Плясовая песнь

Однажды Заратустра проходил с учениками своими через лес; и в поисках источника вышел он на зеленую лужайку, окаймленную деревьями и кустарником: там танцевали девушки. Узнав Заратустру, они оставили танец свой, но он подошел к ним с приветливым видом и сказал:

"Танцуйте же еще, милые девушки! Не противник забав со злым взглядом пришел к вам, не враг девушек.

Я – заступник Бога перед дьяволом, который есть Дух Тяжести. Как могу я, быстроногие, не любить божественные танцы? Или красивые девичьи ножки?

Правда, я – лес и ночь темнеющих деревьев: но кто не страшится мрака, тот найдет и кущи роз под моими кипарисами.

И встретит маленького бога, что всех милее девушкам: тихо покоится он у источника, смежив веки свои.

Вот как, среди бела дня уснул он, ленивец! Верно, набегался всласть за бабочками?

Не сердитесь на меня, прекрасные плясуньи, если я слегка накажу маленького бога! Конечно, будет он кричать и плакать, – но он такой забавный, – даже когда плачет!

И со слезами станет он упрашивать вас, чтобы вы станцевали; а я спою под ваш танец:

плясовую песнь в насмешку над Духом Тяжести – высочайшим и всесильным демоном, про которого говорят, что он "князь мира".

Вот та песня, которую пел Заратустра, пока Купидон и девушки танцевали:

"О Жизнь! Заглянул я недавно в глаза твои, и мне показалось, что погружаюсь я в непостижимую глубь.

Но золотой удочкой вытащила ты меня и насмехалась надо мной, когда я называл тебя бездонной.

"Так говорят между собой все рыбы, – отвечала ты, – которые не могут достичь дна; все, что слишком глубоко для них, зовут они бездонным и недостижимым.

Но я лишь изменчива и своенравна, и во всем я женщина, и отнюдь не добродетельна.

И хотя вы, мужчины, называете меня и "глубокой", и "вечной", и "таинственной";

но всегда вы одариваете нас своими собственными добродетелями – эх вы, добродетельные!"

Так смеялась она, недоверчивая; но не верю я ей и смеху ее, когда она злословит о себе самой.

А когда с глазу на глаз говорил я с дикой мудростью своей, она гневно сказала мне: "Ты желаешь, стремишься и любишь – и потому только хвалишь ты Жизнь!".

Чуть было тогда не ответил я зло и не сказал ей, разгневанной, правды; а нельзя ответить злее, чем сказав правду мудрости своей.

Так обстоит дело между нами троими. От всего сердца люблю я одну только Жизнь и, поистине, больше всего тогда, когда ненавижу ее!

Но то, что расположен я к мудрости, и часто даже слишком расположен, – все это оттого, что очень уж напоминает она мне Жизнь!

Глаза Жизни у нее, ее усмешка и даже ее золотая удочка; что я могу сделать, если так похожи они?

И когда Жизнь спросила однажды: "Кто она, мудрость твоя?" – я с жаром ответил: "О! Мудрость!

Жаждут ее и не могут насытиться, проникают взорами сквозь покровы, пытаются поймать в тенета.

Красива ли она? Почем я знаю! Но и для самых бывалых карпов она служит приманкой.

Изменчива и упряма она; не раз видел я, как кусала она себе губы и гребнем нарочно спутывала волосы.

Быть может, зла она и лжива, и во всем – женщина; но и когда злословит она о себе, даже тогда кажется самой обольстительной".

Когда сказал я это Жизни, та зло рассмеялась и закрыла глаза. "О ком говоришь ты? Не обо мне ли?

Даже если ты прав, – разве говорят такое прямо в лицо! Но поведай мне теперь о мудрости своей!"

Ах, ты снова открыла глаза, о возлюбленная жизнь! И вновь кажется мне, что погружаюсь я в неизмеримую глубь".

Так пел Заратустра. Но когда танец закончился и девушки разошлись, опечалился он.

"Солнце давно уже село, – сказал он, наконец, – на луг пала роса, от лесов веет прохладой. Что-то неведомое окружило меня и задумчиво смотрит. Как! Ты еще жив, Заратустра?

Почему? Зачем? Для чего? Где и как? Не безумие ли – еще жить?

О друзья мои, это вечер вопрошает во мне. Простите мне печаль мою!

Настал вечер: простите мне, что настал он!"

Так говорил Заратустра.

Дата добавления: 2015-07-24