Дипломатическая цусима

Неудача в Лондоне серьезно ослабила позиции Извольского, который оказался под огнем острой критики со стороны коллег по правительству. Идя на переговоры с Эренталем, глава российского дипломатического ведомства не по­свящал в свои планы Совет министров, на что формально имел право, отвечая непосредственно перед императором. Однако как только П. А. Столыпину стало известно о результатах встречи в Бухлау, он выступил против действий Извольского.

Сделка с Австро-Венгрией неизбежно подрывала авторитет России у славянских народов Балкан. Российская дипломатия мог­ла лишиться важной опоры в осуществлении своих планов в этом регионе. Русско-австрийское соглашение не снискало бы популяр­ности и в общественном мнении России. Традиционно оно сочувст­вовало балканским славянам. Такой настрой еще более усилился в результате настойчивой пропаганды "объединения славянства" против "наступления германизма", которую повели в печати во время Боснийского кризиса кадеты, октябристы, прогрессисты, умеренно-правые.

П. А. Столыпин не сомневался, что аннексия Боснии и Герце­говины вызовет недовольство в большинстве балканских государств и в Турции. Тогда Россия получит хороший шанс сплотить их под своим руководством на основе общего непризнания аннексии. В ре­зультате расстановка сил на Балканах коренным образом изменится в пользу России, а улучшившиеся отношения с Турцией позво­лят договориться с ней о пересмотре режима проливов.

Замысел Столыпина был заманчив, хотя имел немало слабых мест. Политическая ориентация правительств балканских государств и Турции была неустойчива, они конфликтовали между собой, вдо­бавок Россия не могла позволить себе балансировать на грани вой­ны с Австро-Венгрией.

Столыпин привлек на свою сторону большинство министров, однако Извольский продолжал настаивать на соглашении с Веной. Николай II от ответственного решения уклонился. Он одобрил пред­ложения Столыпина и в то же время разрешил Извольскому про­должать усилия по реализации договоренности в Бухлау.

На фоне сумятицы в российских правительственных сферах Венский кабинет действовал быстро и решительно. Чтобы избе­жать обвинений в одностороннем нарушении Австро-Венгрией ста­тус-кво на Балканах, Эренталь побудил болгарского князя Ферди­нанда провозгласить полную независимость Болгарии, прежде счи­тавшейся вассалом Османской империи. А через день, 24 сентября (7 октября) 1908 г., Вена официально возвестила о присоединении Боснии и Герцеговины.

Извольский был поставлен перед свершившимся фактом, при­чем Эренталь не преминул публично заявить о полученном в Бух­лау согласии российского министра иностранных дел. Извольский поспешил разъяснить в печати, что был готов признать аннексию только при условии созыва международной конференции, на кото­рой следует договориться о компенсациях для Турции и балкан­ских государств. О проливах он теперь умалчивал, помня о реакции Лондона. Такая программа конференции была поддержана Англи­ей и Францией, но отвергнута Австро-Венгрией и Германией. Они соглашались только на формальную санкцию великими державами произошедшей аннексии.

Планы Извольского терпели окончательное крушение. В кон­це октября 1908 г. Столыпин убедил царя провести специальное заседание Совета министров для определения дальнейшего курса балканской политики и добился на нем одобрения своей линии. Было решено воздержаться от признания аннексии Боснии и Герцегови­ны и сделать основную ставку не на переговоры с Австро-Венгри­ей, а на сближение с Турцией, Сербией, Черногорией, которые рез­ко протестовали против действий Вены.

Однако и на этом пути российская дипломатия успеха не дос­тигла. В начале 1909 г. произошли серьезные перемены в составе младотурецкого правительства. Новые руководители считали стра­тегическим союзником Османской империи австро-германский блок. Они прекратили переговоры с Россией, зато быстро достигли со­глашения с Австро-Венгрией об отказе Турции от прав на Боснию и Герцеговину в обмен на денежную компенсацию.

Уладив дела в Константинополе, Венский кабинет под угрозой войны потребовал безоговорочного признания аннексии от Сербии и Черногории. Австрийские военные приготовления были демонст­ративно поддержаны Германией. Чтобы противодействовать авст­рийской политике, царское правительство пыталось заручиться помощью английской и французской дипломатии, но Великобрита­ния и Франция не были готовы к конфликту с Германией и совето­вали пойти на уступки.

8 (21) марта 1909 г. Германия в ультимативной форме предло­жила России немедленно одобрить присоединение Боснии и Герце­говины к Австро-Венгрии и принудить к тому же Белград. В про­тивном случае австрийские войска были готовы напасть на Сербию. Положительный ответ Петербургского кабинета означал очевидное и серьезное внешнеполитическое поражение, "дипломатическую Цусиму", как говорили современники. Однако выбора не было. Рус­ская пресса, не скупившаяся в начале кризиса на решительные заявления, заметно сбавила тон. И правительство, и поддерживав­шие его политические силы — от кадетов до правых — были едины во мнении, что война (а по другому защитить Сербию было невоз­можно) несвоевременна и опасна для России. Германский ультима­тум был принят. Россия и по ее совету Сербия признали австрий­скую аннексию на Балканах.

Потсдамское соглашение 1911 г.

После Боснийского кризиса отставка Извольского была предрешена, причем "германофилы" связывали с ней надеж­ды на коренной поворот в российской политике в сторону Берлина и Вены. Боснийский кризис, по их мнению, обнаружил несостоя­тельность опоры на Великобританию и Францию и продемонстри­ровал могущество Германии и Австро-Венгрии. Однако Столыпин при поддержке большей части министров и октябристско-кадетского большинства Думы решительно воспротивился передаче МИД в руки сторонников восстановления австро-русско-германского союза.

Столыпин убедил Николая II избрать в преемники Извольско­му посланника при Папском престоле С. Д. Сазонова. Сазонов пре­жде не занимал видных постов в МИДе, зато хорошо знал Столы­пина (они были женаты на сестрах) и пользовался его доверием. Столыпину нужен был министр, который проводил бы его линию.

Назначенный в 1909 г. товарищем министра, а на следующий год — министром С. Д. Сазонов оказался способным и деятельным руководителем. Он довольно быстро приобрел необходимый опыт в управлении министерством и авторитет в глазах императора и выс­ших правительственных чиновников. Из креатуры Столыпина Са­зонов превратился в самостоятельную политическую фигуру. Он не только сохранил за собой министерское кресло после убийства Сто­лыпина, но и сыграл важную роль во внешней политике страны накануне и в ходе первой мировой войны.

Новый министр был осторожнее своего предшественника в постановке ближайших задач, однако общий курс в первые годы министерства Сазонова оставался неизменным. Сохранялись приоритет ближневосточного направления, опора на "Тройственное согласие" с Францией и Англией. Но при этом Сазонов, в полном согласии с мнением Столыпина, старался избежать опасной кон­фронтации с австро-германским блоком.

Во время очередного острого столкновения между Францией и Германией летом 1911 г. из-за Марокко Россия приложила нема­лые усилия, чтобы помочь конфликтующим сторонам достичь ком­промисса. Были также предприняты меры по стабилизации ситуа­ции на Балканах после Боснийского кризиса. В начале 1910 г. Рос­сия и Австро-Венгрия выступили с совместной декларацией о со­хранении в дальнейшем статус-кво в этом регионе. В Петербурге не слишком верили австрийским обещаниям, но рассматривали подписанный документ как необходимую обеим сторонам передышку.

Дата добавления: 2015-08-03