилась к светским развлечениям, особенно к народным театрализованным зрелищам. Даже царь Алексей Михайлович, по приказу которого был создан первый русский театр, издавал грозные указы, на­правленные против всяческих «игрищ», а особенно против скоморохов, «веселых людей», которые устраивали кукольные представления, водили медведей и развлекали народ различными забавами.

Старая русская литература не знала драматических произведений. Существовало лишь нечто отдаленно их напоминаю­щее — иногда во время богослужения исполнялись; так называемые церковные действа: «хождения на осляти», «омовение ног», «пещерное действо», в которых содержались зародыши
драмы.

В 1672 году царь Алексей Михайлович, не чуждавшийся, не­смотря на свою набожность, светских развлечений, задумал, под влиянием широко образованного по тому времени боярина А. С. Матвеева, устроить свой придворный театр. Представле­ния были организованы для того, чтобы по-новому отпраздно­вать рождение царевича Петра. Сначала труппу набрали из жи­телей Немецкой слободы, где под руководством пастора И. Г. Гре­гори ставились иноземцами любительские спектакли. 17 октября 1672 года в «клетнем» театре в селе Преображенском состоялся первый спектакль, а зимой был открыт первый зимний театр, в Кремле. Актеров обучали балетному искусству, спектакли шли на немецком языке и были не понятны публике, поэтому в труп­пу скоро стали набирать русских актеров из мещан и подьячих. Актерами были только мужчины и мальчики, игравшие женские роли. В театр допускались лишь члены царской семьи и при­дворные, причем царица с царевнами могли смотреть представ­ление только из специальных, огороженных решетками, лож. Вообще театр считался большим грехом, но его существование оправдывали тем, что драматические представления были в обы­чае древней Византин.

Первой в русском театре была представлена пьеса «Артаксерксово действо», которая начиналась пышным словословием царю Алексею Михайловичу. В репертуаре в основном числи­лись переводные пьесы библейского содержания, но появлялись и светские, вроде «Комедии о Тамерлане и Баязете» и «Коме­дии о Бахусе с Венусом». Спектакли часто шли много часов под­ряд, а иногда и по нескольку дней.

В 1675 году во главе придворного театра стал воспитанник Киевской духовной академии Степан Чижевский. При нем были поставлены балет и две комедии: об Адаме и Еве и об Иосифе. В январе 1676 года умер Алексей Михайлович, и с его смертью прекратил свое существование основанный им театр, поскольку новый царь Федор Алексеевич любви к театральной потехе не питал. Драматическое искусство возродилось вновь лишь при Петре I.

XVII столетием заканчивается история древнерусского ис­кусства. Наступает новая эра в развитии художественной куль­туры нашей Родины, вобравшая в себя весь опыт прошлых ве­ков. Отныне художникам XVIII—XX столетий предстоит решать новые задачи и создавать великолепные произведения, в кото­рых со всей очевидностью прослеживается связь с древнерус­ской традицией.

Дата добавления: 2015-08-05