Культура русской эмиграции Первой волны

В 20 в. из Советской России исходило 3 волны политической и интеллектуальной эмиграции: после революции и гражданской войны; в годы 2 мировой войны и диссиденты 70-80-х гг. В отечественной литературе утвердился смысловой ряд: эмиграция первой волны, второй, третьей волны. Различия касаются не только временных периодов. Эмиграция из России в 1917 г.-1922 гг. и эмиграция из СССР во 2 пол. 20 в. имеют мало общего, поскольку различаются в культурно-историческом отношении. Русская эмиграция после революции и гражданской войны была массовой. Зв короткое время по разным данным, Россию покинуло от полутора до 2 млн. человек. Они стали эмигрантами вопреки своему желанию и составили за границей уникальное сообщество.

Эмиграция первой волны сложилась из трёх разнородных и разновременных слоёв. Первый (самый немногочисленный) слой состоял в основном из дипломатов и предпринимателей. Те, кто в 1917 г. работали или жили за границей, остались там, надеясь пережить лихие годы. Здесь были и те, кто не смог вернуться в Россию через фронты первой мировой войны: артисты на гастролях, русские студенты и учёные в европейских университетах, дипломаты. Это был материально и психологически самый благополучный, но и самый незначительный слой русской эмиграции. Посольства России за границей несколько лет ещё признавались местными правительствами, располагали некоторыми материальными средствами.

Второй слой – самый многочисленный и трагический: группы беженцев и белогвардейцев, которые покинули Россию в 1919-20 гг.: около полутора миллионов человек, 60% - военные. Центральное событие этого периода – «Крымская катастрофа» осенью 1920 г., когда родину покинуло на кораблях союзников сразу около 200 тыс. человек. Вместе с войсками уходили политические деятели, бывшие члены Государственной Думы, Временного правительства, Учредительного собрания, местных правительств, просто гражданские лица – все, кто сумел попасть на отплывающие пароходы. Эта группа эмигрантов была своего рода копией дореволюционной России. Здесь были представители всех социальных слоёв: от крестьян и казаков до членов императорской семьи; все нации, все профессии, все политические партии.

Третий слой русской эмиграции первой волны начал складываться с 1920 г. из среды интеллигенции, гражданских лиц. Чаще всего они приезжали из так называемых «стран-лимитрофов» (пограничных с советской Россией бывших владений Российской империи – Финляндии, Прибалтийских государств, Польши).

После Октябрьского переворота и гражданской войны образовались 2 русские культуры. Это был социально-классовый, военно-политический и идеологический раскол единой русской культуры на 2 взаимоисключающие, непримиримые лагеря, закреплённые территориально. Одна русская культура (советская) стала монополией метрополии (Советской России), другая – культура русского зарубежья стала принадлежностью диаспоры, русского рассеяния.

Осенью 1922 г. в десятидневный срок, под угрозой смертной казни, по личному указанию Ленина, из СССР были высланы Н.Бердяев, И.Ильин, Н.Лосский, С.Франк, Л.Карсавин М.Осоргин и др. известные деятели дореволюционной русской культуры. Был вынужден согласиться на депортацию крупнейший русский социолог П.Сорокин, обвинённый Лениным в идейном крепостничестве, поповщине, реакционных научных взглядах за совершенно невинную публикацию данных социологических исследований о бракоразводных процессах после революции. За рубежом они стали основателями исторических и философских школ, современной социологии, целых направлений в биологии, зоологии, технике.

Ленин был убеждён, что интеллигенция, воспитанная и развращённая буржуазным обществом, либо уже подкуплена мировой и отечественной буржуазией, либо обязательно будет куплена ею. Профессора и публицисты, писатели и актёры – всё это «дипломированные лакеи капитала», и потому от нечего ждать, кроме как контрреволюции, проповеди религии, саботажа и лживой информации. Горький, пользуясь своей славой «пролетарского художника» и давней дружбой с Лениным, безуспешно пытался убедить Ленина в том, что интеллигенция – это «мозг нации», залог её будущего научного промышленного, политического и художественного процветания. Ленин же и его единомышленники считали, что интеллигенция - явление классовое, что она кровно связана с буржуазией и может быть лишь временно использована в культурном и промышленном строительстве, пока не образована новая, «трудовая интеллигенция», вышедшая из среды рабочих и крестьян. Высылки, отъезды и просто бегство интеллигенции из Советской России прекратились только к кон. 20-х гг., когда между миром большевиков и старым миром опустился «железный занавес» идеологии. Т. о., к 1925-27 гг. окончательно сложился состав русской эмиграции, обозначился её мощный культурный потенциал.

Для русского эмигранта создание культуры выражалось в сохранении дореволюционных традиций, норм, ценностей (в литературе и искусстве, в философии, религии, в общении и быту). Вместе с тем они отрицали все советские новации: классовость, партийность, воинствующий материализм, научный атеизм, трудовой коллективизм, пролетарский интернационализм, революционный героизм и соцреализм и др. идей в духе мировой революции.

Русские мыслители исходили из понимания отечественной литературы, национальной художественной культуры как кратчайшего пути к постижению «Русской идеи». Оказавшиеся в эмиграции художники – З.Гиппиус, Д. Мережковский, И. Ильин, Н.Бердяев, В.Набоков рисовали крах гуманизма и кризис нравственности как продолжение Апокалипсиса, начало которого положила русская революция, возвестившая миру о «Грядущем Хаме». Преобладающей была тенденция к сохранению единства и целостности русской зарубежной культуры. И главным стимулом выступала конфронтация: упорная, ожесточённая оппозиция советской власти, большевизму. Об этом говорил в своей парижской речи «Миссия русской эмиграции» (16 февраля 1924 г.) И.Бунин. Бунин отказывался сотрудничать с тем эмигрантскими издательствами, которые перешли на новую, «советскую орфографию».

Но то же Зарубежье – после всего пережитого – говорило об особых трудностях возведения Нового Града культуры именно в условиях России. Г. Адамович, Ф. Степун, М. Цетлин, возражая Д. Мережковскому в его восторженном отношении к русской интеллигенции, говорили о необходимости выработать «целостное мировоззрение» (Русская идея Н. Бердяева, Пути русского богословия Г. Флоровского, История русской философии и общественной мысли Левицкого, Вечное в русской философии Вышеславцева). Составляя летопись русской интеллигенции, реконструируя её душевный склад, эмигрантская мысль исходила из того, что принадлежность к интеллигенции определяется не столько образовательным цензом и характером профессиональной деятельности, хотя и эти показатели существенны, сколько уровнем «самопознания» (Бердяев), состоянием самопознающей души, энергией духовного поиска, способностью к рефлексии. Эмоциональный настрой эмигрантской интеллигенции характеризуется потребностью в покаянии и критическом пересмотре прежних увлечений. «Новое мышление», по выражению П. Струве – «либеральный консерватизм». Оно утверждалось на началах почвенности и традиционализма, органики бытия и вековых духовных традиций, стремилось синтезировать устойчивые начала жизни и эволюционный процесс развития.

Традиционная тема «народ и культура» получила в Зарубежье новое решение. Если ранее преобладающими были настроения, связанные с комплексом вины культуры и её носителя – интеллигенции – перед народом, то теперь стали говорить о вине народа перед культурой и о необходимости окультуривания народной жизни (Милюков «Русская культурная традиция»).

Истинным столпом веры «России вне России» стали отечественная культура и родной язык. Общерусским праздником Русского Зарубежья был объявлен День русской культуры, названный И. Ильиным «присягой на духовную верность Родине». Присяга эта приносилась на томе Пушкине: праздник отмечался в день рождения поэта.

Внимание к мелочам дореволюционного быта, стремление запечатлеть, остановить время можно отметить в работах художников зарубежья. Творчество многих мастеров в эти годы отмечено трепетным отношением к традиционной русской культуре: сказкам, народной старине, обычаям, песням. Всеобщее увлечение русской стариной, по ироническому замечанию Ф.А. Степуна, в эмигрантской среде породило «культ березки». Широко была представлена и музыкальная культура в народном стиле. Эмигранты-казаки организовывали ансамбли песен и танцев и путешествовали по европейским городам. Наиболее известен казачий хор под управлением С. Жарова, который существовал с 1920 по 1960-е гг. и объехал весь свет.

Деятели «Мира искусства» снова оказались в моде. А.Н. Бенуа, Л.С. Бакст, М.В. Добужинский, Н.С. Гончарова смогли продолжить участие в постановках оперных и балетных спектаклей в рамках «Русских сезонов». За рубежом много и плодотворно работали художники К.А. Коровин, И.Я. Билибин, Ф.А. Малявин. Все они принимали активное участие в культурных начинаниях эмиграции. Русская музыкальная культура за рубежом оказалась в наилучших условиях - ведь музыка самое интернациональное искусство. Накануне революции в Европе на гастролях было несколько групп артистов императорских театров. Они стали первыми эмигрантами. Русская музыкальная культура в Европе 20-х гг. блистала настоящими «звездами»: певец Ф.И. Шаляпин, танцоры и балетмейстеры М.Ф. Кшесинская, А.П. Павлова, В.Н. Нижинский, М.М. Фокин, Г.М. Дж. Баланчин, С.М. Лифарь, Т.П. Карсавина. Силами русских оперных исполнителей на европейских сценах шли «Князь Игорь», «Борис Годунов», «Снегурочка», «Сказка о царе Салтане», «Сказание о граде Китеже», «Царская невеста». Постановки русских балетных спектаклей к этому времени стали неотъемлемой частью и французской культуры. Так, в подготовке некоторых антреприз Дягилева принимали участие авангардные французские художники Ж. Кокто, Э. Сати и П. Пикассо.

Для эмигрантов, тосковавших по потерянной родине, наиболее близкой оказалась песенная культура. Концерты А.Н. Вертинского собирали полные залы. Любимой песней, которая неизменно вызывала слезы у слушателей, был «Галлиполлийский гимн», что исполняла известная еще до революции эстрадная певица Н.В. Плевицкая:

Занесло тебя снегом, Россия,

Замело сумасшедшей пургой.

И холодные ветры степные

Панихиды поют над тобой.

Сам С.В. Рахманинов переложил для оркестра несколько песен, которые Н.В. Плевицкая исполняла в своих концертах.

Наиболее далеким от задачи сохранения «русскости» оказалось авангардное искусство. Оно и до революции было максимально имплантировано в европейскую культуру. В конце 20-х гг. русский авангард за рубежом, породив несколько течений в декорации и моде, неудержимо распадается на отдельные школы, часто представленные единственной личностью. Художники объединяются уже не столько по сходству форм и живописного языка, сколько по личным отношениям, землячествам, совместной работе.

Показательно в этом отношении творчество М. Шагала, который после смерти «легенды Монмартра» Модильяни стал лидером ведущего художественного экспериментаторского направления в Европе – так называемой «парижской школы». Приехав в Париж в 1923 г., он до конца своих дней остался верен русским мотивам в своем творчестве. Но при сохранении русской тематики его художественный язык интернационален. При встречах с его картинами зритель погружается в океан волшебных образов: влюбленные летят над городом, кувшин с цветами стоит посреди реки.

Очень болезненно воспринимала русская диаспора всякую информацию об уничтожении храмов и памятников старой архитектуры в Советской России. В ответ на разрушение Иверской часовни на Красной площади русские эмигранты в складчину очень быстро выстроили точную ее копию в Белграде. Но чем могли они ответить на уничтожение Красных ворот (барокко XVIII в.) или храма Христа Спасителя? Шквал переименований улиц и городов в конце 20-х - начале 30-х гг., который развернулся в России, мог вызвать только гневные и горькие статьи в эмигрантской прессе об уничтожении даже памяти о старой России.

Возвращение к религии – одна из наиболее характерных черт миросозерцания русских изгнанников. Интеллигенция, пережившая до революции едва ли не повальное увлечение материализмом и антиклерикализмом, в эмиграции заново и по-новому открывает для себя православие, идентифицируя его с возрождением России, всё больше и больше сближается с церковью, в ряде случаев готова даже разделить идеалы Христианского Движения о необходимости «оцерковления всей мирской жизни». Единству служило и восстановление Русской православной церкви за границей. Её главой стал митрополит Евлогий, а главным храмом – храм Александра Невского в Париже. Его иконостас составлен из воинских икон, принадлежавших прежде частям Белой армии. Здесь пел лучший церковный хор. Иконописная традиция русского модерна в эмиграции была продолжена художником Д.С. Стеллецким. В его росписи стен и иконостаса церкви Сергиева подворья в Париже соединились византийские и древнерусские мотивы с церковным каноном и цветовыми поисками Серебряного века. В 20-е гг. художник приступил к реализации своей мечты – иллюстрированию «Слова о полку Игореве.

Культурные центры русской эмиграции сформировались там, где были довольно большие группы творческой интеллигенции, общественных деятелей, условия для профессиональной деятельности (русские библиотеки, выставки, учебные заведения, издательства). Русская культура за рубежом вернулась к способу своего бытования на руб. 18-19 вв., к способу «культурного гнезда». Как русские усадьбы того времени были островками сохранения и развития усвоенных европейских традиций культуры в море традиционной народной культуры, так и эмиграция 1920-х гг. дистанцировалась от чужой культуры образованием собственных культурных центров.

В 20-е годы русские учебные заведения были открыты в Париже (Русское отделение при Парижском университете, Народный университет, Русская политехническая школа, преобразованная в Высших технический институт, Высшая школа социальных, политических и юридических наук, преобразованная затем во франко-русский институт, Православный богословский институт, Русская консерватория им. С. Рахманинова, Коммерческий институт). Наиболее крупным научным центром, где работало большое количество русских ученых, был Пастеровский институт в Париже. Один из отделов в нем с 1922 по 1952 г. возглавлял С.Н. Виноградский - создатель новой отрасли в биологии - агробиологии. Здесь же работали многие ученики И. Мечникова А. Безредка, А. Манухин, С. Метальников, всего 18 человек. Дмитрий Павлович Рябушинский организовал в Париже Общество охранения русский культурных ценностей за рубежом, которое провело огромную работу по учету и сбору культурных ценностей, предотвратив тем самым их распыление по различным каналам.Среди библиотек особо выделялась библиотека имени И.С. Тургенева в Париже. Она была основана еще в 1875 г. самим И.С. Тургеневым при поддержке певицы Полины Виардо.

Среди эмигрантов даже бытовала такая шутка: «Хороший город Париж, только французов здесь многовато».

Чехословакия организовала программу «Русская акция» - материальная и моральная поддержка культурных усилий эмигрантов из России на правительственном уровне. Президент Чехословакии Масарик искренне верил в скорое падение большевиков. Он хорошо знал русскую культуру, был сторонником идеи славянского единства. В Праге жило более 20 тыс. русских беженцев. В рамках «Русской акции» было создано свыше 70 общественных, научных, учебных, культурно-просветительных учреждений и организаций. Русский университет в Праге был единственным за рубежом русским учебным заведением. Здесь преподавали русские профессора и учились русские студенты. Научная работа Русского университета стала известна во всём мире благодаря исследованиям византиеведа Н. Кондакова, трудам русских лингвистов, философов. Продолжалось возрождение русской иконы и иконописи за рубежом. Интерес к ней как к предмету искусства только усиливался. В Праге долгие годы работал научный семинар замечательного знатока византийского и древнерусского искусства Н.П. Кондакова. Труды этого семинара и самого Н.П. Кондакова публиковались не только в русских издательствах. В 20-е гг. по европейским городам проехала передвижная выставка икон, которую организовало советское правительство. Началась мода на собирание икон среди иностранных коллекционеров (Хаммер, Дэвис, Гере, Костаки).

Общество русской культуры в Америке было образовано в 1935 году инициативной группой русских иммигрантов в связи с предстоящей в 1937 году печально памятной датой 100-й годовщины со дня гибели А. С. Пушкина. Позднее стало известно, что неимоверное по масштабам мероприятие пушкинских дней прошло во всех пяти частях света: в Европе в 24 государствах и 170 городах, в Австралии в 4-х городах, в Азии в 8-ми государствах и в 14 городах, в Америке в 6-ти государствах и 28 городах, в Африке в 3-х государствах и в 5-ти городах, а всего в 42 государствах и в 231 городе.

Сбережение и трансляция культурного наследия спасали от денационализации, угроза которой воспринималась болезненно там, где колонии русских эмигрантов были невелики (Греция, Бельгия, Польша, Италия, Англия). Печальным примером в самом центре Европы может служить Брюссель, где находилось около 6 тыс. русских эмигрантов и не существовало ни одной русской школы, ни одного книжного магазина с русскими книгами.

Самобытным центром Русского зарубежья стал Китай, точнее его северо-восточная часть - Манчжурия, где в начале 20-х годов осело более 400 тысяч беженцев из России. Не следует забывать и то обстоятельство, что даже в условиях тоталитарных режимов в Китае (Маньчжоу-Го, японского, советского) эмигранты в целом обладали творческой свободой.

Наивысшей кульминации раскол эмиграции достиг во время второй мировой войны. Одни из деятелей русского зарубежья были готовы помогать СССР материально (Ф.Шаляпин, С.Рахманинов), и даже примириться с большевизмом и сталинской диктатурой (Н.Бердяев, Ф.Шаляпин). Другие ради поражения большевиков и падения советской власти желали победы Гитлеру и предлагали ему своё сотрудничество.

Вскоре после окончания Второй мировой войны и с началом «холодной войны» иллюзии большинства русских эмигрантов в отношении сталинского режима и его возможной эволюции развеялись. Русское зарубежье пополнилось за счёт эмигрантов «второй волны» - беженцев из Советского Союза, невозвращенцев из числа пленных, узников фашистских концлагерей. Новые эмигранты хорошо знали тоталитарное государство, и в то же время в отличие от эмигрантов «первой волны» были воспитаны именно советской культурой и коммунистической пропагандой. Таким образом, разрыв, существовавший между советской культурой и культурой русского зарубежья, уменьшился, две русские культуры сблизились. Эмигранты «второй волны» не питали иллюзий о возможном возвращении на родину. Они стремились скорее раствориться в местном населении и устремлялись главным образом за океан.

Дата добавления: 2015-08-05