Рассвет

Январь 2034 года. Франция, территориальная общность Корсика, 24 километра на северо-восток от города Кенза.

Виктор Вайс, он же V.

– Ясное дело, чтобы изменить этот мир! ­­– эти слова словно сами собой сорвались с кончика моего языка. Мне показалось это смешным, чем-то забавным и столь обычным, что казалось без этой фразы попросту нельзя продолжать разговор. Но сути не понимал даже я.

В глаза светил утренний багрянец солнца, восстающего из своего ночного плена. И эти лучи резали глаза. Сказывалась бессонная ночь. Хотя как можно назвать это ночью?

Я скакал из линзы в линзу, – ночь сменяла день и наоборот. Иногда тяжело привыкнуть к таким условиям и вот, я еще попросту к ним не привык. Но в общей сложности я не спал уже часов тридцать.

Глаза резало яркое солнце, руки и ноги ныли от усталости, а голова казалось чугунной, готовой в любую секунду сломать тело пополам и встретиться с землей, которая тут же заменила бы мне подушку.

Но еще слишком рано. Осталось много незаконченных дел и одно из таких вот дел стояло прямо передо мной.

На лице этого юноши с чистыми голубыми глазами всё ещё была маска скептицизма. Он не мог разобрать мой непонятный ответ и сложить те самые два плюс два, чтобы картинка в его голове сложилась в одно целое.

Да и у меня тоже ничего не складывалось. Хотя, стоит заметить, что я явно знал больше, нежели он сам. Но, опять же, до поры до времени.

Мы стояли друг напротив друга, и никто из нас не знал, стоит ли продолжать разговор. Слишком все это было странно. Я видел его не в первый раз и прошлая наша встреча была не из самых приятных, да и он сам видел меня, и как я могу догадываться, его встреча со мной тоже ничем хорошим не закончилась.

Только во всей этой истории есть одно «но»: мы раньше не встречались. То есть как? Он встречал не меня, а меня-из-будущего, – самому не запутаться бы во всех этих сложных перипетиях судьбы, – а я встречал его, но только, опять же, из будущего. Слишком сложно и, может быть, – совершенно не понятно.

От почти потухшего костра все шла гарь с омерзительным запахом жженной плоти. Из-за этого смердящего зловония у меня даже иногда слезились глаза и я был рад, если ветерок уносил этот запах как можно дальше от меня. Хотя с другой стороны я не мог быть уверенным, что мои глаза слезились именно из-за этого зловония, вполне может быть, что всему виной всЁ то же самое восходящее солнце.

А потом, Малой все же подал голос, видно понял, что молчать и дальше – не имеет смысла:

– В каком это смысле «изменить мир»? – его голос показался мне до безумия детским и даже наивным, что совсем отличало его от того Малого-из-будущего, с которым я повстречался всего-навсего десять часов назад, когда в спешке покидал базу Консорциума.

И что же я должен был ему ответить? У меня не было ответа на этот вопрос, так как даже я не полностью понимал, что мы вместе должны сделать для того, чтобы все сложилось так, как и скажет Малой через какое-то неопределенное время, отправившись через линзу ко мне для того самого разговора.

В моей голове на все прошедшие события появлялась лишь одна мысль, вполне емко отображающая происходящее: «временная петля». Но что именно она несет для меня и для того же самого Малого? Почему мы должны следовать именно этим путем, а не каким-то иным? Или судьба и вправду не терпима к изменениям и представляет собой одну толстенную книгу, в которой уже давным-давно кем-то прописана судьба каждого человека?

Вполне возможно. Но сейчас, как бы ни складывались события, я продолжал преследовать свою цель. Я был просто обязан спасти Элизабет и вытащить себя и ее из этого ужасного, засасывающего, круговорота из линз, Предметов, тайных организаций и вечной войны Прозрачных с людьми.

А после, будто сами собой у меня в голове возникли образы из совсем недавнего прошлого.

Мой мозг пытался найти ответ на вопрос Малого, да и, кажется, определиться для самого себя. Я должен был понять, зачем именно я все это делаю, ведь моя цель в любом случае сильно отличалась от того, чем мне предстояло заниматься.

Только недавно я проскочил сквозь очередную линзу. За мной шла погоня, и я прекрасно это понимал. Не видел преследователей, но чувствовал, что вот-вот и они нагонят. Противное чувство, от которого по венам начинает бегать адреналин, ускоряя тело и обостряя чувства.

Все руки в ссадинах и царапинах от веток кустов. А перед глазами все еще мелькал калейдоскоп из ярко-зеленых и желтых листьев, только недавно проносящихся у меня перед глазами.

Колено жутко болело, я даже опасался, не вывихнул ли я ногу, когда смачно споткнулся о высунувшийся из земли корень и упал на камни.

Но не время было останавливаться, и я вновь подпрыгнул и гнал себя вперед, пока перед глазами не появилась линза. Мгновения и я проскочил сквозь нее, напоследок услышав не погоню за собой, а явный признак демона – скрежещущий звук, леденящий кровь, который заменял этой твари смех.

Но это в прошлом, там за линзой. А теперь передо мной открылась скалистая местность, с которой открывался хороший вид на небольшую деревню, освещенную огнями.

В черной глади неба мерцал диск луны. Какой это был век, я даже не мог предположить. Но видно, занесло меня далековато и о такой вещи, как мобильный телефон здесь даже не слыхивали, а увидь это чудное изобретение – сожгли бы на костре.

Но суть была даже не в этом. За прошедшие пару часов, когда я прорывался через заросли джунглей или сминал снег под своими ногами, пытаясь сохранить остатки тепла под кофтой, пробираясь через заснеженный лес, я почувствовал себя в безопасности.

Отчего-то понял, что погоня прекратилась, по крайней мере, для меня. Возможно, в тех самых джунглях меня еще продолжали искать, но я понимал, что всё, здесь опасность уже позади, я добрался до пункта назначения, добрался до места, где могу передохнуть. А через пару часов и вовсе забыть о преследовании.

От исина я избавился еще на базе и по нему меня попросту не могли найти, но так же, я прекрасно знал, что среди охотников Консорциума есть и те, кто прекрасно способен отыскать меня по следам.

Но нет, в тот момент я даже не задумывался об этом. Побег закончен. Можно было вдохнуть полной грудью и отправиться на поиски пищи и ночлега, чтобы на следующий день продолжить свой путь к цели, ради которой я и решился на столь отважный поступок.

Но потом произошло то, чего я не мог ожидать. Появился он. Я не сразу узнал его, да и, скорее всего, память не могла работать так быстро. Что-то знакомое в нем я, конечно же, отметил сиюминутно, но вспомнить полностью не удавалось. Да и как я мог о нём вспомнить спустя столько лет?

Это был Малой, но не тот, которого я вижу сейчас перед собой, а другой. Хотя это достаточно дико вообще выражаться подобным образом об одном и том же человеке с оговоркой лишь на то, что он из разных времен. Но все же это был Малой-из-будущего.

Хотя только сейчас я могу с полной уверенностью назвать различия между тем Малым, что стоит сейчас прямо передо мной и тем, что приходил ко мне, чтобы наставить на какой-то только ему известный «истинный путь».

Малой предстал передо мной в обшарпанном свитере и протертых джинсах, словно он и вовсе забыл о том, что на свете придумали душ и стиральную машинку, хотя не мне давать советы по этому поводу.

Посмотри я на себя, тотчас же понял бы, что волосы уже давно сальные, а от тела идет не первой свежести «аромат» застарелого пота. Вещи же так сильно пропахли гарью и были грязны, что их стоило бы закинуть в стиральную машинку вместе со мной – может быть тогда, залив нас вместе хорошим кондиционером, универсальный агрегат возымел бы эффект.

Но даже не в одежде заключалась разница и это ясное дело. Его лицо казалось более грубым, уставшим что ли. С первого взгляда становилось ясно, что перед тобой стоит человек, повидавший на этом свете много такого, чего даже врагу не пожелаешь.

Кое-где виднелись рубцы от шрамов, еще совсем свежих. Но особый интерес у меня вызвали его глаза. Они были разного цвета. Один – голубой, а другой – зелёный. Для меня это не стало откровением – у него есть предмет.

Но в тот момент я сильно ошибался, а в своей ошибке удостоверился сейчас, когда видел его еще, в какой-то степени, можно сказать молодым. Я уже точно знал, что у него есть предмет, да не один: Сурок и Наутилус. И при этом его глаза являлись голубыми.

Все же сейчас мне было достаточно сложно размышлять в данном направлении.

Вообще странно видеть одного и того же человека в прошлом и будущем. Вроде все, то же самое, но есть какие-то детали, наложившиеся со временем. И именно их мне и оставалось определять.

Он протянул вперед правую руку, тем самым сообщая, что не собирается причинять мне вреда. А после, заговорил. Его голос был грубый, с хрипотцой.

Совершенно не такой, каким я его слышал сейчас – сейчас это был голос почти мальчишки. Через что же пришлось ему пройти, что само время успело так беспощадно поиздеваться над ним?

– Рад встретиться с тобой вновь, V.

И всего лишь из одной его фразы мне стало не по себе сразу по двум пунктам.

Уже очень долгое время никто меня не называл вот так. Да и все, кто мог знать это прозвище, либо погибли, либо просто не жаждали распространять его всуе (и таким человеком был лишь один мой знакомый, тот на кого мне пришлось долгое время работать, и кого я знал под прозвищем Глава).

А во-вторых, я никогда раньше не видел этого Малого-из-прошлого и уж точно не был с ним знаком.

– Не бойся Виктор, я здесь лишь с благими намерениями, – произнес он и подошел на пару шагов ближе.

– Но кто ты? – лишь сорвалось с моего языка и прозвучало это до того тихо, что мне на мгновение показалось, а произнес ли я это вслух вообще?

Малой хмыкнул, а после улыбнулся. На мгновение прикрыл глаза, что могло даже создаться ощущение, что он и не закрывал их вовсе.

– Я вижу, что твоя фигурка все еще с тобой. Это радует. – Он тяжело вздохнул. – Ведь это я вновь дал знать о ней спустя долгое время. Ну как, припоминаешь?

И да, я наконец-то вспомнил, откуда это лицо было мне знакомо. И я вновь вспомнил тот злополучный день, когда потерял Элизабет.

Это ведь тот самый парень, которого я чуть не сбил, отвлекшись на свою любимую. Это был он. Что он тогда мне сказал?

«Беспокойся о себе, Виктор. Только о себе».

«Еще увидимся».

И вот, вновь он. Только уже без недельной щетины.

«Видать за столько лет успел побриться», – лишь появилась в моем мозгу ехидная мысль.

Но вслух ничего не сказал. Да и не смог бы. Во мне поселился страх. Я не знал чего ждать от этого человека. Друг ли он мне или все же враг? Но я уже понимал, что он точно знал, что произойдет со мной в тот день. Знал и не дал мне подсказки, как можно было все это предотвратить.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Виктор, – в его словах было что-то странное, необычное, но я не мог объяснить это. – И скажу тебе честно, ты не мог предотвратить то, что должно было произойти. Не мог тогда, – он сделал выжидательную паузу, словно подготавливал меня к тем словам, что произнесет. – Но у тебя еще будет шанс все исправить, и я могу помочь тебе в этом деле.

Он говорил об Элизабет и сам не знаю почему, но я хотел ухватиться за эту тростинку, даже если бы он предложил мне тогда продать душу дьяволу, – я согласился бы.

– Что я должен делать?

Малой улыбнулся вновь.

– Не спеши. Ты ведь даже не знаешь моего имени и тут же бросаешься тем путем, который я тебе указываю. Нехорошо идти на поводу у первого встречного, – он ехидно улыбнулся, но не было в этой улыбке ни издёвки, ни злобы, скорее в ней была добрая дружеская ирония.

Все зовут меня Малым, – продолжил он, – сам должен понять, что это лишь прозвище и свое настоящее имя я не желаю открывать ни сейчас, ни впредь.

Но все эти слова не были мне интересны. Я, как сумасшедший, желал лишь узнать, как я мог спасти свою возлюбленную. Глупо – да. Отчаянно – да. Но в тот момент мной явно двигал не здравый смысл, а лишь слабый отблеск надежды, что в будущем все может быть хорошо. И я был готов ухватиться за этот лучик, особенно после всего того, что я уже пережил, и то, что мне предстояло пройти, чтобы это ни было, меркло перед возможностью вернуть самого дорогого сердцу человека. Я был готов.

– Я слушаю.

Малой рассмеялся, но после его смех обернулся кашлем. Этот приступ продолжался буквально пять секунд, но после него его лицо приобрело бледный, почти белый, цвет. У меня создалось впечатление, что мой новоявленный спаситель смертельно болен.

– Ты должен будешь найти меня в этом месте и в этом времени, – он протянул мне небольшой листок бумаги, видно наспех вырванный из тетради. На нем неровным почерком было выведено время и координаты местности. И даже схематично была нарисована карта. – Надеюсь, объяснять, как туда добраться, тебе не нужно и ты сам справишься с дорогой, да и линзами ты пользоваться умеешь.

– А что после?

– Я укажу тебе дорогу, – Малой вновь закашлялся, но смог взять себя в руки. – Но тебе понадобится еще кое-что, что ты так вовремя оставил на хранение своей старой подруге. Надеюсь, Пса ты сможешь забрать без особых усилий.

Фигурка пса, которую я достал в одном из рейдов совершенно случайно, была мной добровольно передана Жюли, моей старой подруге, с которой я был знаком еще до всей этой котовасии с Консорциумом и открывшимся мне новым миром.

Она была мне единственным близким другом, после того как я потерял Элизабет, и только она могла выслушать меня в минуты моего отчаяния.

И если моя жизнь сложилась более-менее интересно, то ей было суждено погрузиться в саму себя и остаться навеки жить в пансионате для душевнобольных во Франции, на своей Родине, и я старался навещать её между рейдами. Она стала единственной ниточкой к моему прошлому, и я был доволен, что она вообще у меня есть. И вот про нее узнал Малой и явно сказал, что я должен буду забрать у нее фигурку пса, которую сам ей и отдал.

– А что, если я откажусь?

– Тогда мне придется найти другого человека, способного мне помочь. А напоследок я лишь скажу. Что не так важно, будешь ли ты думать о многих людях, для которых то, что ты сделаешь, обернется лишь в положительную сторону, или нет, но подумай об Элизабет, которую ты все еще можешь спасти. А я дам тебе этот шанс.

И мне не пришлось выбирать. Сердце уже все решило давно, даже не выслушав разум, который пребывал в сомнениях: довериться ли этому человеку или нет? Возможно, это было слишком импульсивно и необдуманно, но, как я уже сказал, я был готов ухватиться за этот, может и совсем крохотный и незаметный, но сколь значимый для меня, лучик надежды.

– Я согласен.

– Я и не сомневался в тебе, Виктор, – это были его последние слова.

А после, совсем уже неожиданно для меня, прямо между нами возникла линза, за которой он для меня и исчез. Я обошел ее со стороны, но его уже не было, а когда прошел сквозь линзу, – не обнаружил и следа его пребывания здесь. Он исчез, словно его никогда и не существовало.

А его появление, привнесло в мою жизнь новый виток событий, который просто обязан был вынести меня на берег к моей цели.

* * *

И вот теперь передо мной стоит все тот же Малой, только «молодой» и явно не знающий, куда его приведет судьба. Стоит и ждет, когда я отвечу на его вопрос. А в моей голове так и не созрел достойный ответ. Но он ждет, и я просто обязан ответить хоть что-нибудь. И я отвечаю:

– Нам с тобой предстоит исправить свои ошибки, Малой, – он смотрит на меня с недоумением, а я направляю свой взор на восходящее солнце. – Нас и вправду ждет рассвет!..

* * *

Февраль 2034 года. Франция, Париж.

Малой.

Так уж вышло, что с того самого момента, как я повстречал Виктора, состоятельного разговора у нас так и не вышло. Лишь изредка перебрасывались парой-другой фраз и то касательно пищи или нового варианта жилья.

Мы перебрались в Париж. Виды здесь были вполне урбанистические, но без специальной карты, которая можно сказать являлась паспортом, банковской карточкой и много чем другим по улицам города особо-то и не погуляешь.

Мне приходилось сидеть сутками напролет в номерах отеля или в комнатушках, которые удавалось снимать Виктору. Перебирались же мы с места на место каждые три дня, и причиной тому была его паранойя. Хотя, если признаться, и мне было не по себе. Я будто шестым чувством ощущал, что вот-вот в номер отеля вломятся охотники Консорциума и избавятся от меня без суда и следствия, точно так же поступят и с моим новоявленным другом.

Но ничего подобного не происходило. А дни только сменяли друг дружку.

Пробуждение под мысли вслух Виктора, завтрак, тонны рекламы в телевизоре, пара-другая книг, – большая часть которых была на французском, ясное дело, а его я волею судеб не знал, – обед, пара часов сна, мысли-мысли-мысли и ужин перед сном.

Скукота смертная. Я думал, хоть разговоры с Виктором смогут меня взбодрить, но он по большей части отмалчивался или говорил что-нибудь из рода: «Всему свое время». Но когда же наступит это время?

А когда я попытался надавить на Виктора, чтобы узнать, что он задумал, он пользовался своим предметом, – это была фигурка черепахи, перевитой змеей, – и уходил в соседний номер, и так исчезал бесследно до самого вечера или утра следующего дня. Но так и дальше продолжаться не могло и однажды я все-таки смог вывести его на разговор.

Тогда он мне и рассказал о том, что он и сам недавно сбежал от Консорциума и что он просто не мог отдать мне фигурку сурка, так как это только предстоит ему сделать. Рассказал несколько деталей своего побега, но все же основной информацией было то, что передо мной был не тот Виктор, о котором я был так наслышан и которого видел на базе Консорциума в Хранилище.

И, признаюсь, для меня это было много, что целый месяц игры в молчанку, показались для меня даже очень малым сроком. Я был обескуражен.

И даже после этого я понимал, что он рассказал мне не все, что знает. Все сказанное им было лишь крохотной частью. Вершиной айсберга.

Но большего я пока не просил. Понимал, что пока что мне не стоит этого знать. Да и Сурок ничего мне не подсказывал, а значит, поводов для тревоги не было.

Еще какое-то время я разглядывал свою вторую фигурку – Наутилуса. Забавная и в какой-то степени неуклюжая, хотя и в ней виделось мастерство ее создателя. Плавные аккуратные грани, которые вроде бы и не могли даже порезать, но на практике с тем же Сурком, я знал правду.

Способности Наутилуса так и не открылись мне, да и я не испытывал особого желания их узнать. Чувствовалась в них какая-то угроза, может и не для меня самого, но для кого-то другого – точно.

Хотя, Сурок ни о чем меня не предостерегал, значит, не видел повода для этого. Наутилуса не стоило опасаться. Но относится к нему лучше я не стал и иногда казалось, что и сама фигурка не испытывает ко мне особой симпатии.

Я изредка вспоминал былые деньки, когда я еще был в рядах Консорциума, но тут же отвлекался на что-нибудь, да на ту же рекламу из телевизора. И все дошло до того, что моя память начала меня подводить.

Я помнил всех своих друзей из своей группы на лицо, а вот имена позабылись. Я то забывал их, то вспоминал, но одного человека я помнил всегда – это была Лина. Ее лицо. Ее голос. Ее запах. Я помнил все это. Я помнил ее!

В собственные мысли я погружался часто и достаточно глубоко, что даже изредка даже не фиксировал того момента, когда возвращался Виктор с новым пакетом из магазина или новой книгой на английском для меня. Сейчас это был сборник рассказов Артура Конан-Дойля. И когда я открыл впервые книгу, Виктор ненароком обронил:

– У меня прапрадед был знаком с ним лично.

Но продолжения этой истории не последовало, а я не счел нужным пытаться выяснить, кем же именно был прапрадед известного мне охотника, а ныне ренегата, Консорциума.

И вот так вот, вполне скучно и однообразно проходили дни. Однажды я, правда, выбрался из номера отеля и рискнул прогуляться по побережью Сены и воочию поглядеть на Эйфелеву башню, а так же, если получится, заглянуть в Лувр, где и по сей день висела небезызвестная Ла Джоконда с ее вбившейся в сам разум улыбкой.

Но не успел я добраться до проспекта Гюстава Эфеля, как меня уже желали скрутить местные правоохранительные органы и я мог попасть в очень увлекательный переплет. А ведь сурок даже не соизволил меня предупредить об этом.

Но спасение пришло в лице Виктора, который только ему известным образом отыскал меня и в итоге вытащил из передряги.

И уже когда мы добрались до отеля, он прочитал мне долгую и вполне нудную лекцию, да еще и в таком тоне, словно старше меня лет на двадцать. Виктор вообще имел привычку общаться со мной как с ребенком, а я…

…я не мог сказать ему слова поперек. Просто не мог. Как будто сам понимал, что он умнее и если что случись, именно он будет выручать меня из неприятностей. Собственно, так и выходило.

После того случая мы вновь сменили место жительства. Это была квартирка на Рю Жари в доме построенном приблизительно в 2020 году.

И я мог оценить то, как безалаберно к своему делу отнеслись строители. Не прошло пятнадцати лет, – хотя может быть и прошло, мне это в точности не было известно, да я особо-то и не задавался таким вопросом, – а дом уже начал ветшать. Собственно говоря, именно из-за этого Виктор и снял здесь комнату у домовладелицы, противной старушки, которая все время что-то скрежетала на французском и испепеляла взглядом то меня, то Виктора.

Однажды я спросил у своего друга, что она вечно кряхтит, а он лишь рассмеялся и произнес:

– Считает, что мы любовники и, что бы я ей ни говорил, отказывается верить в обратное.

В этом и вправду было что-то смешное, но я не знал, как к этому отнестись, а посему и вовсе забыл, но каждый раз, когда я видел миссис Решар, улыбался ей голливудской улыбкой, а она лишь страшнее корчила мину на лице.

И так бы всё и продолжалось, если бы однажды под вечер Виктор не вернулся весь словно на иголках и прямо с порога крикнул мне:

– Собирай свои вещи, – я уже чуть ли не кинулся этим заниматься, если бы не одно «но»: вещей у нас особо-то и не было.

Одежда что на нас, запасной комплект, запасы еды на несколько дней пути, да несколько книг на случай – всё это было в наших рюкзаках. Свои предметы мы всегда хранили при себе: в кармане или подкладке.

Хотя у меня была еще одна вещица, о которой не знал Виктор, хотя мне кажется, что догадывался, – фотография с молодой девушкой, которая держит в руках сверток с первенцем.

Я не помнил, кто эта девушка, но она часто являлась мне во снах и, наверное, это было единственным, что я хотел выяснить. Единственная цель, которой я должен был достичь.

А пока, передо мной был Виктор, точно заведенный, смеряя квартирку шагами и бубня что-то себе под нос.

– Мой друг, совсем скоро мы наконец-то покинем уже осточертевший мне Париж и отправимся дальше, – он даже не глядел на меня, а просто произносил то, что ему казалось, он должен был донести до моего сведения. – Завтра мы отправимся к моей старой знакомой за одной важной вещицей.

– За чем именно? – поговорить с Виктором удавалось нечасто и каждый такой разговор я пытался поддержать по полной, чтобы хоть как-то разнообразить нашу размеренную жизнь.

Виктор остановился и наконец-то наградил меня взглядом. Но этот зрительный контакт продолжался всего пару секунд.

– За фигуркой пса, – ответил он кратко, но емко. – Я оставлял его своей подруге в свое время, и настала пора его вернуть.

– А эта подруга не будет против? Ты ведь знаешь, что предмет нельзя забрать без согласия владельца, а то иначе он не будет работать.

Виктор улыбнулся и я смог прочесть по его лицу, что он вспомнил что-то приятное из своей былой жизни.

– Уверяю тебя, Жюли не будет против и с радостью отдаст пса нам.

Я не знаю, что произошло между нами за этот месяц, но я был готов довериться своему новому товарищу полностью и безоговорочно. Чувствовал, что он ни в коем случае не предаст меня. И знал, что теперь мы вместе и должны стоять друг за друга до конца.

На мгновение я вспомнил о брате. Я знал, что он у меня был. Когда-то давно. Но, ни имени, ни внешности я вспомнить не мог. Но это греющее чувство осталось. И вот сейчас, я, забывшись на мгновение, почему-то представил, что Виктор вполне мог бы быть моим старшим братом.

Ох, что иногда за дурные мысли посещают меня. Каким братом? О чем это я?

Но все же, что-то родственное с Виктором я ощущал. Может это наши судьбы, которые похожи друг на друга как две капли воды? Хотя, как я могу рассуждать в подобном ключе, если я практически ничего о нем не знаю?

Развить мысль дальше я так и не смог, но оставил заметку на память, что я еще к ней вернусь.

– Во сколько выдвигаемся?

Виктор услышал в моем голосе задор, да я его и не скрывал, – наконец-то хоть что-то интересное вот-вот должно произойти, – и добро ухмыльнулся. Он тоже не скрывал своего удовольствия от предстоящей вылазки.

– На рассвете…

* * *

Март 2034 года. В 4-х километрах от города Грандри по трассе «D617». Пансионат для душевнобольных доктора Перье.

Виктор Вайс.

Десять лет назад в окрестностях рядом с городом Грандри был построен пансионат на деньги вкладчиков и мне ли об этом не знать, если именно мной было внесено почти 40% от общей суммы в это строительство.

И я потратил эти деньги, которые, между прочим, добыл легальным путем за пару личных заказов в сфере расследований. И, ясное дело, непосильную помощь в этом заработке мне оказали базы данных Консорциума, а так же мой личный исин.

Цель во всем этом была одна – поселить там Жюли Крэттоф, у которой под старость обострились проблемы с психикой. От нее отказались родственники и, можно сказать, бросили на произвол судьбы.

Я даже представить боюсь, что бы с ней произошло, если бы я вовремя об этом не узнал и не сделал все, чтобы ей жилось как можно лучше.

Пансионат был на попечении правительства и его неплохого бюджета, который оно так щедро вливало в самый дорогой пансионат для людей с травмами души.

Собственно говоря, именно из-за таких вот вливаний там частенько и располагались не только больные люди из самых известных и влиятельных семей, но и просто старики, которых больше некуда было пристроить. Но все остальные не особенно-то меня и волновали. Главное – Жюли.

Познакомился я с ней на приемах у Риты Эванс, которая помогала мне отойти от трагедии одиннадцатого сентября и потери Элизабет. Сначала мы просто сталкивались в коридоре, а после проходили совместные сеансы терапии в группе. Нас и объединила общая проблема – теракт башен-близнецов.

В тот злополучный день она потеряла своих родителей, да и сама уцелела лишь чудом. Но если не больно тело, то, в ее случае, оказался воспален разум.

Жюли время от времени казалось, что ее родители сидят рядом с ней, и она общалась с ними. Это были хорошие дни, но были и те, когда она вновь возвращалась во Всемирный Торговый Центр и видела смерти родных вновь и вновь. Вот и результат – помутнение рассудка.

Она стала очень забывчивой. Память часто отказывала. Возникали галлюцинации, которые лишь пугали ее ранимую душу. Но были и те мгновения, когда она, словно под гипнозом, пыталась наложить на себя руки.

И я был счастлив, что отдал ее в этот пансионат, где тщательно следили за ней и ни в чем не отказывали. Приятно знать, когда с последним оставшимся в живых близким человеком все хорошо, может и не в полном смысле этого слова, но хотя бы в том, что навещая ее, – можно увидеть улыбку на ее лице и выслушать истории, которые она сама забудет буквально через час.

И да, в моем с ней общении был один момент, который, наверное, и определил то, что нам суждено быть связанными какими-то своими странными дружескими узами, построенными на заботе и взаимопонимании. Жюли всегда помнила обо мне и обо всем связанном со мной. Словно было во мне что-то, что не позволяло ей забыться окончательно. И это стоило нашей с ней дружбы.

Мы подъехали с Малым на робо-такси, которое больше всего похоже на два мягких сидения с колесами. Руля и прочей атрибутики попросту нет. Да они и не нужны. Все управление на чудо робототехнике. Но, как выразился Малой: «Это больше похоже на диван-такси». И я был с ним полностью согласен. Таких такси во всей Франции было штук пятьдесят. Ездили они не шустро, да и сам исин, который по факту в этом времени еще назывался спутником, иногда тупил и колесил кругами. В общем, о скорости ни шло и речи. Зато с комфортом.

А самое главное в том, что технологии уже осваиваются. Хотя вернее сказать, пускаются в люди. Ибо долгое время после создания исинов, в особых кругах было некое правило, запрещающее использование спутников в каких-то устройствах, что те могут привести к смерти своих хозяев. Но это уже в прошлом и спутники встраивали почти во все, что только на глаза попадется.

Мы должны были ехать даже с учетом пробок на дорогах, которых, кстати, было и не так много, всего четыре часа, но из-за каких-то неисправностей в спутнике робо-такси, наша дорога заняла целых шесть с половиной часов. И, скажу честно, если бы не условия в этом такси, я уже спустя час волком бы взвыл. А так, удалось даже немного поспать.

Проснулся я от толчка Малого, который, как и я сонно протирал глаза.

– Кажись, добрались, – протянул он сквозь зевок.

Робо-такси само открыло дверцы и мы, без всякого желания, выбрались наружу. Я видел пансионат не впервые, и он уже был не способен меня удивить, но на моего друга он, кажется, произвел впечатление.

Само здание предстало перед Малым большим белоснежным изваянием из стеклянных матовых панелей, которые при солнечном свете становились почти белыми и пропускали только необходимую долю света.

И только в ночи или сумерках, они становились прозрачными. Интересный дизайнерский ход, но мне он никогда не нравился, хотя надо отдать должное дизайнеру, – всем остальным это произведение искусства нравилось так сильно, что были прецеденты того, что вполне здоровые и молодые люди желали снять здесь комнату на выходные или даже на месяц.

На крыше пансионата стояли резные статуи, изображавшие разные картины из ветхого и нового заветов. Я подобное никогда не ценил и относился с долей скептицизма, но никогда не сомневался в Вере других и не пытался их переубедить или заставить разуверить. Вера – дело личное и каждого отдельно.

За зданием находился обширный участок с беседками, небольшими садиками с ручейками, озерцами и прочим, что легко можно было отнести в категорию «ландшафтный дизайн».

Весь внешний облик пансионата создавался только для того, чтобы внушить эффект спокойствия и благополучия. Эффект расслабленности и умиротворения.

Внутри же все было кардинально другим. Спортивные залы. Массажные кабинеты. И прочее, прочее, прочее. Все для людей и от людей.

Мы вошли внутрь, и ко мне тут же подбежала молодая девушка, которая дружелюбно улыбалась и была запахнута в белый халатик.

– Bienvenue à nouveau!– промурлыкала девушка. – Puis-je vous aider?[1]

– Mon nom est Victor Weisz et je tiens à rendre visite à son service, – произнес я и тут же увидел удивление в глазах девушки. Она просто пожирала меня взглядом. Скорее всего, еще одна девочка, которая очень хочет найти богатенького папочку и жить без забот. А здесь еще и появлюсь я, человек, который вложил достаточно большую часть денег в строительство этого самого пансионата. – Je peux voir Julie Krettof?[2]

– Oui, bien sûr, Monsieur Weisz, – тут же защебетала «охотница». – Elle est aujourd'hui une promenade dans les jardins. Je vais vous montrer, – и только сейчас она заметила Малого, который ни черта не понимал из нашего с ней разговора, – et votre partenaire[3].

– Ne soyez pas. Je me connais très route[4].

Мои слова тут же отозвались эмоцией на лице девушки. Смятение и разочарование. Но лишь на секунду, а затем вновь улыбка, но сейчас уже натянутая, словно маска.

– Monsieur Weisz, si vous avez des questions - contactez-nous![5]

– Immanquablement[6], – отозвался я и зашагал к заднему выходу, ведущему в сады. Малой следовал за мной.

В саду Малой задержался еще на какое-то время, разглядывая чудеса, которые сотворил дизайнер. Я лишь мельком обратил внимание на трель какой-то птицы, сидящей на карнизе.

Но только я на нее глянул, как она скрылась за зданием пансионата. Отчего-то все, что меня окружало – начинало меня раздражать. Стало противно, что я вложил свои деньги во все эту «красоту».

Но все мои негативные мысли тут же были развеяны, как только я увидел ее.

Жюли. Уже старушка, сидящая в инвалидном кресле. Ноги скрыты под пледом, а ручки лежат на нем. Глаза прикрыты и, кажется, она спит. Даже тревожить ее, как-то не хочется.

Можно просто сидеть рядом и смотреть, как спит старушка, более не знавшая невзгод.

Но как только я сел напротив нее, на скамейку, ее веки разомкнулись, и она глянула сначала на меня, а после на Малого. Вернула взгляд на меня и улыбнулась, но как-то устало что ли.

– Victor, – произнесла своим дрожащим голосом, хотя в молодости он был у нее таким звонким и задорным. Но время берет свое. – Vous êtes venu, mon ami. Et là, je suis assis et d'attendre pour vous[7].

Она улыбнулась вновь, и усталость с ее лица как рукой сняло, а в глазах появился детский беззаботный и до одури счастливый огонек.

– Pourquoi avez-vous été si longtemps était-ce?[8] – а вот в ее голосе появились нотки обиды, но столь мимолетные, что их можно было и не заметить.

Даже в свои пятьдесят девять лет Жюли была красавицей. Кожа гладкая с лишь небольшим намеком на морщины. Волосы, правда, поседели, но даже среди белых волосков появлялись все те же каштановые.

– Désolé, – говорю я и беру ее руки в свои. – J'étais occupé au travail[9].

И вновь улыбка. Она аккуратно достает свою ручку и тянется к вороту своего свитера, – утро выдалось прохладным, – и потянула за цепочку, что висела на шее. И совсем скоро в ее руке появилась фигурка пса, которую я ей передал пару лет назад.

– Vous avez été à la recherche de ces mignons petits animaux?[10] – голос у нее такой невинный, что тут просто нельзя ответить ложью. Детям нельзя врать, а ведь она именно ребенком и была. Возможно, тело ее и было старо, но разум, пусть и воспаленный травмой, – это был разум ребенка.

– Oui, c'est eux que je cherchais[11].

Она сжимает фигурку пса и что-то видит. Я не могу знать, что именно, но догадываюсь, что она смотрит в моё прошлое.

Со способностью Пса я был знаком и прекрасно понимал, что так Жюли могла узнать намного больше, чем просто пребывая каждое утро в этом кресле в саду.

С фигуркой пса она оживала. По-своему, но оживала.

Хотя у предмета была своя цена. Жюли совсем забыла английский и всю свою жизнь в США, до инцидента с вирусом «Армагеддон».

И я был готов заплатить такую цену, если ей стало легче в чем-то другом, и это было именно так. Она стала запоминать какие-то события из жизни пансионата. Вспоминала книги, которые прочла за свою жизнь и многое другое.

Но совсем скоро, мне придется вернуть ее к забытию.

Мне еще предстоит извиниться перед Жюли, но ведь это все ради Элизабет. Жюли должна это понять. Нет, она обязательно поймет и скажет: «Иди! Она тебя ждет!»

Долгое время мы сидели вместе, и она рассказывала мне разные истории. О соседке, которая в молодости была талантливой актрисой. О докторе Перье, который назначил ей очередную процедуру. О том старичке, что живет в палате «248» и вот в данный момент пытается пробежать кружок вокруг небольшого футбольного поля. Он присылал ей цветочек.

Как мне не хватало этих, с одной стороны, глупых историй, а с другой – таких жизненных. Не хватало Жюли, вечно рассуждающей обо всем, что ее окружало и этом взгляде, который всегда направлен в небо, чтобы увидеть солнце и понять, что даже этот день прожит не зря.

Эта не ясная мне старческая философия жизни, которая кажется такой медлительной, но с возрастом появляется другой термин: «рассудительной».

Малой же нас почти не слушал, да он нас и не понимал, поэтому он внимательно читал какую-то книгу, которую на всякий случай захватил с собой.

Да и Жюли до него не было никакого дела. К ней вновь приехал я, и это был повод праздновать. Нет, не так, как представили бы многие. Праздновать можно и в душе. Тихо, чтобы никто не мог услышать, но так радостно, что улыбка даже при явном усилии не сползет с твоего лица.

Именно такой и была Жюли. Даже в старости и с болезнью, она оставалась живой!

Но все рано или поздно должно закончиться и наша с ней встреча должна была подойти к концу. Мне даже ничего не нужно было говорить. Жюли понимала всё сама.

– Il faut y aller, Victor. J'ai été très heureux de vous voir[12].

А я сидел и смотрел на нее. Я не мог что-либо сказать. А ведь я приехал сюда за фигуркой пса. Я должен был его забрать ради Элизабет. Но я не мог оставить свою лучшую подругу в беспамятстве. Но Жюли, словно прочла это у меня в глазах и вложила фигурку мне в руку.

– Il a besoin de vous plus que moi. Le chien a rendu service à moi et il est temps pour vous servir. Allez, Victor. Elle attend pour vous. je sais[13].

Я только и смог, что выдавить из себя:

– Merci[14].

Она вновь улыбнулась и похлопала меня по руке.

– Aller[15].

Мне было очень тяжело, но я поднялся.

Улыбнулся ей напоследок и не сказал этого страшного «Прощай!», так как в глубине души надеялся, что увижу ее вновь.

Но понимал, что вряд ли наша встреча состоится еще раз.

А она смотрела так, словно и не думала о том, что мы больше не увидимся, хотя по ее же словам понял, она знала это еще тогда, как только я пришел сюда.

Она знала больше, чем говорила или показывала. Но этот взгляд я, наверное, никогда не смогу забыть.

Провожала меня и знала, что больше не увидит, но делала это так, что в душе оставалось это маленькое зернышко надежды.

И чувствовалось, что оно вырастет в прекрасный цветок нашей новой встречи. И я никогда не отпускал от себя эту надежду, хотя и знал, что все будет не так, как нам того хотелось бы.

Малой поднялся следом за мной и когда мы уже уходили, я услышал, как звонкий голос Жюли, словно вернувшийся из молодости, читает стих о любви:

Дата добавления: 2015-08-05